#крики с того света

[unabashedwitchnut]

Крики с того света

В 2010 году французские власти выкопали труп женщины, похороненной на одном кладбище, и перезахоронили его на другом, поскольку призрак этой самой женщины не давал по ночам спать людям, живущим рядом с погостом. 61-летняя Ивонн де Лион была похоронена на кладбище городка Фер летом 2010 года, а уже спустя несколько дней после этого в мэрию начали поступать жалобы от горожан, недовольных тем, что…

[igrofox]

[previous_next]

Подхватив девушку на плечо, Брэдли унес ее в пустую комнату, под восторженные крики одногруппников.

-Это было не очень вежливо, но довольно возбуждающе. - поправив одежду, белокурая красавица посмотрела на своего похитителя - и что же нужно от меня самому Брэдли Стэнфилд?

Оперившись на дверь, тем самым не давая ее открыть и предотвращая побег собеседницы. -Расскажи мне о том с кем ты видела Коула в подсобке?

-Коула? Это еще кто такой? -невозмутимо удивилась девушка и уселась на имеющийся в комнатке диван.

-Брюнет с серыми глазами, с Фионой таскается везде. -продолжая подпирать дверь, Брэд следил ща каждым движением и эмоцией девушки.

-А ты об этом парнишке. -промурлыкала Ева доставая из заднего кармана вейп -Ну видела его с Дэкстором с моего потока, кажется дня три назад. -выпустив небольшой клубок дыма, не меняя интонации, кокетливо посмотрела на собеседника -Никогда бы не подумала, что парень может так прогибаться.

С каждой секундой жилки на висках парня пульсировали все сильнее. Его бесило все: сама ситуация, слухи, Ева -*никогда не любил девушек с подобной манерой общения.* - но желание разобраться в ситуации было сильнее -что конкретно ты видела? Уверена что это был именно Коул?

Скрестив руки и откинувшись на спинку, девушка недовольно надула губы -Я дура чтоли говорит о том в чем не уверена? Это точно был он. Фи говорила что у это парня есть тату справа, внизу живота, то ли узор какой, то ли надпись, не помню точно. - девушка на секунду задумалась и вспомнив что-то резко повернулась к Брэдли -Там была надпись на испанском! Не помню, как переводиться, но Фи говорила что это что-то типо признания. -Задумавшись, рыжий вспомнил, что Коулу нравился испанский. -А на счет того что я видела... Тебе вкратце или подробно?

-Просто расскажи все как было. -холодный ответ напомнил с кем Ева ведет беседу.

-Я зашла взять тряпку, так как соседка разбила мои духи, и услышала шорох за железными шкафчиками, света как обычно там нет и от того что попадает от двери я заметила только часть тату Декстера, темные волосы и тату на животе у второго парня. В тусклом свете его глаза как-то жутковато блестели. Как ты его назвал... Коул? Так вот пока я приглядывалась он стоял на коленях и он точно заметил меня тогда. Но его видимо это не смутило и он тут же встал и, знатно прогнувшись в пояснице, прижался грудью к стене и судя по стоном которые я услышала....

-Хватит! -резко прервав девушку, Стэнфилд сдерживался из последних сил, чтобы не пойти крушить все на своем пути -Можешь валить.

-А как же спасибо? -Я сказал, можешь валить от сюда. - пропустив девушку обратно к шумной компании, Брэдли не знал что он испытывает. Его захлестывал гнев и обида, при этом в груди все сжималось от того что он снова доверился тому, кто бросил его однажды.

[microtyalm13]

just some dude... guy.. from my dream that i had back in november. i made that dream into a whole ass setting;,,) but info about it is gonna be in russian for now... i don't have the strength to translate it yet...

ахтунг дангер: бодихоррор... да и всё? ошибки ещё могут быть. не ручаюсь за эт.

во время постройки дома для одной важной особы, нанятые рабочие при установке фундамента здания наткнулись на странные кирпичи, расписанные таинственными символами. демон, в тот момент проводивший мини-экскурсию для близких знакомых важной особы, дизайнеров и архитекторов, заметил переполох но не успел вовремя остановить рабочих, и те проломились сквозь кирпичную кладку. кирпичи посыпались вниз, открывая вид на зияющий туннель, ведущий прямиком вниз. беспросветная, глубокая дыра в породе, со дна которой начало доноситься гудение. в мгновение, вверх выстрелил луч света, устремившийся в небо, ослепляя всех. земля под ногами затряслась от мощности и скорости луча, больше кирпичей попадало в туннель, уволакивая за собой почву, камни, и пару сбитых с толку рабочих, которых до этого поразил свет, расплавляя их кожу. остальным, не тронутым светом, удалось сбежать и обратиться за помощью, после чего само место начало охранять местное правительство, а то, что происходит за ограждениями теперь окутано неприятной, мрачной тайной. то, что находилось под кирпичами точно должно было оставаться запертым. но в ходе исследования выдвинули теорию о том, что свет (через неделю наконец погасший) является живым органом, и тем, что защищало дно туннеля. а располагалась там узкая трещина, ведущая... в мир, заходя в который, тебе кажется, что твои зубы вибрируют и поют, а глаза распознают больше цветов. мир, который устроен как живой организм, а ты попала в сам центр пищеварительной системы. там ты вирус, от которого всеми силами попытаются избавиться, или, по крайней мере, остановить от повторного визита. пять нанятых, опытных исследователей спустились вниз по вертикальной "шахте", после того как убедились в том, что свет после внезапной вспышки ослаб, и не был способен атаковать их. они не задержались за границей другой реальности надолго. совсем скоро отчаянные крики двух людей доносились с глубины, и когда их вытащили обратно... их было не узнать. их поместили в карантин, а в ходе медицинского обследования выяснилось, что у обоих бесследно пропали некоторые из костей и суставов. лёгкие были выжжены вместе с волосами, слизистые приобрели странный оттенок, пигментация кожи нарушена. у одного появилась третья рука, пытающаяся выцарапать себе проход в живот пациента. у второго начался психоз и при каждом упоминании туннеля возникали приступы ярости. пошли слухи, что их подготовка и снаряжение были минимальными, совершенно не подходящими, а само погружение организовано наспех. новости о неудачной разведке быстро навели тревогу, репортажи для телевизионных каналов и интернет-заголовки клепались чуть ли не каждый день, а толпа журналистов и зевак около места происшествия не унималась, хоть и была под контролем. было принято решение собрать новую команду, в этот раз приготовив усовершенствованное оборудование. где сейчас демон из начала? его наняла в качестве правой руки та самая важная особа. по его нервной улыбке, медленно сползающей с каждой секундой усиливающегося гудения, можно было сразу сказать, что он что-то знал. сама персона теперь стояла в главенстве организации следующей операции, и после долгих уговоров и обещаний, к команде присоединилась её старая, но очень хорошая знакомая - исследовательница в отставке, которая отстранилась от данной работы после достаточно травмирующего инцидента в прошлом. исследовательница была ещё совсем юной, но амбициозной, подающей огромные надежды. всё более тяжёлые миссии вскружили ей голову, и она откусила больше, чем смогла проглотить. но если кто и доберётся до хоть какого-либо заключения, то только она, в лидерстве ведущая её команду в пасти лихорадочного сна, что приняло форму неизведанного ранее мира.

[mydeepdarkness]

Раны

Один раз я ранила тебя. Продырявила тонкие стенки кокона, из которых исходил невероятный свет. Он был таким бархатным, мягким и вкусным. Хотелось бы мне верить, что это всё - чистейшая правда. Только, когда я прорвала его, тьма начала вытекать наружу, заполняя пространство. Обвив мои руки, она стремилась липкой гадостью к носу и горлу, заставляя меня задыхаться в противной вони. И если это всё неправда, то это самый необычный сбой. Хотя, скорее, это всё предначертано судьбой. Если же её не существует, то, может, Боги разгневались на наши жизни и превратили их в ад. По крайней мере, я готова бежать в любую секту, лишь бы попытаться заткнуть эту чёрную дыру внутри тебя. Ох, в неё уходило всё: деньги и время, подарки и фотографии, путешествия и секс. Но она будто никогда не могла приблизиться к той самой отметки "стоп". Её невозможно зашить. От тебя сочатся только крики, ссоры и скандалы, будто я в твоих глазах бесчеловечный кусок дерьма. Словно я хуже убийцы, насильника, Дьявола. Ты готов прощать всем любую оплошность, подстраиваться под их полтора аргумента, а я хуже самой безнадёги. Словно меня и того света вокруг твоего кокона никогда не существовало. Будто я живу по совершено другим правилам, никогда раньше не приближаясь к твоему внутреннему мягкому миру. Словно я по ту сторону зеркала. Лишь чьë-то уродливое отражение, не имеющее своих мыслей, чувств и голоса. Если бы весь мир обернулся против меня, то ты - в самом первом ряду, вскидываешь вверх величественный огонь, в котором отражается моё испуганное лицо. Ты готов сделать самый первый критический удар, что в крошки превратит мой череп одним только твоим сапогом. Твоё лицо истощает самые потаённые и страшные желания людей, которые способны самым бесчестным способом нанести увечья. Ох, как ты хочешь меня убить в такие минуты. А я же как испуганный дикий зверь. Как мелкая пылинка, вылетевшая в твоём чихе. Как грязь из-под ногтя, надоевшая заноза, истерзающий звук, ненавистный враг, дипломная работа в последние сроки сдачи. Я - чистейший сгусток твоей чёрной как смоль слизи из того кокона, откуда сочатся наружу, сквозь сжатые до боли зубы, наиужаснейшие слова, переплетённые с невероятно негативными эмоциями. Такая энергетика таится в таком маленьком, относительно, конечно, очень многих вещей, человечке. И как же сильно ты меня любишь, что готов бороться с такой обжигающей ненавистью внутри себя? Не смотря на всë это, ты продолжаешь гладить меня по струистым волосам тёмными ночами. И это меня пугает.

[aikonajm5]

Fem!OC reader [OC: fem!Harry Potter] x Fem!Tom Riddle

0-Глава: Пролог

[0]-Глава/[0.5]-Глава/[1]-Глава/[2]-Глава(скоро)

A/H: Предупреждения: Тут будет много дерьма! Возможно вам не понравится, возможно нет. Просто хочется мне поделиться своим творением с теми людьми которым Возможно понравится больше.

Том Марволо Реддл:— Тэмми Марволо Реддл

Гарри Джеймс Поттер:— Генриетта Энни Лопес

—Примечания: Обычно женскую версию Гарри делают по разному. И я вот подумала, а может стоить попробовать сделать так что Гарри вела себя как старшая сестра.

—Если что используйте Google переводчик на браузере, она автоматически все переведёт. Может не все, но в каком-тосмысле немного понятно.(П.с я так всегда делаю.)

Приятного чтение ребят!)

А/Н: Арт рисовала сама) если вы уже видели такую обложку а вот автор [ Aikon_MJ5 ] то поздравляю ребят. Я теперь есть и в Tumblr!^^

—Если вам сейчас трудно понять. То поймёте со временем. Удачи)

Pov: [Т/И] [Т/Ф]•*⁀➷

Всем привет кому не лень, вы уже знаете как меня зовут. Судя по тексте сверху с Пов; Т/и и.т.д.Короче говоря, я здохла! Мм да… пишу вам с того света. И если вы найдёте мою квартиру, то я заявляю что все имущество, деньги и.т.п я возглавляю и отдаю его своему трупу XDЛадно шутка. Естественно отдам кому-то из оставшейся семьи или какому-никому пожертвованию. Ну если смогу конечно.Честно скажу, я слишком, СЛИШКОМ долго нахожусь в пустом месте. Ну за исключением каких-то табличек, шаров, метеоритов и немного звёзд. (Что немного успокаивает.)А теперь! Как я умерла?Все просто! Меня застрелили ни за что! Просто пошла в магазин, купить все необходимое, и проходила мимо каких-то странных людей, ну и передомной находились ещё два чувака. У одного из них как я помню, был диск а что он говорил я не знаю. Мне было не до этого пока я не услышала выстрел и не упала, и скажу честно, это было больно поначалу. Когда вы болеете и лежите тяжело дыша, вот что-то подобное.Я думаю… что в конце меня ждёт какой-нибудь сюрприз. Надеюсь я доживу или дотерплю до этого…

Pov: ! •? Ничей °•*⁀➷

Было темно, холодно и метель на улице. В каждом доме был зажжен камин добавляя тепло и уют для людей. Но вот один из домов был намного громким и шумным, были слышны женские крики, а также быстрые шаги по деревянному полу. Женщина лежала на кровати тяжёло дыша а также крепко схватившись за руку своего мужа который сидел рядом и успокаивал.Женщина которая принимала роды и помогала, была акушеркой. Её лицо ничего не выражала а вот её голос и настрой был холодным как метель на улице. Мужчина и две женщины сзади помогали ей, кто-то приносил и менял тряпки а кто-то менял воду а третий помогала акушерке и слушала её и делала все что ей требовалась. Все были на взводе а Женщина на кровати старалась дышать, но из-за боли она краснела и плакала и держала руку своего мужа настолько сильно что тот даже начал думать что ему сломают руку.

Акушерка: «Тушся дорогая! Тушся!»

Она была холодна и строга, двое мужчин начали даже волноваться ещё больше чем оно и так есть.Женщина закричала из-за всех сил что голос начал хрипет. Всё были в панике кроме акушерки, её взгляд был устремлен там где уже начал рождаться ребёнок. Акушерка старалась помочь как можно нежнее чтобы не причить вред будущей матери и новорождённой дитя. Она тоже волновалась но не показывала виду. И вот наконец… Наконец-то они услышали заветный детский плачь и крик, все прислушались новому голосу, мужчина и женщина наконец-то стали родителями, отец выдохнул с облегчением что он возможно мог упасть в обморок а женщина слабо улыбнулась и начала плакать, трое людей сзади акушерки тоже были счастливы и начали что-то бормотать друг к другу на испанском. Недавний холод на лице акушерки распалась и она тоже заразилась улыбкой, она выдохнула с облегчением не смотря на то что ребёнок сильно плакал и был весь в крови.Акушерка внимательно посмотрела на дитя и отрезала то что нужно. Она быстро приобрела холодное лицо и приказала троим принести тёплую воду как можно быстрее что те и сделали, доделав всю необходимую процедуру, наконец-то акушерка объявила пол ребёнка.

Акушерка: «Поздравляю вас с огромным счастьем! У вас девочка! И она цела и невредима, вы молодцы, вы хорошо о ней позаботились!»

Мать и отец широко расспахнули глаза, мать расплылась в мягкой и счастливой улыбкой а вот с отцом было все наоборот. Тот начал трястись и тревожно улыбнулся.

Отец: «В-вы ведь шутите да? Случайно не мальчик? Может пересмотреть надо?»

В комнате время будто застыла, все смотрели на отца ребёнка, акушерка косо и с отвращением посмотрела на него, явно понимая что происходить, она естественно все пересмотрела и дала свой окончательный ответ что ребёнок девочка, на что отец начал злится.

Отец: «Нет, нет, нет! Я не могу это принять! Это какая-то ошибка! Точно! Это просто ошибка!»

Мать была ошеломлена этими словами и с холодным лицом посмотрела на своего мужа как и все остальные.

Мать: «Ч-что?.. что ты сказал? Ошибка? Ты хочешь сказать что я тут убивалась и ко всему прочему ещё наконец-то родила ЗДОРОВОГО ребёнка! Ты говоришь что это ошибка потому что она ДЕВОЧКА?! К-как ты… как ты смеешь что-то подобное об этом заявлять?!»

Отец вздрогнул от тона своей жены. За всю их брак был самым прекрасным и спокойным, а жена никогда не поднимала ТАКОЙ тон, разве что изредка но не настолько долго. Остальные четверо людей тоже не были в восторге и с презрением на лице посмотрели на отца. Трое шептались друг с другом а Акушерка с холодным и устращающим лицом посмотрела на отца.

Акушерка: «Успокойтесь вы оба. А вот вам мистер, лучше не действовать на нервы своей жены. Она достаточно измотана а тут ещё вы начинаете свое безрасудство, не портьте ей здоровье а просто радуйтесь что ваша жена и ребёнок остались в живых, а также что ребёнок вообще смогла родится здоровой. А вот вам миссис, ух… попробуйте отдохнуть в ближайшие недели. Это были трудные роды что они почти всю вашу силу забрали. Вам надо очень хорошо питаться. И я надеюсь что вы мистер поможете своей жене!»

На последнем слове она произнесла ядом глядя на мужчину только что ставшим отцом. Мать слабо и устало улыбнулась и на последок своими материнскими глазами посмотрела на ребёнка. Отец сидел на стуле, он был будто разбить и был в отчаяннии и он был в ярости что стал красным, но из-за его окружений он ничего не мог сказать. Он бессилен против тех женщин которые сильнее него… Мать с материнством смотрела на свое дитя и прошептала что-то ей на испанском, прежде чем крепко заснуть как и ребёнок.

•❅───✧❅✦❅✧───❅•

☆Конец 0-Главы》

–★Продолжение; 0.5-Главы

А/Н: Я надеюсь вам понравилось. Пролог ещё не окончен полностью из за лимитов. Если что пожалуйста оставьте комментарий свое мнение)

[fox-planeswalker]

Дневник Драгмара, запись номер 22072608

Первая запись (тык!) Предыдущая запись (тык!)

Как оказалось перед входом в тоннель находилась яма и последнее, что мы увидели с жрецом – как оба чертовски испуганных расхитителя гробниц падают, куда-то вниз не долетев до коридора. Потом были слышны непрерывающиеся крики барда, взрывы огня и звуки смачных ударов. Решил запустить к ним жреца на левитации – тот вплыл куда-то в комнату и судя по вспышкам света поднял кого-то из них, а следующие пара огненных шаров добили макаку. Маг таки забрал какую-то булаву из того саркофага и вместе с бардом повиснув на жреце они выбрались из той злополучной комнаты, проплыв по воздуху мимо лопастей, измазанных вперемешку гоблином и каменной крошкой.

Маг теперь как-то странно реагирует на барда – постоянно его гнобит, ха, наверное, не понравилось, что тот от страха забился в угол перед той макакой-нежитью. Ну или в него тоже что-то вселилось, зог его поймет – не так давно знакомы, чтоб точно судить. Зато сам бард стал постоянно пропадать в невидимость и раздражать оттуда… не знал, что он так может. Кстати, о знакомствах – к нам из темноты соседних тоннелей вышел эльф, с серой кожей. Я его сначала за дроу принял, хотел было зарядить в него чем, но тот сказал, что не дроу, хотя по мне так не сильно отличается, так что пока просто плюнул ему под ноги. На вопрос какого зога он тут делает и вообще откуда он тут ответил, что пришел через открытый вход, а затем шел на звуки битвы… не гробница, а проходной двор какой-то. Теперь нас пятеро, но надолго ли?

Вроде на этом этаже почти ничего не осталось, пошли проверить другой конец реки убрав непонятные пары огненным снарядом – полыхнуло так, что, наверное, сам Ацерерак слышал. Пройдя по воде, наткнулись на еще один сундук, с мертвецом на нём лежащим – ну я сразу в него и шмальнул, потому что тут если не ты, то тебя. И да, тот увернулся и соскользнул в воду… его это не спасло – жрец воду убрал и пара выстрелов рассыпала эту нежить на части, а невидимый слуга барда принёс мне его череп, который оказался необычным: в него вставлен какой-то треугольник. Сундук решили не вскрывать – на замке чот про величайшего взломщика написано, а сам он светится магией, ну его. Отправляемся на следующий этаж.

Свернув в левый проход, обнаружили какое-то кольцо, которое судя по табличке, висящей на этом этаже, ведет в другую гробницу… как именно это работает выяснять не хочется пока что – отправленная магом сова перестала посылать сигналы, как только скрылась из виду внутри закольцованного тоннеля. Тут же лежал и труп одного из предыдущих смельчаков, при нём дневник и посох замысловатой формы… сам трупак тоже замысловатый – какой-то прямоходящий козёл, я таких никогда не видел, впрочем, никто из нас таких не видел. В дневнике нашлась полезная запись, что предостерегает об обмане в каждой последней подсказке из оставленных Ацерераком на этажах. Ага, вроде как сходится.

За каменным кольцом еще одна комната с саркофагом и рожами горгулий, торчащими из стен, сама комната воняет прокисшим вином. Болеет тщательный осмотр показал, что пол и стены комнаты имеют на себе следы винища… тут мы не будет задерживаться, ибо все понимают, как это работает. Но бард, конечно же, решил проверить – дернул крышку саркофага. Внутри лежала записка про утоление жажды, а из ртов горгулий сразу же начало литься вино и дверь в комнату начала опускаться. Хорошо, что мы были вне её, а бард успел выбежать. Коридор на юге вел к комнате с большим каменным лицом на полу по центру комнаты – в рот можно спуститься, там непроглядная тьма… судя по «подсказке Ацерерака» туда нужно спуститься, но она последняя на этом этаже, поэтому – пусть сам туда и лезет.

А вот проход на север загораживали массивные двери с тремя рожами живых зомбаков в неё впряженными. Выглядело так себе, жрец же обратился к своим религиозным штучкам и заставил нежить пятится от него, открывая нам двери. Внутри была прекрасная картина – по центру большой комнаты расположилась колесница, «везущая» каменный саркофаг, у задней стены 4 статуи воинов Чалта и щит с грозным мужиком каким-то. А вдоль боковых стен – по три огромных колбы набитых костями… что-то мне подсказывало, что не к добру это всё. И конечно же стоило нашему новому знакомому воину «недроу» открыть саркофаг – вони на щите ожил, а из колб повалили скелеты. Первую партию жрец снёс почти мгновенно (вместе с зомбарями из двери – выход тут же закрылся), но вот незадача – на их место сразу выпрыгнули новые. А потом еще и еще… И вот я уже начал пытаться разбить колбу, что была ближе ко мне, ибо понял, что снеси её и неоткуда будет появляется новым скелетам, но нет, мои сопартийцы продолжали пытаться перебить бесконечную орду. Слава Гонду до них в какой-то момент дошло, что их тактика ни к чему не приведет (ну может разве что к нашей гибели), и вместе мы уже уничтожили треклятые колбы. Не успел я порадоваться, как заметил, что и в эльфика тоже что-то втянулось… один я, походу, пока без «внутреннего друга».

Каменные двери выглядели довольно надёжно, и мы решили тут и устроить привал – маг вызвал хижину, и мы неплохо отдохнули. Жрец же не спал и по пробуждению рассказал нам, что видел, как горбатый, замеченный нами ранее, прошаркал на первый этаж. Я вот хотел бы за ним пойти, но остальные решили пойти на третий этаж, ведь тут мы никаких лазов более не находили. Чтож, третий уровень Гробницы оказался частично покрыт какой-то странной гниющей слизью или плесенью, свисающей сто стен и потолка. Спустившись, мы сразу же нашли табличку с очередной порцией подсказок и довольно просторный коридор ведущий на восток – в него и пошли. Правда путь на преградила парочка доспехов с плотью (мы их на первом этаже уже встречали), соединенных меж собой цепью. Недолго думая, я эту цепь раскалил, и мы их без особых проблем запинали (хотели сбросить их вниз, но всё ж они оказались несколько ловчее, чем мы рассчитывали).

Восточный коридор продолжался вперед, но у него оказалось ответвление на юг, в него и заглянули для начала – там комната, посвященная лягушачьему богу. На стенах гобелены с какими-то историями, но из подсказки знаем, что верить им нельзя, у дальней стены – саркофаг, а еще есть алтари и маски. Маски отпадают, если верить голосу в голове у жреца, а что делать тут еще мы так и не поняли, поэтому забили и пошли пока шататься дальше. Может и не стоило, ведь дальше в восточном коридоре нас ждали восхитительные полотна про застолье, которое на каждом следующем рисунке повышало градус отвратительности. Даже для меня, выросшего среди бойзов Подъземья картина с последнего холста оказалась чересчур и меня унесло ко входу в коридор блевать через перила, а вместе со мной и мага.

Может не зря – когда мы вернулись, то увидели, как бард, воин и жрец толкаются меж собой, чтобы положить голову в пасть к торчащей из стены морде хряка. И как только я увидел эту картину задорной потасовки, и эту морду… мой разум окончательно пошатнулся и последнее, что я помню, как растолкал всех и сам засунул голову в пасть. Очнулся уже когда голова была сожжена, но вроде меня не сильно пожевало. После этого всего ушли обратно к центральной лестнице и осмотрели коридор ведущий на юг оттуда. Там что-то странное – комната с полом покрытым плитами с разными символами, по средине саркофаг с кроликом на крышке, да ток мы его увидели так нас сразу какими-то образами накрыло: смотрим, а на западной стене есть еще проход, из него выходит дварф, наступает на одну плиту, потом на вторую и… куча саранчи сжирает его заживо. Когда ведение отпустило решили поискать как попасть в тот коридор, из которого вышел дварф и отправились дальше.

Надо сказать, что все мы с каждым часом становимся всё более подозрительными и осторожными – никто не хочется быть первым и проверять своим лицом очередной коридор или комнату. Вот и за то, кто первый войдёт в северный проход мы подискутировали довольно долго… скоро пора будет начать просто выталкивать кого-то вперед, жаль бард постоянно невидим. В этот раз в коридор вошел маг, но ничего страшного там не нашлось, разве что коридор довольно длинный и вроде как сворачивает туда, куда нам надо. Но вот в восточной его части есть узкий лаз, куда мы-таки отправили барда и уже там что-то явно интересное наблюдается, судя по его словам. Но только в этом лазе есть препятствие в виде тяжеленой перегородки и кроме барда никто не умеет перемещаться в видимую точку пространства… думаем, что делать дальше.

Следующая запись (тык!)

[benirium]

[Внутриигровые книги]

---

Чудо из горстки песка

Всё началось с вести о мятежном графе Сичайлде: никто даже представить не мог, насколько тот способен перевернуть привычный мир. Все мы ошибочно полагали, что могущественная армия Изны (Крепости Двух Корон) незамедлительно подавит восстание, поэтому ни один нуианин и не помышлял о бегстве. Долгая безоблачная жизнь стёрла в людях страх перед ликом войны.

В тот роковой день ничто не предвещало беды — утро начиналось так же, как и любое другое. Я — местный травник — по обыкновению отправился к своей рыночной лавке, а мои милые жена с шестилетней дочуркой, Дженией, как всегда махали мне вслед. Торговля складывалась как никогда удачно: я закупил крупную партию солридского кордицепса, а через несколько часов крайне выгодно продал розмарин семье Норьетт, хотя обычно подобный товар в таких масштабах не ходил. «Нет, ну какой же замечательный день!» — подумал я, не распознав в этом обстоятельстве дурного знамения. После работы мне в голову пришла идея купить Джении её любимый клубничный торт. Представляя, как радостно она обнимет меня своими короткими ручонками, я светился от счастья, когда подходил к кондитерской Макеуса. Тот, получив от меня поставку камфортного женьшеня и лекарственной травы по бросовой цене, расплылся в улыбке и попросил не волноваться о заказе. Вскоре я, аккуратно держа в руках цветастый короб и довольно насвистывая, вприпрыжку спешил домой, уже предвосхищая, как резво засеменят ко мне маленькие ножки.

Именно тогда всё и произошло. Яркая вспышка, а вдогонку к ней — непроглядный чёpный дым. Вместе с его появлением вокруг раздались отрывистые крики. Не на шутку перепуганный, я в мгновение ускорился, мимолётно наблюдая, как центральные улицы охватывает хаос. Сквозь языки пламени шныряли громадные монстры, беспорядочно хватая горожан и разбрасывая изуродованные трупы прямо на дороге. Я свернул за угол и оторопел, обречённо опустив руки, — драгоценный гостинец плюхнулся наземь. Взгляд упёрся в полыхающее здание: сознание медленно пришло к мысли, что передо мной родной дом. Оклемавшись, я бросился внутрь, но потолок впереди с грохотом рухнул, преградив мне путь. Я пытался подступиться вновь и вновь, пока отчаянные вопли, доносившиеся отовсюду, не слились в далёкий и неразборчивый гомон, похожий на щебет лесных птиц.

— Помереть спешишь?! — окликнул меня вдруг взволнованный голос двоюродного брата Марсия (Мариуса). — Многие скрылись в городских катакомбах. Твоя семья наверняка тоже. Скорее, нужно выбираться отсюда!

Я был так взволнован, что не стал спорить. Точно, мои осторожные девочки уже покинули Изну! Иначе и быть не может. Вместе с братом я спустился в тёмный подземный лабиринт и, когда снова очутился под лучами солнечного света, обнаружил себя в длинной процессии, разделяющейся по направлениям к Мэрианхольду и Золотым равнинам. Вспомнив, что один из родственников благоверной жил на Долгой косе, я присоединился ко второй колонне. Мы ещё не осознавали, что всей Изне грозит испепеление дотла. Кого не заберёт огонь — заберут когти чудовищ, зовущихся битворождёнными. Слуги тьмы, призванные бунтующим графом, yбьют и нашего достославного правителя Тибериона III. Но в тот момент всё, на что я был способен, — это бороться с паранойей, отметая навязчивые мысли о том, что мои супруга и дочь могли остаться погребёнными под стенами собственного дома. И всё же, окружённый скорбно молчащими беженцами, я продолжал двигаться на юг. В те моменты, когда кто-то всё же решался нарушить умиротворяющую тишину, все мы чувствовали, как меркнет и без того малая искра надежды.

В первом временном лагере, разбитом в деревушке Саммерфилд (Хеорым), мы увидели переселенцев, прибывших до нас. Измученные и едва прикрытые лохмотьями, они медленно пережёвывали ломти хлеба, розданные торговцами из Консорциума Синей Соли. Позже к измождённой толпе вышел глашатай Вейрдвиндов — он сообщил, что Великий Дом формирует армию для контрнаступления. Посланник предупредил, что на Золотых равнинах может развернуться второй фронт, и беженцев переправят на паруснике в крупное поселение Долгой косы.

Только ступив на новую землю, мои спутники принялись истошно выкрикивать имена потерянных родных. В первые дни многие семьи действительно воссоединялись, но со временем таких счастливчиков становилось всё меньше. По мере того, как появлялись новые подробности о бойне в Изне, огонь надежды во мне угасал подобно свету фонаря под плетьми яростного шторма. И вот, спустя шесть месяцев, уже почти никто не пытался отыскать своих родных. Я тоже бросил эту затею, тоскливо ожидая встречи с богиней Нуи. Днями напролёт я бесцельно сидел на песчаном берегу и таращился в синюю гладь.

— Собираешься последовать за Марсием? — спрашивал я сам себя вслух.

Да. Брата, моего спасителя, к тому времени не стало. От очевидцев, спасшихся из Изны, Марсий узнал, что битворождённые yбили всю его семью. С тех пор он увядал на глазах и слонялся по деревушке точно призрак, пока вовсе не отдался холодной морской пучине. Должно быть, он ушёл в чертоги девы смepти, чтобы встретиться с близкими. Лишённого всякой надежды, меня тоже периодически посещали упаднические мысли. Вот чёрт! Какой толк держаться за столь жалкое подобие жизни?

Однажды, когда это желание, казалось, почти переросло в замысел, я заметил на побережье одинокого мальчонку, с предельно серьёзным видом сооружавшего замок из сырого песка. Я вспомни��, что наблюдал его здесь и вчера, и позавчера. Стихия не оставляла от построек и следа уже на следующий день, но мальчик неустанно воздвигал новые. Он совершенно не производил впечатление ребёнка, любящего беззаботно резвиться на пляже. В конце концов, любопытство взяло верх, и я подошёл поближе:

— Зачем ты каждый день их строишь?

Мальчуган, которого, как оказалось, звали Рампас (Брандон), объяснил: благодаря этому о нём непременно расскажут в городах. Как ни странно, он был уверен, что родители безусловно узнают своего сына в герое этих слухов — а, значит, сразу приедут забрать. На мгновение мне стало стыдно. Я потрепал его по макушке и присел рядом, начав сгребать податливый строительный материал. оооооооооо оооооооооо

оооооооооо оооооооооо Пока мы старательно возводили песчаную крепость, к нам подходили неравнодушные прохожие и, узнав о судьбе Рампаса, присоединялись к процессу. Прилив и ветер, изничтожающие наши труды, только подстёгивали созидателей — каждый день поселенцы строили сотню новых дворцов. Вскоре история о необычном мероприятии долетела до столицы… и до родителей Рампаса, не оставлявших поиски всё это время. Дитя действительно сотворило чудо при помощи груды песка. Даже после отъезда Рампаса мы не бросили наш своеобразный архитектурный проект. Ни во что ни веря и ничего не ожидая, все отчего-то продолжали строить замки, пока с полей боя приходили сообщения об очередном поражении мэрианхольдских войск. Я чувствовал: стоит прекратить — и мрак отчаяния бесповоротно поглотит меня. Бьюсь об заклад, мои сподвижники мыслили так же.

Я успел потерять счёт возведённым фигурам, когда наконец прибыла благая весть: Теодора I из королевской династии Изны заключила союз с дворфами и, благодаря большому залогу, начала масштабную военную кампанию против битворождённых, в которой одержала первую победу. Немногим спустя стало известно, что захватчики были изгнаны окончательно, и длинная процессия мирных нуиан потянулась в обратном направлении.

Я тоже вернулся на родину. Придя к своему дому — точнее, голым балкам среди пепелища, в которые тот превратился, — я нашёл останки, очертаниями напоминавшие взрослого и ребёнка. В горстке пепла, ранее бывшей, по-видимому, кистью чьей-то руки, лежало обугленное кольцо — копия того, что на моём пальце. Я осел на пол и громко зарыдал. Мой печальный вой эхом разнёсся по городским развалинам. Я просидел там целых два дня, напрочь позабыв о голоде и жажде. Что же мне делать? Вся моя семья отправилась в объятия Нуи. Из дебрей души меня неожиданно выволок детский плач, доносившийся со стороны сгоревшего коттеджа Марсия. Подойдя ближе, я узнал в малыше его осиротевшего сынишку, Гая. В памяти тут же всплыло лицо Рампаса, а следом — его песчаные шедевры. Как и в тот раз, я не нашёл слов и просто приземлился рядом, погладив рыдающее чадо по голове.

Постепенно в безобразные руины вновь вдохнут жизнь, и выросшие из выжженной пустоши домишки наполнит задорный смех. Мы возведём новый город на обломках старого подобно песчаному замку.

---

---

Дальше → { К Содержанию }

[pandychaan-blog]

Гарри/Сириус

Нужный ему гостиничный номер находился на тринадцатом этаже отеля “Вершина”. Коридор который к нему вел, был длинным и узким, лампа горела лишь в самом конце, отчего казалось, что Гарри идет не по обычному коридору, а по тоннелю на тот свет. Он даже усмехнулся от того, насколько смешным было его сравнение. Двери, располагались по обе стороны, одинаковые с претензией на вековой дуб, но неизбежно дешевые и тонкие. Латунные таблички с номерами были скрыты в темноте, но они и не были нужны Гарри. Не тогда, когда он уже чувствовал впереди знакомый оттенок магии, темный, страстный и желанный. Толстая ковровая дорожка, темно-зеленого цвета с желтыми полосами по бокам, глушила его и так тихие шаги. Он был уверен, что даже в этом странном отеле, с тонкими стенками и дверьми, никто не услышит его прихода. Дверь с табличкой “1313” открылась бесшумно под его рукой. Номер большей частью был погружен во тьму, скрывая скудную обстановку. Мягкий ореол света освещал лишь небольшое пространство, кресло и кофейный столик рядом с ним на фоне не зашторенных окон. – Отсюда открывается хороший вид, – раздался в темноте хриплый голос. – Сомневаюсь, – пробормотал Гарри, бесшумно закрывая за собой дверь и проходя внутрь. – Почти центр города. Ничего кроме машин и пешеходов не увидишь. – То же по своему увлекательное зрелище, – усмехнулся Сириус. Он сидел спиной к Гарри, откинувшись на спинку кресла и глядя в окно. Гарри подавил улыбку, присаживаясь на подлокотник кресла и запуская руку в волосы мужчины. – Ты просидел так весь день? – спросил он, массируя затылок мужчины. Сириус фыркнул, как недовольный пес, и поднял на него искрящиеся живые глаза. Улыбка растянула его губы в хитром выражении, отчего у глаз собрались морщинки. Гарри не стал сопротивляться желанию и наклонился вперед, чтобы поцеловать эти смешливые складки. Сириус тихо выдохнул, рукой обхватывая талию Гарри и стягивая его вниз на свои колени. С тихим смешком Гарри поднял голову, подставляясь под приветственный поцелуй. Ему показалось, что в груди, где-то рядом с солнечным сплетением, поселилось теплое и мягкое солнышко, согревающее Гарри изнутри. С тихим стоном, задержавшимся на губах Сириуса, Гарри расслабился. Ему показалось, что он вернулся домой. – Так как прошел твой день? – чуть задыхаясь спросил Гарри, когда Сириус отодвинулся. – В основном скучно, – ответил Сириус с мягкой улыбкой. – Много общения с гоблинами. Слишком много, на мой вкус. – Они все еще недовольны твоим воскрешением? – усмехнулся Гарри, устраиваясь на его коленях поудобнее и опуская голову на плечо Блэка. – Скорее тем, что им придется возвратить все те артефакты, которые они уже начали считать своей собственностью, – сказал Сириус вздыхая. – И трех лет не прошло, а они уже спустили треть собственности Блэков в собственные хранилища. Ушлый народец. Гарри вздохнул, прижимаясь еще ближе, греясь в тепле Сириуса и прикрывая глаза. Гоблины были не единственной их проблемой. Министерство до сих пор отказывалось признать человеческие права Сириуса после его воскрешения. Как оказалось, предубеждение прошлых веков против гриммовского наследия Блэков все еще существовало. И даже влияние Гарри, как победителя Волдеморта, почти не помогало. Единственное, на что пошло нынешнее правительство после нескольких несчастных случаев с их аврорами, так это прекращение преследования вернувшегося из-за Арки Смерти Сириуса. – Не думай об этом, Малыш, – прошептал Сириус, целуя его в макушку. – Отдохни, у тебя был трудный день. Гарри тихо фыркнул ему в шею, вспоминая шумное сборище Уизли на котором он вынужден был присутствовать, крики и споры из-за Сириуса и их отношений. Гарри просто чувствовал, что в скором времени все его отношения с этим семейством прекратятся, если они не изменят свое поведение. Что было мало вероятно, упертые люди. Гарри не собирался прекращать их отношения из-за чьих-то слов. Не для этого он возвращал своего Гримма обратно.

[zvtii]

ОС, Флэшбек.

Тринадцать лет назад

Первое его воспоминание выглядело так — он глядел в небо, стоя посреди исходящего паром кратера, сжимая в своем маленьком кулачке меч, который всегда подходил его руке, сколько бы лет и мозолей ей не минуло. Дей смотрел в чистое предзакатное небо, оно было до краев наполнено синевой. Не хватало чего-то очень-очень нужного и важного, но он не знал чего. Позади послышались голоса, они все приближались и приближались. Дей оторвал взгляд от неба и обернулся, теряя странное сковавшее его волшебство и промаргиваясь. Меч вдруг стал тяжелым и выпал из руки, воткнувшись широким клинком в землю. Голоса смешались в гомон, в котором затерялись бахвальство, обзывательства, обвинения, крики и команды. Что-то упало, подняв тучу пыли со стороны покатого зеркального склона — Дей стоял на такой же поверхности. Металл звякнул о металл и на вершине склона показалось чумазое лицо. Лицо, щурясь, огляделось, присвистнуло, мазнув по Дею удивленным взглядом, увернулось от брошенного с той стороны камня, дало отмашку и только после этого спрыгнуло вниз. За ним поспрыгивали остальные и сразу же бросились врассыпную, к большим и маленьким, размером с его голову, еле ��аметно светящимся оранжевым кристаллам. Кристаллы были рассыпаны повсюду вокруг и были настолько чистыми, что можно было увидеть чужое искаженное выражение, если поднять кристалл на уровень лица, как некоторые мальчишки и делали, кривляясь, пока несколько парней в красных меховых безрукавках, ходивших туда-сюда, не прикрикивали на них. Работа ускорялась. Кристаллы запихивали в мешки едва ли больше размером, но туда все равно как-то умещались и два, и три. Потом ребята затягивали шнурки и спешили к склону, с которого пришли, куда уже втащили металлическую лестницу, зацепив ее за край. Но никто не забирался, все ждали. Какой-то из парень безрукавках указал на Дея пальцем, громко объясняя что-то другому парню, высокому, выше всех остальных, с открытым веснушчатым лицом. Высокий парень указал на меч, парень в безрукавке кивнул и потрусил в сторону Дея. Дея будто бы молнией прошибло. Он резко схватился за меч, потянул изо всех сил, меч легко выскользнул, и Дей отлетел с ним на землю, больно ударившись спиной о металл. Слезы брызнули из его глаз, но он только сильнее впился пальцами в рукоять и попытался отползти, но ноги скользили по поверхности кратера. Парень подбежал, рванул меч из его рук и, не успела рукоять на миллиметр отойти от пальцев Дея, парень охнул и выронил меч, словно он вдруг потяжелел на несколько тонн, и тот воткнулся между ног Дея. Парень отшатнулся, кашляя и держать за спину. Пальцы Дея болели, он хотел плакать, но он все-таки нашел в себе силы обхватить рукой рукоять. Тут же ему стало легче, и он смог подняться. За плечом все никак не способного прийти в себя парня в безрукавке Дей видел, как собрались у края все ребята — половина с мешками, половина без. Высокий парень жестами раздавал им указания. Дей развернулся и заковылял в к противоположному склону. Но когда он уже был на полпути, там тоже что-то звякнуло и на вершине показалась девушка с зеленой повязкой на руке. Она столкнулась взглядом с чем-то позади остановившегося Дея, сплюнула и, вдохнув поглубже, заорала: — ТОЛЬКО ПОПРОБУЙТЕ, УБЛЮДКИ! И она спрыгнула на землю, ведя за собой девчачью волну. Кристаллы вокруг еще оставались, но они с металлическими копьями наперевес, с обернутыми вокруг поясов мешками, кто с камнями, кто с рогатками в руках, понеслись прямиком на парней. Дей пятился, прижимая к себе меч обеими руками, его острие холодило ключицы. Вдруг сзади послышался топот и, не успел Дей обернуться, его схватили поперек живота, заставляя охнуть, и перекинули через плечо. Его следы превратились в две сплошные линии, меч норовил выскользнуть из рук, но Дей прижал его к себе изо всех сил, пусть и неудобно, он удержит. Все внутри тряслось, и сам он трясся, пока его уносили назад, от потока вооруженных девчонок. Вот они перепрыгнули через харкающего кровью парня в безрукавке, вот Дей увидел в зеркальной поверхности кратера свое побледневшее испуганное лицо. Так он и попал к Металлическим Крысам.

***

Десять лет назад

— Повторяю вопрос в последний раз: что здесь написано? Дей не впервые был в карцере. В этой металлической коробке, все щели между листами которой тщательно заделывались, чтобы внутрь не проникало ни лучика света. Здесь навсегда застрял запах вонючих тел и страха. В обычное время сюда отправляли за провинности разной степени тяжести — за невыстиранное пятно на одежде Дила, за испорченную еду. Но это все же иногда, когда он был в по-настоящему плохом настроении, улыбаясь больше обычного, как сейчас. За спиной Дея закрылась дверь и руки, несущие поднос с едой, сразу же затряслись, по��тому Дей остановился, прикрыл глаза, сделал пару вдохов и выдохов и продолжил путь. Да, сейчас его не могут посадить в карцер, потому что здесь вечным наказанным сидит старик Рэтхедд, бывший лидер Металлических Крыс, которого Дил сверг несколько лет назад, за год до того, как нашли Дея, но это только значило, что Дею придумают какое-то неизвестное, вполне возможно более страшное наказание. Из квадратного люка, вырезанного в крыше прямо над головами Дила и Рэтхедда вниз струился свет. О таком чистом свете, в струе которого блестят пылинки, здесь принято говорить «свет надежды». Надежды, которую у тебя отнимут. Свет открывал вид на изогнутый в улыбке рот Дила, его богами данные голубые глаза и веснушчатое лицо, подсвечивал его торчащие ежиком во все стороны светло-русые волосы. На его фоне старик Рэтхедд выглядел еще более серым, изнеможденным и старым. Он сидел в самом углу, прислонившись спиной к металлической стене, наверняка давно к ней прикипев — здесь и в относительно прохладные дни бывало жарко — и пустым взглядом впалых глазниц смотрел мимо Дила, мимо Дея, мимо всего материального. Свет почти не попадал на него, выхватывая только острые линии его осунувшегося до костей лица и отблески белой клочковатой бороды. Дей не знал, сколько ему, но он выглядел, как самое древнейшее и несчастнейшее существо на планете, древнее и несчастнее даже дракона, только что потерявшего потомство. Говорили, что он был ужасен и хорошо, что он теперь гниет здесь. Дей поежился, но не ушел с линии его взгляда, потому что тогда он бы оказался за спиной Дила, а это приравнивается к предательству. Дей опустился на колени прямо по правую руку Дила и поставил поднос в трех шагах от Рэтхедда. — О, Дей, это ты, мой лучик света! — Дил приобнял его за плечи и подсунул ему под нос записку, заставляя Дея замереть, — Ты представляешь, этот старик не хочет сказать мне, что здесь написано, а ведь, кроме него, читать у нас никто не умеет. А без этого мы не узнаем требования Райдзена, а без этого мы не сможем их выполнить, а это значит, что мы не не сможем ничего у него попросить и скатимся на дно ко всяким там Тиграм и Драконам! А еще лидер, называется! Он готов сгноить своих же людей из-за какой-то вшивой гордости. Старик еле заметно пошевелил губами. — Чего-чего? — Дил наклонился поближе, приложив руку к уху, — Не слышу твое старческое бормотание. А-а-а, нет сил? — Дил закусил костяшку пальца, — Тц-тц-тц, вечно я, дурак, забываю, что людям нужно есть. Но ты видишь этот поднос, а? Поднос с едой, видишь? В общем, сообщаю тебе, что он тут есть. Так, на всякий случай! Если ты сделаешь то, что я прошу, я дам тебе ам-ням, хорошо? Я же всегда выполняю свои обещания, ты помнишь? — Бхуть… — старик тяжело закашлялся. Дей помнил этот кашель — так кашляют люди, которые умирают. Его пробрала дрожь. Рука Дила все еще лежала на его плечах, — Будь… у меня… слюна… — он остановился, чтобы отдышаться, и зашарил взглядом по сторонам, пока не зацепился за улыбающегося Дила, — я бы… плюнул… в тебя. Дил рассмеялся и повернул голову к Дею. От этого взгляда Дея затрясло еще сильнее. — Желание старика закон, а? Давай, Дей, сделай это. Он так хочет. Дей замотал головой. Дей сдавил его плечо пальцами. — Давай. Не бойся. Я тебя не накажу. Клянусь! — он грохнул кулаком по груди и снова рассмеялся, — Будет акт нашего с тобой роднения, согласен? Давай. Не испытывай мое терпение. Внутренне сотрясаясь, Дей набрал слюну и плюнул прямо на пыльную футболку Дила, которую недавно стирал. В улыбку Дила прокралась злоба: — Отлично. Но надо еще лучше, видишь, старик не удовлетворен? В лицо. Целься в лицо. Внутри Дея нарастало странное чувство, которое заставило его без заминки набрать еще слюны и со всей силы плюнуть прямо в лицо Дила. Слюна попала в щеку и, оставшись на ней пеной, медленно стекла вниз, в уголки улыбки Дила. Дил, жмурясь, повернулся к Рэтхедду. — Так нормально? Старик ничего не ответил. Дил вытер лицо краем футболки и обтер ее саму об себя. Вздохнул. Потер большим пальцем бумажку со словами, привлекая к ней внимание Дея. Дей беззвучно зашевелил губами. — Бесполезно, вот же… — зацокал Дил, убирая руку, но Дей вдруг вцепился в нее, как в последний кусок мяса, — Э-эй, — опасно протянул Дил, но Дей затыкал в бумажку пальцем. — Т-тут написано, ч-что мы должны, — Дей облизал губы, — должны завтра отнести в-вещи на Драконью Свалку. Дил посмотрел на него долгим нечитаемым взглядом, а после дал подзатыльник. Больно. — Не шути так, парень. Я ведь могу и наказать. Дей замотал головой, затылок пульсировал. — Я-я серьезно! Он показал дрожащим пальцем на первую букву в записке. — Э-это буква «в», вот, она есть также тут, в слове «завтра» и в слове «вещи», вот здесь. Попробуй п-произнести слово «завтра». З, а, в, т, р, а, шесть букв. — З, а, в, т, р, а, — повторил Дил, вглядываясь в Дея, а потом в то, что он показывал на бумажке. — Вот, на слух шесть букв, и тут шесть букв. О-один, два, три, четыре, пять, шесть, я и остальные также могу, если надо, я не вру! Дил почесал ухо, скользя взглядом по буквам. Сердце Дея стучало, стучало, он часто дышал и никак не мог понять, почему он так взволнован и откуда это щемящее чувство в груди, когда он смотрит на то, как буквы, складываясь в слова, приобретают для него смысл. Дил стукнул себя по лбу и расхохотался. — Так ты можешь читать? Что ж ты раньше-то не сказал?! — Я… не знал? Дил хохотал, запрокидывая голову и стуча голыми ступнями друг об друга. — Пошли, — Дил за подмышку вздернул его на ноги, — Пошли-пошли! — К-куда? — Дей не поспевал за широким шагом Дила, как ни старался. — Как, «куда»? Представлю тебя ребятам, как свою новую правую руку! Те, кто умеет читать, не готовят и не стирают вещи, они намного, намного важнее. «Важный… важный, важный», — пульсировало в голове Дея, заставляя сердце замирать. — Закрывайте люк! — велел Дил. Все сзади заскрежетало, оставляя старика Рэтхедда в одиночестве без света, с одним только недостижимо далеким подносом на расстоянии вытянутой руки. Но перед Деем уже открывалась дверь, и в ней было намного, намного больше света. Света для него.

***

Три года назад

В пространство между двумя шатрами — его шатром и складом — юркнул мальчишка лет десяти-одиннадцати. Он оглядел место, в которое попал, вдохнул прохладный воздух тени и плюхнулся на землю перед Деем, кидая на стол между ними несколько деревянных момент. — Одеяло и лекарства для брата. Дей ссыпал холодные птичьи кости со стола в металлическую кружку, потряс ее и снова выбросил их на стол. Они принялись их разглядывать. — Какие лекарства? — спросил Дей голосом ниже обычного. — А есть разные? — Ну да. Лекарства есть от всего и их много. Ну, почти, от всего. Вот твой брат чем болеет? — Хм… — мальчик, его звали Нит, задумался, подняв взгляд вверх и касаясь грязными пальцами подбородка, — Ну, его рвет, он почти все время спит и не реагирует ни на что, дергается. Дей с умным видом полистал символьную книгу, до этого отложенную рядом. Захлопнул ее. Серьезным взглядом посмотрел на мальчика. — Это кальцемин Роклема. — Б-болезнь? — Нит побледнел. — Да. Но я знаю, что ему поможет. Дей посчитал монеты, принесенные Нитом, медленно кивнул. — Ладно, здесь хватит. — Хвала богам! — мальчик выдохнул, а после посмотрел на него большими-большими глазами, — Это значит, ты нам поможешь? — Да. — Спасибо! — мальчик вскочил, глубоко поклонился и убежал, подняв в воздух пыль. Пропустив испугаевшегося мальчишку, в тень сделал шаг Эридан. Он посмеивался, держась за свой выпирающий живот, на котором, если бы их принято было зашнуровывать, не сошлась бы красная безрукавка из меха войсера, которого каждый мекх – ранг над мальчишками на побегушках вроде Нита и под руками вроде Дея – как говорят, сам выслеживал и убивал на охоте и также сам свежевал шкуру, выделывал и шил, угощая всех мясом за свое назначение. Сам Дей никогда на охоте не был, Дил берег его и отдал ему безрукавку мекха, первым попавшегося на глаза. Дею подошла. И деревянное кольцо на шнурке как обозначение его статуса руки. – Ты видел, видел? Как он меня испугался! Надо было ещё "бу" сделать, он точно бы обоссался от страха! А чем это ты тут занимаешься? Эридан, крякнув, умостился на землю перед Деем и принялся разглядывать кости на столе. Дей сгреб монеты в кулак и убрал за пазуху, к мешочку с такими же, но Эридану не нужно было знать, сколько у Дея денег на самом деле. – А-ага, азартные игры! А они запрещены, ты знаешь? Конечно, ты должен знать, ты же правая рука Дила, ай-ай-ай так поступать, Деюшка. Дей посмотрел на него мрачным взглядом. Темные глаза Эридана озорно – и опасно – сверкали. – Я между прочим на благо нашей банды работаю! А ты тут меня обвиняешь во всяких гадостях, да как ты можешь? – И в чем же эта твоя работа заключается? – Эридан нагнулся поближе. Дей тоже. – Я собираю сведения, – он отстранился. Эридан приподнял бровь, – Не веришь? Да эти мелкие только и думают о том, как бы растащить все, и что станет с бандой, если все будут тяну��ь на себя? Да развалится она к демонам! А я? А что я делаю? Я втираюсь к ним в доверие, собираю сведения, азартные ведь игры это что? Это запах денег. И я их приманиваю, узнаю все секреты и хоба! В банде мир и порядок, и закон. – Ну и горазд же ты заливать, – хохотнул Эридан, – Мог бы просто сказать, что охота денег заработать, вот и облопошиваешь дурачков своими играми! А ну-ка, колись, в чем подвох, я тоже так хочу! – Эридан взял кость в руки и покрутил ее, хмурясь, – Ах, как похожа на настоящую! Дело ведь в глине, я прав? Ты просто сделал очень точную копию, но вес, вес смещается! И ты в итоге знаешь, как ее кидать и как она упадет, а они нет! Дей взял эту идею на заметку и поднял руки. – Хорошо, ты меня раскусил! Но в долю я тебя не возьму. – Пф-ф... Жалко, да? – Эридан кинул кость на стол, сместив другие, – Какой же ты самоуверенный индюк! – Эридан встал, зло ухмыльнувшись и поправляя веревку на поясе, удерживающую штаны. Живот его заходил ходуном, как желе, – Ну ничего, я сделаю схему круче, и тогда скажу тебе, когда ты приползешь к успешному мне на коленях: "Поздно, Деюшка, мясо кончилось, ты опоздал на ужин!". Бывай. И он удалился, как и все до него, оставляя на песке следы, а Дею их теперь заметать. Дей показал следам Эридана язык и глянул на кости. Теперь это какая-то чушь, что же там раньше было? Успех или катастрофа? А, какая разница. Дей сложил стол в два раза, и отступая и гремя костьми, принялся рыхлить веником песок.

***

Дей сунул записку в ящик и задвинул его внутрь стены. Они никогда не общались со стражниками. Наверное, стражники боялись, что их заклюют, как падальщики коченеющую плоть, но отказаться от услуг банд не могли. За спиной Дея стояли три мекха в безрукавках и накинутых поверх них пыльных плащах и два десятка парней в обносках, с прикрытыми красными банданами лицами с металлическими копьями и самодельными металлическими мечами в руках. За пояс у них у всех были заткнуты такие же металлические рогатки. А все почему? А потому что ещё дальше, за их спинами, простиралась Металлическая Зона, отгороженная от города стеной из металлических листов и тремя тяжёлыми воротами, посередине расстояния между которыми, на пункте обмена, они и стояли. Название это было слегка нечестным – равнина была, как равнина, цельный камень под ногами, припорошенный песком. Расти здесь ничто не могло, только жить, вот и уехал город в сторону, к более зелёным и плодородным землям, а им оставил этот клочек на существование. Развлекаетесь, как хотите, дети. Попадали сюда как? Обычно здесь рождались. Потомки когда-то выброшенных за пределы ещё молодого, не обросшего полями и не способного всех прокормить города, найдёныши, которых бросили по каким-то непонятным причинам и забредшие сюда путники, у которых больше нет дома и нет пути, ограбленные бандами и вынужденные остаться, потому что не похожи на людей, а их удостоверения личности зарыты где-то в песке, а без них не пускают, нельзя. Так здесь и оказываются. В смешанных бандах проще, наверное – ты хотя бы знаешь своих родителей. Но и дети оттуда расходятся по остальным, вроде состоящим полностью из мальчишек Крыс или полностью из девчонок Тигров. Да, наверное жить здесь можно, состоя только из металла. Жаль, что они все люди. Дей барабанил пальцами по каменной стене. За ней что-то шушукались стражники – никто бы не услышал, но он чувствовал. Наконец, ящик снова вылез. В записке было только одно слово: "Забирайте". Хорошо, в этот раз без происшествий и переговоров. Раньше отправятся домой и спрячутся от этого ужасного вездесущего солнца. Дей показал мекхам большой палец, а уже они начали раздавать указания вооруженным ребятам. Они расступились, пропуская две больших платформы на колесиках и начали разгружать с них пустые баллоны. Сколько отдадут – столько воды получат. Ситуация сейчас между бандами напряжённая, Дил выжидает, не нападая на другие обозы, так что баллонов у них за неделю не прибавилось. Впрочем, и не убавилось, так что неделю можно считать удачной. Двое здоровых парней засунули баллон в большой выдвижной ящик и затолкали его в стену. Через некоторое время оттуда вылез пустой, и они продолжили работу. Загрузка проходила также. Дей, как и вдалбливал в него Дил, контролировал каждую часть процесса, вримательно следя, чтобы никто ничего не уронил и, главное, – не стащил – но его взгляд то и дело соскальзывал к кульку, который у них принято было называть "на сдачу". Он приглянулся Дею пару лет назад, когда Дил впервые взял его на обмен с собой. Дил тогда заметил это его внимание и сказал, что он разрешает иногда брать ему оттуда что-нибудь для себя, только пусть обязательно показывает Дилу, что он взял, чтобы Дил не обижался. – Ты же меня не обманешь? – спросил он тогда его. Сейчас в этом кульке была куча вещей, за которые ему заплатили ребята и, конечно, книги. С буквами, считающиеся устаревшими. Но когда Дей взял их в первый раз и попробовал прочесть, он понял, сколько всего до этого не знал. Знание, как оказалось – большая сила. Дей снова скажет, что взял книги, и Дил не удивится. Дил ведь ему доверяет. Доверие – тоже сила. Как только все было загружено, закреплено и перепроверено, Дей махнул рукой. Пора было двигаться обратно в лагерь.

***

Дей провел ладонью по песку и встал. Издали смотрелось даже естественно, а когда подует ветер, заметая его следы, никто никогда не сможет догадаться, что здесь его тайник. Осталось совсем немного. Подходя к лагерю, Дей помахал рукой парню на обзорной вышке, тот помахал в ответ. Настроение было отличное, пусть его еще немного лихорадило от того, что пришлось убегать от тех парней, прицепившихся к нему на обратном пути с рынка, но это ничего. Главное — это то, что он закончил все приготовления. Осталось только выбрать подходящий момент, и он будет свободен. Отводя полог своего шатра, чтобы зайти внутрь, Дей думал о том, что бы съесть. Увидев Дила, он утратил способность связно мыслить. Осталось только участившееся сердцебиение да тонкая улыбка Дила, застывшая перед глазами. Дил сидел на полу, скрестив ноги и перебирая пальцами на голых ступнях. Обувь он оставил около входа, как порядочный гость и сидел на коврике около приземистого стола. Дей мог только сглотнуть. Дил в гостях — это всегда не к добру. Он поцеловал кольцо руки на шнурке, приветствуя Дила, и повесил на куртку плащ, принявшись отряхивать его от пыли. Стандартная процедура, но эта процедура сейчас давала ему такое необходимое время. На то, чтобы прикинуть выходы, вспомнить выражения всех ребят, мимо которых он проходил, не заметил ли он каких-нибудь лишних теней у шатра и представить десятки вариантов диалога. Вдох. Выдох. Все не обязательно настолько плохо. Дей снял ботинки и прошел по ковру, чтобы сесть напротив Дила. Дил продолжал ему нечитаемо улыбаться. — Ну, как прогулялся? — спросил он веселым тоном. — Как обычно, наелся песка, — Дей пожал плечами, скрывая в этом движении дрожь. — Ты знаешь, я расстроен. — Чем? — голос Дея сел. — Уверен, ты уже слышал, вон, как трясешься. Вы же с ним недавно пересекались, верно? С Эриданом. Он тоже сейчас вышел поесть песка, правда, не по своей воле. Решил провернуть за моей спиной «схему обогащения» — Дей поднял ладони к лицу и медленно отвел их друг от друга в стороны, — Представляешь? — Это, это ужасно. Я слышал только… как он планировал это, он сам мне рассказал, но я даже, даже, даже и подумать не мог, что он правда решит это сделать. Потому что ну какой идиот станет сначала разбалтывать свои планы, а потом следовать им в точности, ну что за глупость? — Ты прав! — Дил поднял большой палец вверх и улыбнулся уже привычнее. Можно даже с натяжкой сказать, что как-то более искренне что ли, — Вот за это-то я тебя и ценю, — он потянулся и тыкнул пальцем Дею в лоб. Дей задержал дыхание, — за это твое умение построить логические цепочки. А теперь… — Дил повел рукой в воздухе, — составь-ка для меня другую логическую цепочку. Что мы делаем с теми, кто нарушает закон? Мы их немножко тюкаем, верно. А зачем, м? — Чтобы они… рассказали… с кем связаны, — каждое слово давалось Дею с трудом. — Умничка! А знаешь, что рассказал Эридан, а? Что это ты подсказал ему эту идею, когда он нашел тебя играющим на деньги с нашими ребятами. Дей сглотнул, не решаясь поднять взгляд. Дил наверняка смотрел на него этим внимательным взглядом, от которого ничего не скроешь. — Давай, Дей, лучик мой, почему ты мне не сказал? Ты мне не доверяешь? Дей нервно усмехнулся и все-таки посмотрел на Дила, сразу же попадая в капкан. Здесь и сейчас оставалась только честность. Честность Дил ценил. Как же это постоянно забывалось?.. Ах, да. — Ты очень… случайный. Это… пугает. А я не могу доверять монстру в складках полога моего шатра. Здесь и сейчас ему либо открутят голову, либо заценят шутку. Стрелка качнулась в сторону и замерла на самом крае второго варианта. Дил рассмеялся. — Это верно. Никогда не доверяй своему начальству и однажды сам им станешь. Так я стал лидером, ты знал? Я очень плотно втерся в доверие к старику, вызнал все его секреты, а потом кх, — Дил сжал в кулаке что-то невидимое, но противно хрустящее. Дей догадывался, что. Дил склонил голову, в уголках его улыбки залегла тень, — Прости уж, дальше рассказывать не буду, ты же должен думать сам? Должен, — его тон неуловимо изменился, — Дей. Посмотри мне в глаза. Не отдавая себе отчет, Дей посмотрел. Его глаза, как всегда, когда на них падал свет, будто бы светились изнутри. — Я расстроен. Я так радовался, когда узнал, что ты проворачиваешь за моей спиной, — Дея пробрал озноб. Дил улыбнулся еще шире и еще более пугающе, — Да-да, я имею ввиду все эти дополнительные пункты в записках, — ты знал, что я учусь читать? — деньги, которые ты взял с ребят за то, чтобы они получили то, что хотят — лекарства, одеяла, игрушки, ну, всю эту бесполезную, но тешущую их души, еще не поглощенные демонами, шнягу. Я был горд тобой за то, что ты строишь свои собственные связи, я в твоем возрасте еще только подходил к этой мысли. И хотя тот факт, что я узнал об этом, немного сбавлял мой пыл гордости, я решил дать тебе шанс и не вмешиваться, — улыбка Дила погасла, как солнце в пустыне, и сразу стало холодно, — Пока не узнал, зачем ты делаешь все это на самом деле. У Дея вышло встать только с третьего раза, ноги не слушались, руки дрожали, песок, занесенный ветром, впивался в ступни, словно битое стекло. — Я тогда, знаешь, не мог поверить, — продолжал голос Дила за спиной. Дей схватил плащ, даже не стал накидывать и откинул входной полог. За ним во весь свой немалый рост стоял Роон, загораживая проход. Дей отступил, спешно оглядываясь. — Я пытался отрицать, я смеялся над всеми доводами, но, чем больше я думал, тем больше деталей вставало на свои места. И тогда я сам пришел к этому простому очевидному выводу. Дей откинул полог у холодильника, у кровати — накинутые друг на друга шкуры на полу — у шкафа со всякими устройствами и механизмами, но бесполезно — везде стояли они. — Ты хочешь сбежать. Дей повернулся к Дилу, часто дыша. Кровь стучала в его висках, а мысли разбегались и сталкивались, не находя выхода. Дил махал отчаянно махал руками, не смотря на него, и не улыбался. Дей не мог и подумать, что эта ситуация способна стать еще более тревожной. Он никогда его таким не видел. — …ну то есть, совсем. В другой город. Ты даже документы купил и все продумал, подумать только, — Дил повернул к Дею свое лицо. Его глаза были влажными, — Скажи мне, почему? Тебе было плохо здесь? Разве все это, все, что я тебе дал, вся свобода, тебе было этого мало? Кажется, он правда не знал. Кажется, он спрашивал всерьез. И тогда в животе у Дея все закипело. Где раньше была вся эта серьезность, озабоченность кем-то, кроме себя, хотя нет… он до сиз пор думал о себе — хотел узнать ответ и поэтому не пускал. Что ж, Дей ответит ему. — А этого по-твоему достаточно? — прошептал он с удивившей его самого злобой, — По-твоему, вот это вот все, — он яростно постучал рукой по воздуху, обозначая шатер, лагерь, жизнь, — предел мечтаний?! Почему у твоих людей, НАШИХ людей самая большая мечта — попасть на работу в шахту, этот городской отстойник, где они будут продолжать дышать этой демонской пылью, но на этот раз в АБСОЛЮТНОМ рабстве у городских?! На что они надеятся? На то, что смогут выбиться в люди? Это тупик, тупик, ТУПИК! Их все равно будут считать отбросами со свалки!! Вас будут считать отбросами всегда, слышите?! — он, разъяренный, посмотрел в глаза каждому из окружавших его ребят. Все они отвели взгляд, — А я так не хочу-у, — Дей снова перешел на шепот и присел перед Дилом на корточки, оказываясь с ним на одном уровне, — Я хочу жить! Там, где моего прошлого никто не будет знать и поэтому спрашивать будет нечего! Я был бы счастлив, — его глаза увлажнились, кадык подергивался. Он тыкал в себя пальцем, как будто пытался проткнуть грудную клетку насквозь — все лучше того, что его ждет дальше, — Я! БЫЛ БЫ! СЧАСТЛИВ! Дил смотрел на него несколько секунд, из его глаз потекли слезы. А в следующее мгновение Дей возненавидел его, как ненавидел никогда в жизни. Дил посмел рассмеяться. Он смеялся до слез, наверное, целую минуту. И все это время Дей просто смотрел на него, сжав кулаки до нечувствительности. — О-ох, — Дил вытирал слезы, продолжая хихикать, — Ты действительно в это веришь? Очаровательно. Я-то думал, что ты действительно все продумал, просчитал, а ты, оказывается, просто начитался книжек и помчался в свою сказочную страну? Вот глупышка. Дей резким движением сорвал кольцо, обжигая шнурком кожу, и кинул прямо в лицо Дилу. — Ай, — сказал Дил, потирая щеку, — А вот это было обидно. Дей кинулся на него с кулаками, но Дил, смеясь, перехватил все его удары и даже подставил ногу под удар в пах, а потом его скрутили подошедшие ребята. — Вы слышали его?! — бесновался Дей в их руках, брызжа слюной, — Вы его слышали?! Да он плевать хотел на ваши мечты! Он плевать хотел на вас и так всегда было! С самого начала! И вы это знаете! Вы это знаете!! Но почему-то все равно остаетесь с ним, почему?! ПОЧЕМУ?! Дей кричал, пока ему в рот не засунули грязный пыльный носок. Он закашлялся, слезы потекли из его глаз. Спустя время не осталось сил брыкаться, и он обмяк в руках тех, кто его держал. Скрученные руки болели, а завтра будут болеть еще больше. Если завтра будет. — Ладно, Дей, — Дил с улыбкой поднялся и легонько тыкнул его в нос. Дей готов был отдать всю свободу мира за то, чтобы в этот момент откусить его палец, — Я знаю, что ты меня ненавидишь, и все это ненавидишь, но это поправимо. Побудешь на побегушках, как в старые добрые, вспомнишь, что такое братство, и поймешь. Наверное, ты просто слишком рано стал моей правой рукой. И ты только что самолично мне ее ампутировал. Заметь — это было твое решение, я бы может тебя иначе наказал, но что теперь поделать, — Дил оперся на колени, чтобы оказаться с Деем лицом к лицу и подарил ему самую очаровательную улыбку из всего его арсенала, — За свои решения принято платить.

***

Дея поселили вместе с трупом Эридана в палатке размером три на три шага, в полной темноте, чтобы ему уж точно не было, куда возвращаться. Работа быстро смыла все краски, от злости остались лишь редкие угольки и вспышки. Дей бил кулаками по земле до крови, не смыкал глаз, сгорал от вони, пока через неделю Эридана наконец не унесли. Дей извалял палатку в пыли, но запах все равно невесомо ложился на него ночью ознобом. Тогда Дей садился и разговаривал с призраком Эридана, который не может видеть потому, что они были знакомы. Беззвучно кричал на него, за то что он его сдал, припоминал каждую гадость, которую Эридан ему сделал до их обесценивания и плакал. Холод уходил и редкими урывками, но он засыпал, просыпаясь совершенно разбитым. В какой-то из дней Дил собрал всех у главного костра и раздал вещи Дея, сказав, что они могут оставить их себе, а могут кинуть вот в этот самый костер, потому что вещи предателей навсегда останутся принадлежать предателям. Так разбили все, что можно было разбить — глиняные горшки, половину из которых он делал сам, всякие мелкие устройства, которые он долго выискивал на свалках и чинил, все книги, глиняные таблички с чертежами тех устройств, которые он только планировал попробовать собрать, поверив в себя, всего его. Разбили, а черепки бросили в костер догорать. Он стирал бесконечную гору вещей в песке вместе с другими ребятами, лепил посуду из принесенной глины, обжигал — руки в том числе — делал свечи из жира и зашивал сухожилиями одежду, свежевал добычу охотников. В общем, делал все то, что, казалось, происходило само по себе, когда он был рукой. Может, Дил был прав. Впервые поймав себя на этой мысли, Дей сжал пальцы так сильно, что в них хрустнула тарелка, которую он делал. Но, чем больше проходило времени, тем сложнее было отличить его собственные мысли от слов Дила. Дей приходил в шатер Дила, где он устроил какое-то собрание с мекхами, и приносил еду, ставя ее на длинный металлический стол, застеленный красивым, хоть и выцветшим, покрывалом красного цвета с изображением какой-то битвы. И, если он делал что-то не так — проливал воду, когда его толкали, что-то ронял, Дил неизменно его великодушно прощал, поводя кружкой, будто королевским кубком, и у Дея был выбор — принять это прощение или отправиться в карцер к костям старика Рэтхедда. Дей больше не хотел спать рядом с трупами, даже если это уже трупы трупов, поэтому подходил к Дилу, смотря в пол. — Что нужно сказать? — спрашивал Дил с намекающей улыбкой в голосе. Дей медленно становился на колени, у него горели уши, но с каждым разом становилось все легче и все безразличнее — кто там на него смотрит, кто там смеется. — Благодарю вас, мой повелитель, — говорил он сначала сквозь зубы, а потом все ровнее, пока Дилу не ухмыльнулся как-то странно и не велел ему идти за ним, как давным-давно, в тот день, когда Дею казалось, что свет надежды струится для него. Дил вывел его за пределы лагеря, не взяв с собой других ребят. Дул ветер, бросая волосы Дею в лицо, колыша полы их плащей, бросая в кожу песок. Дей оказался за пределами лагеря впервые за два месяца, но он не задался вопросом, с чего такие перемены, а просто стоял, потухшим взглядом смотря под ноги. Дил обратился к нему: — Дей, а Дей, чего же ты не смотришь н�� свою такую желанную свободу? Дей поднял взгляд на Дила. Конечно, он улыбался. Ему было можно — он встал спиной к ветру, лицом к Дею и задницей ко всем правилам нормального мира, который остался где-то там, за пределами взгляда. Существовал ли он когда-то вообще? Дил улыбнулся еще шире на его равнодушный взгляд, подошел, приобнял за плечи, выкинул руку к горизонту. Среди песка было почти ничего не видно, но Дей знал, что там, дальше, начинается Драконья Свалка, за ней лагерь Тигров, а еще дальше Застава, отделяющая Металлическую зону от другого города. Города, в который он планировал сбежать. — Посмотри на этот прекрасный пейзаж! Вон там скребется крамчер, вон торчат палки, отмечающие начало нашей территории. Давай же, — Дил подтолкнул его в спину, заставляя сделать шаг, — Ты же хотел уйти. Я тебя отпускаю! Что-то глубоко внутри Дея заскреблось после этих слов, заныло, но он остался стоять. Что ему там? Он не выживет один. Даже двух дней не продержится. Дей стоял там, среди ветра и пыли, а Дил хохотал, пока не закашлялся от попавшего в рот песка. — Кх, — кашлянул он, часто-часто моргая, — Все, пошли обратно. Кх! После этого Дил оставил его в покое. Его даже переселили в палатку к другим мальчишкам, как в старые времена. Он больше не был особенным, ни в хорошем, ни в плохом смысле. Теперь он был, как все. Парни еще пытались его доставать, но быстро теряли интерес, видя, что он не реагирует. — А Дил-то сломал его, а жаль. Хороший был с парень, с вот такенным шилом �� заднице! Жизнь шла своим чередом. Пока в один день кто-то из пришедших с неудачной охоты мекхов не решил отыграться на нем за свое плохое настроение. — Эй, бывший рука! — он преградил ему дорогу. Дей тупо посмотрел наверх, но не вспомнил ни лица, ни имени, ни голоса. Не хотелось, — А ты знаешь, что мы отыскали все твои тайники? Там больше ничего не-ет! Мысли Дея вяло заскользили в сторону, тайники, деньги, документы, которые он купил на рынке… Но вдруг его сердце забилось быстрее, когда он вспомнил о самом первом своем тайнике. Меч. — Да, — сказал Дей ровным голосом и прошел мимо, свернув за ближайшую палатку. Только там он позволил себе скатиться по ткани и вдохнуть все, что он чувствовал. Меч. Они же не могли?.. Или могли? Дил всегда хотел забрать его себе, но меч не давался в руки никому, кроме Дея. Он закопал его еще в первый месяц и никому и никогда не говорил, где, даже не возвращался туда, чтобы нельзя было выследить место. Значит, не могли. Губы Дея тронула невольная улыбка, но только тронула. Дей тут же ее погасил. Никто не должен узнать. Дей шел к шатру, который он делил с другими ребятами, и у него в голове зрел план. Дей ложился спать и мысли все никак не хотели униматься. Дей ел, работал, ел и снова работал, и все это время думал, следя за тем, чтобы на его лице ничего не отразилось и это было чертовски сложно, но он надеялся… впервые за долгое время он надеялся. Через две недели у него появилось два бурдюка и мешок, в который он их спрятал. Он украл все это ночью, забравшись на охраняемый тремя парнями склад. В его голове выстраивались планы патрулей, которые Дил зачем-то установил давным-давно и с тех пор почти не менял. Дей обвязал едва выпирающий мешок вокруг пояса, под выданной ему вместо безрукавки свободой рубашкой непонятного цвета, которую он никогда не снимал, и никому не позволял к себе прикасаться. Дилу на глаза он старался вообще не попадаться. Мысль о мече пульсировала в нем волнующими завитками, придавая сил. Он будто встал на гору и впервые вдохнул настоящий, чистый воздух, свободный от пыли и песка, но полный чего-то такого, что не надышаться, сколько вдохов не сделай. Хотя ему больше не запрещали выходить за пределы лагеря, зная, что он не воспользуется этим правом, Дей решил не рисковать. Всю работу он начал делать из рук вон плохо, пока она не кончилась и его не назначили собрать плесень вместе с остальными. Плесень соскабливалась с камней, расположенных в определенных местах, разбросанных по всей Металлической зоне. Несколько из них были прямо рядом с лагерем. Перетащить камни в лагерь, чтобы не пришлось никуда ходить, можно было и так уже делали, но они плесень переставала на них расти. Она была многофункциональна — ее можно было использовать, чтобы скреплять конструкции, вываривая до состояния вязкой каши, наносить на кожу, чтобы она отгоняла насекомых и убирала запахи, но самое главное ее свойство, нужное Дею, состояло в том, что ее можно было есть, и она не портилась, если ее высушить. Так Дей и работал — большую часть снимал ножиком и складывал в общий мешок, а немного оставлял себе. И вот в один из дней все было готово — еда, вода, одежда, чтобы выжить на солнце и не задохнуться песком, мешок и Дей. Он как раз соскабливал плесень, незаметно оглядываясь, мешок плотно прилегал к телу, следивший за ходом работы мекх отвернулся. Дей встал и побежал. На мгновение весь мир замер, его спина стала мишенью, но ничего не произошло. Дей бежал, бежал, бежал, не слыша за собой топота ног. Только запоздалые крики, которые он не мог разобрать из-за стучавшей в висках крови. Надо было сосредоточиться на дыхании, надо было сосредоточиться на дыхании и выборе дороги. Песок хрустел под его ногами, пока он бежал, сдерживая в себе детское ликование. Ещё рано, он ещё не свободен. Камни так и норовили попасть под ноги и острые, кривые железяки, выпавшие из идущих с Драконьей Свалки обозов, в сторону которой он бежал. Вдали недвижимыми гигантами застыли горы. Горы металлического мусора – холодильники, плиты, только оружие сюда не выбрасывали – перед настоящими горами, уходящими пиками в самое небо, но все равно не достающими до него, голубого, бесконечного, затянутого облаками. Дею вспомнилось, почему-то именно сейчас, что он читал в какой-то книге, что Солмис назвали так и забрали себе солнце в качестве символа потому, что он – один из немногих миров, вокруг которого обращается солнце. Им следует гордиться. И сегодня, сейчас, Дей готов был любить это солнце, его солнце, пусть даже будет его проклинать час спустя, когда пот зальёт глаза и начнет мучить жажда и тени будут выдавать его. Дей заставил себя посмотреть на дорогу и продолжил путь.

***

К вечеру похолодало до того, что Дей никак не мог справиться с дрожью. Он прислонился спиной к одному из светлых твердых валунов, острыми гранями, словно пытаясь походить на спрятанные под землёй кристаллы или на горы, тянущимися в небо. Там, за спиной – место, из которого он сбежал. Дей никогда не уходил от лагеря так далеко и, насколько он знал, единой карты Металлической зоны не было ни у одной банды, только какие-то обрывки территорий, которые им принадлежат или когда-то принадлежали. Десять лет назад, когда главой Металлических Крыс был старик Рэтхедд, их лагерь находился именно здесь. А потом Дил, начиная свою традицию оставления прошлого за спиной, перенес лагерь севернее, к третьим воротам Райдзене. Дей сейчас стремился в сторону первых, вдоль стены, к Заставе. Он ещё не знал, как разберётся с документами, денег на то, чтобы как в прошлый раз, купить их на рынке из числа изъятых у путников не было. И... Дей только сейчас задумался почему, если эти документы были у кого-то на руках, эти люди все ещё оставались здесь. Он помотал головой. Нет, не сейчас. Сейчас главное – не попасться. Дей достал из мешка осколок зеркала и вытянул руку за пределы валуна, поймав свое чумазое патлатое изображение. Он сильно себя запустил, оказывается. Зеркало никак не хотело работать нормально, так что он плюнул на все и аккуратно выглянул. Вдали клубилась пыль, делая обзор невразумительным, но Дей понимал и по ней. Погоня была. Они шли за ним. Дей стукнул кулаком по валуну, кулак тут же отозвался болью. Что же Дилу от него надо, почему нельзя просто оставить в покое? Он же глава, у него куча дел, неразумно посылать людей в погоню за одним мальчишкой, тем более – Дей сжал зубы – тем более, что скорее всего он и так не выживет. Дей снова прислонился спиной к нагретой за день поверхности валуна и посмотрел вперёд – туда, куда он шел. Свалка казалась все такой же далёкой, будто он и не бежал к ней. Груды металлалома возвышались вверх на несколько человеческих ростов. Дей прикрыл глаза. Смятые изломанные холодильники с оторванными дверцами, полками, вмятинами на стенках, скособоченные тяжёлые плиты, грязные и ржавые, трубы самых разных форм и размеров, кривые и дырявые и всякие разные мелкие устройства, такие же сломанные и не поддающиеся починке – телевизоры, радио, компьютеры и многое другое. В их условиях ограниченного сырья это кажется жутким расточительством, и правда – в Райдзене на каждом углу заводы по переработке, и такие устройства есть в каждом доме, превращающие все во второсортное, третьесортное сырье, но есть причина. Огромная, появляющаяся примерно раз в десять лет причина, по которой существует эта свалка, по которой стража продолжает отдавать им вещи и следить за тем, чтобы они достигали свалки, чтобы она визуально не становилась меньше. Дей открыл глаза. Достал из мешка бурдюк, смочил горло и убрал его обратно. Пора было идти дальше. Несколько дней он шел вперёд, стараясь как-то запутать следы, но он был за пределами лагеря очень редко и в основном это был путь до пункта обмена, до рынка и сопровождение обозов. А за ним послали наверняка опытных охотников. Дей взял с собой мешок, чтобы можно было залезть в него и не дрожать от холода снаружи, но вынужден был накрываться плащем и укладываться в окружении камней, чтобы его было сложнее найти, а сам он мог сразу же вскочить и побежать. Но от холода и не отступающей тревоги лишь изредка проваливался в сон, а потом снова вставал и шел. В какой-то момент он уже был почти у свалки, вон они – вторые ворота вдалеке слева. Он обернулся, по обе стороны от его взгляда торчали валуны, а впереди, поднимая пыль, скакали верхом на хикках несколько охотников в красных безрукавках. Дей не видел большего, но ему и не надо было. Ладони и лоб вспотели, а сам он похолодел. Как же так... ещё чуть-чуть. Он развернулся, сорвался с места и побежал к свалке. Это были неравные условия. Он иногда видел, как хикки группами пробегали мимо из лагеря, широкими прыжками преодолевая по двадцать локтей за раз. Это были большие красивые животные с широкими хвостами, которыми они сметали пыль в поисках жуков, синяя шерсть, длинная на сильных лапах и загривке, кончающемся у первого горба, переходящего в углубление и во второй горб. Дей помнил, как однажды смотрел издалека на них и один остановился, принюхался и посмотрел прямо на него. Дей даже с такого расстояния видел его большие желтые глаза. Они смотрели друг на друга несколько секунд, а потом хикк фыркнул и пошел дальше, нагонять своих сородичей, потеряв к Дею интерес. И теперь эти животные с охотниками-мекхами на плечах направлялись сюда по его душу. Дей бежал, горы не двигались. Дрожь земли все ощутимее отдавала в пятки. Уставшее тело теряло скорость. Едкий пот стекал по лбу и щекам, собирался на ногах и руках под штанами и плащем, сердце стучало там, где не должно было. Свалка приближалась мучительно медленно, Дей почти не видел ее. Из последних сил он повернул налево, в сторону стены, к коридору из округлых валунов и успел скрыться там, когда первый камень чиркнул по валуну, а затем еще и еще, пролетая над Деем, в щель между валунами, едва не задевая ногу. Дей полубежал сквозь узкий коридор, опираясь на боковые камни. Он сам себя загнал в ловушку — там, впереди, в проеме его и встретят. Тяжело дыша, Дей упал на колени рядом с одним из валунов, схватился руками за плотно сидящий округлый валун и потянул. Руки дрожали, а мышцы скрипели, но он все же сумел его вынуть и тут же уронил прямо рядом с коленями. Схватившись потной ладонью за первое попавшееся выглядящее на вид крепким соединение между валунами, Дей засунул руку в щель по плечо. Это была одна из оставленных нор войсеров — теперь он это знал — но тогда это была просто непонятная разветвляющаяся вглубь дыра. Дей нащупал рукой рукоять, наполовину погрязщую в песке, и его дыхание перехватило. Но чего-то не хватало, чего-то очень важного и это смутно его беспокоило. Дей, напрягшись всем телом, медленно вытянул меч наружу. Он сиял, клинок переливался из белого в черный и обратно на солнце, будто и не было всех этих лет под землей. Длинная тень легла на него сзади, заставляя поежиться. Дей не стал оборачиваться, вместо этого подняв голову. Впереди тоже уже было занято — Роон стоял там, весь в пыли, схватившись мускулистой рукой, выглядышающей из-под накидки, за камень, как бы обозначая, что прохода тут больше нет. Дей попытался сглотнуть, но слюны не было. Он, подрагивая, встал на ноги и растянул губы в ухмылке. Роон смотрел на него ровным взглядом: — Дил так и сказал, что ты за ним пойдешь, — он кивнул на меч, куском железа лежащий в руке Дея, так и норовя выскользнуть из потной ладони. Пересиливая себя и едва заметно морщась, Дей вытянул руку с мечом, указывая им на Роона. Острие меча подрагивало. — От… отойди, — хриплым голосом приказал Дей. — Нет. Дей сжал зубы. — Хорошо. Он сделал шаг вперед, а потом еще и еще. Тень неотступно следовала за ним, рука ныла, а все внутри вопило об опасности, но он упрямо шел, не опуская меч. А Роон стоял на месте, смотря ему прямо в глаза. И только когда между острием и грудью Роона осталось пять шагов, он как-то едва заметно напрягся, на мгновение посмотрел за спину Дею, и тогда Дей резко отошел в сторону, оставляя ногу на месте. Ее обожгло болью, когда бросившийся на него сзади мекх споткнулся о нее и полетел вперед. Роон тут же отступил назад, пропуская летящее тело, а Дей уже бежал в обратную сторону, срезая мечом выпирающие камни, потому что лучше уж они, чем напороться на меч самому. Он выбежал из каменного коридора и свет ударил по его глазам. По левую руку от него стояли, нервно помахивая хвостами, два хикка, а рядом с ними тощий мекх, удерживающий их за загривки. Глаза всех трех метнулись к Дею, в одних застыла настороженность, в других — удивление. Мекх как-то странно задергался, когда Дей метнулся к нему, побледнел, но загривки пригнувшихся хикков не отпустил. Сердце Дея стучало, стучало, так что он скорее почувствовал чужое присутствие за спиной и тогда же его пронзило ужасающее осознание — он не успевает. Он немного повернул голову, пыль дыхнула в щеку, а накидка впилась в горло, когда его поймали за капюшон. Дей, хрипя, наугад махнул мечом за спину и тут же полетел вперед, освободившись. Коленки, на которые он упал, пронзила боль, ладони содрались о песок, меч загремел по камню. Рука тут же метнулась к рукояти, но было поздно — на ней уже стояла нога Роона. Грудь его вздымалась, ноздри трепетали, а черты лица подрагивали в презрении. Так они и застыли, смотря друг на друга — тяжело дышащий Дей, повернувший голову на гиганта. Дей замолотил кулаком по земле, оставляя кровавые следы на камне и песке. В уголках его глаз появились слезы обо всем — боли, поражении, разочаровании. — Нет! Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет! НЕТ!! Дей остановился только тогда, когда уже не мог сжимать кулак. Дей посмотрел на свою дрожащую руку через упавшую на глаза грязную челку. Очертания были мутными и красными, горячая вода скатилась по пыльным щекам. Держась за нос, из коридора подоспел другой мекх. Он, скривившись, плюнул на землю рядом с Деем. А Роон нагнулся к мечу, убирая ногу с рукояти — восприятие Дея стало медленным-медленным — и легко его поднял. — К-как? К-как? — залепетал Дей, не понимая. Меч же всегда защищал его, оставался с ним… меч же всегда… Роон взвесил меч в руках, примеряясь, как будто действительно знал в этом толк, и замер, прислушиваясь. — Что-то в нем есть… такое. И вдруг мимо него что-то просвистело. Все ошеломленно замерли. На лбу Роона возникла красная полоса, и кровь дорожками поползла вниз. — Эй! Оставьте его, отребье! Все медленно повернули головы в сторону голоса. Дей, не дожидаясь, тут же попытался выхватить меч из рук Роона, но он держал крепко, даже растерявшись. — Отдай ему меч! А ну-ка! Роон помедлил, но все-таки отпустил меч. Дей перехватил его в левую руку и, отступив, направил острие прямо в горло Роона. Кадык Роона дернулся, но он так и остался стоять на месте, подняв руки вверх, с головой, повернутой в сторону. Мекх замер за его спиной в такой же позе. — Отлично! А теперь иди сюда, парень, я держу их на мушке! Дей дернул уголком губ. От одних отбросов к другим — ну уж нет. Но непонятный блеск в отражении меча привлек его внимание, и он на мгновение все же кинул взгляд в сторону своего спасителя. А потом, не веря глазам, посмотрел полноценно. Там стоял герой. Дей понял это даже зная о них всего лишь урывки. На солнце сверкали его золотые доспехи. Наплечники острыми чешуйками смотрели в стороны, переходили в синюю, как штормовое море, ткань, в наручи, в перчатки с щитками на тыльной стороне ладоней и пальцах. Из-под нагрудника с силуэтом белой птицы, расправившей крылья в стороны, выглядывала кольчуга, а из-под нее — синяя туника. Золотые чешуйчатые сапоги поднимались до коленей, топорщась сочленениями. За спиной, удерживаемый кожаными ремнями, висел меч. Только лица героя среди этой позолоты видно не было. Дей проморгался на всякий случай, но мираж не исчез. Герой все также направлял свой арбалет в виде птицы с золотыми перьями на Роона. — Ну же! Иди сюда! — еще раз позвал герой, — Я свой! Лицензию покажу, хочешь? Только подойди, оттуда не видно будет! — герой рассмеялся звонким светлым смехом. И Дей, поддавшись какому-то странному чувство, похожему на то, которое вело его к мечу, пошел. Снова пошел за светом.

***

Они сидели у костра — теперь костер можно было развести. Во-первых, рядом с ним был герой, во-вторых, у героя было заклинание, которым он их и огородил. Дей сидел близко-близко и млел от тепла. Среди опустившегося вечера, оставшегося за его спиной, как и холодные беспоко��ные ночи, костер был спасением. Левая рука Дея обтирала песком предплечье, стирая с него прилипшую пыль и грязь, а правая, перевязанная и промытая водой, тенью устроилась на коленях. О ее реальности напоминал только тик в области запястья, который все никак не хотел униматься. Герой сидел по другую сторону костра, жаря на палке хлеб. Вяленое мясо и сыр уже улеглись в животе Дея приятной тяжестью, накатывала дремота, но Дей всякий раз дергался, не позволяя себе заснуть. Он еще раз вгляделся в лицо героя, выискивая в нем знакомые черты. Вот линия подбородка, но он округлый, смягченный, а не острый, как у Дила. Вот глаза, темно-синие, как загривочный мех хикка, большой нос и улыбка, застывшая в уголках губ, даже когда он был расслаблен. Дей искал в ней хоть каплю мрака или неискренности и не находил. И это не давало ему покоя. Дей и сам не заметил, как уснул, поплотней завернувшись в плащ.

***

— Как зовут? — Мос. — Слышу букву «о». Это в честь Ялмора? — Нет, — Дей повел плечами, — Просто… так. Они сравнивали мечи. Меч Ризмуса полностью соответствовал его основной теме — золотой эфес, гарда — застывшие перья, на которых можно было разглядеть каждую черточку, синяя рукоять, состоящая из множества маленьких ромбов, простой клинок. Дей проговаривал это просебя, чтобы запомнить, как что называется, а то называть части своего собственного меча «вот эта вот штука» было как-то не то. — А дола у тебя почему-то нет, — Ризмус провел пальцами вдоль лезвия, проваливаясь в углубления, — Только эти странные узоры. Я все смотрю-смотрю, но то ли я ужасно учился в Академии, то ли у этих символов и правда нет значения! — он рассмеялся. Но Дей откуда-то знал, что значение было. Не бывает такой невероятной работы, в которой нет значения. Дей смотрел на меч. Мос. И откуда только в голове возникло? Выглядел меч, конечно, странно. И с первого взгляда, и со второго, и со взгляда Дея. Острие, как прямой треугольник, спускалось вниз большими, с палец, зазубринами до середины лезвия. Чуть раньше него с другой стороны меч по диагонали расширялся и так до самой гарды. И вроде был он острым, невозможно острым — камень резался с простого прикосновения — но Дей мог прислонить палец и даже надавить и не пораниться. Правда, с Ризмусом это не сработало. Там, где кончались непонятные узоры, выдавленные в клинке, с двух сторон от него отходили вытянутые треугольники фальшгарды. Под ними совершенно неожиданно располагались две винтовых шляпки с рассечением по диагонали. А на середине расстояния между ними от уже не острого клинка вниз начиналась огромная шестеренка, непонятно зачем вставленная внутрь гарды с ориентацией, как на центр, на непонятный черный овал в ее середине. Он был настолько черным, что вообще никак не отражался и на ощупь был таким же несуществующим — никакой разницы температур. — Я вроде и понимаю, почему ты не хочешь его продавать, но вроде и понимаю, почему хочешь — он же ну чисто на стену вешать! Ну не в бой же с ним ходить, правда? Блок нормально не сделать, второй рукой не перехватить — эта странная штука будет мешаться… — Шестеренка. — Вот-вот! Зачем она здесь? Для людей, знающих толк в оружии, это — просто красивая железяка! Он не мог не кривить душой, как кривил лицом — Дей уже успел убедиться в том, что чувствует это не один. Меч был странным. Но и — удивительным. — Я найду, что с ним сделать, — пообещал Дей, проводя пальцем по рукояти, обтянутой каким-то красным шершавым материалом, затем спускаясь до черного, как широкая гарда, навершия и все — меч кончился. — Ну ты, конечно, в такую историю попал, я не могу, дружище! Дей воткнул меч в землю рядом и слабо усмехнулся, поворачивая голову к Ризмусу. Глаза его горели искренней озабоченностью. — Надо же было так — ехать через Металлическую Зону, да с одними наемниками при обозе! — он хлопнул по колену, — Ты должен был нанять нас, героев! Мы — лучшие в своем деле защитники! — Да на вас, героев, я бы весь свой заработок заранее и потратил бы! — возмутился Дей. Впрочем, слабее, чем мог бы. Что-то, жившее внутри него во время всех этих приключений, завяло. Ризмус прищелкнул пальцами в перчатке — он не снимал латы даже во сне, хотя… спал ли он вообще этой ночью? Утром он уже был на ногах. — А ты мог бы нанять выпускников! Они за любую работу даже бесплатно возьмутся, лишь бы поучаствовать в чем-то, — он насупился и понизил голос, — «взрослом». — Неопытных героев вместо опытных наемников? Да уж, отличная идея! Ризмус неловко почесал в затылке и отвел взгляд, сдаваясь, а Дей подумал, что он, хоть и выглядит старше Дея на несколько лет и вроде бы обучен на героя, но в жизни ничего не смыслит и доверчивый, как младенец. Что-то гадкое заскреблось внутри Дея. Он сглотнул ставшую горькой слюну и отвернулся.

***

— А там, — Ризмус указал на замок вдалеке, у самых гор, возвыщающийся, кажется, даже над свалкой, мимо которой они как раз проходили, — живет злодей! Дей подавился бутербродом, который жевал по пути. За спиной гремел рюкзак героя, который он предложил понести, продолжая чувствовать себя плохо где-то внутри. На этот раз ночью ему так и не удалось сомкнуть глаз. Дей сосредотачивался на треске костра, на шевелениях Ризмуса, ходящего туда-сюда, присаживающегося то на одно место, то на другое, кряхсящего, сопящего, тихо смеющегося. Один раз Дей приоткрыл глаза и увидел, что в руках Ризмус держит книгу, смотрящуюся на фоне его доспехов крошечной, что человек рядом с горой. Ризмус улыбался глупо, как никогда, но абсолютно счастливо. Дей бы тоже хотел, чтобы что-то радовало его настолько. Кажется, когда-то это были копощения в устройствах, рысканья по свалкам в поисках чего-то, что он еще не видел, книги по механике, физике, инженерному делу, резонирующие с чем-то внутри него. А теперь это все сгорело в пламени костра, а Дей грелся в тепле подобного и ничего не чувствовал. — Я тебе больше скажу — непобедимый злодей! — продолжал Ризмус, быстро шагая вперед, будто и не бодрствовал две ночи подряд, — В плане, не победил его еще никто ни разу. Я правда не знаю, пытался ли кто-то, но что его трогать, в самом деле? Налоги он платит, все, как положено — только этим и знаем, что жив, а так, никто его и не видел. Даже удивительно, почему злодей? Злодеи творят зло, в этом их работа, а этот сидит, будто куксень, в своем гнезде на вершине горы и носу не кажет. Во дает! Дей дожевал бутерброд и посмотрел на такой далекий черный замок. Если приглядеться, можно было увидеть, что из трубы вверх поднимаются облачка пара. Получается, злодей, как и он, сейчас завтракает? Дей помотал головой, представив эту сюрреалистичную картину. Глупость какая. — А хочешь про Академию расскажу? Знаю, что хочешь! Слушай…

***

На то, чтобы добраться до Заставы, у них ушло еще несколько дней. И с каждым днем Дей волновался все больше, потели ладони на лямках рюкзака, становящегося все тяжелее и тяжелее и все это заставляло его невольно огрызаться на Ризмуса. После этого он неизменно делал такое лицо, будто случайно разрубил бабочку мечом во время тренировки, разбил что-то хрупкое, заставляющее его глаза наливаться самой светлой печалью, и Дей злился еще сильнее, в этот раз — еще и на себя. Но поделать ничего не мог. Ризмус отвлекался на что-то новое и снова лез к Дею, а Дей угрюмо молчал, собирая над собой тучи. Впервые за год пошел дождь. Ризмус хотел было остановиться, переждать, и Дей хотел — погулять под дождем, подышать, но гулять и дышать вышли Металлические Тигры, мимо чьего лагеря они проходили. В одиночку Дея бы ограбили и оставили лежать, глядя в небо, захлебываться дождем — так говорили ребята о них — но, увидев героя, все они как-то замерли на границе лагеря, вровень с дозорной вышкой и так и провожали их взглядом, как голодающие буханку хлеба, упершись копьями в землю, их зеленые повязки намокли от дождя. Дея пробрал озноб — то ли от их взглядов, то ли от влажного пятна, расширяющегося от накидки на рубашку по спине и плечам. Даже сушась вечером у костра, он не мог от него избавиться. На следующей день они вышли к Заставе. Она теснилась между расступающихся гор каменным нагромождением. За ней — ущелье, за ущельем — Мелороран, а там — свобода. Но ноги Дея не наполнялись силой, а тяжелели. Ризмус подбадривал его, мол, все будет хорошо, он замолвит за Дея словечко, раз уж документы у него столь нечестно отняли. На лице Дея от его похлопываний по спине появлялась улыбка, но брови его кривились. Застава встретила их каменной стеной в несколько человеческих ростов. Камень перед ней на расстоянии взгляда украшали царапины, потертости, сколы, будто вплавленные обувные отпечатки и красные проплешины. Все это так и не смог смыть дождь. В стену прямо над огромными двустворчатыми воротами со следами повреждений и одним торчащим топором со спиленной по обод рукоятью, в которые смог бы с остатком проехать большой обоз, были воткнуты около полудюжины стрел. Три из них были перевязаны зеленой тканью, различавшейся уровнем свежести и рваности, но было видно, что одну повязали совсем недавно, две — оранжевой, тоже свежей, а последняя была красная, самая истрепанная из всех. Глядя на них, Дей впервые понял, что люди ПЫТАЛИСЬ. Действительно пытались выбраться, уйти, добиться чего-то лучшего. Но их НЕ ПУСКАЛИ. Ризмус, насвистывая какую-то мелодию, постучал кольцом в деревянную дверь рядом с воротами. На двери был вырезан символ солнца. Дей коснулся ворот и тут же отпрянул. Дерево, надо же. Как много дерева. У них дерева было крайне мало — разве что кустарники, которые изредка тратили на костер. Из настоящего, полноценного дерева, вырезали, как умели, украшения, обозначавшие высшую роскошь. Дей коснулся груди, там, где когда-то висело кольцо, и сжал руку в кулак. Тьфу. Дерево. — Хе-ей, друзья! Это я, Ризмус Золотое Перо! Возвращаюсь в родные пенаты! — представился Ризмус глазам, появившимся за стеклом, обнаженным отодвинутой заслонкой. Голос за дверью усмехнулся. — А. Я-то думал, что мне в глаз попало? Заслонка закрылась, послышался звук открываемого замка. В другой день Дей бы прикинул его примерное устройство, но сейчас он весь сжался, стараясь оказаться как можно меньше, и отступил за спину Ризмуса. Дверь открылась и в тень горы вышел стражник в каком-то странном шлеме, похожем на металлическую шляпу, пузатом нагруднике с выкованным на груди символом солнца и в желтом плаще, на котором наверняка также было изображено солнце. Правую руку он держал на рукояти короткого уставного меча. Левую он приложил к солнцу, приветствуя Ризмуса. Дей заметил на рукаве три желтых полоски, между которыми было проведено два штриха. — Капитан! — Дей по голосу слышал, как Ризмус расплылся в своей обычной улыбке. Он звякнул кулаком о нагрудник и рассмеялся, — Сто лет, сто зим! — Да-да, я тоже рад тебя видеть, Ризм, — капитан кратко улыбнулся в усы, но глаза его сверкнули в сторону Дея. Дей, хоть и освещенный дополуденным солнцем, почувствовал себя как никогда холодно, — Однако кто этот молодой человек с тобой? — Для вас, стариков, все люди молодые! — хохотнул Ризмус, намекая на морщины капитана. В его морщинах таилась опасность, которую Дей не мог себе и представить, идя сюда. Еще хуже был только его прямой взгляд. Ризмус сделал шаг назад, равняясь с Деем и хлопнул его по спине, выбивая из легких воздух, — Я встретил его по пути сюда. Это Дей, торговец. Его обоз ограбили, когда он ехал из Мелорорана в Райдзен, прямо на этой вот дороге за нами. Он хочет вернуться домой! И я его сопровождаю. Чтобы ничего плохого не повторилось! Скажете — да ну, он похож на оборванца, и что? Посмотрите на его меч! Его тоже хотели украсть, но не смогли! Он очень храбрый! Дей деревянными пальцами схватился за рукоять и вытянул меч из-под накидки. Глаза капитана заскользили по нему, но лицо его оставалось нечитаемым. И только когда взгляд капитана, как солнце, перестал его печь, Дей смог выдохнуть. «Нельзя молчать, нельзя молчать» — запульсировало в голове. Когда капитан поднял глаза, Дей встретил его своим собственным колючим взглядом. — Они были одеты, как вы, — голос его был хриплым, как будто он говорил впервые за несколько дней. В каком-то смысле так и было. Дей облизал губы и отвел взгляд. Чувство остро резанули по внутренностям, увлажняя глаза. Пусть — не те, главное, чтобы казалось так, как ему нужно, — Тоже стражники, пусть погрязнее. Остановили, сказали, что проверка, а потом… — Дей прикрыл глаза и шумно вдохнул через нос, — потом были только трупы, — слеза скатилась по его щеке. Дей вынул руку из-под накидки и быстро стер ее. Капитан почесал щеку, провожая руку Дея взглядом. — Мда, ну и история, — голос его смягчился, разбавился сочувственными нотками, — А что с рукой? Дей посмотрел на свою забинтованную ладонь. — Ранили его! — ответил за Дея Ризмус, качая головой, — Но я починил! — Не слишком-то аккуратно, — капитан кивнул на красные области на бинтах и взял запястье Дея в свою ладонь. Ризмус виновато завздыхал, — Думаю, у нас найдутся лишние бинты. Солнце снова показалось из-за облаков, обдав Дея с Ризмусом теплом. Капитан уже готов был отпустить руку Дея, но тут его взгляд зацепился за рукав рубашки. Дей проследил его и обмер. Рубашка просвечивала. Дей попытался вырвать руку, но было поздно, капитан держал его железной хваткой и точно также ожесточился его взгляд. Он резким движением задрал рукав, оголяя предплечье Дея. На нем была вырезана крыса. Символ Металлических Крыс. Ризмус ахнул. — Они его клеймили! Успели! — Дурак ты, — разочарованно огрызнулся на него капитан. А потом посмотрел на Дея испытующим взглядом. Дея прошиб холодный пот. Он снова попытался вырваться, но капитан до боли сдавил его запястье, — С тобой все и так ясно, но я все же спрошу. Сколько человек должно быть в обозе? Дей открыл было рот, но с его губ так ничего и не сорвалось. В голове билась только одна мысль: «Сбежать, сбежать, сбежать!». — Курс митингов к гарпиям? Дей шумно дышал. — Понятно, — из глаз капитана ушел свет. Дей посмотрел на Ризмуса, непонимающе переводящего взгляд с руки Дея на его лица. Мучительно нахмурившись и глядя Дею прямо в глаза, он спросил: — Так ты… соврал мне?.. Дей замотал головой, затем остановил себя и склонил голову. Челка попала на глаза. — Я… — выдавил из себя он, — плохо там жил. Там было плохо, очень плохо, понимаешь? Невыносимо! — его глаза намокли. Он мог бы сказать еще много чего о той жизни, но почему-то именно сейчас не находилось никаких слов. Дей вперился в него взглядом, полным надежды: — Прошу… забери меня отсюда. Ризмус хмурился и мотал головой, даже отступил на шаг. Зачем-то посмотрел на капитана. Капитан усмехнулся: — И ты веришь ему? Да он врет, как дышит. Какой же ты все-таки простодушный дурак… Дей снова попытался вырваться, дергая рукой до синяков, так что капитану пришлось достать меч и приставить к его дергающемуся кадыку. Дея душила такая обида, что он не мог ничего сказать. — Нет, я не… как же так… — Ризмус прикрыл рукой рот. Дей поймал его мечущийся взгляд и, собрав все силы, произнес единственное хорошее слово, которое знал: — Пожалуйста, — прошептал он. Ризмус прикрыл глаза и вдохнул так рвано, как будто ему только что порвали душу. Он положил руку на дверь и повернулся к Дею спиной, погружаясь в тень. — Прости… я не могу. В легкие Дея будто закинули горячего песка. Он перехватил меч и рубанул им по клинку, стремящемуся к его горлу, легко перерезая его напополам. Рука капитана тут же метнулась обратно к телу. Дей отступил. Капитан тоже, не отрывая от него настор��женного взгляда, он громко постучал по двери: — Стрелы на изготовку! Дей, сжавшись, посмотрел на бойницы. — М-может, не?.. — начал Ризмус. Капитан хлопнул его по руке, — Да, ты прав… Но отзови своих. Я сам. Ризмус снял арбалет со спины. Капитан поднял и опустил ладонь. Дей пятился, неверяще глядя на Ризмуса, направившего на него арбалет с заряженным болтом. — Лучше уходи, — попросил он. В его глазах был только свет, и Дей возненавидел этот свет. Ризмус выстрелил. Болт чиркнул прямо рядом с ногой, заставив Дея развернуться и, не помня себя, побежать.

***

Дей разрезал мечом валуны и чиркал по камню. Конструкции из каменей обваливались, поднимая груды пыли и грозя погрести его под собой. Дей отбегал в последний момент, поддаваясь острому страху, а затем хохотал. За ним наверняка придут. Теперь все будут знать — так думал Дей, выводя буквы, чтобы со всей злостью перечеркнуть их несколько раз. Герои. Герои, герои, герои. Пусть драконы смотрят с небес и знают, кого им жечь огнем. Дей крушил до бессилия, до застилающего глаза пота, до рук, гудевших, как и ноги от недавнего бега. Он упал на камень и сидел, с прищуром глядя на солнце в зените. Внутри клубилась, разливаясь по венам силой, неостывшая злость. Дей распластался по земле звездой и дышал, пальцами касаясь надписей. Вот и все. Больше ему некуда идти, не к чему стремиться, не о чем мечтать. Он снова рассмеялся, нехотя, до слез в уголках глаз и перевернулся на живот, молотя кулаками по земле. Но — почти без силы. Это больше не приносило удовлетворения. Это никогда не приносило удовлетворения. И вдруг его взгляд зацепился за что-то черное. Дей медленно встал, разглядывая почти что даже и недалекий замок. Да, высоковато, ну и что? Такая смерть даже лучше. Поднимаясь вверх по склону, Дей тешил себя мыслями о мести. Злодей? Прекрасно. Тогда он станет героем, чтобы своей смертью отомстить им. А что еще остается? Меч все сильнее и сильнее тянул его к земле, но Дей не останавливался, усмехаясь. В такт мыслям в животе комком пульсировали чувства. Он жив. Пока.

[annoyingpersonapersona]

«Что я тебе такого сделала? За что ты меня ненавидишь?» - спрашивает меня моя мать, а я и не знаю, что и ответить.

Я не помню то том как она осталась жить в одном доме с отцом «Что я тебе «Что я тебе такого сделала? За что ты меня ненавидишь?» - спрашивает меня моя мать, а я и не знаю, что и ответить. Я не помню то том как она осталась жить в одном доме с отцом педофилом, который домогался меня, когда мне было пять. Я не могу вспомнить как как он трогал меня и шлепал по заднице. Я этого не помню.

Я не могу вспомнить о скандалах и криках в нашем маленьком доме на окраине поселка. Не могу вспомнить как мать кричала на меня: «Лучше бы я взяла ребенка из детдома, и он меня любил.» Я этого не помню.

Совершенно не вспоминаются крики ее о том, что она разведется и оставит меня с отцом наедине чтобы мы могли «развлекаться». Не помню, как она называла меня своим «уральским выбл*дком». Не помню.

Не помню я и того как мать орала на меня вместо того чтобы успокоить, когда на мою голову упала тяжелая крышка подвала, мне ведь было очень больно. Не вспоминается и то, когда я маленькая чуть не перерезала себе ногу, угадив ею случайно в вырезанное отверстие в старом москвиче во дворе. Не вспоминается.

Не помню, как мать перечеркивала мои первые рисунки крестом говоря что все это «х*ня». Не помню как меня на два голоса называли дурой и тумбочкой. Не вспоминается.

В памяти не осталось того, когда я, зайдя к подружке в детстве, которая живет прямо напротив нашего дома, чуть задержалась там, а после мать загнала меня домой, крича на всю улицу что я проститутка и что хочу, чтобы меня «как следует вы*бли». Этого нет в моей памяти.

Воспоминания не сохранили того времени, когда я, тихо плача, ходила вешаться в старый дровяник прямо при орущей на меня матери. Память не сохранила того как я писала предсмертные записки поздно вечером стирая с листа горячие слезы. Не сохранилось.

Моя память не подкидывает мне моменты, когда мать совала в ярости мне кулаки в лицо и била хлопушкой. Не помню, как мать кинула мне намерено в лицо тяжелый старый железный фотоаппарат «Зенит». Не помню.

Я не помню того, когда мне хотелось хоть чьей-то поддержки, хоть каких-то друзей в моем подростковом возрасте и я увлеклась нацизмом, Третьим Рейхом и Адольфом Гитлером. Увидев в строгом марше единство, в фотографиях войны братство, в лозунгах и речах веру, а в реющем красно-бело-черном флаге силу. Не помню, как пьяная мать, таская меня за волосы, орала: «Ах, ты сука! Да они наших родственников убили!» Не помню.

Я не помню объятий своей матери, ибо нельзя вспомнить того чего нет.

Я не помню того как боялась садится с матерью в машину, напряжённо следя за маршрутом, и испытывая настоящий страх за свою жизнь, когда мать сворачивала на объездную рядом с лесом. Я думала меня везут убивать.

Не помню бесконечных срывов на мне по поводу своих личных проблем и шоколадок как взяток за то чтобы забыла. Я не помню слова «прости», ибо нельзя вспомнить того чего никогда небыло. Я не помню.

Не вспоминаются ночи, проведенные с подушкой в зубах, со слезами и раздирающими душу немыми криками в темной комнате, в которых накатывало опознавание что я никому не нужна. Не вспоминается.

Не вспоминается потеря единственного способа выговориться – дневника, который, якобы, случайно был найден матерью. Она сказала, что не ожидала от меня таких слов. Не вспоминается.

Не помню я и того как мать поссорила меня с единственным моим другом, которого я называла братом. Умело и вовремя подобранные слова сделали все что нужно. Не помню я этого.

Не помню, как меня травили в школе, временами ломая канцелярские принадлежности и выбрасывая мой рюкзак в окно. Не помню, ни того как мне угрожала одноклассница разбитой бутылкой после школы, ни того как мать не сделала ровным счетом ничего чтобы меня защитить. Не помню.

Не помню, как все мои начинания были втоптаны в грязь, а достижения обесценены. Не помню, как она, скуривая блоками сигареты, жалела денег на школьную поездку. Не вспоминаю.

Не вспоминаю, как мать покупала самые ужасные вещи на рынке за которые надо мной издевались беспрерывно в школе. Не помню, бесконечные обещания, ни одно из которых она даже не попыталась выполнить. В памяти этого нет.

Не вспоминаются мне кровавые сны, в которых я убивала всех, кого знала и самым жестоким образом мать, посыпаясь потом с мощным удовлетворением и легкостью на душе. Не помню, как после очередного скандала я в слезах ночью брала в руки охотничий нож и стояла возле входа в ее комнату. Не вспоминается.

Не вспоминается, когда чаша терпения переполнилась и единственным решением, помимо смерти, был уход из дома. Как душа разрывалась от тоски и надежды, видя перед собой лишь поле и лес. Как стало безразлично вдруг к той которая убила во мне все хорошее и то как я написала ей прощальное смс. Не помню, как получив ответ, гласящий что, если я не вернусь она повесится, мне стало страшно и жаль ее, и я вернулась. Не помню я и того сколько миллионов раз жалела, что вернулась. Не помню.

Не помню криков о помощи всем вокруг с помощью постов в интернете и включенной через колонки музыки дома. Не помню, как плакала вечерами, смотря в окно на дружную соседскую большую семью. Не помню.

Не помню, как сдали нервы в институте и вместо того чтобы хоть как-то поддержать, однокурсники игнорировали, а преподаватель схватила за руку и сказала, что мои проблемы никому не нужны. Я все еще пытаюсь надеться, но точно знаю, что всем плевать на всех. Я всего этого не помню.

Не помню я слов любви, ибо нельзя вспомнить то чего нет.

Не помню, как, приезжая к бабушке, мать нежно обращалась с племянницей, которую бросила бесконечно пьющая мать, а на меня вечно кричала. Не помню, как уверовала в то что я не родная своей «семье». Не помню.

Я не помню ничего из этого. Воспоминаний нет. Это все ведь совсем не важно? Не важно то что в памяти совсем нет света. Не важно, что душу каждую ночь рвет от боли, это не важно ведь все так живут. Не важно, то что меня не любили и не хотели, не важно, ведь мать говорит, что ее тоже никто не любил, хоть и все фото у нее лишь счастливые.

«Почему ты меня ненавидишь?» Почему? Не знаю.

Моя музыка в наушниках и фильмы в еле слышимом телевизоре в моей комнате мешают спать двум ненавистным мне существам. Моя работа по дому ничего не значит и уже давно опустились руки, за что я часто слышу выговоры. Мое внимание и редкая забота недостаточны. Я не нужен, но и отпустить меня не могут.

Она говорит, что, если я уйду, она покончит с собой, я не смогу жить с этим. Я вижу во снах зовущие меня леса и зеленые поля с прозрачными речушками. Мне хочется туда уйти. Я больше не могу с завистью и скребущей душу тоской смотреть фильмы где кто-то кого-то любит. Каждую свою болезнь я встречаю с надеждой что она будет смертельной. Я не могу завести отношения, так как я боюсь и чураюсь прикосновений мужчины.

Я живу в выдуманном мире, представляя рядом с собой друзей и любимых. Эти фантазии стали самостоятельными и на языке науки то что я вижу называется галлюцинацией. Я играю в игры, они мой суррогат жизни. Там я влюбляюсь, теряю, убиваю и мщу. Я делаю это там чтобы не сделать этого в жизни.

Я не хочу быть еще большей проблемой для всех. Я хочу умереть, и я хочу жить.

В этом письме много «Я», не сочтите это за эгоизм. Это крик о помощи, не более. Мне просто очень одиноко.

Проигнорируйте его снова.

[shelf-days]

Исторический пост в бар

Царь ехал по делам вдоль Канала Грибоедова, тогда он назывался по-другому, вроде бы Екатерининский. Итак царь ехал, шум гам, взрыв! Царь вышел глянуть чё как и поддержать пострадавших, благородный, старый дурак!

И ему в ноги бросили бомбу. Дальше: мясо, кровь, крики, покорёженная брусчатка. Сперва умер царь, а через шесть часов и бросавший бомбу преступник. На этом месте построили Спас на крови в старом русском стиле, с семью тысячами квадратных метров мозаики по всему интерьеру, двенадцать лет выкладывали, оставили внутри храма пятачок брусчатки и ограждение набережной – крутой интерьерный ход! Отдали память царю в камнях. Потом, все знают что было потом, победили дурацкие коммунисты, они устроили в храме музей террориста, того самого, что царя убил предложение назад – жёстко, потом хотели снести храм, дальше война, потом пожар, реставрация 27 лет! Потом и дальше, и вот наши дни, сегодня воскресенье, я решил зайти в Казанский и в Спас на крови, поглазеть на архитектуру, два года живу в городе ни в одном знаковом здании не был, вывод: наши историки явно зря едят свой хлеб, бездарные зануды! Серьёзно, почему они не рассказывали ничего увлекательно? Почему не делали акцент, на том что это всё юноши или совсем молодые люди были? Ну может кроме царя...

Или может делали, но я был ребёнком, а на детей оно так не работает, ведь когда тебе двенадцать ты смутно представляешь жизнь двадцатилетних и вообще взрослых, они так далеко от тебя, они как сверх люди из космоса.

Итак цифры!

Царь: Александр Второй, 62 два года, как чей-то дед, уже старый, не в лучшей форме., болеет, пердит, храпит., раньше колбаса была лучше для него и всё такое.

Террорист: Игнатий Гриневицкий, 24 года, как все двадцатилетние - обвиняет всех вокруг в глупости и лицемерии, особенно взрослых конечно, странные идеалы, пытается изменить мир, в конце концов трагически, драматически и меняет, но это уже не как все двадцатилетние.

Он был с друзьями ну в смысле с бандой, здесь без названий, прошу в Википедию!

Короче, представить и примерять на себя совсем не сложно, если знать возраст, историю делают молодые мы, с виду бездельники., о а у них ещё и крутая главная бандитка была., ладно тем временем я наслаждался отличной историей, сухо рассказанной экскурсоводом.

Дальше забурился в Бургер Кинг обрабатывать фотки на телефоне и в Инстаграмм их, суббота была необычной, я поздно проснулся меня позвала потусить бывшая одногруппница, мы были в баре, вечер откровений.

Я был в рыжем пальто, опаздывал на эту встречу, выбежал из метро на Спасской, соединил руки и нырнул в толпу, толпа несётся, это моя любимая часть про суету и молодость, обожаю описывать скорость света на улице, быстрее – опаздываю! Мимо дома с женскими лицами, мимо рынка... ох же какой свет в витрине, достаю фото-телефон из полов пальто, пуск:

И полетел дальше, у меня новая игра – я представляю себя уличным мобильным фотографом, как Ломо фотографом, только круче конечно, а это значит мне нужно всегда быть готовым, витрины, странные люди, необычный цвет, красивые, не красивые, я готов и вот я опаздываю, но, прислонившись к стене, стоит и курит чувак в костюме зебры..

[nebrizkiy]

Анти-Б. Выпуск 6. Раскаянье (часть 1)

Тёмная комната без окон и мебели размером около 3х4 метра, где только свисающая с потолка лампочка в плафоне, направляющем свет сугубо на стол, обдаёт тусклым заревом полкомнаты. Часть света падает на лицо ещё не очнувшегося господина, руки которого сведены и закованы в наручники за спинкой стула, где с горем пополам усажено его дряблое тело.

Хлопок металлической двери в другом конце комнаты пробудил пленника, заставив поднять помутневший взгляд на вошедшего Наза. Последний – высокий худощавый мужчина в опрятной выглаженной рубашке с чёрным тонким галстуком – уселся на стул напротив и шлёпнут на стол увесистую папку с бумагами.

-Что за херня? Ты кто?

-Я Назиат.

-Кто? Надзиратель? Это ментовка?

-Нет.

-А где я? Кто ты такой?

-Это Анти-Б.

-Кто? На каком ты вообще языке разговариваешь?

Шум в ушах пленника и ещё не вышедший из крови алкоголь не давали ему возможность сосредоточиться, да ещё и понять смысл неведомых ему слов. Попытка взяться руками за голову не удалась из-за ограничений, охватывающих его запясть��.

-Так где я нахожусь? Что тебе надо от меня? Деньги?

-Нет, уважаемый. Ваши средства мне не нужны. Тем более, что после вчерашнего «удачного» вечера в баре ваши карманы фактически пусты.

Голова с треском пыталась вспомнить события, предшествующие попаданию человека сюда. Это возможно бы многое объяснило: скажем, как он сюда попал и для чего?

Мозг воспроизводил лишь обрывки воспоминаний того вечера. Память о том, как выпивал рюмку за рюмкой в баре, потом половой рефлекс стал брать верх. Громкая музыка, попытки протянуть толстые пальцы к ягодицам малознакомых дам. Затем крики, пронизывающие клубняк, звон разбивающейся стеклянной посуды. «Приветливое» лицо охранника, вышвыривающего малочувствительное тело из заведения. Левая часть грудной клетки до сих пор болит от удара его ботинка. Эти события проявляются, фактически, словно в тумане. Но потом, глоток свежего воздуха и затрещина от работника забегаловки немного протрезвили, потому следующие моменты помнятся более отчётливо.

После встряски, пьяное шаткое туловище двигалось вдоль дороги в сторону дома. Пустынная улица и полное отсутствие людей и фонарного освещения в поздний час лишь подогревало тягу к приключениям.

И вот, в одном из закоулков вблизи родного двора в конце заметен одиноко тлеющий огонёк сигареты, то опускающийся, то поднимающийся кверху и становящийся ярче. Фигуры курильщика не разглядеть, поскольку темнота сглаживает любые черты, но судя по тишине, было ясно, что он там совсем один.

Горячая кровь и ощущение полной безнаказанности, а также мнимое право приставать к любому, кто находится неподалёку от его дома, тем более в такое позднее время, повели ноги хозяина судьбы в сторону оппонента.

-Эй. Я не понял! Ты какого хуя там трёшься?

-…(молчание и ещё одна затяжка сигаретой)

-Ты чё, не понял, петух? Я к тебе обращаюсь.

-Мамку твою жду. В жопу дать обещала.

-Ты чё, пидор, ахуел? Я тебя сейчас убью нахуй!

Злобной кривой походкой, расправив широчайшие мышцы спины, мститель направился в сторону кандидата в родственники. Его кулаки уже чувствовали на себе лицо обидчика. Свирепый гнев уже ничего не способно было остановить, но вот…

 В трёх метрах от цели стальной трос, натянутый на уровне щиколоток, опрокинул бойца на старый потрескавшийся асфальт.

Разумеется, линчеватель попытался встать для начала на четвереньки, чтоб потом подняться на две ноги и совершить наказание, но 2500 Киловольт шокера, направленные в шею не дали возможность завершить начатое. Ну, и как уже можно понять, следующий приход в сознание произошёл уже в этой комнате вот в таком состоянии.

-Так это ты был?

-Вспомнил. Хорошо. Значит память ещё не до конца пропитая. Может, вспомнишь ещё ряд эпизодов из своей жизни.

Наз открыл папку, выложив перед собой первый лист из тех бумаг, что находились в ней и стал внимательно вчитываться в него.

-Слушай, штрих. Я так понял, ты тут сам этот весь шабаш устроил. Ты это. Лучше отпусти меня, а то проблемы потому будут.

-У меня?

-Ну, а у кого ж? Не у меня же.

-Ёмаё. Что ж ты раньше-то не сказал? Я ж не знал.

Назиат встал из-за стола, параллельно доставая из кармана брюк маленькие ключики. Обойдя собеседника, он остановился за его спиной и, склонившись, расстегнул наручники.

-Так лучше?

-Да. Молодец.

Мужик стал не спеша потирать онемевшими пальцами запястья, на которых краснели, а местами даже синели следы от спецсредств. Стоило только похищенному попытаться подняться из-за стола, как мощный удар таранной костью в голову мгновенно повалил его на землю. Тучное тело, словно мешок с картошкой, опрокинулось на бок и обхватило руками череп. Следующая серия точных ударов направилась чётко в голову. Один за другим. В моменты, когда человек на полу пытался ставить блоки, дабы оградить лицо от повреждений, атаке поддавались другие части тела, в том числе и рёбра, печень и просто огромное пузо – самый безболезненный участок. Под блики качающейся лампы приводились в действия истязания.

С каждым хуком следовали фразы на подобии: «Ну, и где ж мои проблемы? А? где? Может сейчас? Где мои проблемы?» Крики и просьбы прекратить не давали результата, но и не усиливали агрессию. Такое ощущение, будто Наз на автомате и без эмоций наносил удары, словно выполняя поставленную задачу. Жестокое избиение продолжалось ещё несколько «вечных» секунд и результатом их стал разбитый нос, отёкшее лицо и два выбитых зуба.

Затащив обессиленное тело обратно на стул, Назиат снова надел на свою добычу наручники и, переведя дух, уселся на своё место напротив, снова взяв в руки бумагу.

-Никогда не говори мне, что у меня будут проблемы! Понял?

-Д-да ты псих какой-то.

-Понял?

-Понял-понял.

-Молодец.

Оба тяжело дышали, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха в этом тёмном тесном помещении. Спустя около минуты, оба окончательно успокоились.

-Слушай, начальник, а зачем ты наручники с меня снял перед тем, как отметелить?

-Потому что я, да будет вам известно, не мент.

-А кто ты? Что это вообще за дыра такая?

-Это Анти-Б.

-Анти-что?

-Анти-Б.

-А что это значит?

-Это значит, что мы боремся с такими «Б» как ты.

-А почему я-то? Что я кому плохого сделал? Ты ж меня не знаешь совсем.

-Вот здесь вы, уважаемый, ошибаетесь. Вот в этой папке вся ваша жизнь.

Спокойно перебирая в руках бумажки, бритоголовый парень в рубашке бегло холодным взглядом просматривает строки.

-По сути, ознакомившись с твоей жизнью, могу сказать, что если ты сдохнешь – никто по тебе плакать не будет.

-Это ж почему?

-Как ты уже заметил, ты здесь находишься уже почти сутки, а на твой мобильный так никто и не позвонил. В том числе и твоя любимая супруга. Правда, сейчас она проводит романтический вечер в компании своего сотрудника Павла, жалуясь ему на твои побои. Но это уже другая история. С ней будет отдельный разговор.

-Вот сука! Я так и знал. Мало я ей тот раз всыпал. А мобильник. Так ты его украл и выключил.

-Нет. Он лежит у тебя в кармане брюк и я его даже не отключал. По нём потом, если что, найдут твоё тело.

-Так ты меня всё-таки грохнуть собираешься?

-Нет. У меня нет цели отнимать у кого-то жизнь. Более того – от меня здесь мало что зависит.

-В смысле?

-Вот это твой прокурор и палач. Знакомься с «Бычком». – Назиат достал из стола блестящий новенький револьвер современной модификации от надёжного американского производителя. В другой руке он держал четыре пули, которые одну за другой в ряд выставил перед собой на столе.

-Среди всех эпизодов твоей омерзительной жизни, то есть, среди порчи жизни твоей семье, соседям, окружающим, среди тех судеб, что ты за свою жизнь покалечил, ярко выделяются четыре истории, произошедшие на разных этапах твоей жизни.

-Неужели я такой прямо плохой?

-Ну, нет. Почему же? Некоторые твои проделки имели вполне оправданный характер. Скажем – избиение жены за измену. Тут тебя, по сути, упрекнуть-то и не в чем. Но часто от тебя страдали ни в чём не повинные люди.

-Так, а причём тут пистолет?

-Смотри. Система работает следующим образом. Сейчас я заряжаю в барабан с шестью гнёздами четыре пули. Я буду зачитывать эпизод, за который тебя следует наказать. Хочешь - кайся за него, хочешь – нет. Вдруг высшие силы тебя помилуют и продлят тебе жизнь. После этого, я, как в русской рулетке, буду крутить барабан и во время вращения захлопну его в пистолет. Дальше ствол будет направлен на тебя, и я нажму на спусковой крючок. Если повезёт и «Бычок» не выстрелит – значит, он тебя простил за этот грех. И тогда из обоймы будет изыматься одна пуля. Таким образом, увеличится шанс быть прощённым по следующему эпизоду. Понимаешь?

-То есть, если волына не пальнёт все четыре раза, и ты достанешь из неё все четыре пули – то я останусь жив? И ты отпустишь меня?

-Совершенно верно.

-Что-то тут не чисто. Я не верю, что ты меня так просто отпустишь.

-Послушайте, я же сказал, что я здесь ничего не решаю. Если «Бычок» вас помилует – то я не буду сметь вас больше задерживать.

-Да уж, ты реально отбитый какой-то. И чё я там такого натворил и когда?

-Ну, вот эпизод первый. Вы проживаете на улице Маршала Подзалупного дом 9 квартира 11. Верно?

-Да.

-Под вами живёт молодая семья с ребёнком. Оба кандидаты наук и сотрудники Селекционного института.

-Я хуй его знает, кто там подо мной живёт. Видел – ботан какой-то в падике моём шатается.

-Просил ли он около двух лет где-то ночью сделать музыку потише?

-Откуда я там помню? Может и было, а может и нет. Заходил вроде раз, чё-то вякал, что мы с дружбанами ему спать мешаем. Я его в жопу послал и сказал, что если ещё раз тут появится – ноги обломаю.

-Значит признаёте. Да?

-А чё мне стесняться? Я у себя в квартире делаю что хочу и когда хочу. И никого это не должно ебать, какую я там музыку слушаю и как громко.

-В ту ночь у него сильно болел ребёнок, лежал с высокой температурой и не мог уснуть.

-Ну, так в больницу надо было ехать. Кто ему виноват-то?

-Под утро и поехали…

-Ну, так и заебись. Какие ко мне  претензии?

-Ладно, жизнь вас всё равно ничему не научит, потому возможно сейчас вы её лишитесь.

Вращение трещотки с последующим щелчком убрали ухмылку с лица узника. Его глаза задрожали, что было видно по вибрации отражения яркой лампы в зрачках. Шанс выжить 2 к 1. Возможно, в случае какой-то лотереи или скачек это был бы хороший показатель, но не в этот раз.

Секундная тишина. Щелчок. И глубокий выдох подсудимого. Лоб его, то ли от волнения, то ли от яркого инфракрасного излучения лампы, покрылся капельками пота.

-Ну, всё. Вынимай одну пулю, как и добазаривались.

-Разумеется.

Исполнитель наказания спокойным движением пальца извлёк из барабана патрон, оставив, таким образом, обойму наполненной лишь наполовину –  три из шести.

-Следующий эпизод, что будет рассматриваться, произошёл во времена вооружённого конфликта на Востоке, где вы, как известно, служили в звании старшего сержанта.

-Ну и чё, там эти чурки черножопые войны захотели, мы им её и устроили.

-А мирные жители аула у подножья горы Вахтрах тоже воевали против вас? Особенно Мафтуна Бахчисараева, которую вы с вашими сослуживцами Груценко и Паламарчуком изнасиловали на глазах её пожилого отца под дулом автомата. Это тоже воинская доблесть?

-Да откуда ты знаешь это всё? Жеку и Валеру на следующий день после этого душманы на перевале застрелили. А кроме них об этом никто не знал.

-Никто?

-Ну, кроме этих чурбанов.

-Вот-вот.

-А ты что-ли…

-Признаёшь вину свою?

-Ну, да, наверное, погорячились мы тогда. Думали, что нас скоро выводить будут, потому, кто нас там искать будет-то?

-Ладно, посмотрим, что «Бычок» скажет.

[grybocheg]

Ритуал.

"PARM, ASCHA UMPH, TELOAH, PARM" – я слышал крики и возгласы со всех сторон. "PARM, PARM" – слышал злобные слова на непонятном мне языке. Знал я только одно: нужно немедленно убегать... Но куда? Кругом абсолютная темнота, только слова громко звучали у моих ушей. "PE-IAD".

Вдруг что-то мягкое и длинное нападает на меня и начинает сжимать мне дыхательные отверстия, закрывая путь воздуху. Я начал задыхаться. Это смерть?

*Дзззззынь* – громко зазвучал будильник. Я упал с постели и снял со своего лица одеяло, так вот что это было... Сон...

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Я Влад. Мне 20. Живу в однокомнатной квартире абсолютно один. В комнате стоит железная кровать, как в детстве; комплект белья чёрный, с головами козлов; стол простой письменный; компьютер, уже не новый, старые потрёпанные шторы, вечно закрывающие мою комнату от противного света.

Я встал с кровати и побрёл на кухню, не включая свет. Тут всё как в обычной коммуналке. Плита и холодильник шли бесплатно вместе с этой квартирой. Из столовых приборов у меня только одна вилка и несколько ложек. Есть пара тарелок и три кружки. Довольно бедно, но зато своё.

Я привык жить в темноте, на улицу выхожу редко. Комп и интернет – это единственная моя связь с внешним миром. Работаю через интернет, хоть и платят за копейки, зато не надо контактировать с людьми и солнцем.

Изредка я могу выходить из дома по ночам, для того чтобы поесть в круглосуточной забегаловке и закупиться едой на пару дней.

Есть у меня развлечение. Я культист-демонолог. Иногда я устраиваю собрание по вызову демонов и другой нечистой силы вместе с другими участниками нашей секты. Нас пока только пять, но мы активно рекламируем наши услуги и приглашения вступить в наши ряды.

Раз в неделю, по ночам мы собираемся у кого-либо дома и исполняем запретные ритуалы. Пока нам не доводилось встречаться с чем-то более серьёзным, чем простые падения вещей или тихий шёпот. Сегодня мы решились, будем вызывать рогатого демона, при помощи жертвоприношения. Сатана должен явиться к нам. Остальные из культа принесут нужные ингредиенты, а я расчищу место у себя в квартире для ритуала.

Про своих знакомых я знаю немного: лишь что они живут в разных концах города в таких же квартирах, как и я. По правилам нашего культа мы не имеем права знакомиться друг с другом и узнавать что-то большее, чем то, что они части культа. Имён не знаю, да и лиц я практически не видел, так как у нас есть своя униформа, это тёмная мантия с капюшоном, который нельзя было снимать не до, не после, не во время ритуала.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

2 часа ночи*

Мы разложили всё для ритуала, прямо посреди моей комнаты. На паркете выведено белым мелом пентаграмма, на каждом конце звезды по чёрной свечке, в центре символы на енохианском, а по середине всего рисунка лежала свежая отрубленная голова козла.

Тишина.

Мы собрались вокруг изображения и взялись за руки. Стали громко повторять заученные слова, на незнакомом мне языке.

Спустя пару минут монотонного произношения, мы резко умолкли.

Снова тишина.

Ничего не предвещало беды.

Тишину разрушает мерный стук из центра пентаграммы. Он потихоньку усиливается. Напоминает звук копыт. *цок-цок**цок-цок*

Все забеспокоились. Дрожь пробежала по телу. Я вспомнил сон. Что это? Снова эти слова! Они повторяются громче и громче! "PARM, PARM, PARM, ASCHA UMPH, TELOAH, PE-IAD" – этот разрушительный звук причиняет боль!

"ААААААААА" – звучит душераздирающий крик, нечто посреди комнаты схватил за горло парня справо и одним резким рывком разорвало на части. Это что-то было смутно тёмное с рогами и большой тучной формы. Мы рванули на выход, но это существо вмиг схватило двоих за спину и вырвало позвоночник.

Я кричал и бежал. Сбив дверь с петель, я и ещё один выживший побежали вниз к выходу из подъезда. "PARM, PARM" – звучали разгневанные голоса.

Второй парень споткнулся об ступеньку и упал вниз головой, раздробив себе голову. Мозги и кровь вытекали на лестнтчную площадку... Я в страхе с трудом открываю железную дверь подъезда и вырываюсь наружу, на свежий воздух.

Я начал звать, что есть силы, на помощь.

"PARM, PARM" – гудели голоса. И тут я увидел их и всё сразу же понял. Это были призраки. Призраки предшественников, осмелившихся вызвать великого Сатану. Они кричали мне, чтобы я убегал, но от Бога смерти нельзя убежать.

Я остановился. Почувствовал резкую боль в груди и увидел, как тёмная рука, покрытая чёрной шерстью, держит моё сердце. Ещё секунда и меня больше нет...

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

PARM - беги, ASCHA UMPH - бог гнева, PE-IAD - Сатана, TELOAH - смерть.

Это типа енохианский язык.

[iyuol]

Мы рисуем в цвете. #4. Черный. История одного накха. «Потеряй — и обретающим будешь».

　« Черным – ночь, слепота и тайны. То, что утрачено, то, что забыто. То, что желает зарыться в тени. Время, когда час до рассвета; терзающие душу страх или зависть в компании злобы. Черным становишься, когда теряются ориентиры и смыслы и очень надо по-быстрому их как-то найти. Или вот если вдруг стоит спастись от яркого света. Мало ли? Черным по черному написана вечность, все правила нашей игры под названием «жизнь». Им же – свобода и «только бы не сбиться с пути!». Все поглощает, но можно уйти обновленным. Норма в сердцах и душах, не тянущих в утопичность. Главное – не переборщить… Как, впрочем, и со всем остальным. »

　— Она не придет.

　— Не понял. Что?

　Мы гуляли по полупустым улицам нежно любимого мной городка. Он дразнил редких пешеходов тихо хрустящей под ногами кладкой, ароматами закрывающихся сувенирных и чайно-кофейных лавчонок, но почему-то казался сегодня каким-то особенно ленивым, сонным. Ненавязчивый ветер следовал по пятам в компании едва уловимого запаха моря и пассивно раздражающей тревоги, которую я то и дело сжимал в кулаке. Не понимая причин нездоровой своей реакции на внешне спокойную атмосферу. Настроение моей спутницы, предложившей дружеский марш-бросок по побережью, сменилось также внезапно, как она, чрезмерно активная и потрепанная, появилась на нашем пороге, весело сотрясая перед моим носом большой пакет с персиками и водой. Правда неладное я все равно почуял – когда уже перед самым выходом в ласковые солнечные объятия матушка как-то непривычно тепло сжала плечо, улыбнувшись. Пожелала хорошо провести время и... Удачи в пути. Прозвучало странно. Тогда я не придал этому особого значения – последний месяц мы жили сравнительно мирно, но после нескольких часов блужданий в компании подруги, которая старательно находила повод держаться подальше от изначального курса на морской берег, не выдержал и задал вопрос в лоб.

　«Иса, что происходит?»

　— Твоя мама. Не придет. Ни сейчас, ни к утру... Никогда, наверное. Не придет, — губы ее задрожали, а напускная веселость лопнула, как проткнутый иглой воздушный шарик, оставляя после себя расшатанное возбуждение, загнанный страх и усталость. — Тебе нельзя возвращаться домой.

　Накхи читают эмоции также легко, как дышат. Оттого лучше любого другого человека умеют по-настоящему притворяться. Да так, что иногда умудряются сами поверить в собственный театр. Только надолго знающей публике обычно такого концерта не хватает.

　— Если ты сейчас нормально ничего мне не объяснишь, я сделаю все, чтобы ты сам�� не вернулась. Никуда и никогда.

　Собственный голос сел, заставив стоящую рядом девушку вздрогнуть от резких интонаций, которые ей доводилось слышать впервые. Светловолосая голова дернулась, как от пощечины, а серо-голубые глаза полыхнули обидой. Я сам от себя не ожидал такого тона. Но мерзопакостное ощущение того, что мне полдня морочили голову, не давало покоя, внезапно обернувшись вполне конкретной догадкой и рискуя выплеснуться наружу добротным эмоциональным взрывом.

　Где-то в по-живому манящей темноте засыпающего частного сектора гулким эхом ухнула птица. Ненадолго повисла тишина, от которой почти сразу противно зазвенело в ушах.

　— Утром Лиза позвонила мне и сказала, чтобы я не позже чем после обеда увела тебя погулять. Куда-нибудь подальше от людных мест, пляжа... В идеале вообще за город, — девушка тяжело вздохнула и, пошарив в кармане, выудила пачку сигарет. — У нее был очень обеспокоенный голос, и я спросила, в чем дело...

　— И?

　Терпения на лирические паузы мне явно не хватало. Иса щелкнула зажигалкой; в рассеянном свете далекого уличного фонаря ярко-оранжевая точка описала кривую восьмерку.

　— Чистильщики в городе.

　— Кто?..

　Рюкзак вдруг показался подозрительно тяжелым, словно из ниоткуда там появилась куча камней, ощутимо тянущих плечи. О ком шла речь я, разумеется, не знал, однако шестым чувством уже осознавал, что не хочу знакомиться.

　— Тебе еще учиться и учиться, — горько усмехнувшись, она отвела взгляд в сторону, вероятно, ощущая мое почти неконтролируемое желание прожечь в ней дырку взглядом на грани взбешенного. — Ты ведь наверняка знаешь, что накхи – не единственные магические охотники этого чокнутого мирка. Есть и другие... Всякие. Чистильщики – одни из них. Называть-то можно по-разному, только охотятся они на всех и сразу. Говорят, эти красавчики в балахонах хотят избавить мир от нечисти. Много какие слухи ходят. И совсем немного тех живых, кто может эти слухи подтвердить. Улавливаешь?

　Мир перед глазами опасно покачнулся. За два года знакомства я как-то ни разу не задумывался, почему девчонка лет двадцати на вид спокойно называет женщину вдвое старше по имени и на «ты». А сейчас внезапно понял: опыт. Не свой даже, чужой – сокровище нашего брата. И в этой системе координат мать и Иса почти ровесницы с кучей столетий за спиной. Только я – мелкий отщепенец, вполне еще наслаждающийся жизнью собственной. Почти человеческой.

　Сложив в голове два и два, чувствую, как и без того учащенное сердцебиение начинает неприятно отдавать в висках.

　— А причем тут...

　— Лиза обещала позвонить, как уведет их с нашего следа. Уведет куда-нибудь подальше и сбежит сама. Была уверена, что справится, и нет смысла тебя зазря пугать, — не дожидаясь окончания повисшего вопроса, обрывает меня подруга, затягиваясь и внимательно рассматривая мое побледневшее лицо. – Но уже за полночь, прошло достаточно времени. А значит мы теперь сами по себе.

　— Но... Это мой дом, — шепчу невпопад, будто пытаясь объяснить несмышленому ребенку простой и понятный любому взрослому факт: дом – это дом. В нем спокойно, хорошо и безопасно. Точка.

　Только Иса – не ребенок, а мне пока далеко до «взрослого» в понимании сородичей. Мысли разбегались, как растревоженные голуби. На тянущую пустоту в черепной коробке руки реагировали мелкой дрожью. Я чувствовал практически кожей, что подруга больше не скрывает, как пытается унять волнение, но сам не мог сосредоточиться. Взгляд зацепился за отражение луны в витрине давно закрытой кондитерской. Среди выставленных искусственных тортиков и пирожных ее красноватое пятно смотрелось нелепо – это, пожалуй, была единственно связная мысль.

　— Больше нет. Не твой и не мой, ничей. Почувствуй – город тоже напуган... — прохладные пальцы мягко коснулись локтя. – Никто не знал, что так получится, Вик. Но нам нельзя возвращаться. Иначе жертва твоей матери будет совершенно бессмысленной.

　«Жертва?» 

　 Разум споткнулся о слово, как будто оно было случайным камнем на дороге или незамеченной ступенькой. Или фальшивой, слишком наигранной нотой в партии. И именно после него во мне, словно в заводной игрушке, заменили батарейки. Злость полыхнула внутри так, что находящийся в десятке метров единственный фонарь, освещавший улочку, нервно замигал, а собака с ближайшего участка забилась в конуру, едва слышно заскулив. До меня, наконец, дошло.

　— Ты покладисто оставила ее одну. Наедине с какой-то ожившей байкой. Весь день вешала мне лапшу на уши. И сейчас хочешь, чтобы я пошел с тобой? Прочь из города? – чеканя слова одно за другим, земли под собой не чуя, медленно поднимаю взгляд. С матерью мы никогда не были в особо близких и доверительных отношениях, особенно после того, как открылась правда моего происхождения и пройден был базовый «курс выживания». Однако все это никогда не мешало мне по-своему ее любить.

　Иса, сглотнув, медленно попятилась, инстинктивно выставляя руки в защиту.

　— Так будет лучше для тебя.

　Человек, ставший мне первым и единственным другом почти сразу после переезда, вдруг открылся мне с другой стороны. Горечь чужого страха и желания быть как можно дальше от всех проблем, готовность ухватиться за любую, какой бы ценой она не досталась, возможность спасти свою шкурку, осела на языке неприятным привкусом.

　— Нет. Не лучше.

　Оглядевшись, пытаюсь быстро сориентироваться и прикинуть кратчайший маршрут до дома. Адреналин подскочил так, что внутри все ходило ходуном. Поймав в фокус ближайшую табличку с номером дома и улицей, мгновенно срываюсь с места, ныряя в густую, как черный мех дикого зверя, темноту.

　— Вик!

　Крик за спиной быстро затухает, растворяясь в терпкой ночной тишине. Я ненавидел ложь. Ложь и фальшь. Гораздо сильнее, чем мог бы ценить трусливого друга. И, пожалуй, чуть меньше, чем попытку другого накха повлиять на меня с помощью силы. То, что вся наша с Исой прогулка пропахла колдовством с самого начала, до меня дошло не сразу. Все-таки разница в уровне подготовки никуда не делась. Клубок самозащиты внутри раскручивался медленно, стирая наброшенную при первом взгляде паутину наваждения нитку за ниткой. Скорее всего, мама прекрасно понимала, что я быстро заподозрю неладное, поэтому и разрешила старой знакомой немного поворожить на мое восприятие... Только чуйка на бедствие перед носом у меня оказалась сильнее.

　Плохо помню, как добрался до ставшего родным квартала. Как потерянный пес, по внутреннему компасу спешащий к хозяину, я возвращался домой, имея лишь смутные очертания городской карты в голове. Стекла машин изредка ловили отражения: смазанное пятно волос, горящие изнутри призрачным бледно-зеленым светом глаза и искривленный болезненной гримасой рот. Я не знал, что буду делать, когда окажусь на месте, не представлял, что или кого увижу там, и правильно ли вообще поступаю. Но остановиться не мог. Неизвестность выжигала в легких весь кислород, заставляя задыхаться. И это казалось куда более пугающим, чем какие-то там неведомые Чистильщики...

　Замедляюсь лишь тогда, когда обострившимся обонянием внезапно улавливаю во влажном, прохладном воздухе запах гари. В боку кололо уже давно, но я упрямо переставлял ноги, заметив вдали знакомую крышу с флюгером в виде склоненной головы единорога. Земля и небо вот-вот были готовы поменяться местами. Все происходящее дальше запечатлелось в памяти лишь последовательно сменяющимися картинками: толпа людей у приоткрытой калитки, крики и вой сирен где-то далеко. Фасад, охваченный пламенем, неестественно голубоватым по окантовке. Дом трещал, стонал и, задыхаясь угарным газом, разваливался на части на глазах.

　Широко распахнутыми, невидящими глазами я смотрел на огонь, который абсолютно не укладывался в моем мировоззрении. Его не должно было быть. Никак не могло. Но он продолжал быть и с жадностью голодного тигра поглощал все, что было хоть сколько-нибудь мне дорого. Из тела будто ��азом вытащили все кости. Но самым тяжелым фактом оказались ощущения. Стоило лишь подойти немного ближе, как картинка перед глазами резко сместилась. Секунда – и я словно стою в материнской спальне и устало наблюдаю за убийственной пляской стихии. Тело горит. Горит одежда, горят волосы, все горит. Но ощущений нет. Как сосуд, лишенный содержимого. Всего лишенный.

　Отчаянно трясу головой, прогоняя пугающее видение. Мать и не собиралась никуда убегать. Осталась легкой добычей, чтобы спасти всех остальных. Нас спасти.

　Горло скрутило спазмом – хотелось орать, но с губ не слетело ни звука.

　«Так глупо... Мы ведь могли бы...»

　На негнущихся ногах дохожу до соседского дома, лбом утыкаясь в холодный кирпич. Казалось, что все внутренности прокрутили через мясорубку. Тело билось ознобом и не желало слушаться, нервная судорога прокатывалась по мышцам. Наверное, я простоял бы так несколько часов или вечность – все происходящее вокруг шумело за спиной суетливым фоном, выбросив меня куда-то на границу яркого света пожара и сгустившихся сумерек. И только инстинкт самосохранения, приглушенный ненадолго случайно пойманным образом, вопил, как в последний раз.

　То, что пора сваливать, я понял внезапно и очень остро. Это было похоже на выныривание из воды, где долго находишься без глотка воздуха. Запахи, звуки, ощущения навалились разом, одновременно, почти оглушая: шум льющейся воды, звонкие голоса, гарь и чей-то холодный, беспристрастный взгляд, выцепивший меня за толпой. Пришло осознание: если останусь стоять на месте, закончу так же, как мать. Тогда действительно «жертва будет напрасной». И вообще больше ничего не будет. Разбирать свое отношение к случившемуся на составляющие времени решительно не было.

　Делаю глубокий вдох, сильно прикусив губу, на пару секунд зажмуриваюсь до беспорядочных точек перед глазами, собирая последние силы, и резко дергаюсь в сторону, обогнув дом и свернув к ближайшему перекрестку. Внутренним чуял – за мной идут. Целенаправленно, упрямо. Расталкивая людей, продираясь сквозь плотную пелену дыма. Дичью на прицеле мне быть еще никогда не приходилось... Мерзейшее чувство.

　Бежать. Не думая особо, куда и зачем, петлять по знакомым-незнакомым улицам и переулкам. Лишь бы вперед. Рвано хватать ртом потяжелевший воздух, запрещая даже малейшую передышку. Буквально расщепляться на молекулы, чтобы спрятаться, потеряться, а остатки вплести в причудливую вязь ночных звуков и лунных бликов. Оставлять позади дом, воспоминания и последних, кого мог бы даже назвать близкими. Чувствовать: есть сам и есть мир, знакомый лишь наполовину. В беспорядочных мыслях только отчаянная мольба, обращенная в никуда: «пожалуйста, дай мне сил пройти этот путь до конца».

　Когда на горизонте едва-едва забрезжил рассвет, а подошвы кед прижали холодный песок побережья, далекого от горских территорий, я рухнул на колени, как подкошенный, впервые за прошедшую ночь чувствуя себя в одиночестве, в прямом смысле слова. То ли преследователи мои устали, то ли сбились со следа – мне не хотелось уточнять. Вообще ничего не хотелось. Разве что дышать...

　Через некоторое время уставший от бездействия разум сумбурно начал выкладывать факты в голове, как кубики Лего, условно ставя между ними значок «следовательно»: неопытность, подозрение, ложь, опасность, потери, много потерь... Свобода.

　«Свобода?»

　Море постепенно пробивалось сквозь монотонный звон в ушах сонным урчанием. Оно никуда не исчезло, не спешило и не собиралось предавать. Разряженный телефон в кармане джинсов даже не пытался подавать признаки жизни. Мокрые песчинки липли к рукам и одежде. Где-то на периферии сознания ошивалась смазанная боль потери, но мне пока не хватало сил, чтобы осознать ее в полной мере. И почему-то не особо-то и хотелось… Я чувствовал себя легким, почти невесомым, словно в какой-то момент невидимый некто обрубил все тросы, привязывающие меня к земле. Было только что-то совсем свое – невероятная усталость и постепенно нарастающий голод.

　— И что теперь? – почти шепотом куда-то в пустоту, глухо и потерянно. Первый ощутимый порыв ветра пригнал ленивый прилив. Пустота неожиданно ответила изнутри. С небольшим опозданием, зато лаконично и строго.

　«Жить дальше».

　Я лежал на прохладном песке, смотрел в плавно светлеющее небо и под постепенно выравнивающийся стук собственного сердца понимал, что теперь все изменится. Еще не было ясно, как и насколько, но абсолютно точно – изменится. Колесо судьбы сдвинулось на новую орбиту, изменило радиус и поменяло цвет.

　«Люди постоянно что-то теряют!» — фраза, неосознанно метко брошенная чьим-то малолетним сыном в будущем одной из моих «жертв», выдернулась из общего вороха воспоминаний и почему-то прочно закрепилась в голове, перекрывая все остальные мысли.

　— Люди постоянно что-то теряют, — повторяю на автомате вслух. Слова воровато подхватывает и уносит вдаль дружище-ветер. Закрываю глаза и делаю очередной глубокий вдох.

　Все правильно. Теряют и находят. Что-то, как-то, где-то, пусть не взамен, но не менее важно. Одна из бесконечного множества дорог, представленных случайностью, ведущих в неизвестность.

　Поднимаю руку, с легким прищуром смотря сквозь пальцы на восходящее солнце. Собственный голос кажется чужим, но по какой-то причине до странности мудрым, спокойным и... Правильным.

　— Новый день – новые шансы, приятель. Пусть сейчас еще больно, но мы с тобой все переживем. И ты прекрасно это знаешь.

[donutprincesspeace]

I. luxuria (похоть):

в поцелуях из тонкого ситца,

в облаках, будто в тысяче рюшек,

мне б хотелось с тобой заблудиться

на постелях — слегка неуклюже,

и за волосы взять без гротесков,

без литот обнажить похотливо,

чтоб была ты потрёпанно-дерзкой,

чтоб вдохнуть ароматы отлива.

II. gula (чревоугодие):

на губах каберне-совиньоннных

у тебя — легкий привкус амброзий,

что смакую купаж — опьянённо —

и теперь уж не знаю, как бросить.

ну а ныне же — следствие следствий,

я понуро-голодный под лампой,

ведь почил с головой в самоедстве

и тобой упиваюсь я — залпом.

III. avaritia (жадность):

как последний отъявленный циник,

я б украл тебя — варварски-жадно,

что румянцами огненных цинний

обжигался бы. в классике жанра —

мы б закрылись, забились гвоздями:

стали б как Одиссей и Калипсо;

пусть хоть все назовут скупердяем,

но ни с кем не желаю делиться.

IV. acedia (уныние):

без тебя забираюсь под саван,

растрепавшийся, рвано-измятый,

что шепчу еле слышной осанной:

«только рядом, родная, будь рядом».

через леность и горечь транзи я,

глядя в зеркало, строю. из окон —

в унисон со мной плачет Россия:

ей — как мне без тебя — одиноко.

V. ira (гнев):

шквал эмоций на грани торнадо,

ведь с тобой я слегка невменяем:

в мелочёвке любой — канонадой —

без зазрений, порой обвиняю.

жарких ссор извивается стебель,

что в любовь разрастается ночью

через крики, а где-то на небе —

даже звезды взрываются молча.

VI. invidia (зависть):

что забавно, не всё это правда,

что печально, отчасти лишь образ

создаю из себя я — как автор —

где Версаль из стихов моих собран.

и пускай с ним немного похожи:

как и он — лишь тебе повинуюсь,

но мне хочется, знаешь, того же,

ведь тебя — сам к себе я ревную.

VII. superbia (гордыня):

ну и как тут не станешь тщеславен,

коль в лицо говорят о таланте?

если б знал кто-нибудь, что часами

эти рифмы причесывал, гладил.

заклеймят меня бездарем? вряд ли,

если ты мой нетлеющий символ.

я, наверное, правда талант��ив,

и за это — мой ангел — спасибо.

VIII. tu (ты):

но устал от душевных терзаний,

если раньше был счастлив и весел;

если раньше писал тебе за день,

то об этом — не год и не месяц.

«ожидание» стало как кредо,

один день — как четвертая осень;

ты — восьмое моё чудо света

или грех мой под номером восемь.

[renoncule-hehe]

16 июня 2019 года 1:09

Мое первое и, надеюсь, последнее письмо для тебя

Я всегда хотела сказать, что ты была единственным лучом света для меня. Я радовалась твоим достижениям в учебе, взлетам, а еще очень сильно беспокоилась во время того, как эти взлеты сменялись падениями, и ты больно ударялась о такую ужасную реальность. Я, буквально, физически ощущала твою боль, твои слезы, твои рыдания в подушку по ночам, о которых, ты думала, я не знаю, но я знала. Я считала все слезинки, которые скатывались по твоим красным от надрывных всхлипываний щек, которые затем впитывались в подушку и растворялись в ее химической составляющей. Я считала все твои крики, которые ты также пыталась заглушить чем-то, может, это была все та же подушка, которая, по-видимому, сопровождала тебя в те времена везде, рада, что ты не ходила с ней на учебу, хотя, возможно, тогда ты плакала бы и там, может быть, именно она вызывала в тебе такую бурю эмоций, знаешь, рефлекс. Я считала все разы, когда ты вскакивала с сильно распахнутыми глазами, которые потом еще долго не могла закрыть, вспоминай дурной сон, можно сказать, кошмар, который потом наведывался тебе в течение дня, другой ночи, комбинируясь с новым кошмаром, а затем ты могла вспомнить, о чем и через месяц, после чего все твое тело содрогалось, и ты хотела спрятаться как можно быстрее куда угодно, лишь бы не вспоминать, не слышать и не видеть то, что там происходило. Да, я знаю, там не было ничего страшного, но для тебя это было ужасно, значит, для меня тоже. Вскоре твои «падения» проходили, и начиналась реабилитация, которое сопровождалась уже редкими тихими всхлипами, но уже не втихомолку, ты подходила ко мне, садилась на колени и смотрела такими грустными-грустными глазами, что все, что мне оставалось сделать, это прижать тебя к себе и слышать эти ужасный всхлипы, пока ты сжимала мою футболку в своих маленьких кулачках. Реабилитация проходила тоже, это все занимало гораздо меньше времени, чем «самый плохие времена», а потом начинались «лучшие времена». «Лучшие» - это они были для тебя, но, раз для тебя, значит и для меня тоже. Не знаю даже, как так повелось. То ли ты меня приучила к этому, то ли я сама на это согласилась, покорно подставляю голову, руки, ноги под твои кандалы любви, которая, как оказалось вскоре, была совсем не любовь. Обман… ловушка, но сейчас мы говорим о «лучших временах». Времена, когда ты вставала с рассветом солнца, иногда с первыми песнями птиц, а потом ты шла на кухню и долго смотрела в окно, пока я не приходила и не готовила завтрак. Ты не готовила, постоянно отнекивалась, что не умеешь, а потом я узнала, что ты умеешь готовить, но, видимо, не для меня, для меня не умела, впрочем, и эт�� не важно. А потом мы шли куда-то гулять, я запоминала, правда, а еще мне действительно было интересно, хоть ты и считала иначе, раз водила меня туда. Не удивительно, но я даже не от тебя узнала, что, оказывается, у тебя есть другая девушка, которой, уже к моему глубокому удивлению, ты готовишь, к которой ходила, когда я не видела и по которой рыдала на взрыт в «плохие времена». Я думала, что у тебя случилось что-то на учебе, в семье, спрашивала тебя, и ты, ведь, подтверждала, чертовка! А, оказывается, ты просто не знала, как сказать мне, что прости, мы больше не пара, и я люблю другую, так что сори нот сори. Нет, вместо этого ты мучила себя, меня, свою другую девушку. Удивительно. А потом я узнала, что она ушла от тебя, и ты также рыдала навзрыд, как когда-то рыдала я, когда ушла ты, как когда-то ты сама рыдала, когда ты считала, что нужно, чтобы наступили «плохие времена», когда ты так сильно скучала по той девушке, которая ушла от тебя очень быстро, если считать с того момента, как ты бросила меня. Да, я знаю, прости, что следила, я делала это изредка, часто бы все равно не удавалось, так что… надеюсь, ты не сильно разозлишься, узнав это.

Да, ты почувствовала то, что почувствовала я тогда, но знаешь, мне все равно жалко тебя. Ты «немного» под разрушила мой план идеальной жизни, забрав самое важное из него – себя, так что мне пришлось все менять. И я поменяла. И я живу, представляешь? А еще, знаешь, оказывается, это очень вкусно, когда тебе кто-то готовить твои любимые блюда, а особенно, если ты слизываешь это с ее губ, пока она краснеет и упирается мягко так ладошками. Это действительно круто, удачи познать тебе хоть что-то из того, что благодаря тебе познала я.

Спасибо тебе за все, моя дорогая, первая любовь. Я буду помнить тебя столько времени, сколько потребуется. Пока буду находить моменты, которым ты научила меня, пока будут действия, о которых я не знала, что так можно, чтобы было. Вообще, я буду помнить тебя всегда. По крайне мере, твое существование точно останется где-то в закромах моей памяти. Я правда надеюсь, что ты тоже узнала что-то новое и отпустила ту любовь. По крайне мере, как там говориться? Надежда умирает последней.

С любовь, человек, который почувствовал к тебе свою первую любовь.