#истории от рика джастина

[lapetrich]

«- Вы спрятались в беседке на школьном вдоре, когда все уже разошлись по домам, постоянно выглядываете посмотреть, не подслушивает ли вас кто, и говорите театральным шепотом. Я подумал, что вы что-то замышляете и решил присоединиться, - в центр беседки на своем инвалидном кресле въехал Молли Юн, от него пахло шиповником и духом авантюризма. - И как много ты слышал? - скрестив руки, я настороженно посмотрел на него. Как мы могли допустить, чтобы кто-то подслушал? Мы же все тщательно проверяли. - Я с вами с самого начала, - он пригладил свои непослушные кудри, глядя в маленькое зеркальце, а потом убрал его. - Мы все проверяли, ты не мог прятаться здесь, тебя бы увидели, - голос Евы полон недоверия, как и мой. - Расскажите, что вам нужно от Калмера, а я расскажу, как мне это удалось, - хитро усмехнулся Молли, откинувшись на спинку инвалидного кресла, и прищурился от скользнувшего по его глазам солнечного зайчика, скакавшего по стенам от моего брелка на замке куртки. - И ты считаешь, мы должны тебе доверять? - спросил я. - Решать вам, - беспечно пожал он плечами. - Но я не уеду».

«- Способности? - переспросил Молли, ероша свои кудри. Сегодня он был без кресла, обе его короткие ноги были закованы в какой-то сложный каркас с шарнирами и при ходьбе он опирался на трость. - Ты имеешь в виду это? Молли достал из кармана круглое зеркальце, похожее на пудреницу, и приблизил его к лицу. Манон ахнула, а Найк грязно выругался, уставившись на зеркало над моим комодом. Оттуда на нас смотрел усмехающийся Молли. Выглядело жутко. Теперь я понял, как он подслушал наш разговор тогда в беседке. Надо будет выбросить к черту этот зеркальный брелок».

«- С тобой что-то случилось? - Молли недоуменно посмотрел на меня вместо ответа. - Ну, я о ногах... Какая-то авария или что? - Я такой родился, - ответил он, запрокинув голову к небу и втянув ее в плечи. - Мама принимала наркотики, когда была беременна мной, и ноги сформировались неправильно. Лет до десяти я почти не мог ходить, ноги были очень слабыми. Потом мне сделали несколько операций и появилась возможность иногда обходиться без кресла, нося на ногах те дохрена тяжелые доспехи. - Ты так легко говоришь об этом. Неужели тебе никогда не хотелось ходить, как все люди? - я понимал, что мои вопросы, возможно, ранили его и были бестактны, но любопытство съедало чувство стыда. - Твою мать, Бруно, я никогда не умел ходить, как все люди, как я могу этого хотеть?! Я же даже не знаю, как это. Вдруг это неудобно, - он пожал плечами. Молли часто пожимал плечами, так беспечно, будто его ничто никогда не волновало. - А вот кресло мне нравится. Знаешь, как быстро на нем можно гонять? Нет? Вот, смотри. Он закрутил колеса двумя руками, под их кожей явно проступал рельеф мышц. После стольких лет упражнений с самостоятельным управлением этой коляской он, вероятно, был очень сильным физически. Отъехав метров на сорок он начал медленно разгоняться, а когда набрал скорость и пронесся мимо меня, раскинул руки и подставил лицо встречному ветру. Его медные кудри развевались на ветру, он оглушительно смеялся и мчался вперед, а у меня мурашки бежали по коже от восхищенного непонимания».

«Молли носил белые футболки с цитатами битников, любил смотреться в зеркало, хитро улыбался, с хохотом катался на своем кресле, выбирал себе яркую обувь, слушал битлз. И любил перед сном через свою карманное зеркальце посмотреть на побережье тихого океана в Калифорнии. Молли был беззаботным, его никогда ничто не волновал, он легко бросался в авантюры, наплевав на опасность, и невероятно легко осваивался в любой компании. Меня смущало лишь то, каким холодным и сырым был воздух вокруг него. У меня всегда мороз по коже проходил от его прикосновений. Это было ощущение скорой смерти, которое я уже научился ни с чем не путать. Каждый раз, когда он на полной скорости мчался на инвалидном кресле по пустынной улице, мне казалось, что сейчас из ниоткуда вынырнет машина и размажет его по асфальту. Порой эти видения были слишком реалистичными, и я не мог их остановить. - Давайте сегодня без меня, - предложил я, когда Рик и Манон оказались пороге моего дома. - Нужно помочь тете с уборкой. - Как знаешь, - пожал плечами Молли, проносясь мимо. Я закрыл дверь и прислонился к ней лбом, определенно невозможно больше терпеть это. Если бы только был способ это прекратить».

[lapetrich]

“Второй легендой Гримвэйла была тень. Тень звали Калмер Эрмит. Чьей тенью он был? Или тенью чего он был? Нет, он был тенью сам по себе. Дитя Теней, перенявший от них более, чем все мы.

Он был одним из тех немногих, кого тяготил его дар. Он был одаренным в смысле - обреченным. Обреченным уживаться с этим даром, который уничтожал его, хотя и не был сам по себе чем-то ужасным.

У него не было ничего, кроме грифельного карандаша и потрепанного альбома, которые он носил в рюкзаке с почти оторванными лямками. И он умел рисовать.

Жил с матерью в трейлере, что стоял на парковке вблизи небольшой поросшей травой футбольной площадки. Часто его и на порог не пускали и он слонялся по круглосуточным забегаловкам и магазинам, где все его знали и не гнали прочь. Ел он два раза в неделю. Спал от силы час каждый день.

Выглядел Калмер, как чей-то ночной кошмар или воплощение смертельной болезни. Жил жизнью бродяги. Прогуливал уроки, получая девятки предупреждений. И рисовал.

А что рисовал, не видел никто.

Казалось, так просто подойти ближе к сгорбившейся над альбомом фигуре и заглянуть со спины, но он чувствовал приближающиеся шаги. И сразу захлопывал альбом, надвигал шапку на глаза, поднимал шарф и хмуро смотрел исподлобья.

Никто с ним не разговаривал, лишь редкие прохожие в парке по утрам, видя, как он кормит уток, бросали ему безликое «Доброе утром, Алм» и получали в ответ хриплое и мрачное «Хорошего дня».

Бывают ночные кошмары, которые играют на неожиданности, от которых подскакиваешь в кровати, просыпаешься холодном поту и долго не можешь отдышаться. Калмер был другим. Привычным страшным сном, которые иногда даже ждешь, к которому привык и знаешь, что ничего плохо он не сделает. Всего лишь будет смотреть. Но взглядом своим проникнет в самые глубины твоего омута.

Калмер Эрмит был не просто городской легендой. Иногда мне казалось, что он был самим олицетворением Гримвэйла. Серый, хмурый, холодный, вечно простуженный, затерявшийся среди узких улочек и одинокий”.