#илиада

[wisdomsource]

«Одиссея» и «Илиада» Гомера в кратком пересказе от MyBook.

[leavenellyalone]

могучий ахиллес громил твердыни трои. блистательный патрокл сраженный умирал. а гектор меч о траву вытирал и сыпал на врага цветущие левкои. над прахом горестно слетались с плачем сои, и лунный серп сеть туник прорывал. усталый ахиллес на землю припадал, он нес убитого в родимые покои.

'греция', сергей есенин.

[vprki]

РЕФЛЕКСИИ: „Тази Шехерезада – баща ми“

Всеки един човек, всеки един живот е една Шехерезада. Написа за „въпреки.com” Росица Чернокожева, литературовед и психоаналитик, за книгата на Георги Господинов „Градинарят и смъртта“, издателство „Жанет 45“, 2024.

Покойният ми съпруг – Вихрен Чернокожев казваше, че ако всеки един човек седне и опише в една малка тетрадка живота си, ще се получи една своеобразна мрежа от тези животописи и животът ще добие друг смисъл. Той не харесваше понятието народопсихология.

И още – знае се, че и писането и четенето са своеобразна библиотерапия. Невидимите нишки, които свързват пишещия и четящия не могат да бъдат заменени дори от класическото изреждане на асоциативни изкази на Фройдовата кушетка.

Томас Ман казва, че всеки читател намира себе си в някого от героите на книгата и правдиво откриваме, че авторът е велик творец.

И си мисля, в тази толкова полифонична книга, колко ли хора ще се идентифицират с героите, с начина им на живот, със случващото се на душевната ни сцена, макар, че текстът е написана като монолог.

Георги Господинов с новата си книга „Градинарят и смъртта“ прави това – създава връзка, мрежа, в която вплита душите ни. И той го прави по неговия си талантлив начин – искрено, докосващо ни, поетично, редуващо пропадания и извисявания и, разбира се – катарзисно. Георги Господинов е имал нужда от своята терапия – да се зарови в словото и да облече човешката си мъка и загуба в спасителната одежда на изкуството.

Книгата започва с крайно лапидарното, което съдържа всичко и овладява цялата по-нататък разказана Шехерезада: „Баща ми беше градинар. Сега е градина.“.

Австрийската психиатърка Елизабет Кюблер-Рос ни научи, че при всяка загуба и скърбене ние минаваме през пет етапа: отричане, гняв, уговаряне, депресия, приемане. Всички минаваме при загубите си през това и трябва да си дадем време, търпение и обич да се справим.

Георги Господинов на Майсторския си клас на “Аполония”, 2023

От своята  лична история на загуба и скърбене Георги Господинов прави и екзистенциално, и философско, и културологично, и надвременно четиво.

Това е четиво, написано с безпощадността на битието и всекидневието и наред с това – с финеса и нежността на цяла палитра от чувства, на които сме способни.

Епизодът, например, когато баща му изрежда безбройните си болести пред лекаря е великолепен пример как една банална случка става история, става мит, става хуманност, става култура. Този зареден с невротичност, както повърхностно би се възприело, разказ се превръща в изповед, в народопсихология, в свещенодействие. Човек, особено боледуващият (физически или душевно, макар че всичко е психосоматично) просто има нужда да бъде изслушан. Той има нужда да бъде зачетен, като човешко същество и личност. Да бъде уважено неговото страдание. Да почувства грижата за себе си. И това е половината от оздравяването.

Георги Господинов с книгата си ни дава един урок по търпеливост, по синовност, по съпричастност, по достойнство. Защото всички ние, със свойствените си дискомфорти и дисфункции искаме, по възможност, да живеем достоен и човешки живот.

Фройд казва, че животът ни не е нищо особено, но е единственото, което имаме. И, че ��овекът заплаща своите цивилизационни достижения с невроза.

И разказът на Георги Господинов се лее през устата на бащата, като Омировата „Илиада“ и като най-доброто изпод перото на Ивайло Петров и Йордан Радичков. И тогава разбираш, че има едно нещо само, пред което българинът, както казваше Ивайло Петров, стои със свалена шапка в ръцете си. И това нещо се казва смърт, но и безсмъртие. И този баща ще остане отвъд смъртта чрез своите рози, череши, сливи, с цялата си градина. И с думите си: „Няма страшно“. Тези думи, с които си даваме кураж и, с които искаме да дадем кураж и на децата си.

През разказа в кабинета на лекаря става нещо чудотворно. Това не е рутинен лекарски преглед на поредния пациент. Това е свещенодействие. Това е самият живот, вкопчил се в своята градина: „Изброяването на неговите болести, наистина, звучеше епично като изброяването на корабите в "Илиада". Даже беше още по-обилно и картинно, като изковаването на щита на Ахил. Всичко имаше в тези истории - и небето, и земята, и двата града, и селото с всичките му сезони, лете по жътва, есен по гроздобер, зиме по Коледа, а клането на прасе беше отделна глава, така го разказваше, че кръвта шуртеше в кабинета и изцапа малко бялата престилка на доктора, но той, заслушан в разказа, дори не помръдна. После баща ми разказа за градината, уж започна с болките в кръста, докато копаел, но разказът така се разлисти в рози, череши и сливи, че цялата стая разцъфна. А ехографът в ръката на доктора се разпъпи като лале и вече нямаше да намери и сянка от метастази.“

Този магически реализъм на Георги Господинов, да прескача от епоха в епоха, от година в година и от топос в топос, та до съвремието в лекарския кабинет  и всичко в една неразделима амалгама, прави винаги стилът му разпознаваем в многогласието на съвременната ни литература, дори и ако текстът не носи подписа му.

Метафоричността да минаваш от един наративен пласт в друг, от жанр в жанр и да създаваш една Вселена от успоредени, а не линейни времена и места е нещо, което ни прави част от тук и сега, но и частица от света, „от небето и земята“. Георги Господинов има изумителната дарба да вдъхва живот, да оживява предметния свят по Далчевски. Ето разказът ще се разлисти в цвете и дървета, а ехографът ще разцъфне в лале. И всичко става, като в детска приказка живо и дишащо. Тази игра с жива и нежива материя е типично Георгигосподиновско изобретение. То не е характерно само за тази му последна книга.

Писателят живее във фантастичния свят на анимирането. Както в зората на човечеството, нашите праотци са анимирали тотема. Това е присъщо още за нормалните невротици, каквито сме и ние, и за децата. Една от главите в книгата на Фройд „Тотем и табу“ е озаглавена „Анимизъм, магия и всемогъщество на мислите“. Праотецът ни е смятал, че думите творят реалността. И това е доказано и в съвремието от квантовата физика. Действието се случва първо във въображението ни. И неслучайно децата в играта си са в една гранична защитена реалност, както, например е конфиденциалната в психодраматичната сесия.

Георги Господинов в литературен клуб "Перото" в НДК, 2016, снимка: Стефан Джамбазов (1951-2021)

Мислите и думите са енергия. Това става и в разказа в кабинета на лекаря. Думите на баща му осъществяват това всемогъщество на мислите и превръщат думите в кръв, обагрила бялата престилка на лекаря или цвете, в което ще разцъфне ехографът. Като във вълшебна детска приказка. Това придава едно особено символно послание. Тук реализъм и магичност са в специфичен танц. Думите творят друга реалност в спиралата на живота. Затова бащата говори и изрежда, не спира, защото знае – спре ли –ще загуби битката.

Книгата на Георги Господинов носи атавизма на праисторията и Несъзнаваното, и наред с това лексиката на модернизма. Тук всичко е и изконно, и модерно. И тази амалгама прави идеите, наратива, метафорите на Георги Господинов самородна субстанция. Защото всичко е закодирано в една Вселенска матрица. И всичко е едно: от ембриона до свития в също такава форма от болките си човек, който отива в Безграничието.

И друга отлика и нюанс има изказът на автора – това, че всичко е „човешко, твърде човешко.“ (Ницше). Тук няма преднамерена маниерност, а простота, която се родее с класиката.

На последните страници от текста Георги Господинов написва единайсет пасажа, които започват все с едни  и същи  думи-въпрос, които са риторика на вътрешната ни сцена: „Не знам какво да правя…“. И тук са и градината, и инструментите, и кучето Джоко, и празните буркани, и празниците, и майка му, и още, и още – до единайсет. Може би най-обобщаващото е: „Не знам какво да правя с всички въпроси, които ще се появят напред“.

Георги Господинов пише в епилога, че е искал написаното да е „съдбовно и леко“.

Дали има такава комбинация или е оксюморон (несъчетаеми неща)?

Да, и този път Георги Господинов е успял да говори на сърцето ни и съдбовно, и леко. И докато четем се сбъдва казаното в началото, че „това не е книга за смъртта, а за тъгата по живота, който си отива“.

Текст: Росица Чернокожева

На „Аполония“ тази година  писателят Георги Господинов за трети път след 2021 ще проведе своя Майсторски клас по творческо писане.

Георги Господинов представя участниците в Майсторския си клас на “Аполония”, 2023

На 1 септември от 19 часа в двора на Художествената галерия е неговата авторска вечер, като тогава ще е премиерата на книгата му „Градинарят и смъртта“ – първата му след Международната награда „Букър“ (2023). Тя се публикува с логото на издателство „Жанет 45“, редактор Биляна Курташева, художник Люба Халева. Първата ѝ среща с публиката е в Созопол на 40-ото издание на Фестивала с участието на актьора Владимир Пенев и музиканта Михаил Йосифов само няколко дни, след като излиза от печат в края на август. Следобедът на годината, както Господинов нарича този месец.

Четири години след „Времеубежище“ Георги Господинов представя „Градинарят и смъртта“ – първата си книга след Международната награда „Букър“ (2023).

Историята на един баща, един син и едно последно разсъмванe –  милостива и безмилостна едновременно.

„Тази книга няма лесен жанр – пише Георги Господинов, – тя трябва сама да си го изобрети. Както смъртта няма жанр. Както животът. Както градината. Роман елегия, роман градина, мемоар или мемороман – има ли значение за ботаниката на тъгата. История за отиващите си бащи в един отиващ си свят. За тези трагични пушачи, често отсъстващи, вкопчени в шнорхела на цигарата, плуващи в други води и облаци. За баща ми, който крепеше на раменете си тонове минало и не спираше да го разказва. Тази Шехерезада – баща ми. Сега миналото се пропуква тихо и започва да се срутва върху мен с всичките си следобеди. Не книга за смъртта, а за живота, който чезне. Има разлика.“ ≈

„въпреки.com”

Снимки: Тихомира Крумова, архив на „Аполония“ и "Жанет 45"

[koobaudio]

Гомер "Илиада"

«Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына, Гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам, Много сильных душ героев пославший к Аиду, Их же самих на съеденье отдавший добычею жадным Птицам окрестным и псам. Это делалось, волею Зевса, С самых тех пор, как впервые, поссорясь, расстались враждебно Сын Атрея, владыка мужей, и Пелид мно... Читать дальше »

[magdalendia]

Култови практики на траките по българските земи през късна бронзова и ранна желязна епоха

Какво знаем за култовите практики на траките по българските земи през тези периоди? От къде черпим информация за това и как анализираме данните, за да направим изводи?

Предвид липсата на тракийски писмени източници, които свидетелстват пряко за свещеното дело на траките, единствената автентична информация, която можем да получим, е тази от арехологическите артефакти и находки. В допълнение темата, касаеща тракийската духовност и мито-обредност, е всеобхватна и не може да се изчерпи в рамките на едно кратко проучване. Все пак опит за обяснение на тяхното значение и употреба може да помогне да се възстанови една обща картина на тракийския мироглед и ритуалност през посочените периоди.

Проблеми при събиране и интерпретиране на данни за тракийската религия и култови практики

За да се възстановят и анализират ритуалните практики на траките, на първо място е необходимо задълбочено познание на техния духовен свят и религиозни схващания.

Религиозните представи често се тълкуват като отражение на колективната психика и виждане на света, а при древните общества тази връзка е още по-доловима. За архаичния човек реални са всички факти, явления и предмети, които могат да се наблюдават, но и които не могат. Липсва ментална граница, която разделя действителността от фикционалността. Двете реалности съществуват в съзнанието на древните траки наравно една с друга. Освен това за траките чрез една ирационална причинно-следствена връзка историята и митът са обвързани и неделими. Ето защо, ако целим да анализираме култовите практики на траките, е важно да се вникне в митологичните им представи и да се разберат законите, които действат в техния мито-ритуален свят.

Реконструкцията на митологията на траките обаче е доста амбициозна задача. При опит за това пред изследователя стоят няколко проблема, които не позволяват извличане на обективна информация по въпроса. От това, което се знае за културата на траките, на първо място трябва да се подчертае, че те са нелитературен народ. Тъй като те нямат писменост, нямаме никакви писмени извори за тяхното общество и култура от първо лице. Всичко, което се знае за тях, идва от чужди източници. При превод на непознатите термини за ритуалните практики неизбежно авторите използват термини от собствения си език, с които ги превеждат или обясняват. Следователно се допуска възможността да се измени оригиналният смисъл на даден термин и съответно с това неговото значение.

От тук следва и вторият проблем — всяко външно наблюдение над дадена културна реалност е субективно, тоест наблюдаващият възприема само това, което е способен да схване с набора от ментални инструменти, които му е дала неговата собствена култура. Често автори на писмените източници за траките са гръцки и римски автори. Важно е да се отбележи, че техните пристрастия и предубеждения се отразяват при предаване на информацията.

Поради тези причини, за автентични тракийски източници се считат археологическите находки, асоциирани с тракийската култура, и изображенията върху артефактите. Такива са шедьоврите на тракийската торевтика — съкровищата, обикновено считани за предмети, свързани с религиозните практики и култове или находките, откривани при погребения, гробници, и некрополи и др. Източник на информация от материалната култура на траките са и обекти, и архитектурни съоръжения с култово предназначение като ями, скални ниши, мегалитни паметници и комплекси, надгробни могили и др.

Културен и религиозен свят на траките през късна бронзова и ранна желязна епоха

През втората половина на II хилядолетие пр. Хр. траките вече са се обособили като индоевропейски етнос като са увековечени писмено от Херодот. Траките участват в социално-политическия и културния живот на Средиземноморския свят. В историческите хроники остават благодарение на Омир и неговите поеми “Илиада” и “Одисея” като участници в Троянската война в края на същото хилядолетие.

В началото на I хилядолетие пр. Хр. политически траките са организирани в множество царства. Те представляват големи територии, начело на които стои цар-жре��, натоварен с политически, икономически, военни, но и мито-ритуални функции. Селяните са свободни, организирани в общини. Несъмнено тракийската култура се влияе и от тази на съседните на траките етноси, но се наблюдават и ясни разлики. Тракийските мистериални обреди и тайнства правят особено голямо впечатление на елинските автори, които както вече споменах, са основен източник на писмена информация за траките.

Вярата в безсмъртието и тракийският орфизъм

Отличителна черта на тракийската система от вярвания и религиозни ритуали, която се явява и съществена разлика спрямо тези на заобикалящите я средиземноморски народи, е вярата в безсмъртието. Тази ключова характеристика се обуславя и от начина, по който траките схващат хода на времето. В тракийското светоусещане то не тече линейно, а циклично. На по-късен етап това е силен контраст спрямо съседната гръцка рационалност и стремителност към логически заключения. Докато гърците започват все повече да описват и отделят историята от мито-ритуалната сфера, за траките тези две сфери остават преплетени.

След изследване на стратиграфските слоеве на области в Елада, обитавани от траки и елини, се наблюдават промени в археологическия материал, които свидетелстват за смяна на типа религиозни вярвания. В най-древния пласт преобладават религиозни вярвания от соларен и хтоничен характер. В следващия доминират Дионисов характер на религиозните вярвания и се датира към IX — VIII в. пр. Хр. Последвалата Делфийска религиозна реформа се характеризира с обединяването на слънчевото и хтоничното начало, които на по-късен етап са персонифицирани съответно като божествата Аполон и Дионис и схващани като братя. Счита се, че отговорен за тази реформа е Орфей.

Тракийският орфизъм с прилежащата му вяра в безсмъртието, е просмукан в тракийската мисловност и култура. Смъртта се разбира като продължение на живота — цикълът живот-смърт-ново раждане е вечно повтарящо се явление без начало и без край. Аристократите в период на смърт се наричат “щастливодемони” или антроподемони. А през това време те се намират в състояние между човек и бог, затова и Орфей се схваща като божество и митологична функция. Орфей противопоставя Аполоновия и Дионисовия култ, соларното и хтоничното начало като по този начин в неговия митологичен образ се отлага едно сливане на две противоположности и оцялостяване на космогонните сили, което остава в основата на голяма част от религиозните ритуали и култови практики на траките.

Ролята на мегалитните паметници при култовите практики на траките

Прави впечатление, че траките имат специално отношение към смъртта, а мъртвите са обект на почитане и може да се каже, че дори стоят по-високо от живите. Всички ритуали, съпътстващи изпращането и погребването на покойниците сочат, че специално внимание се обръща на прехода от състояние живот към смърт като едно ново начало, възраждане. Смъртта е вид инициация — подготовка за нов живот и повторно раждане в друг свят, а погребалния ритуал се подразбира като инициационен. И както всяка инициация е една “малка смърт”, където участникът “умира” в своята стара роля и се преражда в новата си, така и покойникът бива изпращан към следващия етап от живота си. Организирането на помени, угощения и издигането на могили е обусловано от факта, че в религиозните представи на траките починалите продължават съществуването си в един друг свят или ще се завърнат като по този начин стават и остават участници в цикличния ход на времето.

Противопоставяне на сакралното и профанното при мегалитните обекти и култовите обекти на върхове

В тракийските ритуални практики изпъква противопоставянето профанно-сакрално.

Едни от най-разпространените видове мегалитни съоръжения са скалните гробници, ниши и изсич��ния, които се срещат единствено в Източни Родопи. Те категорично се свързват с погребалните ритуали на траките и култовете към скалата и слънцето. На базата на непосредствената близост на скалните изсичания и ниши до светилища и селища, се счита, че първите са служили като гробове. Едно предположение е, че те са били предназначени за урните с праха на обикновени тракийски селяни, докато аристократите са били погребвани в скални гробници. Това е така може би, защото са били обожествявани и поставяни на по-високо ниво (имайки статут на антроподемони).

Висока концентрация на тракийски светилища има в Източни Родопи. Отличават се два типа светилища. Едните са без стени и съдейки по ниската концентрация на находките, открити в повърхностните слоеве, археолозите смятат, че са били използвани за по-кратък период. Съществува вероятността и малкия брой находки да се дължи на това, че само жреци и служители на храма са имали достъп до тях. Другият тип светилища са с висока концентрация на археологически находки — остатъци от глинени олтари, култови огнища и сгради, всички те са с култов характер. Тези светилища имат ясно очертани граници под формата на каменна ограда. Тук отново се наблюдава опозицията сакрално-профанно. Вероятно оградата е служила за обособяване на свещена територия. За светилищата в Източни Родопи няма доказателства за поставяне на дарове за ритуали и приношения, какъвто е случаят със светилището край с. Левуново.

В древна Тракия орфизмът е изповядван на две равнища — езотерическо учение и ритуали само за мъже от аристократичната прослойка и като екзотерическа мистериалност с масов характер. Най-свещените ритуали и тайнства е трябвало да бъдат скрити от непросветените лица. Възможно е пространственото разделяне на светилището от общодостъпната територия да се е дължала на това, че в него са били изпълнявани свещените ритуали, които е било необходимо да останат скрити от непросветените.

Космогонно значение на ритуалите с жертвоприношения и връзката им с царя-жрец

От казаното до тук спрямо планировката на светилищата и техните обособени помещения, можем да направим паралел с данните от писмените извори, оставени от древногръцки автори. От тях научаваме, че орфическата Вселена е десетстепенна. Вярата във Великата богиня-майка, която битува в съзнанието на хората още от неолитната епоха, стои в основата на организацията на космогоничните представи на траките.

В първа степен Великата богиня-майка или още Планина е в покой; във втора трепва и самозачева; в трета износва плода; в четвърта ражда божествения Син, обединяващ хтоничното и соларното, т.е. олицетворяващ целостта на Космоса; в пета степен той се извисява над хоризонта; в шеста обикаля и задвижва Космоса; в седма влиза в свещен брак със своята майка (хиерогамия); в осма се ражда дете, равнопоставено на бога — царят-жрец; в девета той получава правото да ръководи света и да властва над него; в десета символично влиза в хиерогамия с Великата богиня-майка, за да се повтори целият цикъл отначало.

Светилището в с. Левуново с характерната тристепенна организация загатва, че именно в най-свещената територия с централния ритуал са изпълнявани ритуалите по жертвоприношение. Тези ритуали представят символичната смърт на царя-жрец, възкръсването му и обединението му с богинята. Функционират като пресъздават космогонния мит, възгласявайки началото на новия годишен цикъл, като обединят хтоничното със соларното и възстановят хармонията между природата и социума. Така на принципа на индуктивната магия, предложен от Джеймс Фрейзър, се пресъздават ежегодните промени в природата. Царят-жрец се явява земна проекция на Бога-Слънце и е главно действащо лице в тези ритуали, в чиято основа стои древният култ към Великата богиня-майка и нейният божествен син-слънце. В това се състои и неговата основна мито-ритуална функция и роля. Само и единствено царят се ползва с правото да извършва жертвоприношения, които са символичен ритуал на свещения брак между богинята и бога. Възможно е на централния олтар да са извършвани самите жертвоприношения, тъй като от него се спускат улеи, навярно, за да отвеждат течностите. Открити са и ями за изхвърляне на костните останки и други остатъци от изпълнението на ритуалите.

С култа към слънцето можем да свържем и огънят като допълнение към космогонния мит и десетстепенната организация на орфическата Вселена. Той имал особен�� важна роля за свещената дейност на траките, тъй като се схваща като земна проекция на слънцето. За индоевропейските народи огнището има свещено значение и символизира дома и семейството. От там произлиза и ролята му на специално обособено място за култови ритуали и жертвоприношения в някои могили, храмове или дворци. За мястото на огнището в религиозните ритуали свидетелстват разкритите есхари. Есхарите се отличават с това, че са издигнати от пода квадратни площадки от глина. По средата им е оформен кръг или център.

Изкуството на тракийската торевтика и мито-ритуално предназначение на съдовете от съкровищата

Въвеждането на желязото като основен материал бележи началото на ранната желязна епоха. Овладяването на металургията довежда и до специализацията по занаяти и развитие на торевтиката. Тракийските съкровища са изцяло с култово предназначение и се ползват само от царете-жреци. Това се обуславя от факта, че рудодобивът, металургията и производството на метални предмети се ръководят и притежават от владетелския двор. Там се намират хазната и ателиетата за производство на скъпоценни метали. Съответно практикуването на изкуства в Тракия — архитектура, скулптура, живопис и торевтика — не е свободен занаят. Те се предават в рода и семейството и остават под контрола на властта.

Поради царския монопол над запасите от метал и производството на изделия от ценни метали се предполага, че всеизвестните тракийски съкровища са поръчани за изработка от самите царе. Артистичните композиции, гравирани по съдовете, са замислени по начин, който да доказва божествения произход на царската власт.

Виното играе важна роля в тракийските мито-ритуални дейности. От иконографските изображения става ясно, че в тракийската митология присъства неназовано от самите траки божество, сходно по представяне и функция с гръцкия бог Дионис. Херодот първи посочва, че траките отдават голямо значение на Дионис. Това божество е олицетворение на лозата и опиянението, причинено от ферментиралите сокове на нейните плодове — виното. Култът към Дионис е свързан с възторженост, танци, музика, пиянство. От последвалото диво и необуздано поведение, което е освобождение от културните норми и социални роли, в душата на участниците “навлиза” самият бог Дионис. Но изпълнението на ритуала е натоварено с двусмислие — от една страна човек се извисява и достига бог, но от друга се принизява и с поведението си достига нечовешки същества като кентаврите.

Самите скъпоценни съдове и съкровища съпътстват всеки ритуал и всяко събитие от социален характер. Последните са съпътствани от колективна трапеза и пиршества. Ритуали по преход (инициации) от едно състояние в друго като раждане, брак, посвещаване, смърт, но с тържественост и пирове се отбелязват и постижения с военен характер, които са от значение за цялото общество като победи, договори, преговори.

В най-мистериалните си ритуали древните траки представяли под формата на театрално разиграни ритуали печалната смърт на бога и неговото щастливо възкресение. Ето защо сред най-ярките и образи върху съдовете от съкровищата и такива изобразявани с най-голяма честота са различните персонификации на Великата богиня-майка (Бендида, Котито, Хестия и др.). Те се срещат предимно след периода на ранната желязна епоха, изрисувани по стените на царски гробници, като части от архитектурни детайли и фризове, като пластична украса по металните съдове и изделия от култови съкровища. Тъй като не попадат в обхвата на разглеждания период, няма да бъдат споменати по-подробно.

В заключение…

Прегледът на археологическите паметници и изделия предлага обширни сведения за култовите практики и религиозните ритуали на траките по българските земи през късна бронзова и ранна желязна епоха. Но тъй като тяхното интерпретиране е субективно, не позволява категорично и еднозначно тълкуване и изчерпателност. Най-важен елемент при разбиране и анализ на мито-обредната дейност на траките е вярата в безсмъртието, присъща на тракийският орфизъм. Именно от нея произтича естеството на изпълняваните ритуали и прилежащата им параферналия. Траките, пребиваващи в цикличен ход на времето, материализират митологичните си представи и духовни виждания чрез разиграване на ежегодни ритуали и принасяне на жертви, в смисъла на които залягат умъртвяването на бога, божественият брак и възкресяването като маркер за едно ново начало на годишния кръговрат и създаване на хармония в социума.

Използвана литература:

Домарадски, Мечислав. Култови места край скали и на върхове, сп. Епохи, кн. 4, 1994, стр. 33–36.

Леви-Строс, Клод. 2015. Структурална антропология II София: Захарий-Стоянов.

Маразов, Иван. 1994. Митология на траките. София: Секор

Нехризов, Г., Илиев, С. Паметници на мегалитната култура в Тракия 1. Долмени — Проблеми и изследвания на тракийската култура, Том 11, 2023

Попов, Димитър. 2014. Тракийска религия. София: Изток-Запад.

Фол, Валерия. Попов, Димитър. 2010. Божествата на траките. София: Тангра ТанНакРа.

Фрейзър, Джеймс. 2015. Златната клонка Част II. София: Изток-Запад.

Nekhrizov, G. A cromlech near Dolni Glavanak in the Eastern Rhodopes. (preliminary communication). — Nikolova L. (ed.) Technology, Style and Society. Contributions to the Innovations between the Alps and the Black Sea in Prehistory. British Archaeological Reports International Series, 854, Archaeopress, 2000, 319–324.

Nekhrizov, G. Cult Places of the Thracians in the Eastern Rhodopes Mountains (end of the 2nd — 1st millennium BC). — The Culture of the Thracians and their Neighbours. Proceedings of the International Symposium in memory of Prof. Mieczyslaw Domaradszki with a Round Table “Archaeological Map of Bulgaria”. BAR International Series 1350, Oxford., Hadrian Books Ltd, 2005, 153–158.

Nekhrizov, G., Dolmens and Rock-cut monuments. — In: A Companion to Ancient Thrace. J. Valeva, E. Nankov, D. Graninger(Editors), Wiley-Blackwell, 2015, 126–143.

[goshminherz]

Гомер был казахом.

По мнению казахского историка Кожырбайулы, «ил» — первый слог в слове «Илиада» — является синонимом казахского слова «Ел» (страна). Второй слог «Ада» этимологически восходит к казахскому слову «Ата» (отец).

«Эллины пришли на территорию современной Греции из казахских степей. Веским доказательством тому служит их самоназвание — «эллины» от казахского «ел» (страна), название страны — Эллада (Ел ата). В казахском шежире (генеалогическая родословная) «Ел ата» (Страна отцов) — это Елтай, то есть «Ел адай» (страна адайцев). Таким образом, нет сомнений в том, что европейский античный мир признает свое происхождение от Қазақ елі» (Казахского народа)», — рассуждает автор.

Кожырбайулы также утверждает, что сам Гомер был адайцем (адай — один из родов, который входит в Младший жуз), а его имя переводится с казахского как «жизнь».

[maksimus20]

Эней — герой из Трои. Из истории Италии.

Автор фото Даниил Муха

да новой эры. Тогда я предложил одной из слушателей курсов итальянского языка составить мне компанию в прогулке по Вечному городу. На мое счастье, девушка из Польши по имени Доминика согласилась, и мы отправились осматривать достопримечательности Рима.      И вот, случайно наткнулись на эту статую. Она изображает Энея с его престарелым отцом Анхизом на его могучих плечах и мальчика, сына троянского героя. Тот августовский день в Риме выдался жарким, и мы, северяне, утомленные южным солнцем Италии, остановились, чтобы ее осмотреть и сделать фото на память. Но вот почему Эней герой Трои так почитался в Риме? Каким образом Троянская война, и ее последствия в Эгейском бассейне, оказалась таким важным событием для Апеннинского полуострова и Рима?      Дело в том, что Эней по праву считается (наряду с Ромулом) одним из основателей Рима. Мифология, конечно, не исторична. Если Ромул, полулегендарный основатель Рима правил с 754/753 года до новой эры по 717 год до новой эры (по свидетельствам Тита Ливия и Марка Варрона), то с легендарным Энеем все гораздо сложней. Так, Троянская война завершилась падением Трои в 1250 до новой эры (по другой версии, в 1184 году до новой эры). Так что между поколением Ромула и поколением Энея прошло много времени. Мифы есть мифы, но в их основе есть исторические факты.      Многие историки считают, что было несколько волн миграции и бассейна Эгейского моря на запад Средиземноморья, на берега Апеннинского полуострова. И одним из переселенцев могли быть как раз беженцы из погибшей Трои во главе с Энеем. И да, при раскопках в Италии найдены доказательства древности культа Энея.      Древние римляне, не всегда отличались скептицизмом, но яркую мифологию древних греков попытались поставить себе на службу: так, Эней у латинов и племен Центральной Италии становится одним из основателей могущества Римского государства. Римляне почли за честь породниться со своими великими учителями и предшественниками. Поэтому и возводили свою родословную не только к Марсу (Аресу), богу войны, но и к Венере (Афродите) – матери Энея.           Кстати, сына Энея Аскания жители древней Италии называли Юлом. Именно Юл дал начало знатному римскому роду Юлиев, и Гай Цезарь весьма гордился этим. Поэтому получилось довольно сильное наслоение в археологических слоях Апеннинского полуострова культа этого троянского героя.

Итак, вернемся к легенде об Энее. Троянская война вспыхнула, как и часто бывает в красивых легендах, из-за похищения троянским царевичем Парисом Елены, прекрасной супруги спартанского царя Менелая. Оскорбленный царь Спарты со своим братом, Агамемноном, царем Микен собрал огромное войско и двинул его на кораблях к побережью Малой Азии, где и находилась тогдашняя Троя (Илион), город царь Приама, который приходился родственником Анхизу, отцу Энея. Очень хорошо поход греков-ахейцев на Трою и осаду знаменитой твердыни описал слепой сказатель мифов Гомер. В наше время эти сказания греческих аэдов (устных сказителей) дошли в форме эпических произведений “Илиада” и “Одиссея”.

Продолжение и окончание статьи на сайте по ссылке - https://danilist.ru/2021/05/16/enei-iz-troi-rimskaya-mifologiya/

Литература:

— Когда, где, почему и как это произошло. Авторское право 1993. The Readers Digest Association Limited, Лондон.

— Вергилий. Энеида или удивительные приключения Энея. – М.: Белый город, 2004

Автор: Даниил Муха.

Даниил Муха. Изданные книги.

[faina]

The Ancient Greeks.

Homer 1 - Iliad

Объять Гомера в рамках коротких лекций невозможно, а потому будем говорить о его видении общества и его ценностей. Тема Илиады - война. Троя. Немецкий археолог Шлиман раскопал то, что он счел Троей на северо-западном берегу современной Турции.

Гомер, кем бы он(они) ни был, творил примерно в 8 веке днэ. Его представляют слепым бардом. Основа всей мировой литературы, философии и проч. Для Греков Гомер - the poet, его изучением и ему поклонением Греция начала выходить из темных веков и отделять себя от остального мира.

Теория Милмана Парри - барды не сочиняли свои поэмы на ходу, у них имелась база данных из ритмичных фраз для комбинирования. По влиянию на культуру барды = герои. Но не только барды. Кто такие герои? Для греков это не столько характер, сколько статус. Герой дб сыном героя, хорош собою, воинственен, иметь последователей и постоянно подтверждать свой героический статус - to grow and to glow.

Илиада - мужская поэма. Женщины там есть, но лишь как средство для героев проявить свой героизм.

Но прежде всего Илиада - это слава и боль войны

Homer 2 - Odyssey

Считается, что написана позже Илиады, и ее герой отличается от обычных героев - он невелик ростом, умен, хитер и скрытен. И любопытен. После падения Трои он бродит по свету, пытаясь попасть домой, и видит города и людей.

Дома у Одиссея борзеют гости, нарушая принцип xenia - дружбы между хозяином и гостем.

На острове Калипсо Одиссею было хорошо, как нигде, но он покинул его как только смог, ибо физически хорошая жизнь недостойна героя.

Отдельно вставные истории, они делятся на три группы: монстры, искушения и глупость.

Монстры - полифемы. Они не едят хлеб (значит, не выращивают) и не чтят богов. Одиссей побеждает главного циклопа, но сообщает другим свое имя, давая им тем самым возможность его проклясть - ошибка.

Искушений много, наиболее известна Цирка, превращавшая людей в свиней (аппетит vs ум). Одиссей как-то с ней разобрался, но был послан в квест в загробный мир, где встретил мертвого Ахилла, убитого собственной женой - это вариант развития сюжета, будь Пенелопа не столь верной супругой. Ахилл говорит, что лучше быть живым рабом, чем мертвым героем.

Глупость - это сирены.

Вернувшись в Итаку, Одиссей разбирается, кто был ему верен, а кто нет.

Пенелопа - главный женский персонаж.

Заключение.

Илиада - трагедия, Одиссея - комедия. Боги - почти как люди, только бессмертны, а значит люди важнее, их поступки имеют последствия. Отсюда есть пошла вся западная литература.

[wpristav]

Не только Гомер. Троянская война в произведениях классической древнегреческой литературы

В предыдущей статьебыло немного рассказано о личности Гомера и его знаменитых поэмах. Но, как мы уже выяснили, «Илиада» – это всего лишь рассказ о ссоре между Ахиллесом и Агамемноном и е1 трагических последствиях. А в «Одиссее» кратко упоминается о тайном посещении Трои Одиссеем и эпизоде, связанном с троянским конём. Однако же о Троянской войне и её предыстории мы знаем гораздо больше. Дело в том... Читать дальше »

[tamgdenettebya]

#5. П.М.Бицилли

Всякое творчество символично. В учреждениях, в памятниках культа, литературы, живописи и т. д. человек или народ раскрывает себя. И то, что сквозь эти символы я, посторонний человек, прозреваю душу их творцов, показывает, что они, эти символы, пробуждают во мне какие-то доселе скрытые, дремавшие во мне, духовные возможности (иначе" непонятно, каким образом и почему эти символы могли бы быть мне внятны), заставляют меня творчески приобщиться душою к чужой душе. То, что люди различных эпох, различных миров, различных индивидуальных свойств, понимают друг друга, что мы понимаем "Илиаду" и восхищаемся се красотами,— хотя мы не разрываем руками жареных баранов, не совершаем человеческих жертвоприношений и не пользуемся, в качестве средства передвижения, двухколесными тележками,— свидетельствует, что в символах, нам вполне непривычных, чуждых и даже, подчас,— если рассматривать их "в себе",— отвратных, могут воплощаться вечная Истина, вечная Красота, вечное Добро, что Истина, Красота, Добро суть некоторые реальности. Несомненно, что древний грек понимал "Илиаду" и флорентинец XIV века "Божественную Комедию" иначе, чем мы. "Илиада" была для грека приблизительно тем, чем для нас является, напр., Энциклопедический Словарь Брокгауза и Ефрона, и нечто подобное представляла собою для итальянца XIV—XV вв. "Божественная Комедия", как это явствует из многочисленных современных комментариев к ней. В "Илиаде" отражена Греция древнейшего периода, как в поэме Данте средневековая итальянская коммуна.

Поскольку эти произведения выражают собою временное, преходящее, отошедшее безвозвратно в прошлое, специфически местное, узконациональ-ное,— они понятны только специалистам. Их непреходящее и мировое значение определяется тем, что в преходящих, местных, национальных символах в них выражено Вечное и Абсолютное. Иных символов, кроме преходящих, ограниченных, неадэкватных абсолютному, нет и быть не может в силу определения. Символ, адэкватный символизуемому,— логический абсурд. Нам не дано видеть Бога непосредственно, лицом к лицу, разговаривать с ним, "как сосед с соседом", по выражению средневековых мистиков. В пределах земной жизни мы только "ловим отблеск вечной красоты". Воплощение Абсолюта по необходимости всегда частично, ущербно, неполно, ограниченно.

Для подавляющего большинства людей символы, т. е. весь окружающий мир, самодовлеющи и самоценны. Тем-то и отличаются великие творения индивидуальности от "черни", погруженной в косность материального мира, что для них "alles Vergangliche ist nur ein Gleichnis" — "все преходящее только подобие", как гласит заключительный хор "Фауста". Великие люди и великие культуры характеризуются именно этой, исчерпывающей их сущность, устремленностью к Абсолютному. Потому-то лишь на почве религии возникли великие "исторические" культуры — Израиля, Египта, Эллады, Индии, германо-романских народов средневековья, православной Руси.

Евреи на заре своей истории были семитским племенем, индивидуальность которого определялась культом "собственного" бога Яхве, бога весьма исключительного, ревнивого, не терпевшего других богов. Евреи знали, что есть и другие боги, но предпочитали иметь дело с одним лишь своим Яхве. С течением времени Яхве в сознании евреев вырос. Он стал единственным богом, Богом вообще. Вместе с тем сразу изменилось и положение самого Израиля, как "народа Яхве". Служение Яхве стало мировой миссией "избранного" народа. Если раньше Яхве существовал для Израиля, то с того момента Израиль стал существовать ради Яхве. Тем самым из темного народца Израиль превратился в великую "историческую" нацию. Восстановление Империи и Рима мыслится Дантом и Петраркой как долг Италии перед Богом и человечеством, как ее призвание, не как ее право. Рим нужен как центр Града Божия на земле. Возвысившись до этой концепции, Данте и Петрарка создали итальянскую нацию, тогда как Гарибальди и Кавур ��олько оформили ее. Создание великих исторических наций никогда нс было самоцелью для их создателей. Они метили дальше и выше. Не для того писали пророки свои книги и псалмопевец свои псалмы, Данте свою "Комедию" и Гомер "Илиаду", Мильтон "Рай" и Гете "Фа-уста", не для того переводил Лютер святое писание, чтобы "пропагандировать" еврейский, греческий, итальянский, немецкий, английский языки, чтобы обеспечить за этими языками "права гражданства", но они достигли того, что эти языки живут вечной жизнью и что люди, национально связанные с ними, дорожат этой связью как своей величайшей святыней.

Так проявляет себя непреложный исторический закон перерождения целей. Творя над-националные, сверх-национальные ценности, герои человечества творят нации. Последние — косвенный, но необходимый результат их творческих устремлений. Усвоив себе эту истину, мы, по необходимости, придем и к обратному заключению. Кто ставит себе создание нации в качестве самоцели, кто не видит ничего дальше этого и ничего больше не добивается,— тот в состоянии оформить, закрепить уже сложившуюся нацию, но создать нацию он не может. Различие между делом политика и делом творца нации, в подлинном смысле этого слова, т. е. создателя национальной культуры, определяется различием природы двух соответствующих сфер: политики и культуры. Культура самозаконна, автономна. Она есть объективация своей собственной идеи, деятельность, направленная к реализации своего собственного образа совершенства. Политика, напротив, гетерономна. Деятельность политика направляется учетом сил и условий, ему данных, и целями, ему извне предписанными. Культурный деятель действует по целям, диктуемым ему голосом его души, и потому, действуя ради того, чтобы превзойти себя, он своей деятельностью утверждает самого себя. Цели политика далеко не над- или сверх-индивидуальны; они — а-индивидуальны, без-личны. Они всегда и всюду совершенно одинаковы. Конечная цель всякого политика — обеспечить своему народу наиболее выгодную позицию в той непрекращающейся ни на миг борьбе народов, из которой слагается ткань политической истории. Его гениальностью,— а политик может быть гением, так же, как и деятель культуры, и Бисмарк, как творческая сила, не ниже Шекспира или Лобачевского,— могут быть запечатлены те средства, которые он создает для достижения своей цели (германская конституция, составленная Бисмар-ком), но нс сама эта цель. Ибо эта цель лежит вне плоскости человеческого духа. Различие между политикой и культурой аналогично, таким образом, различию между ремеслом и искусством. Цель ремесла — создать полезный предмет. Цель искусства — связать, через произведение искусства, творца с воспринимающими его творение. Когда я бреюсь бритвой "Жилет", мне нет дела до джентельмена, изображенного на конвертике с ножиками. Пусть его "душа" как-то запечатлена в его создании,— если нашей цивилизации суждено исчезнуть, как исчезла цивилизация народа Майя, то будущий археолог, по случайно найденной при раскопках бритве "Жилет", сделает кое-какие предположения о "психее" европейского человечества,— пока я ею бреюсь, я этой "души" не вижу. Не вижу именно потому, что бреюсь. Трагедия национального деятеля, строящего нацию как самоцель, состоит в том, что он трактует культуру как политику, и потому в состоянии создать подобие нации, но не — подлинную нацию. Ибо он не художник, а ремесленник.

Ему может казаться, что он творит как художник, так как он не знает, что такое свободное творчество; он творит с оглядкой, с задней мыслью, он думает о посторонней культуре цели, о ее конечном результате — нации, и эта направленность духа мимо цели и обусловливает собою роковым образом его бессилие: он создает только видимость культуры, а значит — только видимость нации. С точки зрения политики,— а тот, кто "строит" нацию, не имеет права ни на минуту отойти от этой точки зрения,— нация рассматривается как сила, действующая в окружении посторонних ей, внешних, сил. "Строитель" нации обязан приложить все усилия к тому, чтобы показать внешнему миру, что нация, которую он "строит", есть подлинно нация, что она обладает всеми атрибутами таковой — национальным языком, национальным искусством, национальной наукой и т. д. Он будет "национализировать" все эти сферы деятельности Духа. Что бы и о чем бы он ни писал, он будет добиваться прежде всего не возможно более точной передачи своей мысли, а возможно большей "чистоты" языка. Он пожертвует самыми необходимыми, давно вошедшими в общенародный обиход, словами, лишь бы только они не явились для кого-нибудь аргументом в пользу недостаточной "самобытности" его языка. Украинец добровольно исказит свою речь в своем увлечении борьбой с "российскими" словами, румын — с славянизмами, которыми полон словарь живой румынской речи. Обеднение культуры, оскудение духа, застои, косность — непременное следствие национального "строительства" ради него самого. Из того же основного побуждения политика-строителя" нации вытекает еще одно следствие, на первый взгляд противоречащее предыдущему, на самом же деле — одного с ним порядка. Политик должен примирить внешний мир с устраиваемой им нацией и постараться сделать так, чтобы последняя этому миру импонировала. В одно и то же время он гонится и за максимальной "самобытностью", и за тем, чтобы его нация выглядела "как все", "не хуже других". Поэтому, что бы он ни пробовал выполнить, все его достижения будут носить на себе отпечаток того, что в теории искусства зовется "академизмом". Академизм можно определить как полный разрыв материи и формы. Между тем как во всяком продукте свободной, творческой деятельности Духа материя и форма слиты воедино в общей Идее, ибо они имманентны ей, определяются ею и выходят из нее, в произведении, порождаемом потугами академизма, Идея отсутствует. Ибо импульс деятельности академиста — не проявить самого себя, а показать, что он может сочинить сонату, похожую на бетховенскую, нарисовать картину, как Рафаэль, написать стихи, какие писал Пушкин.

Есть два вида подражательности: 1) Подражательность, обусловленная обаянием образца, подражательность эпигонов. Современники Микель-Анджело подражали его стилю потому, что находились во власти его гения и до некоторой степени отожествились с ним. Это — благородный вид подражательности. Ею отмечены первые шаги всех гениальных людей и всех исторических культур и народов — Греции, Рима, народов средневековья. 2) Подражательность, обусловленная верой в существование наилучшего стиля и свойственной бездарностям потребностью следовать правилам, танцевать от печки. Подражатель этого рода искренно убежден, что он оригинален, когда ему посчастливилось напасть на новый сюжет, новый мотив, новую материю. Напавши на нее, он затем обрабатывает ее согласно облюбованным им канонам красоты, нс ставя даже вопроса, который он просто не в состоянии даже усмотреть, соответствует ли материя его произведения ее форме? Это и есть академизм. Такова музыка Направника, романы французских "бессмертных", картины русских "ординарных академиков" половины прошлого столетия. Первый вид подражательности для политика исключен: это — подражательность непроизвольная, бессознательная, творческая, а политик —на то он и политик — делает все сознательно и преднамеренно. От академизма же ему уберечься нельзя.

Истинный национальный гений, духовно связанный со своим народом, если можно так выразиться, творчески подражает последнему. Он черпает из сокровищницы народного — своего собственного — духа материал, который сам диктует свою форму и, таким образом, органически разрастается в новую духовную ценность. Раскрывая свою душу, национальный гений реализует возможности, заложенные в национальной психике, создаст национальную культуру (напр., Мусоргский). И вместе с тем и тем самым он обогащает, обновляет, подчас даже революционизирует (тот же Мусоргский) общечеловеческую культуру. Академист, который хочет только быть как все, тем самым обезличивает свой материал. Незачем разрабатывать темы народных песен, когда в результате получается такая же самая соната, как у Бетховена,— вернее, как у Черни или Герца. Проникнутая насквозь академизмом, деятельность политика-строителя" нации неминуемо приводит к обезличению того национального индивидуума, о самобытности которого он заботится, а, следовательно, к смерти нации.

[adelardd]

ᴛʜᴇ ɪʟɪᴀᴅ ʙʏ ʜᴏᴍᴇʀ

[olgagribanova]

Викторина "Герои Илиады"

Викторина “Герои Илиады”

Викторины

Великий эпос Гомера “Одиссея” включен в школьную программу. В самом деле, если хорошо Гомера подчистить от вредных для школьного восприятия деталей, то путешествие Одиссея окажется довольно интересным и увлекательным для детей. Если прочитают. Обычно в школьной программе на это времени нет, и единственное, что остается в памяти, – был такой Гомер. Которого нынешние дети уже путают с…

[my-mare-tenebrarum]

- <…> Ваше поколение уже не знает классических культурных кодов. Илиада, Одиссея – все это забыто. Наступила эпоха цитат из массовой культуры, то есть предметом цитирования становятся прежние заимствования и цитаты, которые оторваны от первоисточника и истерты до абсолютной анонимности.

(с) Виктор Пелевин. “Empire V”.

[selandree]

буду тут публиковать свои отзывы на прочитанные книги, которые пишу подруге, вдруг кому-то будет интересно <зз

«Цирцея» Мадлен Миллер

в октябре я читала ее первый роман, «Песнь Ахилла», который мне тоже безумно понравился (хотя второй роман превзошёл первый)!! она шекспировед и специалист по античной литературе, преподавательница латинского и греческого языков - очень умная женщина короче 😡 свой первый роман она писала в течение 11 лет, работая над стилем повествования. суть ее работ - вдохнуть новую жизнь в мифы, отразить современные проблемы через античные образцы, которых, на самом деле, великое множество, ибо мифы актуальны всегда (после прочтения «цирцеи» моя зависимость от древней греции только укрепилась. серьезно, я уже ни дня не могу прожить без неё, у меня скачаны «метаморфозы» овидия и на полочке стоит «илиада»)

думаю, ты знаешь, но в античности однополые отношения считались нормой, хотя в основном их заводили ненадолго. обычно один мужчина просто находил себе другого, что помладше, и брал его себе в помощники (например, один был воином и учил другого военному искусству), а секс был чисто по приколу :>> лесбийские отношения тоже были, конечно, но не так часто, ибо как всегда, женщины были «вторым полом», занимавших зависимую позицию по отношению к мужьям. самый яркий пример того являют стихи поэтессы Сапфо, которая восхваляла любовь к женщинам :> кстати, слово лесбиянка появилось от названия острова Лесбос, где жила Сапфо

извини, если ты это уже знала а я тут распинаюсь :>>

но суть в чём

«Песнь Ахилла» как раз затрагивает эту проблему, при этом толерантный взгляд не искажает картины всей книги. она повествует о судьбе троянского героя Ахилла от лица его возлюбленного Патрокла. это история о судьбах, казалось бы, совершенно разных людей - ибо один из них полубог и будущий великий воин Греции, а другой - изгнанный царевич. из-за их сближения возникает миллион проблем - мать Ахилла Фетида, которая прочит своему сыну бессмертие и вечную лаву, а не смерть с каким-то там обычным смертным. здесь стоит упомянуть, каких героев обычно выбирает Миллер. это изгнанники, герои, не подходящие под стандарты большинства людей; персонажи, внешне самые обыкновенные, но на деле противостоящие всему миру и потому содержащие в себе великую силу духа. центральная проблематика в ее произведениях - противостояние богов и людей, кто лучше, благороднее, и вообще, так ли сладостно бессмертие богов и так ли несчастна смертность людей.

Цирцея - дочь бога Солнца и нимфы; ее никто не любит за ее человеческий голос и небожественный (не склонный к власти, жестокости и буйствам) характер. однажды она, поняв несправедливость своих родственников, решает им отомстить и неосознанно использует свою магию. за это её изгоняют на необитаемый остров, где она переживает полное перевоплощение. на протяжении всей книги мы наблюдаем, как она из неуверенной в себе, обыкновенной нимфы вырастает в сильную и независимую колдунью, которая может защитить себя от жестокости людей и власти богов. если первый роман Миллер был про одну современную проблему, что сейчас для нас очень важна - однополые отношения, то вторая книга содержит в себе глубокий феминистский подтекст, но опять же, не искажает сюжетную линию.

сила женщин, любви вне зависимости от пола была показана через поступки, через сами образы персонажей, а не слова или противопоставление мужчины и женщины, гетеро- и гомосексуальных отношений

каждый образ в «Цирцее» ярок и уникален. нам показаны самые многогранные женские персонажи со своими судьбами. для одной главное - репутация и слава среди богов; в разговоре с Цирцеей она сама признаётся: «Только сила заставляет их внимать...Ты ненавидела их, как ненавидела и я». она считает себя хитрой, ибо знает, как угодить всем и в итоге добиться своего, только вот для этого она отказывается от своей истинной натуры и предпочитает лицемерить и лгать всю свою жизнь.

другой образ - мудрой и верной женщины, что ждёт своего мужа с воины чертовых 20 лет, теряя свою юность, и в итоге получает во��на с глубокими душевными ранами, что кричит по ночам, убивает слуг без причины и уже просто не способен любить. одна из моих любимых героинь ещё со времён прочтения мной Одиссеи и «Песни Ахилла»

а ещё есть образ молодой и сильной девушки, жертвующей всем ради любви, которая ей в итоге ничего не даст. но нет, она следует не обычному сценарию «буду терпеть до самой смерти» - она о��ознаёт свою ошибку и в итоге все устраивает так, как нужно ей.

мужские образы. это просто отвал всего. я влюбилась в Дедала и Телемаха.

Дедал - это искусный мастер, человек творчества, безумно умный и благородный. я не знаю как, но Миллер его сделала НАСТОЛЬКО привлекательным и я даже не могу нормально объяснить, почему

Телемах для меня - воплощение тех идеальных Онегиных и Печориных, которым все равно на дворянскую честь и не все равно на человеческую честь. человек, который предпочёл остаться человеком, а не классическим безнравственным героем песен, что убивает драконов и своих соседей за территории.

а ещё есть боги, которые считают себя всевластными и всемогущими. очень часто прослеживается тема противопоставления богов и людей, что в итоге ты всегда выбираешь людей. и честно, романы Миллер помогают преодолеть страх смерти. понимаешь, что лучше прожить свою жизнь так, как нужно, обладать своей историей взлетов и падений, осознавать свою небезупречность и самим заработать себе славу, чем, как бог, обладать бесконечным числом жизней, разрушать чужие и при этом оставаться великим чисто из-за факта самого твоего бессмертия (скину тебе цитату из книги про это)

кроме того, очень хорошо прослеживается тема эпических песен и что происходило в реальности. мы привыкли, что мифы, да вообще вся древняя культура восхваляют доблесть воина и вообще ставят идею жертвования жизнью ради родины и вечной славы. здесь происходит не так. миллер освещает проблему воина, вернувшегося с фронта, она освещает проблему женщин, что стоят за своими мужьями, их врагов, которые, может, не так уж и провинились. думаю, в этом и состоит смысл историй, что существуют в нашем мире. в каждой из них мы можем найти что-то своё, акцентировать внимание на том, что действительно важно, как бы ни стара была сама история.

окей, постараюсь обобщить

Цирцея - теперь одна из моих любимых героинь, на которую однозначно стоит равняться 😌 поток «безупречной прозы Миллер», как написал один критик, поглощает тебя с головой

это правда чудесное произведение с противоречивыми и потому прекрасными персонажами, написанное красивым и изящным слогом

[josephbrodsky]

Список Бродского

Для начала. Чтобы с вами было о чем разговаривать:

«Бхагаватгита»; «Махабхарата»; «Гильгамеш»; «Ветхий Завет»; Гомер. «Илиада», «Одиссея»; Геродот. «История»; Софокл. Пьесы; Эсхил. Пьесы; Еврипид. Пьесы: «Ипполит», «Вакханки», «Электра», «Финикиянки»: Фукидид. «История Пелопоннесской войны»; Платон. «Диалоги»;

Генри Адамс. «Воспитание Генри Адамса»; Гоббс. «Левиафан»; Паскаль. «Мысли»; Мильтон. «Потерянный рай»; Джон Донн, Эндрю Марвелл, Джордж Херберт, Ричард Крошоу; Спиноза. «Трактаты»; Стендаль. «Пармская обитель», «Красное и черное», «Жизнь Анри Брюлара»; Свифт. «Путешествие Гулливера»; Лоренс Стерн. «Тристрам Шэнди»; Щодерло де Лакло. «Опасные связи»; Монтескье. «Персидские письма»; Локк. «Второй трактат о правительстве»; Адам Смит. «Благосостояние наций»; Лейбниц; Юм; Тексты федералистов; Кант. «Критика чистого разума»; Кьеркегор. «Страх и трепет», «Или-или», «Философские фрагменты»; Достоевский. «Записки из подполья», «Бесы»; Гете. «Фауст», «Итальянское путешествие»; Токвиль. «О демократии в Америке»; Де Кюстин. «Путешествие наших дней (Империя царя)»; Эрик Ауэрбах. «Мимезис»; Прескотт. «Лабиринт одиночества»; Карл Поппер. «Логика научного открытия», «Открытое общество и его враги»; Элиас Канетти. «Толпа и власть».

Данте. «Божественная комедия»; Франко Сакети. Новеллы; Исландские саги; Шекспир. «Антоний и Клеопатра», «Гамлет», «Макбет», «Генрих V»; Рабле; Бэкон; Мартин Лютер; Кальвин; Монтень. «Опыты»; Сервантес. «Дон Кихот»; Декарт; «Песнь о Роланде»; «Беовульф»; Бенвенуто Челлини;