someboringshit-blog - Tumblr blog

[someboringshit-blog]

Sergei Polunin.

[someboringshit-blog]

The Dark Side Of Harajuku Style.

[someboringshit-blog]

[someboringshit-blog]

Самая основополагающая свобода — свобода уйти

Мы предпочитаем думать о правах человека в утвердительной форме, поэтому чаще всего говорим о праве двигаться в направлении желаемого: о праве голосовать, праве на свободу собраний, свободу слова и выбора собственного пути к счастью. Я же утверждаю, что главное право, которое делает возможным все остальные права — это право уйти.

Зачастую уход имеет негативные ассоциации в нашем восприятии. Мы растем и слышим фразы вроде «слабаки никогда не выигрывают, а победители никогда не сдаются». Нам следует трудиться не покладая рук вне зависимости от того, как тяжело нам приходится. Мне больше по душе такая версия, которую я однажды услышал: «Слабаки никогда не выигрывают, победители никогда не сдаются, но те люди, которые никогда не сдаются и никогда не побеждают — идиоты».

Если мы отвлечемся от болота конкуренции (разумеется, если сдаться, то в теннисном матче не победить) и задумаемся о более масштабных жизненных задачах (выжить, избежать увечий, обрести счастье и жить соответственно своим ценностям в кругу тех, кто уважает нас и кого уважаем мы), то поймем, что право бросить крайне важно для всего этого. Я говорю о свободе уйти от людей и ситуаций, которые вредят нашему благополучию.

Свобода уйти среди групп охотников-собирателей

Впервые я задумался о критической ценности свободы уйти несколько лет назад, когда начал изучать племена охотников-собирателей. Несмотря на отсутствие полиции, тюрем и прочих формальных средств подчинения, они живут поразительно организованно и мирно.

Их ключевые ценности — равенство (ни один из членов группы не считается лучше или ценнее других по своей природе, среди них нет и «главных» в лице боссов или шефов), распределение (еда и материальные ценности делятся поровну) и автономия (люди любого возраста всегда свободны в принятии решений). Почему сильные не эксплуатируют и не порабощают слабых? Что заставляет людей заботиться друг о друге, даже если они не связаны родством?

На эти вопросы можно дать множество достойных ответов в зависимости от того, насколько далеко мы хотим зайти. Однако окончательный ответ, на мой взгляд, заключается в свободе уйти.

Как неоднократно отмечали антропологи, племена охотников-собирателей очень мобильны. Не только общины регулярно перемещаются с места на место в поисках животной и растительной пищи, но и отдельные люди и семьи свободно переходят из одной группы в другую. Поскольку охотники-собиратели не владеют землей или личной легко перевозимой собственностью (а также потому, что у них есть родственники и друзья в других общинах), они всегда свободны в своих перемещениях.

Те, кто чувствует себя угнетенными в своей общине и не находят пути избавиться от этого чувства внутри нее, в любой момент могут собрать свои вещи и уехать: либо присоединившись к другой общине, либо образовав новую с группой друзей.

Выживание охотников-собирателей, как и всех людей, зависит друг от друга. Никто не способен выжить в одиночку — по крайней мере, в течение продолжительного времени. Но в мире, где легко уйти, вам следует бережно относиться к другим, иначе они покинут вас. Вы не можете обманывать их, издеваться над ними или принижать их (во всяком случае долго), иначе они покинут вас.

Если вам нужен сплоченный коллектив (который нужен всем, ведь это ключ к выживанию), следует ставить себя на место других членов сообщества и стараться угодить им, а также стремиться к компромиссу в случае разногласий и делиться пищей в те дни, когда вам на охоте повезло, а другим — нет.

Охотники-собиратели известны своим совместным принятием решений. Они тщательно обсуждают любые вопросы и достигают согласия, прежде чем приступить к действиям, которые повлияют на всех членов общины. Что значит консенсус в этом случае? Он означает, что все согласны с решением (возможно, не всецело) и не настроены покидать общину из-за него.

Таким образом, для охотников-собирателей принятие решений путем демократии обусловлено не столько высокими моральными принципами, сколько необходимостью. Чтобы выживать и процветать, вам нужна сплоченная община, а чтобы добиться этого, следует принимать такие решения, которые не заденут людей настолько, что вынудят покинуть вас.

Свобода уйти от политики

Так как мы не охотники-собиратели, нам гораздо сложнее переезжать, однако мы все еще можем это делать — при большом желании даже из одной страны в другую. Страны, лидеры которых на регулярной основе угнетают граждан, могут использовать законы, не позволяющие людям покинуть страну.

Спустя два месяца после Русской революции 1917 года новое правительство приняло законы против эмиграции. Это убило последние шансы на демократию при коммунизме. То же самое произошло и в других странах коммунистического блока, что сегодня можно наблюдать, например, в Северной Корее.

Правительство может жестоко обращаться с населением, которое не имеет возможности уехать из страны. Когда люди имеют возможность эмигрировать, правительство должно понять, как заставить людей хотеть остаться, иначе некем будет управлять. Первые, кто уходит, зачастую наиболее компетентные и ценные люди.

Свобода развода

Принцип ухода применяется не только на уровне целых сообществ и наций, но и на уровне семьи. Многие исследования показывают обратную зависимость между уровнем насилия в с��мье и легкостью развода. Насилие над женами гораздо реже в группах охотников-собирателей, чем в соседствующих им сельскохозяйственных общинах. Главная причина, опять же — это свобода уйти.

Женщина из сообщества охотников-собирателей может уйти и уйдет от мужа, который издевается над ней. Развод легок и довольно часто встречается среди таких племен. Женщина может вернуться к своим родителям или перейти в другую общину, где у нее есть друзья и родственники, и это автоматически прекращает брак. Если у нее есть дети и они хотят пойти с ней, они это сделают. Каждый в группе делится едой, а значит, женщины не зависят от мужчин экономически.

Итак, если вы мужчина из племени охотников-собирателей и не хотите потерять свою жену, вы должны хорошо к ней относиться. Это не подходит для примитивных сельскохозяйственных общин, потому что в них мужчины владеют землей, что ставит жен в зависимое положение. Чтобы выжить, женщинам часто приходится смириться с жестокостью мужей.

Не секрет, что в современных обществах правовая и экономическая свобода развода является основной силой против насилия в семье. Когда развод был незаконным, избиение жены считалось обычным делом. Когда развод узаконился, но для большинства женщин все еще не был выходом из положения по причине финансовых трудностей, насилие продолжалось. Оно начинает исчезать только тогда, когда женщины как юридически, так и финансово свободны, чтобы уходить от своих мужей.

Недавний пример этого эффекта был задокументирован в Испании. В 2005 году изменение в испанском законодательстве облегчило процедуру развода, и уровень семейного насилия в отношении женщин значительно снизился. Он упал не только из-за самих разводов, но и потому, что мужчины, которые не хотели потерять своих жен, начали относиться к ним лучше.

Было время, когда рассказы и песни прославляли женщину, которая оставалась со своим мужчиной независимо от того, насколько тот был плох. Мужчина в конце концов исправлялся через силу женской любви и преданности. Но, по правде говоря, мужья становятся лучше, когда их жены могут уйти от них, а не когда жены остаются, что бы ни случилось.

Свобода уйти с работы

То же самое и с работой. Если человек не может уволиться, потому что он каким-либо образом зависит от работодателя или из-за нужды в постоянном заработке, начальник может превышать полномочия и оставаться безнаказанным.

Когда работник может в любой момент уйти, работодателю приходится хорошо к нему относиться, если ему нужны услуги этого специалиста. Экономическая и правовая возможность уйти — это сила, которая уравнивает работника и работодателя. Никакой тайны здесь нет.

Дети не могут уйти из школы

В целом, дети — это самая притесняемая возрастная группа, и не потому, что они маленькие и слабые, а потому, что они не имеют возможности уйти, как взрослые. Антропологи объяснили мне, что у племен охотников-собирателей все по-другому. Их дети в определенной степени имеют такое же право уйти, что и взрослые. Если родители плохо обращаются с ребенком, он может переехать к другим взрослым, которые будут хорошо с ним обращаться. Дети даже могут перейти в другую группу.

Охотники-собиратели не считают детей собственностью родителей. Почти все получают удовольствие от воспитания детей, и о каждом ребенке заботятся всем племенем, так что они для них не обуза. Даже самые маленькие жители имеют право уйти, если им плохо живется, или их могут забрать от родителей или опекунов в более безопасное место. В нашем обществе такой возможности нет, так что домашнее насилие в отношении детей — давняя и серьезная проблема.

Но сейчас я хотел бы обратить внимание на другой вид насилия над детьми: принудительное посещение школы. Когда образование обязательно, школы, по сути, становятся тюрьмами. Ведь что такое тюрьма? Это место где люди содержатся насильно и не имеют права выбирать, чем им заниматься, где находиться и с кем общаться.

Дети не могут уйти из школы, а внутри нее не могут уйти от злых учителей, тягостных и бессмысленных заданий или жестоких одноклассников. Для некоторых детей один-единственный выход — это покончить с собой. Хелен Смит в книге The Scarred Heart («Сердце в шрамах») рассказывает историю самоубийства тринадцатилетней девочки, над которой постоянно издевались в школе:

«После того как девочка пропустила в школе 53 дня из обязательных 180, ей было предписано или вернуться туда, или разбираться с комиссией по прогулам с перспективой попасть в исправительное учреждение для подростков. Она решила, что лучшей альтернативой будет пойти в свою спальню и повеситься. В прошлом она могла бы просто бросить школу, но теперь такие дети, как она, зажаты в тисках обязательного школьного образования».

Люди бесчисленное количество раз обсуждали проблемы издевательств в школе, что ученики скучают, что они несчастны и циничны. Никто так и не нашел решения этих проблем и никогда не найдет, пока у детей не появится возможность уйти. В конечном счете, единственное решение — это убрать принудительную составляющую.

Только когда у учеников действительно будет возможность уйти, школа начнет учитывать их интересы, потому что иначе учить станет некого. Дети любят учиться, но, как и все мы, ненавидят, когда их заставляют что-то делать, ограничивают и постоянно оценивают. Они любят учиться по-своему, а не по указке других.

Школа, как и любое другое заведение, станет воспитывать моральные качества в своих подопечных, только когда те перестанут быть заключенными. Если ученик может в любой момент уйти, школе придется предоставить ему основные человеческие права: право голоса при решении вопросов, которые его касаются, право свободно выражать свои мысли, право на свободные собрания, право выбирать свой собственный путь к счастью. Такие школы будут совершенно не похожи на те безотрадные заведения, которые мы сегодня называем «школой».

Об авторе:

Питер Грей, доктор наук, профессор Бостонского колледжа, автор книг «Свобода учиться» (Free to Learn, издательство Basic Books, 2013) и «Психология» (Worth Publishers, используется в качестве учебного пособия, сейчас в 7-м издании). Он проводил исследования в области сравнительной, эволюционной, возрастной и педагогической психологии. Высшее образование получил в Колумбийском университете, а докторскую диссертацию в области биологических наук защитил в Рокфеллеровском университете.

Оригинал: Foundation for Economic Education Автор: Питер Грей

Переводили: Анна Василенко, Алёна Мосягина, Мария Елистратова. Редактировали: Слава Солнцева, Илья Силаев

Аудиоверсия статьи: Newочём

[someboringshit-blog]

Роман Якоб­сон: «Языки различаются между собой главным образом в том, что в них не может не быть выражено, а не в том, что в них может быть выражено». Другими словами, принципиальные отличия языков не в том, что каждый язык дает возможность выразить – ибо теоретически любой язык может выразить что угодно, – но в том, какую информацию каждый язык заставляет выражать обязательно. Якоб­сон приводит следующий пример. Если я говорю по-английски: «Я провел вчерашний вечер у соседей», вы можете поинтересоваться, был ли мой компаньон мужчиной или женщиной, но я вправе вежливо сказать вам, что это не ваше дело. Но если мы говорим на французском, немецком или русском, у меня нет возможности двусмысленно об этом умолчать, потому что язык меня обязывает выбрать, были ли это voisin или voisine, nachbar или nachbarin, сосед или соседка. Итак, французский, немецкий и русский языки заставили бы меня сообщить вам пол моего компаньона, независимо от того, хочу я это говорить или нет. Это не значит, конечно, что говорящие по-английски не замечают разницы между вечерами, проведенными с соседом или соседкой. Также это не значит, что носители английского не могут выразить эту разницу, если захотят. Это лишь означает, что носители английского не обязаны каждый раз определять пол упомянутого соседа, а носители других языков обязаны.

Гай Дойчер, “Сквозь зеркало языка. Почему на других языках мир выглядит иначе”

[someboringshit-blog]

[someboringshit-blog]

В японском обществе самоубийства не поощряются, если в них не замешаны честь и сохранение лица, и считаются слабостью духа, хотя семьям погибших сочувствуют. Но отношение государства иное. В зависимости от способа и места умерший может принести немало хлопот близким. На них накладывается штраф, если был вред имуществу или очевидцам. Самый затратный из очевидных примеров — те самые прыжки под поезд. Нарушается движение, требуются расходы на уборку и ремонт (бывают повреждения на линии и у поезда), пассажиры от экстренной остановки могут получить травмы, вдобавок железнодорожная компания возвращает им стоимость билетов. Нередко набегает сумма в несколько сот миллионов иен (1 миллион иен – около 510 000 рублей). И всё ложится на плечи и без того страдающей семьи. Возможно, поэтому этот способ самоубийства непопулярен. Квартиры, где кто-то повесился или порезал вены, пустуют долгое время и сдаются заметно дешевле. Помимо счёта за ремонт и уборку гарант (а он обязателен в Японии) вынужден оплатить оставшуюся аренду плюс сумму, равную, как правило, ещё году съёма. Примерно такая же ситуация с прыжками со зданий: стоимость недвижимости падает, к этому добавляется повреждение имущества и, не дай бог, травмы свидетелей. Не так-то просто уйти из жизни, не принеся проблем своим близким.

https://batenka.ru/resource/suicide/japan/

[someboringshit-blog]

Bjork by Stephane Sednaoui, 1994.

[someboringshit-blog]

Биохакинг сквозь века

Человек, похожий на Дарта Вейдера совершенством своего ручного протеза, жил в XVI веке и стал героем произведений Гёте, а модифицировать собственные черепа люди научились несколько тысяч лет назад. Люди всегда стремились так или иначе улучшить своё несовершенное тело: сначала из собственных представлений о красоте, затем из желания выжить. По сути, человек всегда был тем самым биохакером, готовым «взломать» своё тело. Сегодняшняя наука предлагает нам ещё больший простор для самосовершенствования, лишь на шаг отделяя от того, что в своих произведениях описывали фантасты. 

Самиздат «Батенька, да вы трансформер» попросил корреспондента «Коммерсанта» Александра Черных и экспертов «Инвитро» разобраться, как человечество боролось с собственным несовершенством с древнейших времён. 

[someboringshit-blog]

Takato Yamamoto - Confusing and Drowning Flux of Blood (Death and the Maiden), 2008. 

[someboringshit-blog]

Одно из знаковых художественно-философских самоубийств для России — самоубийство Кириллова из «Бесов» Фёдора Достоевского. В отличие от других героев Достоевского, Кириллов выбирает смерть не от запутанности и морального падения, а как подвиг высокой морали, который «спасёт всех людей и в следующем же поколении переродит». В отличие от платоников, Кириллов не освобождает свою душу самоубийством, а осознанно экспроприирует власть Бога, умирая по собственной воле для одной только манифестации этой воли. Этот богоборческий подход был переработан Фридрихом Ницше и Альбером Камю и стал моделью для самоубийства ХХ века — самоубийства как права человека исключительного. Фридрих Ницше довёл до апофеоза возрожденческий подход к человеку, помещая его между Творцом и тварью и предполагая в нём волю стать тем или другим. Воля, эта страстная интенция, представляется ему центром человеческого существа: «Человек предпочитает хотеть Ничто, чем ничего не хотеть», — написал он в «Генеалогии морали». Ницше заявляет право человека на самоубийство, когда вследствие болезни или страсти его немощное тело не может выдержать мощи его воли: тогда отказ от жизни спасёт от гибели дело жизни человека, которое можно передать последователям, не осквернив его своей слабостью. О распространённых в то время самоубийствах от скуки, тоски или неразделённой любви философ высказывался с присущей ему жёсткостью: «Наши самоубийцы дискредитируют самоубийство — не наоборот». Новейшее время в своём подходе к суициду в принципе кардинально отличается от всех предыдущих времён. Свобода выбора стала центральной точкой философского размышления нового столетия, и если раньше суицид мог быть совершён, будучи оправданным, то теперь оказалось необходимым оправдание для отказа от выбора умереть. Вся философия экзистенциализма зиждется на отсутствии заданного смысла в жизни, из чего закономерно проистекает вопрос: так почему же не убить себя? Экзистенциальную бессмыслицу было предложено заполнить самопровозглашённым смыслом, что для многих оказывается неразрешимой задачей. Альбер Камю довёл эту идею до абсурда, заявив, что жизнь не просто не имеет смысла, она абсурдна — то есть просто-напросто противоречит здравому смыслу. Жизнь не может ответить на наш вопрос о существовании Бога, цели или смысла, но отвергать её — значит отказываться от свободы. Камю приравнивает самоубийство и религию к вредоносным иллюзиям, в которые человек бежит от тяжести абсурда жизни и бессмысленности свободы вместо того, чтобы со всей страстью принять жизнь как игру, за которой можно наблюдать. Вместо этого вопрос о самоубийстве становится для Камю «проверочным» вопросом: «Решить, стоит ли или не стоит жизнь того, чтобы её прожить, — значит ответить на фундаментальный вопрос философии», — пишет он в «Мифе о Сизифе».

https://batenka.ru/explore/science/suic-idea/?utm_source=telegram.me&utm_medium=social&utm_campaign=samyy-obyomnyy-po-kolichestvu-perelopache&utm_content=15042684

[someboringshit-blog]

Vintage Tattoo, 1920's.

[someboringshit-blog]

В 1965 году американская танцовщица Ивонн Райнер написала манифест своего танца с кратким названием «Нет» — «No Manifesto». В манифесте 13 строчек, и в каждой есть слово «нет». Райнер пишет: «Нет зрелищу. Нет виртуозности. Нет превращениям магии и фантазии. Нет гламуру и превосходству звездного имиджа. Нет героике. Нет антигероике. Нет дурацким образам. Нет участию исполнителя и зрителя. Нет стилю. Нет кэмпу. Нет соблазнению зрителя уловками исполнителя. Нет эксцентричности. Нет трогающему и восторгающемуся». Художников постмодерна интересовало, как двигается нетренированное тело обычного человека, не прошедшего подготовку в танцшколе, не сформиро­ван­ное годами стояния у балетного станка и не растянутое на 180 градусов. Вне­запно обыденное тело оказалось более интересным и говорящим, чем хо­рошо подготовленное тело профессионального танцовщика. Видимо, потому, что тело тренированное как бы замутнено тренажом, сделалось непрозрачным для импульсов, для чувств, мыслей и желаний самого человека. Напротив, обыч­ное тело иногда позволяет лучше прочесть то, что руководит человеком, увидеть за движениями индивидуальность. Именно тогда немецкая танцов­щица и хореограф Пина Бауш сказала фразу, которая стала затем крылатой: «Меня интересует не то, как человек двигается, а то, что им движет». С этим, конечно, можно поспорить: без наблюдения за тем, как человек двигается, вряд ли получится понять, что им движет. Но и согласиться с Пиной тоже можно: самое, пожалуй, интересное в танце для экзистенциального взгляда — это внутренняя жизнь, субъективность человека, его желание, которые можно прочесть в движениях — несовершенных, но говорящих.

http://arzamas.academy/courses/50/7

[someboringshit-blog]

Lasts for the Tabi Boots by Maison Martin Margiela. Photo by Tatsuya Kitayama.

[someboringshit-blog]

Свободная любовь в русской деревне начала ХХ века

В среде нынешних консерваторов принято идеализировать дореволюционную деревню, якобы носительницу "особой духовности". Наоборот, деревня в начале ХХ века даже нынешнему времени даст фору в свободе сексуальных нравов. Крестьяне предлагали своих жён, сестёр и дочерей дорогим гостям (купцам и чиновникам), на похождения солдаток смотрели сквозь пальцы, отдаться за платок считалось нормой. А половые сношения между главой крестьянской семьи и его снохой были обычной стороной жизни патриархальной семьи. 

О том, как выглядела сексуальная свобода в российской деревне, рассказывается в книге этнографа В.Безгина «Крестьянская повседневность (традиции конца XIX – начала ХХ века)», изданной в 2004 году в Тамбове.

[someboringshit-blog]

Журнал «Искры» № 31, 1913.

[someboringshit-blog]

Maud Stevens Wagner, 1907.