#трудности интровертов

[shalakzinus]

Сөйлеме

Опять парикмахерская, но уже другой стилист. Мужик с собакой. Я как обычно не хочу болтать, но у него вопросы не кончаются: где живешь, кем работаешь, ты за белых или красных что сегодня делаешь. Вне контекста можно подумать, что наглый подкат 😁 В прошлый раз пробовала притвориться спящей, но язык у этих американцев работает видимо автономно. Зато сам парикмахер быстро работает, даже голову мне мыть не стал. Минут за 10 все готово. Я от неожиданности даже растерялась и переплатила чаевых. Хотя кто в США пьет чай кроме казахов 😅

[desperate-psychologist]

Типичный интроверт - не интроверт

Почему развелось так много интровертов? Интроверт, экстраверт, амбиверт - кто все эти люди?

Прочитай - и больше не спутаешь.

Пожалуй одна из первых вещей, которую мы узнаем впервые в жизни прикасаясь к сфере психологии, это то, что весь мир людей можно поделить на два типа: интровертов и экстравертов.

И, как и при любом столкновении с типологией, с юных лет, каждый для себя внутри соотносит себя с первым или со вторым, анализируя свои представления о себе:

Так, что тут у нас... Бывает я стесняюсь, иногда чувствую себя замкнутым, иногда мне нужно время чтобы отдохнуть ото всех в одиночестве с любимой книгой или компьютерной игрой, а на прошлой неделе мне нужно было позвонить по важному вопросу, и я едва решился и очень нервничал. Похоже, я интроверт!

Что на самом деле в корне неверно.

Во-первых, потому, что всем людям планеты Земля свойственен весь спектр чувств. Стыд, страх осуждения, смущение, скованность - это состояния которые переживаются как экстравертами, так и интровертами.

Во-вторых, все люди устают от общения. И интроверты и экстраверты порой нуждаются в одиночестве, чтобы отдохнуть, восстановить силы, поразмышлять, заняться делами. К тому же - и интроверты и экстраверты нуждаются в общении, в близких отношениях, в друзьях, принадлежности к каким-то группам людей.

В-третьих, и экстраверты и интроверты могут страдать от тревожных расстройств, а также испытывать социальную тревожность. И за это я сильно не люблю шуточки про "типичных интровертов", порой люди с высокой социальной тревожностью просто говорят себе - "это потому что я интроверт", (а интроверсия - это вариант нормы) - не обращаются за помощью, и принимают это дело как черту характера, пока трудности в их жизни не достигнут крупных масштабов.

В-четвертых, подавляющее большинство людей - АМБИверты - это означает, что каждая из сторон: экстраверсиваная и интраверсивная в человеке имеют место. И вот, сегодня я душа компании, а завтра хочу посидеть дома или сходить один прогуляться в парке.

Так кто же такие истинные экстраверт и интроверт? Забавно, но это тоже неоднозначный момент. Дело в том, что содержание терминов менялось в ходе разработки разных подходов.

Таким образом, в версии Юнга, (а он и предложил эти термины): человек является интровертом или экстравертом в зависимости от того, куда направлена жизненная энергия и интерес человека - вовне или вовнутрь.

По Леонгарду экстраверт - человек ведомый, по принципу "все побежали и я побежал", тогда как интроверт наоборот - человек мыслящий и волевой.

По Айзенку же интроверты - скромные и замкнутые люди, склонные к точности, пунктуальности, планированию, педантичности, аккуратности и им не свойственно интенсивное выражение чувства. Экстраверты же - общительные, импульсивные, жизнерадостные, эмоциональные люди.

В конце, хочу добавить, что любая типология, какой бы простой или многофакторной ни была модель - это всего лишь попытка систематизировать реальность: всю совокупность особенностей личности человека, которая по факту безгранична.

Не нужно относиться к описанию личности как к "гороскопу" принимая на веру все, что описано в профиле по итогу какого-либо опросника. Наоборот - полезнее провести анализ, сколько из описанного есть во мне, сколько этого видят во мне другие, а что попало в описание по ошибке.

[starcatcherrus]

О отстранённости от людей

Я люблю пасмурную погоду, дождь, снег, осень и зиму, раннее утро, время сразу после обеда, поздний вечер, следующие дни после праздников; я люблю приходить куда-то раньше и выходить откуда-то позже; я люблю выбирать длинные маршруты, не центральные улицы, не самые популярные места. Мне не нравится быть где-то в час-пик, ходить на площади на праздники, стоять в очередях и ездить с толпой в автобусах - лучше пройтись до метро или просто пешком. Я люблю ходить в большие магазины в самое нелогичное время, днём по будням, утром в выходные. Я всегда знаю как пройти быстрее и короче, также как где путь длиннее и лучше - всегда выбираю второй вариант. Я не боюсь пройти лишнего пешком, заблудиться, увидеть что-то новое, попасть под дождь, промокнуть, угодить в грязь, собрать луж в кеды - это все не страшно, а даже забавно, если вспоминать об этом через время. Я всегда стараюсь быть где-то за, вне, снаружи, не углубляться в толпу, не углубляться в кого-то; иногда мне совсем хочется потеряться и остаться где-то совсем одному. Но вместе с этим и в четырёх стенах я не могу находиться долго.

Во всём этом - мало людей. Это главный критерий, не знаю как так сложилось, но толпа пугает меня, большие скопления, группы, любое место с повышенной концентрацией людей - я стараюсь быть где-то не там. Пожалуй, именно от этого и получаются те трудности, о которых я иногда думаю и хочу переступить - они во мне, я их сам создаю, отстраняясь от людей, не пытаясь налаживать больше контактов. Каждый раз только глубже ухожу в себя и от людей, потому что не могу быть долго среди других. Может, кому-то удастся изменить это во мне, а может, это останется со мной навсегда. Но сейчас так, и это всегда было, как бы иногда не выходило наоборот. Интровертов сложно исправить. Да и нужно ли.

[chrdkru]

Связанные одним телом .

We're going to go on. Cells. They were all put together at a time. Cells. Millions and billions of them. Cells. Тест на стабильность, к/ф «Blade runner 2049»

Клетки. Абсолютно все заметные глазу существа связаны. Клетки. Эта универсальная черта строения связывает вел��чественных синих китов с едва заметными глазу нематодами, состоящими всего из пары сотен клеток. Клетки. Ставят на одну клетку царственные секвойи и канарейку в клетке.

Клетки. Если сравнить многоклеточное существо с хоть и не очень простой, но все же единственной клеткой инфузории, то осознание сложности многоклеточных структур может напугать до жути. Клетки. Организм человека — 70 кг биомассы — состоит из примерно 38 триллионов (3,8×1013) клеток. Все они — клетки — глубоко специализированны, разнообразны, а судьбы их жестко связаны. Многоклеточный организм — это триллионы клеток, синхронизированных друг с другом. Клетки, объединившиеся в органы и ткани наших тел, делятся, растут и умирают, связанные жесткими правилами.

Как возникла столь сложная система клеток, связанных внутри нас? Для того чтобы разобраться в этом сплетении, нам придется отмотать время на несколько миллиардов лет назад.

Привычка расти

Если прикинуть, как менялись размеры живых существ в ходе эволюции, то окажется, что за последние 3,5 млрд лет максимальные размеры (масса/объем) живых организмов заметно увеличились — аж на целых 16 порядков!  Посмотрев на график их роста, мы обнаружим на кривой две хорошо заметные ступени.

Первый взрыв безудержного роста случается в палеопротерозое, примерно 1,9 млрд лет назад. Он связан с появлением эукариотической клетки. Вторая ступень на нашем графике случается 600—450 млн лет назад (конец эдиакария — начало ордовика), ее начало совпадает с появлением загадочных комплексов ископаемых организмов — вендской биоты, а ее середина приходится на знаменитый Кембрийский взрыв. За этот период жизнь буквально расцветает во всем своем разнообразии, а  максимальные размеры организмов увеличиваются еще в миллион раз. Запускается этот резкий рост размеров и разнообразия жизни появлением многоклеточности. Да и в целом кажется, что увеличение размеров становится одним из важных нап��авлений эволюции и на каком-то этапе его может поддержать только многоклеточность.

Еще немного о размере

Кто бы что ни говорил, но размер, несомненно, имеет значение. Хищнику з��ачительно легче справиться с добычей, когда он больше ее, а самый простой способ не быть съеденным — быть крупнее того, кто пытается тебя проглотить (прости, Экзюпери, удав не сможет проглотить слона). Так что размер тела является важным фактором отбора.

Но вот незадача: упрямые законы физики создают проблемы для очень больших клеток. При увеличении размера клетки объем растет быстрее, чем площадь поверхности, через которую осуществляется весь обмен веществ. Особенно критично это для сферических клеток с их минимальным соотношением площади и объема. Для них трудности с диффузией веществ начинаются уже после 50 мкм.

Кроме того, геному в ядре клетки-переростка крайне проблематично управиться с гигантским объемом цитоплазмы. Нет, конечно, природа нашла множество путей решения этих проблем: гигантские клетки протистов принимают самые причудливые формы, чтобы захватывать своей мембраной кучу пузырей-везикул, подселяют внутрь себя домашних животных-эндосимбионтов, насыщают мембрану белками-транспортерами, обзаводятся кучей ядер и сложнейшими системами транспорта мРНК по цитоплазме. Так что для свободноживущих клеток размер в 1 мм (типичная амеба-фораминифера) далеко не предел. Так, водоросль ацетабулярия, имеющая вполне осязаемые размеры 6—12 см, состоит всего лишь из одной клетки. А вымершие нынче фораминиферы вообще дорастали до 20 см в диаметре! Но нужны ли все эти ухищрения, когда можно увеличить свои размеры гораздо более легким способом — просто сплести свои судьбы в одну, объединившись в колонию?

Несколько клеток, сгрудившиеся в клеточный комок, становятся гораздо более сложной жертвой для пожирателей. Особенно, если клетки надежно сцеплены друг с другом и покрыты общим слизистым чехлом. Да и плавать, загребая жгутиками в одну сторону, оказывается намного более удобно — это же поняли много миллионов лет спустя и люди, создав гребные галеры. А если нужно, наоборот, держаться на месте, чтобы не унесло течением, то крайне удобно хвататься друга за дружку, а после всем вместе — за что-нибудь устойчивое. В общем, плюсов достаточно. Есть, конечно, и минусы: например, в колониях легче распространяется инфекция, да и издержки энергии и ресурсов на строительство коммунальной собственности вроде слизистого чехла или цементирующих веществ никто не отменял. Но раз уж естественный отбор начал благоприятствовать размеру, то колония во многих случаях оказывается успешнее одиночной клетки-гиганта (что, конечно же, оставляет свою, довольно широкую нишу и для простейших-гигантов вроде радиолярий).

РадиолярииDr. Norbert Lange / Фотодом / Shutterstock

Одним из таких колониальных организмов являются хорошо знакомые нам со школьной скамьи представители рода вольвокс. Их колония может насчитывать до 50 000 клеток. Внутри — жители двух видов: первые, со жгутиками, обеспечивающие движение, находятся снаружи шара-колонии, а лишенные жгутиков генеративные клетки погружены в слизистое содержимое его центра. В подходящих условиях эти клетки легко меняются ролями и заменяют друг друга, но, тем не менее, разделение по функциям тут уже налицо. Подобная колониальная организация известна в 36 таксонах водорослей, причем у многих из них она появилась независимо. В общей сложности таких независимых появлений колониальности насчитывается не менее 22. То есть клетки эукариот, эволюционируя, уже неоднократно принимали решение, что вместе им жить удобнее.

Колониальные простейшие — идеальная модель для изучения развития многоклеточности. Они сделали первый шаг на пути в сторону светлого многоклеточного будущего. И, судя по всему, именно через эту стадию когда-то посчастливилось пройти и нашим предкам.

Что ж, если этот этап так многократно повторялся, возможно, нам удастся воспроизвести процесс становления хотя бы этой, самой простой многоклеточности в лабораторных условиях?

Как спроектировать коммуну

Вообще, в эволюционной биологии существуют три основных приема, позволяющих реконструировать давнишние эволюционные события. Во-первых, можно сравнивать характерные черты (например, последовательности нуклеиновых кислот или белков) ныне живущих организмов, находить среди них общие и делать выводы о родстве этих организмов, реконструируя геном/особенности строения их общего предка. Во-вторых, можно попробовать найти ископаемые останки организмов из интересующей нас эпохи. И наконец можно поставить эксперимент и воспроизвести нужный нам этап развития жизни прямо в лаборатории. Третий вариант идеально подходит для нашей задачи: эволюционные эксперименты на сравнительно легко культивируемых и быстро размножающихся одноклеточных давно стали одним из любимейших занятий эволюционных биологов.

Читайте также: Эволюция in vitro. Как в эксперименте длиной почти в 30 лет монокультура бактерий трансформировалась в простейшее экологическое сообщество

Именно такую работы выполнили американские исследователи, результаты которых были недавно опубликованы в журнале Scientific Reports. В качестве модельного объекта ими была выбрана подвижная одноклеточная водоросль хламидомонада Рейнгардта (Chlamydomonas reinhardti). Затем ученые  подобрали фактор отбора — хищника, который легко выедал хламидомонад-интровертов, предоставляя адаптивное преимущество социально активным хламидомонадам, не брезгующим при случае сбиться в тесный коллектив-колонию. В качестве такого страшного хищника была выбрана инфузория Paramecium tetraurelia. Этот безжалостный хищник мира простейших примерно в тысячу раз крупнее беззащитных перед ним хламидомонад. Биение сотен ресничек, покрывающих тело инфузории, создает вокруг нее мощный ток жидкости, почти не оставляя шан��ов для плавающих по отдельности одноклеточных водорослей. А вот плотная колония скленных друг с другом хламидомонад уже более сложная добыча — она попросту не влезает в рот реснитчатому монстру.

Инфузория туфелькаDavidpBowman / Wikimedia commons / CC BY-SA 4.0

Итак, в смешанной популяции хламидомонад и инфузорий шел отбор первых на устойчивость ко вторым, в то время как контрольная популяция хламидомонад безбедно жила, не зная угрозы со стороны зловещих инфузорий.

И вот что в итоге: всего лишь за 750 поколений хламидомонады в двух из пяти экспериментальных популяций смогли выработать колониальность, в то время как их контрольные родственники остались убежденными индивидуалистами и совершенно не планировали что-либо менять. Оказалось, что формирование кластеров действительно помогает хламидомонадам эффективно противостоять хищникам-фильтраторам, что было дополнительно продемонстрировано в эксперименте с коловратками Brachionus calyciflorus — другим фильтратором из той же весовой категории, что и инфузории. (Что характерно, в отличие от инфузорий коловратки уже многоклеточные, но, как мы видим, размеры и экологическая ниша у них почти одна и та же.)

Аналогичные эксперименты с эволюцией одноклеточных хлорелл в колониальную форму были проведены в 1998-м, а совсем недавно, в 2015-м, похожая работа была сделана с дрожжами и коловратками. Тогда дрожжи, оказавшись под давлением хищника, довольно быстро дошли до строительства колоний, не влезающих в рот коловраткам, ровно так же, как их дальние фотосинтезирующие родичи, — хлореллы и хламидомонады.

«Мы» или «я»?

Конечно, описанную в статьях колониальность еще нельзя назвать многоклеточностью, хотя многие авторы и называют подобную организацию «простой» формой многоклеточности. Клетки колоний еще не специализируются по функциям и могут легко заменить друг друга. О��и не связаны сложными системами регуляции, а главное, им незнаком типичный для многоклеточных тотальный альтруизм клеток-клонов. Настоящая многоклеточность начинается, когда большинство клеток принимает обет служения, концентрируясь на формировании смертного тела — временного пристанища для половых клеток. Им они и делегируют свое право на размножение. Такое самоотречение вовсе не противоречит законам эволюции, ведь все клетки тела содержат одинаковый (за вычетом небольших исключений) геном.

По совести, лишь с этого момента мы сможем говорить о рождении новой индивидуальности — многоклеточного организма. Но кажется, что фундаментом всех этих надстроек вполне может служить простая коллективизация — колониальность, которая в должных условиях, как мы видим, формируется всего-то за несколько десятков дрожжевых поколений.

Самое интересное, что такая упрощенная, колониальная форма одноклеточности настолько незамысловата и легкодостижима, что десятки раз независимо возникала не только внутри эукариот, но вообще во всех трех доменах жизни, включая бактерий и архей!

Например, магнетотактические бактерии (те самые, что умеют ориентироваться в пространстве по магнитному полю) формируют высокоорганизованные колонии, которые по своей сложности и организации не сильно уступают настоящей, сложной многоклеточности. Тут же нужно вспомнить нити сине-зеленых водорослей с их зарождающейся специализацией клеток, биопленки бактерий и архей с их саморегуляцией и биоритмами.

Рост бактериальной пленкиSuel Lab @ UCSD / Youtube

Получается, что переход к колониальности и многоклеточности — одно из магистральных направлений эволюции. Пока, кажется, у нас нет достаточных эмпирических оснований для перевода этого суждения в ранг всеобщего закона, но опыты и естественная история показывают, что в достаточно разнообразной популяции одноклеточных существ простая форма многоклеточности возникает практически наверняка.

Появление же сложной многоклеточности, судя по всему, является более редким явлением. Для ��е формирования клетки должны просто полыхать революционным стремлением к изменениям и реорганизации и быть способны найти на эти преобразования ресурс.

Тут эукариотам несказанно повезло: колоссальный, избыточный геном с ворохом дупликаций и повторов, битком забитый изощренными регуляторными последовательностями, сложнейшая система внутриклеточных мембран и эффективный энергетический метаболизм, построенный вокруг бывших симбионтов — митохондрий и пластид. Все эти уникальные черты эукариот позволили им на базе колониальности развить истинную, сложную многоклеточность. И, судя по всему, даже не один раз.

https://ift.tt/2Fp64Ov

[molchaniebudet]

Нестадный инстинкт: что такое социофобия

Мы стараемся быть терпимыми к людям «с серьезными проблемами», но встречая необщительного знакомого, который способен лишь буркнуть что-то, не глядя собеседнику в глаза, многие готовы списать его поведение на скверный характер, придурь или нелюбовь к человечеству. Неужели это так сложно — взять себя в руки и поддержать простейшую беседу? На самом деле, да.

[[more]]

Какие муки испытывает человек с социофобией, чем она отличается от интроверсии и при чем тут зеркальные нейроны.

Она настоящая

Психиатрия традиционно, хоть и неофициально, делится на «большую» и «малую». Причем людям, далеким от медицины, разница между ними видится куда более принципиальной, чем самим психиатрам. Вопросы о том, относятся ли к настоящим болезням деменция или шизофрения, задавать не принято — зато в любом обсуждении невротических расстройств, в том числе и социофобии, обязательно находится кто-то, убежденно советующий выбросить дурь из головы, собраться, не раскисать и взять, наконец, себя в руки.

Обывателей трудно винить в таком подходе — поверить в то, что галлюцинации в голове нельзя выключить усилием воли точно так же, как нельзя выключить артрит и мигрень, легко. А вот с верой в то, что кто-то всерьез не может заговорить с продавцом в магазине или просто выйти на людную улицу, уже куда сложнее. Вывод, что социофобия — удобное оправдание для лентяев, напрашивается сам собой.

Но врачи не согласны с этой точкой зрения. Социофобия попала в поле зрения ученых довольно давно. Первый описанный случай этого заболевания относится к середине XIX века. С тех пор исследований расстройства набралось достаточно много, и, согласно имеющимся данным, оно встречается довольно часто. 13% людей переживали его хотя бы раз, а 2,5% живут в таком состоянии всю свою жизнь.

Социофобию часто путают с интроверсией и социопатией, но это не одно и то же. Интроверсия — склонность человека ориентироваться на свой внутренний мир и восстанавливать силы в одиночестве. Здоровый интроверт нечасто нуждается в обществе, но не испытывает стресса от необходимости с кем-то заговорить. Социопатия, или диссоциальное расстройство личности, подразумевает в первую очередь асоциальное поведение, а вовсе не боязнь других людей. Социопат соблюдает общественные нормы только до тех пор, пока они ему выгодны, при этом он может как быть интровертом, так и стремиться стать королем вечеринок. И, наконец, социофоба отличает иррациональная боязнь общения и внимания окружающих. Если брать примеры из кино и сериалов, то, скажем, Уолтер Уайт и Джон Сноу — интроверты, Шерлок в исполнении Камбербэтча — социопат, а Фестер Аддамс из «Семейки Аддамсов» — самый что ни на есть классический социофоб.

Существуют гипотезы, согласно которым социофобия передается по наследству, однако они пока ничем не подтверждены, и возникновение расстройства скорее объясняют психологическими причинами. Родители, сами будучи социофобами, могут передать ребенку соответствующую модель поведения. Также социальная тревожность формируется у детей, которых мамы и папы показательно сравнивают с их «хорошими» ровесниками, особенно если ребенка упрекают как раз за его необщительность и нежелание, как положено, заводить друзей. Без этих благородных родительских порывов у детей остается гораздо больше шансов вырасти психологически здоровыми.

Лекции о вреде одиночества никак не мотивируют маленьких интровертов искать себе компанию, зато формируют чувство изначальной инаковости. Помимо семьи, социальная тревожность может развиться у ребенка в школе, из-за публичных и грубых выпадов учителей («А голову не забыл?») и насмешек сверстников, а также в университете, где решающим фактором становится фрустрация из-за большой нагрузки и страх провалиться, продемонстрировать собственную «негодность».

Замкнутый круг

Страх выглядеть глупо, публично совершить ошибку и быть осмеянным, боязнь внешних оценок проявляется по-разному у разных людей. Часто фобия бывает очень специфичной — например, человек стесняется есть в присутствии других или пользоваться общественным туалетом, выступать с презентациями или звонить по телефону, а с другими задачами справляется нормально. Впрочем, дискомфорт может вызывать и мысль о любой коммуникации. Попытки успокоить социофобов фразами вроде «посмотри, все они хорошо к тебе относятся» не работают — люди с социальной тревожностью страдают «избирательной слепотой» к эмоциям окружающих: ненависть, презрение и осуждение они отлично видят даже тогда, когда их нет (ощущение собственной проницательности при этом может быть очень убедительным), но вот позитивных эмоций по отношению к себе не видят.

При этом потребность в принятии у социофобов никуда не уходит, и многие из них искренне пытаются влиться в общество, завязать отношения, например, с коллегами по работе. Но для того, чтобы решиться на попытку, необходимо выключить тот назойливый внутренний голос, который говорит о том, что окружающие настроены враждебно. А значит, обратной связи, завязывая общение, социофобы практически не чувствуют — поэтому могут нечаянно заступить на чужие границы и столкнуться с уже вполне реальной негативной реакцией. Что еще больше убедит их в необходимости пожизненной изоляции — таким образом, получается замкнутый круг.

И, наконец, постоянный страх быть оцененным и осужденным формирует защитную реакцию — у социофобов возникает весьма специфическое отношение к окружающим людям, которые, кажется, только и ждут случая посмеяться над ними. Поэтому социофоб часто сам выбирает отчуждение — зачем пытаться подойти к кому-то, кто заведомо враждебен тебе?

Кривое зеркало

Свое объяснение проблемы дают и нейрофизиологи. В 1990-х годах группа итальянских исследователей опубликовала первую статью о группе нейронов в головном мозге человека, которые ответственны за подражательное поведение у животных. Эти нейроны назвали зеркальными. Подражание — это нечто большее, чем зевание при наблюдении за другим зевающим. Именно подражание лежит в основе эмпатии, то есть способности понимать эмоции других и сопереживать им, в основе языка и речи. Без него было бы невозможно развитие культуры и возникновение цивилизации. Серьезные нарушения в работе зеркальных нейронов, обнаруженные, например, у аутистов, делают людей неспособными не только сопереживать, но даже понять, как окружающие в принципе устроены.

Мозг людей с социальной тревожностью также имеет свои особенности. На каждый случай отвержения, на насмешки (не важно, реальные ли они) тут же реа��ируют отделы мозга, ответственные за страх и тревогу, к процессу подключается нервная система, и социофобы испытывают настоящую боль — ученые уже доказали, что психологический дискомфорт наш организм воспринимает так же, как и физический.

Ничего удивительного, что со временем люди с социальной тревожностью вырабатывают поведенческие стратегии, направленные на то, чтобы избегать окружающих. В частности, у них cнижается активность зеркальных нейронов и, следовательно, уровень эмпании в целом. И постепенно социофобам совершенно искренне начинает казаться, что окружающие люди им и впрямь не особенно интересны.

Тут нужно отметить, что большинство, встречая знакомых на улице, не пытается поговорить с ними о новых научных открытиях и острых социальных вопросах. Люди обсуждают погоду, цены на бензин, характер начальника и другие малозначимые вещи. Разговоры о ер��нде на самом деле куда важнее, чем кажется — в эти моменты зеркальные нейроны активны, и люди, обсуждая мелочи, тем самым говорят друг другу о своей эмпатической связи, о способности сопереживать и разделять чувства. Им не нужно понимать это на сознательном уровне, они чувствуют это и так.

А вот социофобы — не чувствуют. Они искренне уверены, что разговоры в курилке о насморке детей и выборе подарков на день рождения не стоят того, чтобы в них участвовать, и демонстрируют только общую глупость тех, кому они интересны.

Разумеется, болтовня о разных мелочах может казаться скучной и не социофобам. Но только они видят в ней доказательство собственной непохожести на окружающих.

Избегающее поведение приводит социофобов к специфическому образу жизни — у них бывают трудности с устройством на работу, с зависимостями (и особенно киберзависимостями), что, в конечном счете, формирует подход, описанный классиком — «не выходи из комнаты, не совершай ошибку». Именно так появилось японское движение хикикомори. Более миллиона японских подростков и молодых взрослых бросили учебу и работу для того, чтобы запереться в своих комнатах, обрубить все реальные социальные контакты и жить преимущественно за счет родителей. По словам ученых, распространенность явления именно в Стране восходящего солнца обусловлена двумя факторами: склонностью к отшельничеству, заложенной в менталитете японцев, и традиционным воспитанием, согласно которому дети в возрасте 5 лет переходят из состояния полной вседозволенности в очень жестко регламентированный мир, подвергаясь при этом огромному стрессу.

Добрым с��овом и пистолетом

Как правило, социофобы обращаются за медицинской помощью только тогда, когда социальная тревожность сопровождается и другими невротическими расстройствами. Так происходит оттого, что они склонны искать причину своей социальной изоляции в собственных недостатках или чрезмерной робости. Социофобов, узнавших (и поверивших), что их проблема — хорошо изученное заболевание, поддающееся лечению, можно назвать везунчиками. Но одной готовности лечиться мало. Психотерапия при социальной тревожности занимает много времени и может быть довольно болезненной. А так как люди с социофобией годами тренировались в избегании боли, далеко не все из них успешно заканчивают курс лечения.

Психотерапия — не единственное, что современная медицина может предложить людям с социальной тревожностью, и медикаментозное лечение социофобии — вполне обычная практика. Как правило, используют антидепрессанты и препараты, снимающие такие симптомы, сопровождающие социальную тревожность, как, например, учащенное сердцебиение.

Ничто из перечисленного, к слову, не гарантирует отсутствия рецидивов в будущем. Так что с большой вероятностью долечиваться придется регулярно на протяжении многих лет. Впрочем, стремятся к излечению далеко не все — ведь работать можно и дома, а в отсутствие развитой эмпатии — что за радость обсуждать погоду и ремонт с бывшими одноклассниками?

[shalakzinus]

Автобуста

Воскресенье выдалось удивительно солнечным и теплым. Самое время гулять. Растолкала мужа, нечего спать до обеда и чай пить. В люди! Заодно и выгуляю ярко-синий жакет с распродажи, который муж называет “костюм риелтора.” “Идем на оупен хаус?” По приближению к даунтауну в автобус набилась толпа антимасочников. К нашей остановке надо было провернуть акробатический трюк: спрыгну��ь с сидения c колеса, протиснуться сквозь людей-собак-колясок и спуститься к дверям. Как раз сзади кто-то начал кашлять и одновременно надо было не дышать. Все это конечно в движущемся автобусе. И уже у выхода прям в лоб незнакомая девушка мне кричит: “Ай лайк ё блэйза!” Санкью. И приятно, и забавно, и как-то неловко мне. Почти как сто лет назад в алматинской маршрутке, где одна заботливая дама вслух приняла меня в моем оверсайзе за беременную и уступила мне место 🤪