#красивость | Explore Tumblr posts and blogs

belskayatanya · 6 years ago

Text

Татьяна Бельская Для всех 6 сент. 2015 г.

Адам Мицкевич 1798 –1855 |[pic] |Он говорил о временах | | |грядущих, | | |Когда народы, распри позабыв,| | | | | |В великую семью соединятся. | | |Мы жадно слушали поэта. Он | | |Ушел на запад - и | | |благословеньем | | |Его мы проводили. - Но теперь| | | | | |Наш мирный гость нам стал | | |врагом - и ядом | | |Стихи свои, в угоду черни | | |буйной, | | |Он напояет. Издали до нас | | |Доходит голос злобного поэта,| | | | | |Знакомый голос!.. боже! | | |освяти | | |В нем сердце правдою твоей и | | |миром | | |И возврати ему... | | |"Он между нами жил", 1834 | Польский поэт, деятель национально - освободительного движения. Основоположник польского романтизма. В 1824 выслан царскими властями из Литвы; жил в России, где сблизился с декабристами, А. С. Пушкиным. В произведениях Пушкина и Мицкевича, в переписке, дневниках и воспоминаниях современников сохранились многочисленные свидетельства о встречах польского и русского поэтов. Личное знакомство их состоялось в середине октября 1826. По свидетельству Н. Полевого, Пушкин, приехавший в Москву осенью 1826, сблизился с Мицкевичем и "оказывал ему величайшее уважение". В марте 1827 под впечатлением от встречи с Пушкиным Мицкевич писал А. Е. Одынцу из Москвы: "Мы часто встречаемся... В разговоре он очень остроумен и порывист; читал много и хорошо...". Известны встречи поэтов в салонах З. А. Волконской, А. П. Елагиной, у А. А. Дельвига, Павлищевых, К. А. Собаньской, в московских и петербургских литературных кругах. Общение поэтов было прервано отъездом Мицкевича 15 мая 1829 за границу. Пушкин посвятил Мицкевичу стихотворения "В прохладе сладостной фонтанов" (1828), "Он между нами жил" (1834), строки в стихотворениях "Сонет" (1830), и в "Путешествии Онегина" (1829-1830). Пушкин перевел на русский язык отрывок из "Конрада Валленрода" ("Сто лет минуло, как Тевтон") (1828) и баллады Мицкевича "Воевода" и "Будрыс и его сыновья" (1833). В архиве Пушкина сохранились записанные им на польском языке тексты стихотворений Мицкевича "Олешкевич", "Русским друзьям" и "Памятник Петру Великому" (окт. 1833), а в библиотеке - подаренная ему Мицкевичем книга "The works of lord Byron" (1826). Польское восстание 1830-1831 привело к резкому расхождению политических позиций Пушкина и Мицкевича, что отразилось и в их литературном творчестве, в частности в "Медном всаднике". Полемика сочеталась, однако, с чрезвычайно высокой взаимной оценкой. О том, что отношения двух гениев, русского и польского, были важнейшим событием в предыстории “Медного всадника”, известно давно, написано немало... 22 июля 1833 года из-за границы в Петербург возвратился давний, любезный приятель Сергей Соболевский; он преподнес Пушкину книжку толщиной в 285 страниц, а на внутренней стороне обложки написал: “А. С. Пушкину, за прилежание, успехи и благонравие. С. Соболевский”. То была книга, которую Пушкин не мог бы получить ни в одной из российских библиотек: IV том собрания сочинений Мицкевича, вышедший в Париже в 1832 году. В библиотеке Пушкина сохранились также и первые три тома (Париж, 1828 - 1829 гг.), но страницы их, в отличие от последнего, не разрезаны (очевидно, I - III тома Пушкин приобрел еще до подарка Соболевского, иначе приятель сделал бы шутливую надпись на обложке I тома). Пушкин не только прочитал наиболее важные для него стихи IV тома, но более того - три из них тут же переписал в тетрадь, ту самую, знакомую уже 2373, “неподалеку” от первых строк “Пиковой дамы”. Переписал прямо с подлинника, по-польски. Копии тех стихотворений Адама Мицкевича (с комментариями М. А. Цявловского) были напечатаны в 1935 году в известном сборнике “Рукою Пушкина”. Польский язык Пушкин выучил за несколько лет до того, чтобы читать Мицкевича в подлиннике. Польский поэт, высланный в 1824 году из Вильны в Россию и несколько лет тесно общавшийся с Пушкиным и другими русскими друзьями, после событий 1830 - 1831 гг. оказался в вынужденной эмиграции; вскоре он создал знаменитый цикл из семи стихотворений - “Ustep” (“Отрывок”) - петербургский Отрывок из III части поэмы “Дзяды”. Тема Отрывка - Россия, Петр Великий, Петербург, гигантское наводнение 7 ноября 1824 года, Николай I, русские друзья. Едва ли не в каждом стихотворении - острейшие историко-политические суждения... Стихотворение “Олешкевич”: накануне петербургского наводнения 1824 года польский художник-прорицатель Олешкевич предсказывает “грядущую кару” цар��, который “низко пал, тиранство возлюбя", и за то станет “добычей дьявола”; Мицкевич, устами своего героя, жалеет, что удар обрушится, “казня невиноватых... ничтожныи, мелкий люд”; однако наступающая стихия воды напоминает другую волну, сметающую дворцы: |Я слышу: словно чудища | |морские, | |Выходят вихри из полярных | |льдов | |Борей уж волны воздымать готов| | | |И поднял крылья - тучи | |грозовые, | |И хлябь морская путы порвала | |И ледяные гложет удила, | |И влажную подъемлет к небу | |выю. | |Одна лишь цепь еще теснит | |стихию, | |Но молотов уже я слышу стук...| Петербург для автора “0лешкевича” - город погибели, мести, смерти; великое наводнение - символ всего этого. Еще резче о том сказано в других стихотворениях цикла, где легко вычисляются (от обратного) будущие, еще не написанные страницы “Медного всадника”... В стихотворении “Петербург”: |А кто столицу русскую воздвиг, | |И славянин, в воинственном напоре, | | | |Зачем в пределы чуждые проник, | |Где жил чухонец, где царило море? | |Не зреет хлеб на той земле сырой, | |Здесь ветер, мгла и слякоть | |постоянно, | |И небо шлет лишь холод или зной, | |Неверное, как дикий нрав тирана. | |Не люди, нет, но царь среди болот | |Стал и сказал: “Тут строиться мы | |будем!” | |И заложил империи оплот, | |Себе столицу, но не город людям. | Затем строфы - о “ста тысячах мужиков”, чья стала “кровь столицы той основой”; ирония по поводу европейских площадей, дворцов, каналов, мостов: |У зодчих поговорка есть | |одна: | |Рим создан человеческой | |рукою, | |Венеция богами создана; | |Но каждый согласился бы со | |мною, | |Что Петербург построил | |сатана. | В стихах “Смотр войск” - злейшая сатира на парады, “военный стиль” самодержавия - на все то, что Пушкин вскоре представит как |........воинственную | |живость | |Потешных Марсовых | |полей, | |Пехотных ратей и коней | | | |Однообразную | |красивость... | Один из главных “отрицательных героев” всего Отрывка - Петр Первый. |Он завещал наследникам короны | |Воздвигнутый на ханжестве | |престол, | |Объявленный законом произвол | |И произволом ставшие законы, | |Поддержку прочих деспотов | |штыком, | |Грабеж народа, подкуп | |чужеземцев, | |И это все - чтоб страх внушать | |кругом | |И мудрым слыть у англичан и | |немцев. | Итак, задеты два любимых пушкинских образа: Петр и город Петра... И мы понимаем, уже здесь русский поэт, конечно, готов заспорить, однако главное впереди... Целое стихотворение цикла - второе из упомянутых в примечаниях к “Медному всаднику” и частично переписанное Пушкиным по-польски - |ПАМЯТНИК ПЕТРУ ВЕЛИКОМУ | |Шел дождь. Укрывшись под одним | |плащом, | |Стояли двое в сумраке ночном. | |Один, гонимый царским произволом, | |Сын Запада, безвестный был пришлец:| | | |Другой был русский, вольности | |певец. | |Будивший Север пламенным глаголом. | Не может быть сомнений, что описана встреча Мицкевича и Пушкина. Настоящий Пушкин, кажется, впервые встречается с самим собою - как с героем другого великого поэта! Но вот по воле автора “русский гений” произносит монолог, относящийся к “Петрову колоссу”, то есть Медному всаднику. Памятник “венчанному кнутодержцу в римской тоге” явно не по душе Пушкину, герою стихотворения, который предпочитает спокойную, величественную конную статую римского императора-мудреца Марка Аврелия, ту, что около двух тысячелетий украшает одну из римских площадей: |...И видит он, как люди гостю | |рады, | |Он не сомнет их бешеным | |скачком, | |Он не заставит их просить | |пощады... | “Монолог Пушкина” заканчивается вопросом-предсказанием: |Царь Петр коня не укротил уздой.| | | |Во весь опор летит скакун литой,| | | |Топча людей куда-то буйно | |рвется, | |Сметает все, не зная, где | |предел. | |Одним прыжком на край скалы | |взлетел, | |Вот-вот он рухнет вниз и | |разобьется. | |Но век прошел - стоит он, как | |стоял. | |Так водопад из недр гранитных | |скал | |Исторгнется и, скованный | |морозом, | |Висит над бездной, обратившись в| |лед, | |Но если солнце вольности блеснет| | �� | |И с запада весна придет к России| |- | |Что станет с водопадом тирании? | Пушкин читает, волнуясь, и рисует: Н. В. Измайлов, под чьей редакцией вышло издание “Медного всадника” в серии “Литературные памятники”, совершенно справедливо полагал, что именно со стихотворением “Памятник Петру Великому” связан известный пушкинский рисунок - вздыбленный конь Медного всадника, но без царя! Возможно, это уже сцена после рокового прыжка, “растаявший водопад”, гибельный для седока... Пушкина взволновало не только появление его собственного образа, его “речей” в эмигрантском издании, но и то обстоятельство, что он подобных слов о Петре не говорил. Прежние дружеские беседы, споры с первым польским поэтом не раз касались Петра. Ксенофонт Полевой, например, помнил, как “Пушкин объяснял Мицкевичу план своей еще не изданной тогда “Полтавы” (которая первоначально называлась “Мазепою”) и с каким жаром, с каким желанием передать ему свои идеи старался показать, что изучил главного героя своей поэмы. Мицкевич делал ему некоторые возражения о нравственном характере этого лица”. Иначе говоря, Мицкевич в ответ на увлечение Пушкина указывал на темные, безнравственные стороны великих преобразований начала XVIII века. И вдруг в стихах “Памятник Петру Великому” Пушкин говорит как... Мицкевич. Точнее - как Вяземский. Т. Г. Цявловская открыла и опубликовала любопытное письмо П. А. Вяземского к издателю П. И. Бартеневу (написано в 1872 г., через 35 лет после гибели Пушкина): “В стихах своих о памятнике Петра Великого он (Мицкевич) приписывает Пушкину слова, мною произнесенные, впрочем в присутствии Пушкина, когда мы втроем шли по площади. И хорошо он сделал, что вместо меня выставил он Пушкина. Оно выходит поэтичнее”. В другой раз Вяземский вспомнил и сказанные им слова, которые понравились Мицкевичу: “Петр скорее поднял Россию на дыбы, чем погнал ее вперед”. Вяземский в спорах о Петре был действительно в 1830-х годах куда ближе к Мицкевичу, чем к Пушкину. Однако поэтическ��я фантазия польского поэта как раз приписывает Пушкину “вяземские речи”; желаемое (чтобы Пушкин именно так думал) Мицкевич превращает в поэтическую действительность... В общем, можно сказать, что каждое стихотворение “Отрывка” (из III части “Дзядов”) - вызов, поэтический, исторический, сделанный одним великим поэтом другому. Оспорены Петербург, Петр, убеждения самого Пушкина. В одном же из семи сочинений, составляющих “Отрывок”, Мицкевич произносит самые острые, предельно обличительные формулы, которые Пушкин, по всей вероятности, принял и на свой счет: стихи, переписанные русским поэтом на языке подлинника от начала до конца: |РУССКИМ ДРУЗЬЯМ | |Вы помните ли меня? Среди моих друзей, | | | |Казненных, сосланных в снега пустынь | |угрюмых, | |Сыны чужой земли! Вы также с давних | |дней | |Гражданство обрели и моих заветных | |думах | |О где вы? Светлый дух Рылеева погас, | |Царь петлю затянул вкруг шеи | |благородной, | |Что братских полон чувств, я обнимал не| |раз. | |Проклятье палачам твоим, пророк | |народный! | |Нет больше ни пера, ни сабли в той | |руке, | |Что, воин и поэт, мне протянул | |Бестужев. | |С поляком за руку он скован в руднике, | | | |И в тачку их тиран запряг, обезоружив. | | | |Быть может, золотом иль чином ослеплен,| | | |Иной из вас, друзья, наказан небом | |строже; | |Быть может, разум, честь и совесть | |продал он | |За ласку щедрую царя или вельможи, | |Иль, деспота воспев подкупленным пером,| | | |Позорно предает былых друзей злословию,| | | |Иль в Польше тешится награбленным | |добром, | |Кичась насильями, и казнями, и кровью. | | | |Пусть эта песнь моя из дальней стороны | | | |К вам долетит во льды полуночного края,| | | |Как радостный призыв свободы и весны, | |Как журавлиный клич, веселый вестник | |мая. | |И голос мой вы все узнаете тогда: | |В оковах ползал я змеей у ног тирана, | |Но сердце, полное печали и стыда, | |Как чистый голубь, вам яверял я без | |обмана. | |Теперь всю боль и желчь, всю горечь дум| |моих | |Спе��у я вылить в мир из этой скорбной | |чаши. | |Слезами родины пускай язвит мой стих, | |Пусть, разъедая, жжет - не вас, но цепи| |ваши. | |А если кто из гас ответит мне хулой, | |Я лишь одно скажу: так лает пес | |дворовый | |И рвется искусать, любя ошейник свой, | |Те руки, что ярмо сорвать с него | |готовы. | Страшные стихи; и каково Пушкину - нервному, ранимому, гениально восприимчивому? Как видим, перед “вторым Болдином” он получает “картель”, вызов: читает строки, с которыми никогда нс согласится - не сможет промолчать. 1 октября 1833 года Пушкин прибывает в Болдино, и хотя с первых дней занимается Пугачевым, но одновременно начинает отвечать Мицкевичу, сперва не поэмой, а специальным стихотворением. Приглядимся же к листу, где возникают первые строки “Он между нами жил...”: |Он отравляет чистый огнь небес | |(Меняя как торгаш) и песни лиры | | | |(В собачий лай безумно) обращая.| | | |Печально слышим издали его | |И молим: бога, да прольет он | |кротость | |В ..........озлобленную душу. | Однако начатое стихотворение “Он между нами жил...” в октябре 1833-го не было продолжено. Начата работа над работой «Медный всадник» Поэма движется вперед - прямая же “отповедь” Мицкевичу как будто отложена, замирает, так же как в начатом, но оставленном стихотворении “Он между нами жил...”. Зато вдруг появляются примечания. Заканчивая в октябрьском Болдине 1833 года главную поэму, “Медного всадника”, Пушкин вводит два примечания о польском поэте - и каких! Слова “Мицкевич прекрасными стихами описал день, предшествующий петербургскому наводнению”, относятся ведь к “Олешкевичу”, главная идея которого (еще раз напомним!), что наводнение это месть судьбы, месть истории за все “петербургские ужасы”. Выходит, Пушкин хвалит, “рекламирует” то, с чем не может согласиться, против чего пишет! Мало того, позже, в 1836 году, перерабатывая поэму в надежде все же пробиться сквозь цензуру, Пушкин добавляет к этому примечанию слова, которых вначале не было: “Мицкевич... в одном из лучших своих стихотворений Олешкевич”. Русский поэт явно желает обратить внимание соотечественников на эти практически недоступные, неизвестные им стихи. Он как бы призывает - добыть, прочесть... Чуть дальше: |О мощный властелин судьбы!| | | |Не так ли ты над самой | |бездной, | |На высоте, уздой железной | | | |Россию поднял на дыбы? | Личной неурядице, ссылке, царскому выговору мы постоянно придаем неизмеримо большее значение, чем, например, такой огромной внутренней победе, как доброжелательные слова в примечаниях к “Медному всаднику”, слова, появившиеся после того, как прочтен и переписан страшный “Отрывок”! В тогдашнем историческом, политическом, национальном контексте обвинения Мицкевича справедливы, убедительны. В них нет ненависти к России - вспомним само название послания “Русским друзьям”... Польский исследователь В. Ледницкий более полувека назад точно и благородно описал ситуацию. “Пушкин дал отповедь прекрасную, глубокую, лишенную всякого гнева, горечи и досады, она не носила личного характера, не была непосредственно направлена против Мицкевича, но Пушкин знал, по крайней мере допускал, что польский поэт все, что нужно было ему в ней понять, поймет. Поэма исполнена истинной чистой поэзии, автор избег в ней всякой актуальной полемики, дал только искусное оправдание своей идеологии и не побоялся, возбужденный Мицкевичем, коснуться самого больного места в трагической сущности русской истории. В “Медном всаднике” Пушкин не затронул русско-польских отношений �� тем самым оставил инвективы Мицкевича без ответа”. Величайшая победа Пушкина над собою, победа “правдою и миром” достигнута - и поэмой, и примечаниями, наконец, еще и переводами... Той же болдинской осенью, из того же IV парижского тома Мицкевича Пушкин переводит две баллады - - “Три Будрыса” (у Пушкина - “Будрыс”) и “Дозор” (у Пушкина - “Воевода”). Знак интереса, доброжелательства, стремление найти общий язык. Но история еще не окончена. Примирение было столь же нелегким, как вражда. Пушкин знает цену Мицкевичу; в своей жизни он редко встречал людей, равных или близких по дарованию. Скромный, снисходительный, чуждый всякой заносчивости, готовый (как его Моцарт) назвать гением (“как ты да я”) любого Сальери, Пушкин при этом отлично знает цену и себе; Кара��зин, Грибоедов, Гоголь, Мицкевич - вот немногие, с которыми, наверное, ощущалось равенство гениев. Один из общих друзей припомнит, как “во время одной из импровизаций Мицкевича в Москве Пушкин, в честь которого был дан этот вечер, вдруг вскочил с места и, ероша волосы, почти бегая по зале. восклицал: “Какой гений! какой священный огонь! что я рядом с ним?” - и, бросившись Адаму на шею, обнял его и стал целовать как брата...”. Беседы с таким человеком для Пушкина неизмеримо важнее обыденных объяснений, в них, может быть, главная мудрость эпохи. “Медным всадником” Пушкин разговаривает с собратом, как вершина - с вершиной... Фактически “Медный всадник” был запрещен, и это было одним из самых сильных огорчений, подлинной трагедией, постигшей Пушкина. Запрещение “Медного всадника” оставляло ведь “Отрывок” Мицкевича без пушкинского ответа! Приходилось искать другие способы - поговорить, поспорить. Весь 1834 год, вообще очень тяжелый для Пушкина, можно сказать, проходит под тенью “Всадника”. Работа же над стихами “Он между нами жил...” все время шла в сторону смягчения прямой полемики: никакой “ругани”, больше спокойствия, объективности... Так же, как несколько месяцев назад - при создании “Медного всадника”. И как не заметить, что в новом послании Мицкевичу присутствует очень серьезный личный мотив. Пушкин упрекает того, кто “злобы в душе своей к нам не питал”, жалеет, что теперь |Наш мирный гость нам стал врагом - и| |ядом | |Стихи свои, в угоду черни буйной, | |Он напояет. Издали до нас | |Доходит голос злобного поэта... | Русский поэт имел право на упрек “Злобному поэту” только после того, как создал “Медного всадника”. Иначе это были бы “слова, слова, слова"... Когда он восклицает: |...боже! Освяти | |В нем сердце правдою твоей и | |миром, | |И возвести ему... | мы видим здесь важнейшее автобиографическое признание. Это он, Пушкин, год назад победил в себе “злобного поэта”, сумел подняться к правде и миру, - и наградою явилась лучшая поэма! Пушкин в 1833-м начал послание Мицкевичу, но не кончил, отложил; в 1834-м завершил, перебелил рукопись, но не напечатал! Возможно, оттого, что все же не смог в стихах найти должной дозы “правды и мира” - такой, как в “Медном всаднике”. Меж тем Мицкевич за границей, узнав о гибели Пушкина, тоже ищет настоящих слов... Ходили слухи, будто он искал Дантеса, чтобы отомстить Весной 1837 года Мицкевич написал и опубликовал свой некролог-воспоминание. Еще не зная ни пушкинской поэмы, ни стихов “Он между нами жил...”, польский поэт сочинял, будто догадываясь о “прекрасных порывах” Пушкина. Он писал с той же нравственной высоты, которая достигнута в споре-согласии “Медного всадника”: “Я знал русского поэта весьма близко и в течение довольно продолжительного времени; я наблюдал в нем характер слишком впечатлительный, а порою легкий, но всегда искренний, благородный и откровенный. Недостатки его представлялись рожденными обстоятельствами и средой, в которой он жил, но все, что было в нем хорошего, шло из его собственного сердца”. В 9-м томе посмертного собрания пушкинских сочинений (первой из трех “последних частей”, где публиковались прежде не печатавшиеся его труды) польский поэт впервые прочел “Он между нами жил...” и “Медного всадника”! Мицкевич, прекрасно владевший русским языком, конечно, очень многое понял даже и по многократно испорченному тексту петербургской поэмы; нашел он и свое имя в пушкинских примечаниях к “Медному всаднику”. Спор гениев, не состоявшийся в прямом смысле, тем не менее - важнейшее событие в развитии их духа. На смерть Пушкина Мицкевич отозвался некрологом, опубликованном во французском журнале "Le Globe" (1837, N.1, 25 мая). "Пуля, поразившая Пушкина, - писал Мицкевич, нанесла интеллектуальной России ужасный удар". В лекции о славянских литературах, прочитанной в Коллеж де Франс, Мицкевич говорил, что голос Пушкина "открыл новую эру в русской истории". По-видимому, следует считать мало достоверным слух о вызове Дантеса на дуэль польским поэтом, считавшим себя обязанным драться с убийцей Пушкина. В 1998 году в честь 200-летия со дня рождения выдающегося поэта-гуманиста А. Мицкевича состоялся международный праздник поэзии в Новогрудке (Беларусь). Этот год по решению ЮНЕСК�� был объявлен годом Адама Мицкевича. Утром в новогрудском костеле, где 200 лет назад был крещен Адам Мицкевич, прошла торжественная месса. А своеобразным прологом к началу поэтического праздника стал ритуал возложения цветов к памятнику Адаму Мицкевичу. И если малой родиной для Адама Мицкевича, бесспорно, была Новогрудская земля, то его большой родиной был европейский дом. 150 лет тому назад Адам Мицкевич мечтал об общем европейском доме, думал о том, чем будут заняты умы и мысли лучших представителей общества на рубеже ХХ1 века, и потому взгляды, мечты и идеалы Адама Мицкевича сегодня более чем актуальны". В них приняли участие известные белорусские и зарубежные литераторы, а также ведущие мастера искусств. До самого позднего вечера в Новогрудке звучало поэтическое слово Адама Мицкевича.

#Адам Мицкевич и Пушкин

20 notes · View notes

luydmula · 2 years ago

Text

Но как же можно не любить Такое чудное явленье, Как осень… не благодарить Её за каждое мгновенье? И я спасибо говорю За шик, за говор золотистый, И за багряную зарю, За свет небес прохладный, чистый. За разноцветие, за блеск И невозможную красивость. И за причуд нежданный всплеск: За ветреность, и за плаксивость, За бесконечный фестиваль Капризов, прихотей, метаний. За грусть, за нежную печаль Прощания без обещаний… За то, что зонт с собой беру – Дождь набежит и нас не спросит. За иней хрусткий поутру… За то, что осень – это осень…

Анна Опарина

1 note · View note

obava-ru · 2 years ago

Text

Обавница.

чтобы не тратить время зазря, официальная версия. Источник: https://www.liveinternet.ru/users/5075512/post292341756/

В наши дни никто, пожалуй, не владеет полноценным знанием об Обавницах и культе их особенного мира, таинственного, обворожительного и чародейного! Для одних она — пророчица, как в летописи о гареме Ивана Грозного: " Как в воду глядела та Обавница, что напророчила… Все казнены по Иванову приказу, не простил им царь, что видели его в минуту слабости…" Для других Обавница – опасная сила, как в письмах-доносах христианских чиновников.

В словаре Ожегова «обавница» – это чаровница, необыкновенная женщина; культовое явление Древней Руси. Изысканная, влиятельная, тонко и изящно управляющая событиями в жизни обычных людей, она всегда хозяйка ситуации, великолепно выдержана по теме ведания и ведения.

Обавницы владели удивительным искусством наблюдателя. Всегда «в присутствии» событий, они знали кому, когда, как и что сказать, чтобы человек включился в необходимые действия.

Гипноискусство чародейного голоса Обавницы дарило любому мужчине полноценное ощущение благополучия. Забыв о жизненных невзгодах, отдохнув душой и собравшись с мыслями, «обаянный» Обавницей стремительно добивался высот успешности и благосостояния.

Точно так же чару могла навести Обавница в беседе светской на противников своего супруга и те стремительно теряли успех, уступая дорогу… Воплощение идеалов женственности и грации, Дива Небесная, женщина-тайна, восторг и мечта воинов и поэтов древности. Обавница – живое произведение искусства – создавала счастье ручной работы!

Особое изящество мудрости в каждом движении, в каждом действии, к каждо�� эмоции и каждом звуке. Непростая наука Обавниц постигалась годами, чтобы полностью перевоплотиться в "Вилу Премудрую", в небесную женщину-цветок. Искусницы, мастерицы создавания грёз, Обавницы ткали высшее будущее мужчинам желанным, и наоборот… (могли создавать низкие горизонты падшим мужчинам). Но всегда у Девы Крáсоты на первом месте было самосовершенствование и бесконечность изделия счастья вокруг.

Именно поэтому некоторым современницам не понять шелковую душу Обавниц, ибо это не «красивость» в традиционном понимании. Это необъяснимая сила, манящая к неземному созданию. Загадка притягательности Обавниц – это возможность отдохнуть душой и освятить Дух в ее обществе. Достоинство таинственной и волнующей, почти идеальной женщины, создающей комфорт везде, где бы она ни появилась. А хитромудрости, уму и упорству Обавницы может только завидовать даже самая гламурная современница. Ведь не так-то просто управлять словами и поступками любого мужчины, не используя право открыто высказываться! Не выражая своих чувств открыто (как сейчас, принято) и не говоря вслух о своих желаниях Обавницы покоряли мир своим дивным мастерством…

Обавница — это образец совершенной привораживающей таинственности.

Современница, отдавая себя вольным течениям собственных чувств, подчас теряет контроль над тем, что она говорит и делает. А после того может лишь сильно удивляться, какие масштабные последствия повлекли за собой несколько неудачно сказанных слов… Много ли было на свете женщин, сумевших за жизнь ни разу не сорваться в порыве гнева или обиды? Не наговорить другому человеку оскорбительных, унижающих слов? А ведь всего один такой неожиданный эмоциональный всплеск способен раз и навсегда разрушить даже самые крепкие отношения… Обавница из силы своих эмоций и чувств создает великое магическое искусство притяжения и перемен в жизни. Искусство играть на вибрациях жизни, создавая прекрасную музыку чар, дано вовсе не каждой женщине. Но попробовать изучить это мастерство и постараться создать свое счастье ручной работы – можно…

P.S. По этой причине и не общаюсь голосом окромя необходимости, а так же не выкладываю свои настоящие фото, дабы не спровоцировать "негодованье".

#русский tumblr #русские блоги #русский автор #русский пост #русский текст #обавница

0 notes

artnotes · 7 years ago

Text

Надо остановиться

В продолжении моей любимой рубрики “Творческие активности студентов” публикую интервью своей недавней студентки Анастасии Хасановой (факультет журналистики), которое она взяла у петербургского писателя Андрея Аствацатурова. От себя хочу заметить, что интервью с посредственным писателем вряд ли бы появилось на artnotes, поэтому убедительно рекомендую познакомиться с творчеством Аствацатурова, если Вы по каким-то возмутительным причинам еще этого не сделали.

С Андреем Алексеевичем меня познакомила Катя. Хоть я тогда и относилась к современникам с непонятным мне сейчас скепсисом, Катины рекомендации всегда воспринимала с должным вниманием. Меня совершенно покорила эта запись на стене о гармональном искусстве – я ехала в маршрутке, читала и бесцеремонно улыбалась на весь салон. Сразу же возникло принятие, ощущение ментальной близости, в голове тотчас возник образ Довлатова – их проза похожа.  Уже потом, прочитав все художественные произведения Аствацатурова, я поняла, что они очень разные, а связывает их одно – потрясающий юмор, умение точно описать ситуацию, собеседников. Но их герои совершенно друг на друга не похожи. У Довлатова мы видим абсолютно уверенного в себе высокого красавца, пользующегося однозначным успехом у женщин. Он отчасти груб, отчасти едко-сатиричен. А герой Аствацатурова – это закомплексованный, хилый интеллигент маленького роста, поэтично чувствующий мир. Но и он нравится женщинам – не многим, и не всегда. Я не буду описывать нашу встречу с Андреем Алексеевичем. Она, надо сказать, продлилась чуть больше 20 минут. Пожалуй, я напишу об этом позже, когда буду анализировать его произведения. Недавно у меня в гостях была Анюта. И она спросила: «А как готовят интервью с писателем, наверное, надо знать все его произведения?» «Конечно и безусловно!», - воскликнул мой внутренний голос. Вслух я лишь иронично рассмеялась. От своей подготовки к интервью за 3 часа до самого интервью. До сих пор не понимаю, как у меня хватило смелости задать эти вопросы. После разговора Андрей Алексеевич сказал: «Спасибо за общение, а теперь мне нужно бежать к друзьям, заждались уж��». Действительно, друзья мило отпустили Аствацатурова на 20 минут, чтобы он мог дать мне интервью. Спасибо им! А после я, заворожённо, с «Осенью в карманах» в руке, побрела к кассе. (Да, встреча была в книжном, а приехал А. А. в Москву для презентации нового романа, заодно успев прочитать лекцию о Сэлинджере).

Как Вы относитесь к Москве?  

Москву я страшно люблю, и этим сильно отличаюсь от петербуржцев. Считается, что москвичи очень богаты, деска��ь, Москва у всей страны деньги высасывает. Но для меня Москва – в первую очередь – культурная столица, интеллектуальное место, и здесь я чувствую себя очень хорошо. Здесь мне интересно разговаривать на актуальные темы. В столице люди много читают, больше, чем в Петербурге, сильней интересуются жизнью.  Москва неожиданным образом ярче напоминает Европу сейчас, чем Санкт-Петербург: тем, как выглядят люди, как они разговаривают, как они одеты. Для меня столица остаётся загадкой - она более суетна, более динамична. А я всё же человек провинциальный, медленный, и мне Москва напоминает элемент лёгкого безумия, которому я не всегда могу соответствовать. Поэтому я живу в Питере, и у меня нет желания перебраться в Москву, но мне нравится приезжать в столицу, видеть это разнообразие. А Питер не такой. Он чуть-чуть медлительный, чуть-чуть вялый. И это я люблю.   

Вас не расстраивает осознание того, что вы уже привыкли к красоте Петербурга?  

Вы знаете, как у Пушкина: «Однообразная красивость». Петербург однообразно красив. Да, он правильно застроен, он правильно, продумано, рационально организован, там ничего нельзя строить. Также и в жизни Питера. У нас очень трудно что-то новое придумать. Но если вы что-то придумали и смогли реализовать - это никуда не исчезнет. Этим и отличается Питер от европейской столицы, в том числе и от Москвы. Там забудут, а у нас – нет, не забудут. Это известная степень провинциальности, но Питер красивый город, интересный. Я его очень люблю, и не так хорошо знаю, как хотелось бы. Но я всё время пишу о Питере, а не о Москве. Я не знаю, что мне писать о Москве. А о Питере пишу, но, мне, как автору – очень сложно обнаружить что-то новое. Однако в своей новой книге «Осень в карманах» я стараюсь дать новую питерскую оптику. Ведь о Питере многие писали: Пушкин, Гоголь, Досто��вский. И куча фильмов там снята, но я всё равно стараюсь всегда сделать что-нибудь новое, показать, переосмыслить то, что было.  

Вас когда-нибудь сравнивали с Довлатовым?  

Да, всё время, даже не очень интересно. Сравнение, естественно бывает не в мою пользу, а иногда и в мою. Но Довлатов, действительно, на меня очень сильно повлиял. Впервые познакомился с ним, когда мне было двадцать один – двадцать два года. Я постоянно его перечитывал, это был как свежий воздух, спокойствие. В его произведениях есть какая-то глубина и очень точное умение описать предмет, о котором говорил Бродский, его умение высказаться очень смешно. Потом мне Довлатов очень приелся, я его перестал читать, сейчас мне по-прежнему нравятся его книги, но я их давно не перечитывал, потому что очень хорошо знаю. Однако, недавно перечитал. «Компромисс» мне понравился чуть меньше, чем всё остальное. Довлатов очень хороший, замечательный, невероятно талантливый автор, очень трагический.  

«Осень в карманах» - ваш первый роман, в котором есть романтическая линия, почему решили обратиться к теме любви? 

Причин много. Любовь - это очень сильное, очень экзистенциальное состояние. Состояние, в котором ты не можешь себя контролировать. Когда возникает любовь - возникает связь между двумя людьми. Естественно, каждый из этих двух людей пытается переделать другого человека, переформулировать его. У одного человека возникает идеализированный образ другого человека. И тот, другой человек понимает, что любимый представляет его безупречным и старается соответствовать, подчёркивать в себе эти качества. Потом иллюзии открываются, начинаются сложности. Люди не понимают, почему они друг другу не соответствуют, почему они не оправдывают ожидания, начинается конфликт. В конченом случае, всё приедается, и любовь тоже приедается. Допустим, любовь может длиться пять-шесть лет, потом – это бред, так не бывает.   Нас уже начинают связывать какие-то обязательства, нас начинает связывать не любовь, а скорее – привычка, не любовь, а скорее – привязанность. Любовь постепенно перерастает в какое-то другое чувство, в глубокое уважение. Но, бывает, конечно, что любовь становится глубже, у каких-нибудь особо чувствительных натур.   А в книге неудача. Женщина меня покидает, и я как будто бы убит, я как будто бы раздавлен. Я влюбляюсь в женщину, которая сильнее меня. Она совершенно из другого мира, глубоко агрессивная, глубоко травмированная. А я так и не понимаю, кто она. Но она мне нравится очень сильно физически. И в какой-то момент читатель должен понять, что случилась трагедия. Хотя, главный герой этой трагедии не понял. Она говорит ему: давай просто посидим и помолчим (до этого она его соблазняет, в том числе своей агрессией). И после этого приходит, или не приходит, понимание, что там действительно какая-то трагедия.  

“Осень в карманах” – роман о смысле жизни, о поисках бытия. Вы для себя как определяете смыл жизни?

  В жизни нет человеческих смыслов, кроме одного – она продолжается. И я старался ответить на этот вопрос. Но странный парадокс: люди, которые ближе к каким-то ��ростым вещам, которые живут, рожают детей и не задают себе вопросов, они лучше понимают эти смыслы, они к этому ближе. Потому что задача жизни одна – она должна продолжаться. Больше нет никаких задач.  Возможно, есть более страшные вещи, и мы всего лишь колония для верующих. Возможно, вера определяет сложное поведение, которое у нас существует. Это всё возможно, но не хочется об этом думать. Наша задача в том, чтобы продолжать эту жизнь разными способами, не тормозить её. Нужно понять, что ты – продолжение и начало чего-то нового. Женщины интеллектуально не всегда это понимают, они начинают цепляться за какие-то идеи, за схемы, за какую-то логику, за какое-то тщеславие. Но страшный дар – это понимание того, что в жизни не существует твоих смыслов, всё сведётся на нет. Любовь твоя сведётся на нет, твои книги когда-нибудь забудут, твои мосты построенные рухнут, всё самое великое исчезнет, всё сведётся на нет. Но ты должен оставить после себе то, что продолжится.  

В чём заключается социальная роль современной русской литературы?  

В ответственности перед языком. Слова стираются, слова лишаются своей силы, слова теряют свою энергию. Я вам сейчас говорю, чтобы вы меня поняли, вы мне тоже сейчас вопросы задаёте, чтобы я вас понял. И слова оказываются на территории чего-то неиндивидуального, они плавают в безличном пространстве, а писатель наделяет их энергией, какой-то силой, каким-то смыслом. Даже если он хотя бы пять слов на странице наделил смыслом, то уже хорошо. Не дать им стереться, вернуть забытое значение слова, оптимизировать забытые смыслы - это главное предназначение литературы. Она может что-то пропагандировать, но лучше бы ей ничего не пропагандировать, а просто учить людей по-новому видеть мир. Возможно, эта провокация будет раздражать, но нужна новая оптика, новый ракурс, новая логика. И главное – ответственность перед словом, это основные функции литературы.  

Какое состояние для вас продуктивней вс��го для творчества?  

Трудно сказать, наверное, продуктивнее состояние покоя, а счастье – это не продуктивно, потому что, когда ты находишься в состоянии абсолютного счастья – ты ничего не пишешь. Тебе так хорошо, зачем что-то писать. Но в состоянии невроза тоже нельзя писать, ты не можешь писать в этом состоянии, у тебя плохо получится. Литература излечивает от невроза.   И ею лучше заниматься от какой-то полноты жизни, от ощущения и желания запомнить то, что есть. Каждый по-разному это оценивает, мне литература помогает подняться. С другой стороны, я тоже хочу создать какой-нибудь более-менее завершённый текст, я тоже хочу побороть какие-то стереотипы. Взять новую оптику – у нас есть определённое представление о кресле, но давайте подумаем, на что оно похоже? Может, оно похоже на руку, или оно какое-то странное. Вот это мне хочется иногда сделать, наверное: использовать старые слова, но в новых сочетаниях.  

Почему сейчас нет площадки для дискуссии между писателями?  

Сейчас в обществе существует некоторая конфронтация, появляются определённые лагеря. Многие мои интеллигентные друзья говорят, что примириться невозможно, поэтому мы должны разрывать отношения, мы должны прекращать общаться друг с другом. И появляется необходимость сделать довольно сложный выбор между двумя полюсами. Но я всегда стараюсь быть на стороне своих друзей.   У меня есть друзья, чьи позиции я совершенно не разделяю, но я всегда буду на их стороне, всегда буду их отстаивать и защищать, и надеюсь, они мне ответят тем же. С друзьями, которые занимают противоположные мне позиции, мы культурно, интеллектуально разговариваем. Но не публично: это могут быть смс-сообщения, или переписка в соцсетях.  Суть в том, что мне иногда хочется поспорить со своими друзьями, с чем-то не согласиться, но я не могу этого делать, потому что сразу же привлеку к ним столько злобы. Прибегут мерзавцы, пакостники, кляузники, которые извратят мои слова. Мои друзья не спрашивают моего мнения, а если спрашивают, я говорю – честно, индивидуально.   Недавно собралась большая компания: Елизаров, Айрапетян, я и Герман Садулаев. Мы очень много беседовали о назначении литературы, о Боге, о месте человека, о том, что нам надо и что нас развивает. Это было бесценно, мы вышли очень возбуждённые, даже жёны сидели рядом, нас слушали. Это было невероятно сильно, невероятно полезно для меня, к сожалению, такие встречи редко происходят. А эту встречу я помню, она бесценна. И мы общаемся не с целью навязать своё мнение, с целью услышать мнение друг друга. Если бы такое общение могло происходить публично, оно бы несло свою социальную роль.  

Кого бы вы посоветовали читать из современных русских писателей?  

Я очень люблю Михаила Елизарова, Германа Садулаева. Люблю Дмитрия Быкова, Ольгу Славникову, всех читаю. Например, Дмитрий Данилов - очень сильный экспериментатор. В Петербурге я люблю Сергея Носова, Владимира Левенталя. Люблю Андрея Иванова, Василия Авченко. У нас много хороших авторов.  

Почему вас удивляет наличие у людей хобби?  

У меня нет хобби, я занимаюсь литературой. И занимаюсь всерьёз. Понимаю, что человек, который занят нелюбимым делом, ищет себе какие-то увлечения. А я просто более примитивный. Мне кажется, что человек, у которого есть хобби, более организован. Но, если Михаил Елизаров начнёт выращивать помидоры – я удивлюсь, ведь он пишет прозу, поёт песни.   А мне неинтересно многое, и у меня нет времени, специальности хватает вполне. Поэтому мне непонятно наличие хобби. Это что-то американское. Главное для американца – работа, которая имеет религиозный смысл, которая иногда не позволяет тебе не впасть в грех.   

Существует такой вопрос, который вы очень ждёте, но его никто не задаёт?  

Нет, пожалуй, такого вопроса нет.

4 notes · View notes

certainsharkwonderland · 5 years ago

Text

Хроники Никольского, ч.4

Ничего, что я так пляшу с отрезка на отрезок. Это всё равно никуда не пойдёт, я это никуда не буду отправлять, довольно разочарований. Это тебе, мой возможный единственный читатель, делай что хочешь.

Долго не знала как подступиться, боялась взглядов, критики, осуждения... Но из песни слов не выкинешь. Я уже говорила о чуде. Нельзя говорить о чуде, жевать его, размажешь по тарелке оловянной ложкой, сойдёшь с ума, погибнешь на гражданке. Но мне уже всё равно. Чудо это что-то простое, как внезапная перемена настроения, случайный лучик солнца, которого ты не ждал, сумасшедший рывок жизни изнутри, который тащит тебя как бешеная тройка волоком вперед и только вперед. Это моя Украина, с которой не порвать, которую взяли в 14-м году с её культурой, нехитрыми песнями, её глубокой до слёз красотой и раскрасили в базарную площадную шлюху, пронесли как черную мессу над ошалелыми толпами. Я плакала и не могла с ней жить, сбежала, трижды отреклась. Но она воспряла, бережно поднятая с разорванных знамён, уже полумертвая, руками других людей, не моими, ах, не моими... Ещё не веря в себя, моя красавица выжила не помня обиды. Как больно, пространственное и смысловое отчуждение, я - отрезанный своей же рукой ломоть.

***

В храме пели верующие, священник служил литургию. Я готовилась к исповеди - не первой - Светлана, которой я попалась тогда впервые с куриным супом и в коротком платье (слишком коротком, а другого не было) мес��ц назад, научила меня ритуалу. Я была как автомат, неловкий нейроинтеллект, говорила заученные слова - "унынием, обманом, злословием на ближнего - каюсь в том" - ничего не говорила, сухие слова вылетали изо рта, мёртвые как латынь.

Церковь манила силой, от которой проходили мысли о черноте, сумбур снов. Сны структурировались, их сюжеты напоминали теперь русло водоёма, из которого откачали всю воду, обнажив дно. Во сне теперь приходили бесы - абсолютно явные в человеческих чертах. Это не литературный приём, не аллегория, не красивость - это ни с чем не спутаешь. Один пришел с раскладушкой прямо в квартиру моей матери. Он был черняв и хорош собой - острый и тонкий как Мефистофель. Он сказал '"Ну ты же хотела." и пожал плечами. Бес прошел в ванную и принялся готовиться ко сну - со мной. Я была растеряна, спряталась в постели. Он влез под одеяло черным котёнком и уж было свернулся там, начал трансформироваться в какую-то тварь, забегал вдоль моего тела, всё затопило адреналиновым страхом, но тут чьи-то руки, две белых маленьких ладони выдернули меня из кровати и усадили на кресло, соседнее с собой. Женщина, милая, похожая на чью-то мать или старшую сестру, говорила тихим успокаивающим голосом. Потом голос говорил сам, и велел написать про обитель.

Я проснулась - абсолютно. Более, чем когда либо, возбуждённее чем в детстве в семь лет на первый звонок. Трезвее. Я встретила её в автобусе на Никольское пару недель спустя. Она так и села на соседнее сиденье и сразу завязала разговор. Она, смеясь, сказала, что я могла бы быть её дочкой, хоть и пришлось бы очень рано рожать. Вскоре я была у неё дома. Так и не сказала. Леночка, кудесница, неинициированная волшебница, учительница младших классов - простая как былинка, тонкая до мозга костей, в вихре своих искрящихся всё успокаивающих добрым светом молитв.

Церковь манила чередой забавных совпадений. К чашнице Светлане вскоре добавился отец Владимир - священник от епархии. Молодой и хороший собой - моих бабушку с дедушкой по отцовской линии звали Светлана и Владимир, их не было в живых к тому моменту, я ходила на кладбище, плакалась и говорила с ними, пока ноги не принесли в церковь в то утро, с куриным супом.

***

Всё было как обычно. С некоторой академической холодностью я изучила ритуал причастия. Почему бы и нет, думалось так: я уже примерно всё знаю, мне хорошо там на каком-то парасимпатическом уровне, в чужой монастырь со своим уставом не ходят и так далее. Я не понимала, что ждет, только замешкалась в середине, не хотела идти на исповедь, мне нечего было сказать, я всё это уже несколько недель подряд повторяла как попугай и потом вновь повторяла поступки. Это было частью моей природы, че��овеческой, если хотите - зависть, уныние, отчаяние, периодические припадки лени. Зачем об этом говорить? Светлана подошла и тихонько спросила, как я.

Она знала о моих проблемах с матерью. Что такое врать нелюбовью - это, когда необходимо ехать в гости, больная бабушка, операция, ты нашла как общаться с коллегами на токсичной работе, не врать не лицемерить, не конфликтовать, ушла в какую-то внутреннюю частоту. Эти же люди - для них не было частоты, только огромная мучительная стена. Я знала, они увидят в моих глазах это, этот укор, ненависть за годы нерастраченной жизни в стенах этой квартиры, изоляцию, драные стены, на которые никто не хотел клеить обои. Как это их касалось сегодня - больных, напуганных диагнозом в поликлинике? Я не хотела нести эту тяжелую тварь, эту стену непонимания туда.

Впервые в тот день, когда шла в церковь с этим идиотским бульоном, я услышала один голос, пение. Это не был голос человека, но тогда я просто не смогла определить, какого пола тот, кто поёт. Во второй раз это произошло ночью, когда я всё же приехала к ним. Стена пропала при первом шаге через порог. Я захотела прочесть молитву о болящих и вечернее правило, это что-то делало с пространством, завихряло его. Это не моя шиза, люди в церкви это чувствуют и толпятся поближе к алтарю. В ту ночь никто из нас не уснул. Я лежала зажмурившись рядом с матерью, в голове трубил хор - не трубы Иерихона, но трубный глас, тысячи или миллиарды голосов - нечеловеческих. Я боялась, что мать их услышит. Она не спала, никто не спал. Меня как бы распирало изнутри - неземной музыкой, ужасом и светом.

Я уехала на работу рано утром - ни следа сна в глазу, ни капли утомления. Вечером позвонила мама и удивлённо говорила, что бабушку положили в стационар как-то в мгновение ока, никогда такого не было, все был�� крайне добры, всё прошло абсолютно... (быстро, хорошо). Зная муниципальную бюрократию и отношение врачей к простым смертным пациентам в государственных клиниках, это было и вправду удивительно. Им, только не мне. Через пару дней её успешно прооперировали, онкомаркеры не подтвердили злокачественных образований, несмотря на прогнозы врачей. Было немного удивительно, но не мне.

0 notes