Сказ о деревушке Накабасира, Том I «Голубое пламя пурпурных вод»
中柱村物語、第一巻「紫海に青炎」
Nakabashira-mura Monogatari、Daīkkan「Murasakiumi-ni Seien」
Книжечка в процессе… Пишу и верстаю.
Временно использованы гравюры таких японских мастеров, как Утагава Куниёси, Цутия Коицу и Дзёкэй. Остальные графические элементы созданы самостоятельно.
*Текст черновой и будет переписан, когда я улучшу писательский навык.
О книге
Действия происходят в вымышленном мире, местном варианте Японии — здесь она несколько больше настоящей и разделена на «самостоятельные» страны. Самые крупные из них — северная Кимигава 「君川国」 под властью рода Минамото (и здесь же обитает император) и северо-восточная Никкава 「日川国」 под властью рода Фудзивара.
Накабасира-мура — один из важных населённых пунктов на севере Акуцухары (страна Тоёгиси 「豊岸国」), острова под властью рода Тоётоми и находящегося южнее Никкавы. Хоть и названа Накабасира деревней (「村」 mura — деревня), это крупное поселение, не дотягивающее до города, но сильно больше типовых «деревень». Располагается «деревня» в провинции Гиномото 「技野本国」, подвластной роду Хинакамори со времён, когда Тоётоми ещё не существовало.
Аннотация
Акуцухара, смутное время «Гофун»…
Здешние места всегда полнились опасностью, как и вся Нихонсимагуни. Где и как путник встретит свою судьбу? Меч врага? Копьё предателя? Когти сущностей ночных кошмаров? А быть может гнев богов?
Многое переплелось вокруг большой деревушки, таящей древнюю силу «центрального столпа». Силу, хранящую людской покой у севера Акуцухары вот уже более двух тысяч лет и желанную ищущими власти и могущества.
Нобори Мицутакэ, «тиссовая синица» — воин глициниевой страны и дворянин из Момохары. Оказавшись в центре бед��твий, что постигли эти земли, он вынужден взвалить на себя ответственность за их преодоление ради покоя дома и народа страны изобилующих берегов.
Вместе с верными соратниками ему предстоит творить свершения, столкнуться лицом к лицу с ужасом иных миров да с монстрами, что с ликами людей и попытаться избежать касания руки, жадно тянущейся к нему прямиком из царства Ёми.
Жанр: Этническое фэнтези; Вымышленный мир.
Имена некоторых персонажей:
• Нобори Мицутакэ 「野歩理 光隆」
• Куки Ёсимаса 「九鬼 義政」
• Кэндзюрô Сирадзи 「劔寿老 白字」
• Тоётоми Хидэнара 「豊臣 秀楢」
• Гецўки Ануйи 「月木 行初意」
• Фудзивара Аято 「藤原 綾途」
• Минамото-но Марумори 「源 丸森」
P.S. На всякий: ISBN просто заглушка, книги с таким номером не существует.
EN Translation [Google × ChatGPT (slightly corrected) from russian]:
The Tale of Nakabashira-mura, Vol.1 “Purple Sea’s Blue Flame”
中柱村物語、第一巻「紫海に青炎」
Nakabashira-mura Monogatari、Daīkkan「Murasakiumi-ni Seien」
The book is a work in progress… Writing and layout are ongoing.
Temporarily using prints by Japanese masters such as Utagawa Kuniyoshi, Tsuchiya Kōitsu & Jokei. Other graphical elements are created by myself.
*The text is in draft form and will be rewritten when I improve my writing skills.
About Book
The story takes place in a fictional world, a local version of Japan – here it is somewhat larger than the real one and is divided into “independent” countries. The largest of these are the northern Kimigawa 「君川国」, ruled by the Minamoto clan (where the emperor also resides), and the northeastern Nikkawa 「日川国」, governed by the Fujiwara clan.
Nakabashira-mura is an important settlement in northern Akutsuhara (the country of Toyogishi 「豊岸国」), an island ruled by the Toyotomi clan and situated to the south of Nikkawa. Although Nakabashira is referred to as a village (「村」 mura), it is a large settlement, not quite reaching the size of a city but significantly larger than typical “villages”. The “village” is located in the Ginomoto province 「技野本国」, which has been under the control of the Hinakamori clan since before the Toyotomi clan came into existence.
Annotation
Akutsuhara, during the tumultuous “Gofun” period…
These places have always fraught with danger, like all of Nihonshimaguni. How and where will the traveler meet his fate? At the edge of an enemy’s sword? By a traitor’s spear? Claws of nightmare creatures? Or maybe the wrath of the gods?
Much is intertwined around a large village that harbors the ancient power of the “central pillar”. A force that has been preserving human peace in the north of Akutsuhara for more than two thousand years and is desired by those seeking power and might.
Nobori Mitsutake, “Varied Tit”, is a warrior of the Wisteria Country and a nobleman from Momohara. Finding himself at the heart of the disasters that befall these lands, he is compelled to shoulder the responsibility of overcoming them for the sake of the peace of home and the people of the Land of Abundant Shores.
Alongside his loyal companions, he must achieve great deeds, confront horrors from other worlds and monsters with human faces, and strive to avoid the grasping hand reaching out from the realm of Yomi.
Genre: Ethnic fantasy; Fictional world.
Some Characters’ Names:
• Nobori Mitsutake 「野歩理 光隆」
• Kuki Yoshimasa 「九鬼 義政」
• Kenjurô Shiraji 「劔寿老 白字」
• Toyotomi Hidenara 「豊臣 秀楢」
• Getsuki Anuii 「月木 行初意」
• Fujiwara Ayato 「藤原 綾途」
• Minamoto-no Marumori 「源 丸森」
P.S. Just in case: the ISBN is just a placeholder; there is no book with that number.
0 notes
Мой любимый и единственный свекор очень давно, и не мне, привез из Китая шубу.
Шикарную.
Из кошек.
Не из кошачих.
А просто кошек.
Из обычных мурок цвета жухлой осенней листвы со скумбриевыми полосками. Она имела какой-то странный автоподбор цвета, и выглядила как ламинат в стиле печворк.
Я увидела ее на последнем году моего счастливого третьего брака. Свекор предложил отнести ее в гараж. Я взбунтовалась, так как эта красота китайской лёгенькой пушной промышленности должна была быть в моем доме.
Кошка Мура, которая имела характер, и отзывалась исключительно на «иди жри, припадошная» потеряла горизонт от принесенного домой скарба.
Она имела вид животного, которого нет в природе, и выражение морды «вы о**ели, звери»!
Я решила, что шуба будет возлежать в прихожей дома. В кресле для курения, или для чего оно там у меня планировалось, но на ней хотела возсидеть я, и шутить, что к 40 годам кошки у меня припасены.
Мура часто сглатывала и обдумывала свое поведение. Подошла к плошке, полакала воды, облизалась. Зрачки не сужались.
Сглотнула подошедший к горлу ком, и сидя на полу замурчала как трактор в горе, гружёный картофелем и колхозниками.
Если учесть, что она не мурчала даже на коленях, и воспитывалась как «бойцовская кошка стратегического назначения - одна боевая единица», мне стало страшно за ее кошачью психику.
Мура не ела два дня. На третью ночь принесла что-то, и положила мне в постели на грудь.
Это был крот.
Была зима.
Снега было метра полтора от земли.
Подозреваю, что Мура расшарила свою тайную локацию, три дня копала к ней путь, и ночью выскребла-таки из мерзлой земли спящего крота.
Надеюсь он умер во сне. Иначе о*уел бы сильнее меня.
Еду с работы, дома никого нет. Срабатывает сигнализация. Выключаю - бывает. Срабатывает снова. Паркуюсь. Включаю прослушку. Дома творится какая-то е* *нина. Гоню домой, думаю вызывать полицию, пожарных, мчс и лунную призму.
Открываю дверь.
Все в перьях, крови и говне. По кухне летает ворон. Мура с холодильника прыгает на него.
На одном крыле уходит ворон в дверной проем. Мура смотрит на меня как Ленин на буржуазию - «ты зачем, *ука человеческая его выпустила?»
Мура каждый день давала нам понять, что не зря жрет и спит рядом с нами.
На третью неделю мне стало стыдно, или задолбалась отмывать кишки и кровь животных, пойманных, и втащеных через кошачий лаз в дом, я не помню, но я вынесла шубу в гараж.
Казалось, Мура выдохнула, стала спать ночами, перестала носить домой еду.
Через месяц я занесла шубу чтобы проверить — была ли с ней связь.
Была — утром на пороге лежал дохлый кот.
Убила она его сама, мол «вот, хозяйка, это тебе на шапку к шубе», или нашла, Мура молчала.
А я, испугавшись за жизнь пса во дворе, упаковала шубу, и подняла на чердак.
(Ни одно животное не пострадало от моих рук, за исключением пауков. Это все китайцы)
© Лия Брай
8 notes
·
View notes
Будущее, прошлое, вероятности…
Ah, another fanfic in Russian... Maybe this summer will give me some time and i'll translate it for practice in English.
This text is about AU where Sechenov decided to study another universes and knows, how everything will end.
Будущее, прошлое, вероятности… Последнее время Сеченов увлёкся материалами Академии последствий.
– Будущее вас пленит? – спросил он как-то Виктора Петрова.
Тот с интересом рассматривал логи получения очередного музыкального хита из будущего.
– Вероятное будущее, – заметил молодой программист. Тогда он был ещё и подающим надежды математиком.
Не туда бросил Петрова директор Предприятия 3826, ох не туда. Виктору надо было предложить лабораторию в пятьдесят квадратных метров, дать трёх-четырёх лаборантов из числа людей и оставить на два месяца с меловой доской, и тогда бы…
А что "и тогда"? Сеченов уже промахнулся, он видел в бесконечных вероятностях, как другой "он" в другой реальности отдал подвал на Челомее под весьма мутную идею, как Петров разработал сначала теоретическую модель, а затем и сам "вероятностный двигатель", как…
Виктор мог быть великим учёным, но под неверным управлением стал посредственным программистом, которому оставалось только сойти с ума и устроить массовую резню.
Будущее, прошлое, вероятности…
В колебании мембран между вселенными можно углядеть много интересного.
Оказывается, талант не всегда появляется в науке или искусстве. Можно быть гениальным администратором.
– Что это значит? – спросил Сеченов как-то у папки на столе.
– Это план перераспределения ресурсов, – мяукающе ответил Штокхаузен. – Я много наблюдал и сделал ряд заключений о…
– Ресурсов? По-вашему, выгнать человека, хорошего учёного, с работы, это перераспределить ресурсы? – недовольно отчитал Михаэля Сеченов. Не объяснять же наглецу, что его место в этом же списке.
– Но…
– Даже слышать не хочу. Все эти фамилии, это большие учёные мужи. Выбросьте всё это!
А где-то совсем близко, за соседней мембраной “другой Дмитрий Сергеевич” шлёпнул этой папкой по столу и азартно предложил Штокхаузену поставить его должность на успех плана оптимизации с одним условием. Все условно бесполезные учёные должны получить оптимальное место работы по их способностям.
– Конечно-конечно, Новосибирск-62 как раз ищет новых атомщиков… – согласился Михаэль и ещё неделю переписывал свою задумку…
Будущее, прошлое, вероятности…
Люди любят говорить о судьбе, но её нет, есть только вопрос выбора и случайностей.
То, что привело Сергея в Аргентум, было не более чем вопросом его выбора. За тысячами мембран он равновероятно становился сотрудником МУРа, Ленинградским постовым, серым ГРУшником, членом отряда Аргентум. И всегда Екатерина, будь она выпускницей Академии Вагановой, чёрной вдовой московских чинуш, машинисткой на Лубянке или солдатом Аргентума, сама выбирала остаться с Нечаевым. В половине их жизней был взрыв. И очень часто не было рядом Дмитрия Сеченова и его нейрополимеров или академика Захарова и его ловких рук…
Храз, Харитон, мёртвый-живой…
Жизнь и смерть светила медицинской науки за всеми мембранами была только в его собственных руках. В них же находились разум и безумие Сеченова.
В декабре далёкого сорок второго, когда Дмитрий Сергеевич, нет, тогда ещё просто Дима, пожираемый лихорадкой коричневой чумы, лепетал что-то в Семипалатинском госпитале, Харитон Захаров смотрел на него как на хламидию под микроскопом, не выказывая ни малейшего сожаления состоянию друга. Сеченов тогда не мог обратить внимание на то, что его вроде как не лечат. Слышал обрывки фраз медсестёр и других врачей, но не придавал значения.
– Я тебя раздражаю, прости, – выдавил Дима еле слышно, когда болезнь ненадолго снова отступила.
Харитон сидел к нему спиной и рассматривал собственные записи. Не удосужив себя ответом, он бросил короткий взгляд поверх плеча на своего пациента, нахмурился и снова вернулся к изучению бумаг.
– Я… Хоря, мне страшно.
– У тебя под кроватью нет чудовищ, я проверял, – скупо ��тветил Захаров.
– Гад ты… – без обиды прохрипел Сеченов.
Он хотел признаться, в переживаниях за то будущее, которое уже не построит, в усталости от борьбы с болезнью, в предательском желании, заложенном ещё бабушкой исповедаться. Смешно по сути, атеист просит на смертном одре священника, потому что так научила любимая бабуля. Харитон бы посмеялся, если бы Дима смог пересказать.
Закрыв глаза, Дима не увидел, как выпрямилась сгорбленная спина, и Захаров приблизился к больничной койке. Промокнув влажной губкой лоб и щеки своего пациента, Харитон бесцеремонно разжал по очереди оба века, уделив несколько секунд цвету глазных яблок, спустился холодными влажными руками к лимфоузлам, поднялся к губам и, надавив большими пальцами на подбородок, принудил открыть рот.
– Вот вся проблема здесь, – пробормотал он, разглядывая гортань, – в этой области, совершенно неуправляемой разумом. Интересно, если бы кто-то меньше обменивался слюнями с машинистками в фривольных платьицах, может и не заболел бы. И не нёс тут горячечную ахинею.
Сеченов хотел возмутиться и сказать что-то вроде: “И что же я, как ты выразился, несу?” Но получилось плохо.
– Я… несу?
– Вчера я заслушался твоих признаний в любви ко мне лично и в страхе смерти в целом, – хмыкнул Захаров и улыбнулся. – Иногда, причём, ты чередовал и признавался в любви к смерти и в страхе ко мне.
– На похоронах расскажешь…
Харитон рассмеялся, чем привлёк внимание двух медсестёр, и потянулся к документам:
– Дима, это знакомство ты не забудешь никогда. Знакомься, – он достал из папки со стола чёрную прямоугольную пластину, и сел на край койки – твои лёгкие.
Притянув к себе ренгеновский снимок, Сеченов с минуту изучал уменьшившиеся очаги.
– Вы…ходит я больше не умираю…
– Забыл, как ты мне позавчера передал в руки свои жизнь, смерть, все научные разработки и идеи? – насмешливо объявил Захаров, забрал назад снимок и наигранно заботливо поправил одеяло. – С методом лечения я тебя познакомлю, когда окрепнешь, тебе понравится.
Дима однажды окончательно перестал быть Димой и стал Дмитрием Сергеевичем. Хотя это происходило не во всех мирах. Не везде Харитон забывал, какой бесценный груз получил в декабре сорок второго.
Сеченов увлёкся эхом мембран после пожара в лаборатории Захарова. Что-то надвигалось крупное, мрачное, непоправимое. И это что-то Дмитрий Сергеевич хотел предотвратить. Впрочем, тщетно. Исход один – все умерли. Но сначала умер Харитон.
Захаров всегда умирал по своей воле. Случай на его выбор не влиял никак. Он запирался, чтобы вживить себе очередную чертовщину в половине наблюдаемых вселенных. И всегда это происходило после какого-то сложного диалога. Он шёл доказывать себе и миру, что он победит природу, возвысится над человечеством, и именно главный человеческий порок его губил. А ещё его губил Сеченов. В половине миров Харитон шёл что-то доказывать именно ему.
Половины, от половин. Всё всегда делилось надвое по любому признаку. Харитон умирает на руках у ещё пока Димы – Харитон умирает в одиночестве. Харитон соглашается перенести свой разум в полимер – Харитон убеждает Диму отпустить. Харитон умирает от эксперимента – Харитон успешно завершает эксперимент. Харитон проводит эксперимент – Харитон не проводит эксперимент.
В какой-то момент Сеченов убедил себя, что в смерти всех Захаровых виноваты все Димы. ХРАЗ попытался объяснить нелепость этого вывода, но…:
– Дима, сломанный разум порождает чудовищ. Опомнись и прекрати это саморазрушение.
Будущее. Прошлое. Вероятности…
Дмитрий Сергеевич давно ощущал себя темноте. Он смотрел в бездну.
Все погибнут или погибли по его вине: перспективный математик Петров, хороший администратор Штокхаузен, незаменимый нейрохирург Филатова, Катя Нечаева, Харитон… Все мертвы, или будут мертвы. Сеченов знал, знает, будет знать, чем всё закончится.
Первая мембрана, за которую Дмитрий Сергеевич заглянул, передавала эхо великого провала: предприятие, утонувшее в крови, голова Виктора, техо Михаэля, крики Ларисы, плач Левой, выстрел и хруст позвонков. Один за другим многие миры демонстрировали схожие сценарии с небольшими изменениями: где-то Лариса выживала сама, а где-то её отпускал Харитон, где-то Серёжа отказывался идти против своего шефа, а где-то сводил счёты с жизнью, где-то близняшки побеждали, а где-то сами шли против создателя. Слишком много вероятностей, слишком много смертей, слишком… Всё равно Коллектив не запустится.
У Дмитрия Сергеевича в столе давно лежал пистолет. Дима о таком и не помышлял, но Дима не смотрел в будущее, в вероятности, а Дмитрий Сергеевич заглянул и ужаснулся тому Левиафану, что должен был создать.
В дверь суетливо постучали:
– Дмитрий Сергеевич, до вашего выступления два часа, – Штокхаузен заглянул в кабинет.
– Хорошо, Михаэль, – кивнул Сеченов.
– Майор Нечаев прибыл на Челомей, ожидаемое время прибытия в штаб-квартиру…
– Ему передали новую разработку? – перебил Дмитрий Сергеевич.
– Да… Всё как вы приказали.
– Хорошо…
– Дмитрий Сергеевич, что-то случилось? – смутился Михаэль.
– Нет… Наверное, нервы…
– Нервы, Дмитрий Сергеевич? У вас?
– Скажи, Михаэль, а ты ещё общаешься с Петровым?!
– Что вы!? Как можно! Я добропо…
– Тогда свяжись с Ларисой Филатовой. Пусть она передаст Петрову, что полимеризации граждан не будет.
– Дмитрий Сергеевич…
– И что я сниму все обвинения, если ему интересно снова вернуться к вероятностям.
– Х… хорошо, Дмитрий Сергеевич… Что-то ещё?
– Да… Мне кажется, наш комплекс нужно… В нём нужно перераспределить ресурсы, Михаэль. Подумайте над этим.
– Дмитрий Сер…
– На этом всё, оставь меня.
– Хорошо, Дмитрий Сергеевич.
Штокхаузен на удивление стремительно покинул кабинет своего начальника. Оно и к лучшему. Надо было собраться с мыслями, чтобы произнести какую-нибудь пламенную речь.
Разум отказывался производить какие-либо мысли. Сеченов, едва прикасаясь ладонями, погладил поверхность стола. Его руки словно сами спустились к внутреннему ящику, а большие пальцы надавили на потайной механизм, призывая ящик открыться. Не сильно старый ПМ сверкнул своим стволом со дна ящика. Справа от него притаилась пустая полимерная перчатка, первый прототип для ХРАЗа, слева – поманила пачка сигарет.
Пламенная речь в голову не шла, да и нужна ли она? Все беды только от него и его слов, его вдохновляющих речей, обличающих речей, утаивающих речей…
Вздохнув, Дмитрий Сергеевич потянулся к старому прототипу перчатки и неспешно надел его.
– Мы с тобой как две перчатки, да Харитон? – спросил у воздуха Сеченов. – Правая и левая. Только одна уже бесполезная… Пустая… Оболочка со смыслами…
“Хорошо, что ХРАЗ у Серёжи,” – подумал он про себя. В бесконечных вероятностях одно было очевидно, Нечаев без перчатки не жилец, а значит будущее не отменить разлукой этого ещё только зарождающегося дуэта. “Плохо, что ХРАЗ меня ненавидит,” – продолжил внутренний монолог Дмитрий Сергеевич. Как было бы проще, если бы он смог убедить Харитона, что всё ещё друг.
Бездумно взяв в руки ПМ, Дмитрий Сергеевич прижал холодный металл ко лбу.
“Как тогда в Семипалатинске, минутная прохлада в череде лихорадок.”
– Правая, Левая…
– Товарищ майор, – в коммуникаторе у Сергея Нечаева раздался голос Штокхаузена.
– Ну, чего тебе?
– Как далеко вы от штаб-квартиры?
– Близко, – недовольно цыкнул языком Сергей.
– Товарищ майор, поторопитесь, – затараторил Михаэль. – Что-то не то с Дмитрием Сергеевичем, он отослал от себя всех, даже меня…
– Пффф, подумаешь.
– Правую и Левую.
– В смысле? – одновременно с Нечаевым удивился ХРАЗ.
– В карамысле! Товарищ майор, поторопитесь. Правая и Левая никого не пускают в кабинет, возможно относительно вас у них другой приказ.
– Да ебучие пироги…
– Товарищ майор, – подал голос “искусственный интеллект”, – надо торопиться. Не те мозги я запудрил…
38 notes
·
View notes