Text
Сщмч. Григорий (Лебедев)
Ст. 12-14, 20-21 На другой день, когда они (Христос с учениками) вышли из Вифании, Он взалкал; и, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашел, кроме листьев, ибо еще не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек! И слышали то ученики Его… Поутру, проходя мимо, увидели, что смоковница засохла до корня. И, вспомнив (вчерашнее), Петр говорит Ему: Равви! посмотри, смоковница, которую Ты проклял, засохла
Засохшая смоковница — это классический образ духовно бесплодной души. Такая душа имеет всю видимость жизни. Она, как смоковница, зеленеет и покрыта листьями, т.е. она имеет все внешние обнаружения жизни: суетится, внешне убирается, как будто чего-то достигает, и прочее. Но как в бесплодной смоковнице нет соков жизни и она бессильна дать плод, так и в бесплодной душе при обычной внешности жизни нет силы жизни и нет у нее плодов. Она бесплодна для себя, потому что нет у нее роста и счастья достижения. И она бесплодна для окружающего, потому что не имеет ничего в себе. Что же она может оставить после себя? И вот такая душа гибнет. Мало того, она проклинается. Ученики Христа именно так, проклятием, называют прещение Господа, обращенное на смоковницу. Прещение показывает, что смоковница, лишенная плодов, осуждается, обрекается на вечное бесплодие, в ней замирает жизнь, и она сохнет. Так и душа, созданная для цветения и плодоношения, когда застывает во внутреннем бесплодии, тогда над ней изрекается приговор вечной безжизненности, приговор смерти. Она осуждается и, конечно, должна погибнуть и гибнет. Печальный конец печальной жизни. Он трагичен потому, что с житейской точки зрения он неожидан и как бы даже незаслужен и несправедлив. Ведь наружно идет самая нормальная человеческая жизнь. И как будто все в ней в порядке. Жизнь имеет всю видимость жизни. Она даже внешне привлекательна. Как евангельская смоковница была покрыта листьями, пышной зеленью и манила и обещала удовлетворение, так и человеческая жизнь течет как будто в полном довольстве, имеет всю наружную видимость и со стороны даже прельщает и манит, обещает наслаждение и радость. И вдруг подходит к такой жизни нелицеприятный Судья и в один миг изрекает приговор: «Да в тебе и жизни-то нет, одна декорация, одна видимость жизни; хоть ты и стоишь, а внутри ты уже мертвая. Потому ты и бесплодная. И конец для тебя один. Спадет твоя видимость, облетят твои листья и обнаружится твоя сущность. Обнаружится, что ничего и не было под листьями, что ты мертва. И так как ты фальшиво жила и вводила в обман других, то пусть пресечется твоя ложь». И гибнет обманчивая видимость жизни. И осуждается и гибнет душа, не имевшая питательных соков жизни и плодов. Почему же Господом изрекается такой решительный и бесповоротный приговор и осуждение? Такой приговор изрекается за бесплодие. Бесплодие — это состояние внутренней мертвенности, внутреннего бессилия, отсутствия жизни. При внутренней мертвенности в человеке жива и развивается одна скорлупа существования, одна оболочка, внешность, одна видимость жизни. Человек двигается, суетится. Он в работе и заботе до напряженности, в работе без отдыха. Человек упорно строит свое внешнее. Жизнь как будто заполнена. Человек интересуется обстановкой, костюмом. Человек интересуется питанием и отдает этому немало часов. Человек думает, что он развлекается и интересуется этим, и развлечениям посвящает весь свой досуг. Но во всем названном разве весь человек? Это только внешние показатели жизни. Человека тут еще нет. У смоковницы тоже была видимость жизни. Были ветки и были листья. А не было внутри ее силы. Между тем седалище жизни — внутри, в человеческом духе. Жизнь — во внутренней насыщенности силой, которая и регулирует все внешние процессы. Чем мощнее эта сила, тем значительнее сама жизнь. И чем она правильнее и правдивее, тем правдивее внешнее построение жизни. Потому что в истинной жизни внутреннее и внешнее в тесной связи, и первое определяет второе, потому что и человек-то должен быть один. Когда между внутренней силой и внешним процессом происходит разрыв или когда первое — внутреннее — совсем отсутствует, будучи подавлено или затравлено, тогда внешнее жизни, явления жизни в действительности ничего не являют, потому что в основе их, под ними, ничего нет, пустота. Они стали только механическим рефлексом окружающего или рефлексами различных состояний организма, как у животных. И выходит, что тогда явления жизни становятся призраком жизни. Они стали одною тенью жизни. Они — иллюзия жизни, ее декорация. Они не открывают за собой никакой силы и истины. Так в человеческой жизни остается одна видимость жизни, одна внешность. Человек делается автоматом. А может ли быть плод от автомата? Что может родить иллюзия? Какое наполнение жизнью может дать обман? Так приходит бесплодие души и жизни. Оно происходит или от подавления внутреннего, духовного, или при отрыве внешнего от внутреннего. Характеризуется бесплодие развитием одной внешности, когда человек-христианин внешн�� являет «образ благочестия», а внутри у него нет «силы» благочестия. Раз нет внутренней силы, то нет и духовного роста и внутри человека — застой, мертвенность. При таком состоянии иллюзорной, обманчивой жизни в действительности живет в человеке смерть. А от смерти не может быть ростков жизни и не может быть плода. Плодом смерти может быть только смерть. Так и бывает в иллюзорных, обманчивых, наружных жизнях. Нет у них плода! Вот почему — чувство оторванности, топтания на одном месте, неудовлетворенности, уныния. По-прежнему живет в человеке внешность: и хождение в церковь, и исполнение обряда, и наружная молитва, а нет души, нет чувства роста и достижения, и нет радости. Во всей внешней жизни человека тоже сплошное бесплодие, которое хорошо характеризует святой апостол Иаков: «Желаете — и не имеете… завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете (не получаете)» (Иак. 4:2), т.е. бесплодны все ваши усилия настроить жизнь, раз у вас нет внутреннего регулятора, определяющего, что ценно для жизни и какова должна быть разумная внешность, построенная на силе жизни. И характерно, что душа сознает бесплодность и внутреннюю неналаженность жизни. Душа переживает ее как пустоту жизни и как тоску. Тогда люди начинают азартно наполнять жизнь внешним. При отсутствии внутреннего фундамента и регулятора жизни безудержно растет потребность во внешних впечатлениях. Человек не может остаться наедине с собой. Он не знает, что ему делать с собой, чем наполнить жизнь. И он бежит на улицу за внешними впечатлениями, и чем пустее душа, тем оживленней для нее становится улица. Чтобы заглушить чувство пустоты, надо не только наполнить жизнь внешним потоком впечатлений, но и надо сделать поток непрерывным. Но так как впечатления прискучивают, то надо усиливать их остроту. Так люди при пустоте души, при невозможности для них жить чем-то своим большим, внутренним, захватывающим и интересным, с азартом начинают бросаться от впечатления к впечатлению, до отказа напихивать сознание внешними видимостями жизни. Им надо увеличивать дозу их и усиливать остроту. Чтобы некогда было задуматься о себе… Чтобы толчея сменяющихся и усиливающихся внешностей давала иллюзию жизни и чтобы, таким образом, не проскользнула пустота. Так поддерживается «угар жизни», и пустые души живут в этом угаре. А когда как-нибудь вскользь на душу дыхнет из бездны пустота, и она силой воли приоткроет глаза и поймет всю никчемность, то конец такой жизни один — фактическая физическая смерть. На это оказываются способными единицы и наиболее сильные единицы, т.е. сохранившие крупицу из богатых сил души, чтобы иметь волю приоткрыть глаза и иметь разум понять весь ужас бестолкового кружения в пустоте. Если б у таковых не была вымотана сила жизни, то они остались бы жить для перестройки своей жизни на разумном (духовном) начале, а они совсем уходят из жизни, потому что жить уж нечем, силы вымотаны, как они вымотаны у бесконечной вереницы пляшущих пляску пустоты и даже не чувствующих, какие они жалкие марионетки жизни. Вот что такое бесплодие души и вот почему оно осуждается. Бесплодие — это внутренняя мертвенность. И осуждается оно потому, что оно неминуемо влечет за собою смерть. Оно и есть само в себе смерть. Осуждение бесплодия есть только констатирование (свидетельствование) отсутствия жизни и наличия временно скрытой смерти. Евангельский рассказ о бесплодной смоковнице дает ответ и на последний возможный вопрос: почему в отношении к бесплодной смоковнице не проявлено Божественного милосердия? Почему смоковница приговаривается к гибели? Почему Господь уже не ждет от нее плода? Разве греховная и бесплодная душа не может надеяться на Божественное милосердие? Господь ведь много раз являл прощение и милосердие! Может быть, душа покается и даст плод, достойный покаяния? Отвечая на это, Евангелие указывает, что Божественное определение выносится не сразу, не неожиданно. Господь много и долго терпит заблуждающуюся душу. Господь всякими промыслительными путями все время блюдет душу и хочет выправить ее путь и вдохнуть в нее силу жизни. И Божественное попечение все время опекает душу. Евангелие образно обозначает это попечение словами «увидев издалека смоковницу…» В выражении «увидев издалека» заключена мысль о том, что Божественное попечение надзирает за всеми жизнями, как бы различны ни были их пути и как бы далеко они ни шли от Божия пути жизни. А надзирает над жизнями Господь не из любопытства, а чтоб Его попечительная Рука во всякий миг могла бы открыться душам, едва они вспомнят о ней. Значит, Божественное попечение о смоковнице было. И оно было длительным. Оно шло до крайних границ Божественного милосердия и терпения в ожидании выправления жизни и плодов. В другой притче о посечении смоковницы Господь ясно говорит о долгом Божественном попечении, предшествующем осуждению смоковницы: «Некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел; и сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, — не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее»(Лк. 13:6-9). Видишь, как в отношении бесплодной смоковницы и бесплодной души проявляется Божественное милосердие, долгое терпение и проявляется попечительность, выражающаяся в Божественных зовах и Божественной помощи, подающейся в спасительных средствах. Все это было явлено, и при всем том смоковница и душа остались бесплодными. И только тогда изрекается осуждение. Очевидно, что оно изрекается в момент, когда на смоковницу уже не действует никакая поливка, когда внутренняя мертвенность парализует все Божии зовы и когда оживление и возрождение души безнадежны. В такой момент Божий приговор есть даже не суд, не осуждение, а свидетельствование очевидного факта, что смоковница-душа мертва и, значит, безнадежно бесплодна. И тогда наступает последний акт: смоковница сохнет, жизнь пресекается. И в этом акте — логическое завершение бесплодия. «Сруби ее: на что она и землю занимает?» Оторвавшаяся от питательной среды Света и Правды, среды Бога, лишенная всяких корней и устоев, обреченная на жалкое внутреннее бессилие, носящая в себе элементы разложения и гибели, — для чего и для кого нужна такая фальшивая жизнь? Как никчемная, она убирается из жизни, потому что в творческом процессе она отрицательная величина, она помеха жизни. «На что и землю занимает?» Как имеющая обманчивую видимость жизни, она еще является и вредной фальшивкой, кичится своей похожестью на жизнь и других в обман вводит. А потому и выносится приговор смерти. Как сказано в другом месте Божественного Писания: «Дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3:10). Так обрекаются на уничтожение души безнадежно бесплодные.
0 notes
Text
В «Государстве» Платона есть глава, где обсуждается, как правильно воспитывать настоящих воинов и защитников идеального государства. Сократ, на мой взгляд, в этой главе наименее майевтичен, он практически прямо высказывает свою позицию по указанному вопросу, утверждая, что для воспитания героев не следует показывать им неправедных богов, страх смерти и человеческие пороки. Такая цензура рисует перед читателем персонажа классически-идеального, готового смело пойти на рискованный шаг за отчизну, верящего в величие покровителей и не испытывающего тревоги и печали. В мусическом искусстве, по мнению Сократа, нет места пороку, но есть лишь добродетели. Так, через ег�� пример мы сможем воспитать соответствующие качества и в молодых людях, которые попросту не познают другого. С постмодернисткой позиции это кажется абсурдом, нарушающим прямо-таки все заветы новой эры. Так греки посягнули и на свободу самоопределения, и на свободу слова, так мы утверждаем, что знаем, как правильно, как лучше и навязываем свое мнение молодому поколению. С другой стороны, разве не приходится нам снова утверждать, что древние уже знали все? Педагогика социального конструкционизма: не говори об этом и этого не будет, языком мы создаем реальность. Но все же сложно однозначно утверждать, что если не прочтет нигде будущий воин о страхе смерти, то он и не будет ее страшиться. Такой эксперимент провести невозможно, разве что вывести на ринг психоаналитика с его врожденными инстинктами и конструкциониста с силой слова. На кого поставите? Иначе говоря, идея простая: следует понять, каким должен быть человек, а затем так его и воспитывать, такие примеры и демонстрировать. Тоталитаризм? Ведь все ради идеального государства. А идеальное государство для кого? Для жителей, говорит Сократ, и каждый там выполняет свою функцию: правители правят, воины защищают, поэты пишут, крестьяне пахают. Часы тикают и у каждого есть свое место шестеренки, будто в Океании. Но все-таки интуитивно не хочется признавать Сократа проповедником диктатуры, что, наверное, связано с цел��ю, ведь его заботит не военная мощь и сила, не власть, а благополучие и процветание, однако одной тропой к разным целям не придешь. В результате все складывается так, будто и не прав был Платон, написав подробную инструкцию, и современники уже этот этап перешагнули и с колокольни на него готовы плюнуть. Однако на этом шаге размышлений в моем сознании всплывают слова двух умных людей. Один из них сказал, что продуктом эпохи постмодернизма стала критическая мысль: мы склонны пересматривать основы всего и относится к ним критически, а иногда и скептически. Другой утверждал, что Достоевский в свое время требовал защиты атеистов (заметьте, на рассвете атеистической идеологии, истинно верующий Достоевский), а сейчас необходимо защищать верующих (заметьте, во время очередей к святым мощам, измеряющихся днями). Парадоксально, но защиты часто требует именно то, что стало массовым, ведь за массовостью теряется суть и смысл, но остается только форма и ритуал. Современные верующие зачастую слепые фанатики, не имеющие представления о Боге, что бросает самую темную тень на людей понимающих. Так вот, соединяя две эти мысли, Сократ и майевтика, столь любимая и почитаемая представителями наук описательных, требует защиты, дабы не стать жертвой одержимости критикой или поп-упрощения. Мог ли Платон быть прав? Что случилось бы с человечеством, послушай поэты и художники его воззвание, убрав из искусства пороки, но оставив Бога как абсолюта и человека как праведника? А вдруг вся наша реальность с войнами, кризисами и идиотами сконструирована от самого Гомера, низвергнувшего античного Бога и наделив его греховностью. Возможно, Бог умер еще тогда.
0 notes
Photo
554 notes
·
View notes
Photo
1 note
·
View note
Photo
608 notes
·
View notes
Photo
612 notes
·
View notes
Text
Альбер Камю “Эссе об абсурде”
Столько веков исследований, столько самоотречения мыслителей, а в итоге все наше познание оказывается тщетным. Кроме профессиональных рационалистов, все знают сегодня о том, что истинное познание безнадежно утрачено. Единственной осмысленной историей человеческого мышления является история следовавших друг за другом покаяний и признаний в собственном бессилии.
Действительно, о чем, по какому поводу я мог бы сказать: “Я это знаю!” ОО моем сердце – ведь я ощущаю его биение и утверждаю, что оно существует. Об этом мире – ��едь я могу к нему прикоснуться и опять-таки полагать его существующим. На этом заканчивается вся моя наука, все остальное – мыслительные конструкции. Стоит мне попытаться уловить это “Я”, существование которого для меня несомненно, определить его и резюмировать, как оно ускользает, подобно воде между пальцами. Я могу обрисовать один за другим образы, в которых оно выступает, прибавить те, что даны извне: образование, происхождение, пылкость или молчаливость, величие или низость и т.д. Но образы эти не складываются в единое целое. Вне всех определений всегда остается само сердце. Ничем не заполнить рва между достоверностью моего существования и содержанием, которое я пытаюсь ей придать. Я навсегда отчужден от самого себя. В психологии, как и в логике, имеются многочисленные истины, но нет Истины. “Познай самого себя” Сократа ничем не лучше “будь добродетелен” наших проповедников: в обоих случаях обнаруживаются лишь наши тоска и неведение. Это – бесплодные игры с великими предметами, оправданные ровно настолько, насколько приблизительны наши о них представления.
Шероховатость деревьев, вкус воды – все это тоже мне знакомо. Запах травы и звезды, иные ночи и вечера, от которых замирает сердце, - могу ли я отрицать этот мир, всемогущество коего я постоянно ощущаю? Но всем земным наукам не убедить меня в том, что этой – мой мир. Вы можете дать его детальное описание, можете научить меня его классифицировать. Вы перечисляете его законы, и в жажде знания я соглашаюсь, что все они истинны. Вы разбираете механизм мира – и мои надежды крепнут. Наконец, вы учите меня, как свести всю эту чудесную и многокрасочную вселенную к атому, а затем и к электрону. Все это прекрасно, я весь в ожидании. Но вы толкуете о невидимой планетной системе, где электроны вращаются вокруг ядра, вы хотите объяснить мир с помощью одного-единственного образа. Я готов признать, что это – недоступная для моего ума поэзия. Но стоит ли негодовать по поводу собственной глупости? Ведь вы уже успели заменить одну теорию на другую. Так наука, которая должна была наделить меня всезнанием, оборачивается гипотезой, ясность затемняется метафорами, недостоверность разрешается произведением искусства. К чему тогда мои старания? Мягкие линии холмов, вечерний покой научат меня куда большему. Итак, я возвращаюсь к самому началу, понимая, что с помощью науки можно улавливать и перечислять феномены, нисколько не приближаясь тем самым к пониманию мира. Мое знание мира не умножится, даже если мне удастся прощупать все его потаенные извилины. А вы предлагаете выбор между описанием, которое достоверно, но ничему не учит, и гипотезой, которая претендует на всезнание, однако недостоверна.
1 note
·
View note
Text
Памяти
День Победы - это в первую очередь день памяти и скорби.
Мой прадед по папиной линии Владимир Большунов был раскулачен и отправлен на верную смерть - строить Беломорканал. Благодаря соседям моя прабабушка чудом выжила, сбежав из села в обозе с сеном. К тому моменту в доме моих прародителей было множество детей: своих трое, а еще усыновленные племянники и троюродные родственники, - голод оставил их без родителей. Моя прабабушка была мамой для всех них, поэтому в семье ее называли Мамакой. Мамака смогла спасти и увезти ораву детишек из родной деревни, где они жили несколько поколений, где их любили односельчане и где была их малая Родина, едва не ставшая им могилой в связи с преследованиями. Их спасение было чудом, но еще большим чудом было возвращение прадеда со строительства Беломорканала, откуда живыми не возвращались. В армию его, как врага народа, конечно, не призвали.
Зато к началу Великой отечественной подросли дети Мамаки, которых она всех считала за родных. Андрей Иванович Большунов был призван ровно за год до начала ВОВ, в июне 1939 года. Провожая его служить, никто и не знал, что молодые ребята отправляются в настоящий ад смерти, отправляются, возможно, навсегда. Андрей стал старшим лейтенантом медслужбы, вынес с поля боя и, возможно, спас этим жизни десяткам бойцов, и оказал медицинскую помощь сотням раненых. В одном из боев он героически смог сохранить боевое знамя, пронеся его через болота, в которых на всю жизнь оставил свое здоровье, застудив почки. Его наградили медалью «За отвагу» и Орденом Красной звезды. Андрей долго лечился, получил инвалидность и в 42-ом году был отправлен в тыл. Он прожил около 10 лет после победы и умер от болезни почек, так война забрала его, но не сразу. Моего отца назвали в честь него.
В 43-ем, спустя более, чем два года с начала четырех лет смертей и страданий, достиг призывного возраста Иван, еще один из сыновей Мамаки (по документам: Владимир Владимирович Большунов, но говорят, что его записали неправильно, и, на самом деле, звали его Иваном). Иван участвовал во взятии Кенигсберга и с наградами вернулся к матери только в 45-ом. Нашим семейным чудом - живой. Боевые товарищи говорили, что если бы все воевали как Ваня, то мы бы выиграли войну на полтора года раньше. Иван был единственным человеком в моем роду, кто обладал абсолютным музыкальным слухом: он мог с ходу подобрать любую мелодию на аккордеоне, чем еще больше нравился фронтовым друзьям. Его не смогли убить немцы, но через 30 лет после победы его убила водка.
Мой прадед по маминой линии Лев Поротников был расстрелян в 1937 году. А его сын Леонид Поротников, потерявший в 13 лет отца, отправился на фронт защищать свою Родину. Леонид дошел до Берлина, имел боевые награды. После того, как отца расстреляли, дядя Лёня загадочными путями узнал, кто именно это сделал, кто осуществил смертельный приговор. Воистину пути Господни неисповедимы, и в Берлине он встретил этого человека, воевавшего с ним под одним флагом. Боевые друзья Леонида, узнавшие о произошедшем, предложили ему застрелить человека, расстрелявше��о Льва, его отца, моего прадеда. Дядя Лёня не смог. Он прошел всю войну, он убивал фашистов, он убивал едва ли не каждый день, а ЕГО застрелить не смог.
Моя мама говорит, что он никогда не рассказывал о войне: «а если мы дядю Лёню спрашивали, он начинал плакать и тихонько, почти про себя, напевать:
Эх, щи горячие,
Да с кипяточком,
Эх, слезы капают,
Да ручеечком».
В моей семье не признавали советскую власть. Когда умер Сталин, Мамака сказала лишь одно: «Собаке - собачья смерть». Сталин забрал у нее все нажитое великим трудом имущество, любимый дом ее предков, здоровье ее мужа. Но, когда на фронт уходил Иван, Мамака благословила его.
Сталин забрал у дяди Лёни отца.
Герои моей семьи воевали, воевали по-настоящему, воевали так, как об этом нигде не написано и как об этом нельзя рассказать. Они были в аду. И они прошли этот ад ради своей Родины и своей семьи, а Родину в моей семье любили всегда и любят до сих пор.
Я не знала никого из них.
2 notes
·
View notes
Photo
2 notes
·
View notes
Text
MDK
И вот в жизни нашей страны настало еще одно событие, по поводу которого нельзя не высказать свое мнение, и этим событием является закрытие мдк. Сразу поясню, что с момента его создания и по нынешний день я никогда не была подписчиком этого паблика, поэтому ограничение работы ресурса слабо затрагивает мой доступ к информации лично, однако за этим стоит нечто более значимое, чем просто потеря библиотеки мемов. К этому важному я предлагаю прийти через анализ некоторых либеральных СМИ на примере Лентача. Лентач возрадовался закрытию мдк, посвятил этому отельный пост, а админ паблика написал целую мини-статью, поясняющую, почему законодательная блокировка ресурсов - это плохо, а блокировка мдк - это хорошо. Дабы не вступать в словоблудие, не скатываться в спор "должны ли либералы всегда и всюду следовать принципу, провозглашающему безусловную ценность свободы слова", давайте проясним некоторые понятия. В мдк постили мемы своего и чужого производства. Что такое мем? Я думаю, здесь можно не побрезгать и обратиться к википедии: Интерне́т-мем (англ. Internet meme) — в средствах массовой информации и бытовой лексике название информации или фразы, как правило остроумной и иронической, спонтанно приобретшей популярность в интернет-среде посредством распространения в Интернете всеми возможными способами (по электронной почте, в мессенджерах, на форумах, в блогах и др.). Ничего не напоминает? Вот определение карикатуры из словаря Даля: КАРИКАТУ́РА ж. франц. рисунок, содержащий насмешку, изображающий что-либо в извращенном, смешном виде; перелицовка; картина, изваянье, словесное сочинение подобного содержания. И мем и карикатура по своей сути есть ироническое, сатирическое изображение какой-либо части реальности. В чем разница? В качестве. Карикатура стала жанром изобразительного искусства, приобрела некоторую элитарность, однако всё же не каждая карикатура является шедевром. Понятие качества весьма относительно, и, отобрав достаточное количество мемов и карикатур, мы едва ли сможем провести между ��ими четкую грань. Теперь вспомним о недавнем скандале с Charlie Hebdo и заявления Лентача по данной тематике:
Надо признать, что наше правительство ведет себя гораздо более последовательно, критикуя и то и другие. Сравнение Charlie Hebdo и мдк в данном контексте вполне уместно, так как одним из обвинений в адрес последнего является именно оскорбление чувств верующих. То есть по содержанию карикатуры Чарли и некоторые мемы мдк сопоставимы между собой. Опять же, вопрос в их качестве. Но, делая различение на уровне качества и оправдывая наложенные ограничения тем, что это мусор, от которого стоит избавить интернет и мир, мы, будучи последовательными, должны избавить мир от плохого кино, от плохой музыки и т.д. Тут как всегда хочется спросить: а судьи кто? Помимо благодатного огня очистки интернета от грязи господа либералы приводят подобные сравнения:
В принципе, аналогичных примеров можно привести множество в ту и в другую сторону: сегодня они ни за что сажают Навального [убивают Немцова etc.], а завтра посадят и меня; сегодня полеты заграницу запрещают чиновникам, а завтра запретят и мне; сегодня голодают дети в Африке, а завтра буду голодать я. Сама по себе схема "сегодня что-то произойдет, а завтра это случится со мной" ничего не доказывает и может быть использована как в ту, так и в другую сторону. Сравнение, или уподобление, метафора, так или иначе, строиться на некотором сходстве двух объектов. В чем сущностное сходство закрытия мдк и сексом с детьми? Возможно, мдк и насилует детей ментально, но это еще нужно доказать, да и статьи такой в законе нет. Тем не менее, когда педофила или убийцу лишают свободы, ребенок может сделать несколько достаточно четких выводов: если я кого-то убью, меня посадят; если меня кто-то убьет его накажут; человек отвечает за свои поступки перед законом. При этом убийство, педофилия, воровство есть достаточно определенные акты - либо убил, либо нет. Как и покушение на убийство - либо ты совершал определенные действия с целью убить человека, либо не совершал. Это дает возможность получить ясные представления о поступках и мере их наказания. Что есть оскорбление чувств верующих? Теоретически, верующего может оскорбить фраза: "я не готовила куличи на пасху, потому что у меня не было времени". При этом целью говорящего не обязательно является оскорбление чьих-то чувств. Наверное, не стоит говорить общих фраз, что Charlie Hebdo не имели своей целью унизить пророка мухамеда или мусульман, но хотели привлечь внимание к проблеме, заставить задуматься, ведь вера крепнет в сомнении и прочее, и прочее. Возвращаясь к убийцам и насильникам, хочется отметить, что они должны оказаться в тюрьме вне зависимости от того, изнасиловали/убили они мальчика или девочку, мусульманина или католика, а также вне зависимости от сексуальной ориентации жертвы. Таким образом, норма "не убей" становится универсальной, вытекая из неформальной морали и в нее же втекая обратно. Почему тогда можно оскорбить чувства верующих и схлопотать за это, но никак не охраняются чувства атеистов? И если я сейчас создам паблик, где буду высмеивать пастафарианство, меня тоже накажут? Вот мы и подошли к важному: размытые границы не учат не нарушать закон, не учат отвечать за свои поступки и нести ответственность. Закрытие мдк отражается в умах школьников, о которых все так пекутся, очень простым образом: если мне что-то не нравится, я могу это уничтожить; если кому-то главному не понравлюсь я, он может уничтожить меня. Юмор как инструмент обезцензуривания, ниспровержения того, что вызывает страх или того, что сильнее тебя, является древним механизмом. Фрейд пишет, что Сверх-Я через юмор пропускает идеи бессознательного. Если мдк был самым популярным пабликом в контакте, то это говорит об огромном запросе обществе, едва ли не самом главном. Свой запрос общество так или иначе будет удовлетворять, разлетевшись по более мелким, но вряд ли более дружелюбным пабликам, унеся с собой мысль о самом легком способе избавиться от проблемы. И сегодняшние школьники через некоторое время продолжат славное дело, начатое задолго до нас, раскрывшееся в 37-ом, немного забухавшее с Борей и вновь пробудившееся, бесполезно размахивая руками в поисках стакана воды с бодуна.
0 notes
Photo
0 notes
Text
Феноменология
Прием остранения у Л. Толстого состоит в том, что он не называет вещь ее именем, а описывает ее, к��к в первый раз виденную, а случай — как в первый раз произошедший, при чем он употребляет в описании вещи не те названия ее частей, которые приняты, а называет их так, как называются соответственные части в других вещах. Привожу пример. В статье „Стыдно“ Л. Н. Толстой так остраняет понятие сечения... „людей, нарушивших законы, оголять, валить на пол и бить прутьями по заднице“, через несколько строк: „стегать по оголенным ягодицам“.
0 notes
Text
Л. С. Толстой в лице лошади говорит тебе:
“То, что они говорили о сечении и о христианстве, я хорошо понял, но для меня совершенно было темно тогда, что такое значили слова: своего, его жеребенка, из которых я видел, что люди предполагали какую-то связь между мною и конюшим. В чем состояла эта связь, я никак не мог понять тогда. Только гораздо уже после, когда меня отделили от других лошадей, я понял, что это значило. Тогда же я никак не мог понять, что такое значило то, что меня называли собственностью человека. Слова „моя лошадь“ относились ко мне, живой лошади, и казались мне так же странны, как слова „моя земля“, „мой воздух“, „моя вода“.
Но слова эти имели на меня огромное влияние. Я не переставая думал об этом, и только долго после самых разнообразных отношений с людьми понял, наконец, значение, которое приписывается людьми этим странным словам. Значение их такое: люди руководятся в жизни не делами, а словами. Они любят не столько возможность делать или не делать чего-нибудь, сколько возможность говорить о разных предметах условленные между ними слова. Таковы слова: мой, моя, мое, которые они говорят про различные вещи, существа и предметы, даже про землю, про людей и про лошадей. Про одну и ту же вещь они условливаются, чтобы только один говорил: мое. И тот, кто про наибольшее число вещей, по этой, условленной между ними игре, говорит: мое, тот считается у них счастливейшим. Для чего это так, я не знаю, но это так. Я долго прежде старался об'яснить себе это какою-нибудь ��рямою выгодою, но это оказалось несправедливым.
Многие из тех людей, которые меня, например, называли своей лошадью, не ездили на мне, но ездили на мне совершенно другие. Кормили меня тоже не они, а совершенно другие. Делали мне добро опять-таки не те, которые называли меня своей лошадью, а кучера, коновалы и вообще сторонние люди. Впоследствии, расширив круг своих наблюдений, я убедился, что не только относительно нас, лошадей, понятие мое не имеет никакого другого основания, кроме низкого и животного людского инстинкта, называемого ими чувством или правом собственности. Человек говорит: „дом мой“, и никогда не живет в нем, а только заботится о постройке и поддержании дома. Купец говорит: „моя лавка“, „моя лавка сукон“, например, и не имеет одежды из лучшего сукна, которое есть в его лавке.
Есть люди, которые землю называют своею, а никогда не видали этой земли и никогда по ней не проходили. Есть люди, которые других людей называют своими, а никогда не видали этих людей; и все отношение их к этим людям состоит в том, что они делают им зло.
Есть люди, которые женщин называют своими женщинами, или женами; а женщины эти живут с другими мужчинами. И люди стремятся в жизни не к тому, чтобы делать то, что они считают хорошим, а к тому, чтобы называть как можно больше вещей своими”.
0 notes
Text
Новое возникает от неправильной работы схем того, где мы находимся.
0 notes
Text
Для подрыва идеологии изнутри необходимо разложить ее на элементы, сами по себе не имеющие идеологического наполнения, и наслаждаться ими в отрыве от идеологии. Ярким примером подобной деструкции является творчество rammstein, использующих элементы нацистской идеологии в их первозданном значении, выражающем половое влечение.
0 notes