#это мой небольшой презент | Explore Tumblr posts and blogs

tm-a · 6 years ago

Text

Джим Батчер «Ночь перед Рождеством»

— Моим читателям, которые по каким-либо причинам не спят сегодня ночью. Веселого Рождества, великолепные чудаки. Джим.

***

Стояла ночь перед Рождеством, и во всем доме ни одна живая душа не шевелилась, кроме меня и Мыша. Я сидел в центре кривого полукруга из деталей, разложенных по дуге 180 градусов, и негодовал, читая инструкцию. — Почему им не влом сочинять мануал по сборке на двадцати разных языках, — я почти что кричал, — а потом подсовывают один-единственный рисунок с цифрами, буквами и стрелками??? — Гав, — сказал Мыш сочувственно. В нем почти две сотни фунтов серого кудлатого терпения, и к людям он добрее меня. Я вернулся к попыткам собрать дурацкий велосипед. Мэгги надо научиться кататься на велике. Многие маленькие девочки хотели бы розовый или сиреневый велосипед. Но любимый цвет Мэгги красный. Она настаивала, что красное ездит быстрее. — Чтобы собрать эту заразу, нужна ученая степень и бригада механиков NASCAR, — пробормотал я мрачно. Мыш вздохнул. Потом он принялся толкать мою руку мокрым носом до тех пор, пока я не выронил деталь, которую пытался пристроить. Тогда гигантской, настойчивой пастью он подобрал другую деталь и подал мне. — Что ты предлагаешь мне с ней сделать? — потребовал я. — Кроме того, что стереть твои слюни, лосище? Недовольный Мыш подтолкнул носом другую мою руку. — Я понимаю, что ты хочешь помочь, — сказал я. — Но эти две части не... Части легко сошлись вместе и защелк��улись. Хвост Мыша выбил тяжелый «бам-бам» по полу. — Никто не любит хитрожопых, — сказал я мрачно. Хвост Мыша выдал «бам-бам-бам-бам», и он ухмыльнулся мне собачьей улыбкой. — Ты надо мной смеешься? — возмутился я. Мыш чихнул. Я вздохнул и потрепал его уши. — Ну и ладно, не можешь победить — присоединяйся. Я поднял чертеж так, чтобы Мыш мог рассмотреть его. — Которая следующая? Мыш выбрал следующую деталь, и я начал возиться с ней, пока не приладил правильно. Потом мы добавили еще одну. Поленья в камине потрескивали и щелкали. Огонь от них был единственным освещением. Послышались тихие шаги, и показался Майкл Карпентер, рослый мужчина лет пятидесяти плотного, мощного телосложения. Он был в удобном подпоясанном халате поверх пижамы и нес в руке чашку кофе. Майкл остановился в дверях своей гостиной и со спокойной улыбкой внимательно посмотрел в меня. — Мэгги и Хэнк свалились примерно час назад, — сказал он. — Так что у тебя весь остаток ночи, чтобы доделать. — Легко сказать, — пробормотал я. — Я бы не дремал, — парировал он. Он отхлебнул глоток эгнога из кружки. Его жена Чарити делает убийственно крепкую смесь. — Это просто было бы нечестно. — Ты, должно быть, собрал таких штуковин миллион. — Или два, — кивнул он. Я в отчаянии развел руками над деталями. — Ну и? — О, — ответил он — голос серьезный, а глаза блестят. — Гарри, мне и во сне не приснится отобрать у тебя эту радость. Всё вот это и значит быть отцом. — Не спать всю ночь, мучая себя, пока пытаешься разобраться в этой дуристике? — воскликнул я. — И не забудь: из-за взволнованных детей просыпаться при первом проблеске рассвета, — добавил он. Я застонал. Майкл чуть заметно улыбнулся. — Не жалуйся, Гарри. Я с удовольствием привык, что моя Молли появлялась у постели в пять утра с чашкой самолично приготовленного подгорелого кофе. — Какая-то печаль и усталость угнездилась в морщинах в уголках его глаз. — Это самое раздражающее, по чём ты будешь скучать, когда оно закончится. Я вздохнул. И взглянул на него. — Большинство моих воспоминаний об отце — про рождественское утро, — сказал я. Я сглотнул и посмотрел вниз на поте��циальный велосипед. Столько всего надо обдумать, чтобы подготовиться. Быть готовым к жизни. — Я просто не хочу напортачить. Сочувственная гримаса мелькнула на его лице. — Гарри, что ты помнишь лучше всего? — Кофе, — мгновенно ответил я. — Мой папа позволял мне пить кофе в рождественское утро, — вспоминая, я улыбнулся. — Я имею в виду, это было больше похоже на чашку молока с сахаром и добавлением крупицы кофе, но я думал, что я уже достаточно большой. Мы завтракали вместе, а потом он сидел со мной и открывал мои подарки, и мы проводили весь день, играя с ними. Майкл сделал глоток эгнога и задумчиво кивнул. Потом улыбнулся мне и сказал: — Думаю, у тебя все будет нормально. Он слегка наклонил голову, как будто прислушиваясь к комментарию, звучащему в наушнике, хмыкнул и покачал головой. — Что? — спросил я осторожно. Я оглядел комнату, фиксируя любое возможное присутствие невидимых ангелов, и повторил: — Что? — Спойлеры, — пробормотал экс-рыцарь. — Веселого Рождества, Гарри. И тихо похромал из комнаты. Я покосился на него, очень отчетливо ощущая, будто меня как-то одурачили. Потом я пробормотал кое-что мрачное про двуличность паладинов, в отставке они или нет, и вернулся к попыткам разобраться с велосипедом. Я вник в дело, сосредоточившись с той же напряженностью, какую потратил бы на любое заклинание. Это был всего-навсего детский велик. Он не устоит против интеллекта волшебника Белого совета. Плюс у меня был Мыш в помощь. Мы с ним отлично работали до тех пор, пока снаружи не ворвался внезапный порыв ветра, такого холодного, что он пробился через дымоход, такого сильного, что заставил пламя в камине задрожать и сникнуть, прежде чем оно снова воспряло. Я вскинулся, потому что чувство волшебника сказало мне, что силы пришли в движение. Пламя в камине опять увяло, оставив комнату почти в абсолютной темноте. Когда оно пробилось вновь, весело пляшущие язычки его были зелеными, синими и фиолетовыми. И надо мной стояла Царица воздуха и тьмы. Сегодня ночью королева Маб была такой же рослой, как я, — рост менялся в зависимости от ее настроения и намерений. Ее кожа была белой, как иней, губы — темными, как замерзшая шелковица, а волосы сделаны из первых снежинок, что летят в нетронутом воздухе. Она была сногсшибательно прекрасна, бессмертна, имела силу полубогини, была бесспорной королевой злых фейри — и моим боссом. — Мой рыцарь, — мурлыкнула она, кивнув. Я не был уверен, что диктует протокол в этих конкретных обстоятельствах, поэтому слегка склонил голову и сказал: «Добрый вечер». — Стражник, — поприветствовала Маб. Перед Мышем она склонила голову гораздо глубже. Мне не досталось уважения, никакого вообще. Мыш с достоинством воззрился на Маб, перестал вилять хвостом и дважды стукнул в ответ лапой по полу. Маб, наклонив голову, рассмотрела круг из деталей около меня. — Заклинание? — Ага. Вроде того, — ответил я, почесывая затылок. — Надеюсь, ты здесь не за тем, чтобы вызвать меня на работу. — Не будь смешным, — сказала она. — Это же Рождество. Я поднял брови. — Дух Рождества? У тебя? Она приподняла подбородок. — Рождество лежит в пределах царства Зимы, не так ли? Я хмыкнул. — Да, полагаю, так. Но я думал, у тебя для этого имеются люди. — Да, есть. Все же... — она нахмурилась, вроде бы сосредоточиваясь, чтобы убедиться, что процитирует фразу правильно. — Не дело босса проводить слишком много времени в офисе. — Она перевела дыхание и сказала: — Я принесла тебе подарок. Думаю, моя челюсть отскочила от колена, прежде чем приземлиться в кучу запчастей. — Какой? — В этом году ты участвуешь в празднике, — сказала Маб. — У меня есть обязательства перед моими вассалами. — Какой? — повторил я. Она вынула руку из-за спины и поднесла мне небольшой подарочный пакет льдисто-голубого цвета, покрытый веселенькими серебряными снежинками. Я внимательно осмотрел его. — Оно собирается взорваться? Или попытается меня съесть? — Не будь занудой, — вздохнула Маб. — Фейри не дарят подарки, — сказал я. — Что за фокус? — Которого нет, — отозвалась она. — Я не дарю тебе подарок. Я исполняю свои обязательства перед тобой. Я ощутил, как улыбка коснулась уголка моего рта. — Обязательства, а? Предположим, я не приму? Страдальческое выражение промелькнуло в ее взгляде на долю секунды. — Это будет твой выбор. Каковы бы ни были последствия. — Ну ладно. Первый раз в жизни принимаю рождественский презент под угрозой, — сказал я. Я взял пакет. Внутри был футляр для драгоценностей. Внутри футляра — простой гладкий ободок, который, скорее всего, не налез бы мне на мизинец. Он был сделан из чего-то вроде серебристого, опалесцирующего металла. Я провел по нему кончиком пальца. Он гудел от накопленной энергии. — Мощно, — сказал я. — Что делает? — Оно предназначено для твоей дочери. И оно даст ей силы. Я захлопнул футляр и в упор посмотрел на Маб. — Не понял, извини, что? Она нетерпеливо вздохнула. — Не в том смысле, волшебник. Если ты дашь ей кольцо, она будет... обладать определенной долей влияния на силы Зимы, пока не пробьет следующий полдень. — Она вздохнула. — И будет играть музыка. Я прищурился. — Какая музыка? Маб склонилась, открыла коробочку и деликатно коснулась кольца. Оно немедленно зажужжало, и комната наполнилась водоворотом музыки, а женский голос запел: «Метель укроет склоны горных вершин, И белым-бела земля». {Песня Эльзы «Отпусти и забудь» из м/ф «Холодное сердце», официальная русская локализация.} Я закрыл футляр на полузвуке и уставился на королеву. Наверное, я просто уже наслушался этой песни до того, что зубы сводит. — Теперь понял, — сухо сказал я. — Всегда пожалуйста, — ответила она. — Просто из любопытства, — продолжал я, — будет ли у нее возможность заморозить чье-нибудь сердце и превратить человека в ледяную статую? Маб изобразила недоумение. — Это же силы из мультфильма. Следует ли мне обманывать ее? Я потер лоб между бровями. — Дошло. Мы пойдем в какое-нибудь милое тихое местечко поиграть с этим подарком. — Убедись, что она понимает, кто ей это подарил, — сказала Маб. Потом огонь снова увял. А когда вернулся к жизни, был золотым и веселым, каким и положено быть огню, — и Маб не было. — Пусти меня! — позвал я тихо в пустой воздух, где была она. — Отведи домой! За что ты преследуешь меня! {Гарри цитирует «Рождественскую песнь в прозе» Диккенса. Использован перевод Т. Озерской.} Пасть Мыша разомкнулась в усмешке. — Серьезно? — спросил я. — Ты читал «Рождественскую песнь»? Бум-бум-бум-бум. — Ну да, — сказал я. — Давай вернемся к работе. И мы вернулись. Мы работали до тех пор, пока снег с ледяным дождем внезапно не застучал по стеклам, а беззвучный снегопад превратился в негромкий хор стука и дроби. Ветер рванул снова — и в запертой двери вдруг звякнул ключ. Передняя дверь дома Карпентера отворилась медленно и тихо, и с холода вошла высокая молодая женщина с белоснежными волосами и розовым румянцем на щеках, закутанная в длинное стильное зимнее пальто. — Молли, — улыбнувшись, сказал я. Моя бы��шая подмастерье, сейчас технически уже мой босс, просияла мне навстречу, пересекла комнату и тут же обняла меня с силой, которую я вернул. — Счастливого Рождества, Гарри, — сказала она. — Счастливого Рождества, Молли. Скажи мне, что это не ты говорила с Маб о подарке для Мэгги. — Это была Сарисса, — сказала Молли. — Она показала Маб фильм. Я попытался представить Маб смотрящей диснеевский мультик. Она не любила Диснея — ни компанию, ни человека. Дисней, по мнению Маб, нанес слишком серьезный ущерб старым сказкам о фейри, сгладив все неприятные моменты. Согласно Маб, это ослабляет человечество перед лицом сверхъестественных сил, когда обнаруживается, что по-настоящему злобные фейри ничуть не походят на то, что Дисней понаобещал. Попытка вообразить, как она смотрит музыкальные номера, сломала мне мозги. Я склонил голову и спросил: — Ты пришла сюда принести мне подарок? — Обязательная программа выступлений Зимней Леди, — ответила она с улыбкой. Она порылась в своем пальто, извлекла серебряный конверт, украшенный белыми снежинками, и преподнесла его с нарочитым почтением и легким поклоном. — Это чуточку символично, но я думаю, тебе понравится. Я открыл конверт. В нем лежал один листок бумаги. На нем было написано очень длинное число. — Что это? — спросил я. — Сумма медицинских счетов всех за прошлое лето, — сказала она, ее голос прозвучал тише, сдержаннее. — Каждого, кто пострадал. Всё это оплачено. Я не хотел думать о мирных переговорах. Больно. Столько боли. — А что насчет похорон? — спросил я. В моем голосе прозвучала горечь. Молли помолчала несколько секунд, прежде чем мягко ответить: — Они тоже. Я опустил голову. Посчитал вдохи-выдохи. — Прости меня. Ты стараешься быть доброй, а я просто... — Не надо, — прервала она. — Предполагалось, что будет больно, Гарри. Я рада, что тебе больно. Значит, ты все еще ты. Я взглянул в сторону каморки, где Мэгги и самые младшие дети Карпентеров погрузились в сон, насмотревшись мультфильмов. — Иногда, — сказал я, — не могу поверить, до чего я самонадеян. И если бы не ребенок... Молли наклонилась и резко постучала меня по темени согнутым указательным пальцем. Я уставился на нее и нахмурился: — Эй? — Прекрати. Ты не выбирал, чтобы все пошло так, как оно пошло. Ты делал все, что в твоих силах, чтобы остановить любого, кто хотел причинить вред. И ты ужасно сильно рисковал, что попадешься всем на глаза после битвы. Это помогло целой куче народа. — Народа, который, ��о-первых, может, не пострадал бы, если... Молли опять тюкнула меня по голове и сказала: — Ты как заезженная пластинка, застрял на своей вине. — Она вздохнула. — Могу я дать тебе маленький совет, Гарри? Я покосился на нее. — Какой? — Когда я была ребенком, моя мама тратила массу времени, рассказывая мне, как следует себя вести. — И это подействовало, — сказал я. Она улыбнулась — проблеск тепла растворился в легкой печали. — Но оглядываясь назад, понимаю, что в большинстве случаев я делала, как папа. — Она положила руку мне на плечо, наклонилась и запечатлела крепкий сестринский поцелуй на моей щеке. — Может, тебе стоит подумать о том, чему ты хочешь научить Мэгги. Я нахмурился и опустил глаза. — Ты можешь простить себя, Гарри, — мягко сказала она. — Мир не рухнет. И это будет полезно для твоей дочери. — Дешевый приемчик, — сказал я. Она кивнула: — Но от этого не менее верный. Я посмотрел на полусобранный велосипед. — Этому... я так никогда и не научился. — Тогда, полагаю, у тебя впереди еще кое-какая работка. Проклятье. Ненавижу, когда Кузнечик прижимает меня к стенке. — Я постараюсь, — ответил я. — Мне этого достаточно, — сказала Зимняя Леди. Она на секунду приложила ледяную ладонь к моей щеке, затем поднялась. — Ты не останешься? — спросил я. Молли покачала головой. — Все еще пытаюсь вернуть мои когорты в полную силу. Мне сегодня ночью надо заскочить в Японию, Норвегию и Сибирь. Я вернусь как раз к утреннему разбору подарков. — Хорошо, — ответил я. Мне хотелось видеть ее лицо, когда она обнаружит фигурку принцессы Леи в зимнем снаряжении с планеты Хот, которую я приготовил для нее. — Ты нажила себе врагов прошлым летом. Береги спину, Молли. Молли послала мне сверкающую улыбку, чуточку слишком зубастую, чтобы быть теплой. — Я не слежу за своей спиной, Гарри, — сказала она. — Я заставляю других следить за ней. — Все равно. Она закатила глаза. — Я буду осторожна. — Или будешь мертва! — крикнули мы разом и заулыбались, как дурачки. Мы обменялись еще одним быстрым объятием, и Молли ушла. Как только она ушла, я позволил улыбке растаять. Мыш издал мягкое, сочувственное ворчание и прислонился ко мне. Шесть месяцев — слишком мало, чтобы сказать столько «прощай». Мой пес прижался ко мне, и какое-то время я не отводил глаз от огня и плакал. Но я устал от слез. Я до чертиков устал от них. Я поднял лист бумаги. Если отбросить десятичную часть, это было простое число. Оно представляло расходы на медицинское обслуживание для десятков тысяч и на похороны еще тысяч. На рациональном уровне я понимал, что Молли была права. Могло быть хуже. Намного хуже. Но в своем сердце все, что я видел, — кровь на асфальте, все, что я чувствовал — пустоту внутри себя там, где должны быть люди. Я поднялся и тихо пошел к каморку, где моя дочь Мэгги, раскрасневшись, спала с другими детьми. Она была крохотной девочкой, самая низкая и худенькая в своем классе, и она вернулась назад со своего первого семестра в школе со средним баллом выше 4.0. У меня был только GED {Четыре теста общего образования и развития — система оценок знаний в США и Канаде, больше не применяется.}. Я даже не знал, как рассчитать средний балл. Но думаю, неплохо представлял, что стоит за этими баллами. Я стоял и смотрел, как чуть заметно поднималась и опускалась ее грудь, и боль отступала. Я сделал глубокий вдох. Раньше я был повержен. Позволил безумию овладеть мной. Но теперь я отец. Больше у меня нет такой роскоши. Благодарение богу. Ничего из того, что делаешь, никогда не сможет изменить прошлое. Нельзя проживать жизнь, глядя назад, или будешь ходить по кругу. Эта маленькая девочка была будущим. Я кивнул. А потом вернулся к велосипеду. Мыш был пушистым и преданным, но сам по большому счету тоже всего лишь ребенком. Он доблестно помогал еще полчаса или около того, а потом просто свалился набок и захрапел. Я улыбнулся ему. Он достаточно поработал. Я смогу развязаться с остальным самостоятельно. Я очистил свои мысли от всего, кроме решения проблемы, лежащей прямо передо мной, и от предвкушения радости Мэгги. Огонь потрескивал. Я добавил еще поленьев. Глубокое, умиротворенное тепло поселилось во мне где-то между грудью и животом. И тогда я понял, почему Майкл не помог. Я уже налеплял выбранные мной декоративные наклейки с пулевыми отверстиями на велосипед, когда огонь стал потрескивать, разгораться и вдруг вспыхнул. — Боже милосердный, это что? — вопросил я. Последовал звук, который можно описать только как «фумф», и внезапно клуб сажи рванул из камина, а потом... Хорошо. Затем. У него было круглое лицо. И круглый животик. Который трясся от смеха. Под этой его кольчугой. Крингл был высоким, дородным мужчиной с длинными серебристо-белыми волосами и великолепной снежной бородой. Он носил охотничью кожаную одежду под железной рубашкой, а поверх всего — тяжелую, роскошную малиновую манти�� с капюшоном, отороченную белым мехом. Он тащил на плече невероятных размеров мешок — и у него на бедре не было меча. Он взглянул на меня и низко, раскатисто расхохотался. — Привет, — сказал я тихо. Крингл посмотрел вниз на велосипед, который я собрал. Он опустился на колени, ближе и внимательнее рассматривая его. — Сделано как следует, — сказал он со спокойной нотой одобрения в голосе. — Спасибо. Я не твой вассал. Мы трудились вместе над некоторыми делами, но я даже не твой друг. Так что если ты здесь, чтобы вручить мне подарок, я не понимаю почему. — Потому что сегодня ночью это мое дело, — ответил Крингл. В уголках его голубых глаз проявились морщинки, когда он улыбнулся. — И потому что ты в моем списке, мОлодец. Я фыркнул: — Пожалуйста!.. На долгую секунду Крингл уставился на меня. Потом подмигнул и сказал: — Назови Криса Крингла вруном в рождественский сочельник еще раз. — В... — начал я. Но что-то заставило меня передумать. Вместо этого я вернулся к наклеиванию стикеров на велосипед. — Хорошо, — сказал Крингл. — И да. Я принес тебе подарок. — Скажи мне, что это не пони для Мэгги. Я буду годами приучать его к лотку. Крингл откинул голову назад и опять закатился смехом. Невозможно было не засмеяться, когда он веселился. Но я мог прикрыться угрюмостью, и как только он прекратил, я так и сделал. — Нет. Это не для Мэгги. И он положил свой мешок и начал рыться внутри, что-то весело бормоча про себя. Во мгновение ока он извлек маленький кубик, завернутый в зеленую и красную разрисованную бумагу, на которой... будь я проклят, на которой частью узора была картинка ухмыляющей морды Мыша. На пакете была пометка. «Кому: Гарри. От кого: от Санта Клауса». И пакет был теплым. Я посмотрел на него и поднял взгляд на Крингла. — Ну, мОлодец, — сказал Крингл, снова похохатывая, и указал на пакет. Я открыл его. Внутри был... Была... Простая белая кофейная кружка. Вроде таких, что покупают в магазинах самоделок. Нарисованные на ней с детсадовским усердием кривобокие алые буквы, выглядящие как пиктограммы кого-то слишком маленького, чтобы понимать их, складывались в слова: ПАПА НОМ3Р ОДNН. Почерк был мой. Кружка была полна бледно-коричневой жидкостью. Что-то произошло с моими глазами, я больше не видел кружку. Просто огненное пятно. Но я поднял ее и отхлебнул молоко с сахаром и крупицей кофе в нем. На одну секунду я почувствовал запах старого ��тцовского лосьона после бритья. На одну секунду я услышал, как он смеется, смеется так сильно, что слезы наворачиваются у него на глазах. На одну секунду я ощутил руку, его руку на моем плече. Я пил из кружки, которую подарил отцу в последнее наше с ним Рождество, и за эту минуту воспоминания о рождественских утрах, о смехе, объятиях и играх пролетели у меня перед глазами в IMAX, настолько живые и яркие, что я почувствовал — у меня сбилось дыхание от воспоминаний, как гонялся за отцом по двору с моим новым пластиковым световым мечом. Я оставил последний глоток на дне кружки, зажмурив глаза, и сказал: «Я люблю тебя, папа». Когда я снова посмотрел на Крингла, он улыбнулся мне. И подмигнул. Потом он подхватил свой мешок, перекинул его через плечо и повернулся к камину. — О, — пробормотал он, смех рокотал в глубине его горла. — Кое-что еще. Я услышал топотанье позади меня. Обернулся. Моя дочь Мэгги стояла в дверях каморки. Она уронила подушку, которую явно несла, и стояла, уставившись на Крингла и раскрыв рот. — Хо-хо-хо, — тихо громыхнул он. Он учтиво кивнул Мэгги, прижал палец к носу {Жест, обозначающий шутку, розыгрыш, обман.} и... просто растворился в дымоходе. — О-го, — выдохнула Мэгги. Она встретила мой взгляд, и ее глаза расширились. — Ух ты! И как будто ее голос был стартовым пистолетом, внезапно пробудившись, Мыш вскочил на ноги, возбужденно озираясь. — Чего ты ждешь? — крикнул я дочери. Я поднялся и бросился к передней двери. — Пошли! Ее личико с большими темными глазами озарилось радостью, и она кинулась за мной, Мыш едва успел за нами по пятам. Мы все подбежали к передней двери, и я распахнул ее навстречу ночному воздуху. Мы увидели снежную лавину с крыши. Мы увидели, как сани выскочили в воздух — северные олени и все такое. — Ого! — воскликнула Мэгги. — Санта настоящий! И он оставил мне велик! Я посмотрел на нее сверху вниз, а потом обратно на удаляющиеся сани, улыбаясь достаточно широко, чтобы лицо у меня треснуло. — Да, — сказал я. — Конечно, он. И мы услышали, как он воскликнул, исчезая из виду: — Веселого Рождества всем и всем доброй ночи!

#cristmas #fantasy #dresdenfiles

6 notes · View notes