#красные губы

[ifthat-is-your-will]

О дне минувшем

В пятница собирала свой work core в фотографиях. По факту - просто фотографировала какие-то штуки, которые мне нравятся или которые захотелось сфотографировать в моменте.

Я поняла, что мне не хватает блокнота, в который я буду записывать свои планы и цели по хобби и саморазвитию, обучению, как делаю с рабочими задачами. Просто потому, что я забываю о том, что хотела сделать или что нужно сделать. Поэтому взяла блокнот, который валялся беспризорным в офисе (пример продукции от поставщика) и пометила его своей наклейкой. Там уже исписаны первые страницы.

Пока я охотила за лаками, которые показала вам в одном (даже двух) прошлых постах, я купила себе новое масло для губ. Прошлое от Love Generation оказалось не очень, от него лишь сохли губу. А тут не просто масло в красивой упаковке - оно ещё и с тинтом, даёт губам розовый оттенок, не очень яркий, но смотрится красиво. Для меня макияж губ - важная составляющая ежедневной рутины. Я очень люблю красные помады, а ещё мне нужен цвет, чтобы оттенять чёрную оправу очков. Зимой многие помады я не ношу, потому что губы сохнут, и вот это масло заменило мне многие продукты для губ на время морозов. Стоит не дорого, так что тем более рекомендую.

А еще я так и не показала вам свою термокружку с Муми-троллями! Она пришла мне в целости и сохранности, и её качество очень меня радует. Объем 300 мл, что позволяет не бегать к кулеру каждые 10 минут. Тепло кружка держит очень и очень хорошо, причем даже будучи с отвинченной полностью крышкой. Хотя на морозах я ее не проверяла - кружка мой ежедневный спутник на рабочем месте.

Ну и ещё из забавного: нашла прикольный логотип неизвестного мне заведения. Да, это гусь в шляпе и с бабочкой. Учитывая, что он как бы на подносе (по крайней мере, мне так кажется), думаю, это все таки ресторан или что-то связанное с общепитом.

Пятницу я закончила на массаже. Записалась туда, кажется, за месяц, просто потому что ��о этого по финансам у меня не получалось выделить свободные 2-3 тысячи. Кстати, именно по дороге на массаж я перехватила Pims, на который вам жаловалась - ничего другого быстрого "на зуб" просто не было.

Массаж прошёл хорошо. Ещё раз убедилась, что выбрала и правильного мастера (первый раз была у другой девушки, и понравилось намного меньше), и правильное время массажа - 30 минут. Час для меня это уже слишком много, и удовольствие превращается если не в пытку, то в ощутимым дискомфорт.

Конечно, этот пост я хотела написать в пятницу, но по итогу вечером просто завалилась спать. А с утра было куча других дел перед поездкой к родителям. По итогу делюсь с вами отчетом только сейчас.

[dasynke-jesus]

Прости, Артем. зарисовка by dasynke-jesus

ТВ: насилие, кровь.

В Иркутске началась зима. Холодная, мерзкая зима.

Если бы не школа, я бы вообще никуда не выходил. Радовал только Ануфриев, который жил у меня дома.

Мамка Тёмы выгнала его из дома из-за очередной нелепой ссоры.

Ануфриев не был спокойным соседом — вечно бродил по дому, съедал всю еду из холодильника, подолгу зависал в своей мобилке, что крайне мешало сну. Но в этом всём было что-то до боли родное. Для меня Артём был больше, чем другом, больше, чем возлюбленным, больше, чем семьёй. И я никак не могу это объяснить.

***

Наш район был не самым тихим и благополучным: постоянные драки, ссоры и ругань доносились из-за окна. Но зимой всё наоборот. Слишком тихо, слишком спокойно. Эта тишина в каких-то моментах пугала, а иногда даже раздражала.

Я сидел на полу рядом с Тёмой, смотря на него снизу вверх. Мне нравилось наблюдать, как он усердно что-то печатал в своём ноутбуке, изредка пуская сме��ок. Хотелось завести разговор. Любой, чтобы нарушить это странное молчание. Но почему-то я не мог выдавить из себя ни слова. Была ли это вина за то, что я всё ещё держался за него? Или что-то другое? В такие моменты хотелось умереть — было мерзко от самого себя.

Я аккуратно встал с пола и поплёлся в сторону ванной. Артём даже не заметил, что я куда-то ушёл. Единственное, что он сделал, — это с протяжным стоном потянулся и плюхнулся на диван.

***

Стены давили на голову, было страшно, мерзко, неприятно от собственной беспомощности. Я проронил пару слезинок, потом ещё, и вот я опять на полу, заливаюсь слезами. Возможно, светловолосый слышал, как я плачу, но он был увлечён очередной гениальной беседой по типу: «Почему "расчленённая пугач0ва" — самая лучшая группа, и всем надо её слушать».

Тихие всхлипы переходили в более громкие и жалкие. Возможно, я хотел, чтобы Артём услышал их. Возможно, я хотел, чтобы он утешил меня, как в старые добрые времена.

Шаги за дверью подтвердили мои ожидания. Его тяжёлая поступь была легко узнаваема, и через пару секунд раздались желанные стуки в дверь.

— Пиздюк, ты чё делаешь? Хули ноешь? — голос был столь безразличным, но в каком-то смысле раздражённым.

Я проигнорировал вопрос, лишь сильнее начал реветь. Было сложно сдерживать слёзы, я даже не понимал, почему плачу.

Удар в дверь немного привёл меня в себя, и я всё-таки открыл её.

Артёму предстала не самая лучшая картина: взъерошенные грязные волосы, красные и мокрые глаза, припухшие губы, из которых потихоньку сочилась кровь, трясущиеся ноги. Ануфриев смерил меня взглядом, в его глазах мелькнула какая-то искра.

— На себя посмотри, Некит. Че с тобой...  — тихо и с лёгкой насмешкой проговорил светловолосый.

Лёгким движением он вытолкнул меня из ванной в коридор. Взяв за волосы, он потащил мою тушку в комнату.

Артём кинул меня на кровать, а сам навис надо мной. Его тёплое дыхание обжигало кожу, стало так жарко. Напряжение росло, внизу живота стало очень тепло, я весь покраснел.

Может, Ануфриев и заметил бугор возле паха, но это он проигнорировал. 

— Эх, Некит, Некит, кем ты стал. Раньше ты вроде нормальным был, а щас размазня какая-то, — я молчал, пытаясь не встречаться с его глазами. 

— Да хули ты молчишь? — с уже явным раздражением прошипел Артём. Взяв меня за волосы, он резко оттянул их, вызывая болезненные ощущения, но всё же выбив хоть слово от меня. 

— Блядь, больно! 

— Неужели ты заговорил? — Тема начал ещё сильнее тягать меня за волосы, оголяя свою кривую ухмылку.

Ему всегда нравилось причинять другим боль. Ещё в детстве он мог без угрызений совести пнуть спящую и не очень животинку, мог дернуть за волосы одноклассницу, которая постоянно поправляла свои три волосинки.

Я чувствовал, как его пальцы скользнули от волос вниз, к шее. Он играл со мной, проверяя пределы. Сила в его движениях была почти гипнотической. Мне хотелось остановить его, но в то же время я не мог. Словно каждая новая вспышка боли приносила искру удовольствия: извращённого, отчаянного, но какого-то до безумия настоящего.

— Ты ведь знаешь, Никит, что без меня ты вообще никто, — прошипел он, приблизив лицо к моему.

Я смотрел в его столь глубокие глаза, которые будто высасывали из меня всё человеческое. Но мне это нравилось. Нравилось даже больше, чем "Расчленённая Пугач0ва".

Он прижал меня сильнее к кровати, заставляя моё дыхание сбиться. Я чувствовал, как его колено больно впивается в мой пах, но отводить взгляд не мог. Даже если бы и мог, то нельзя. 

Мне нравилось унижаться перед Артёмом, нравилось делать только то, что говорит он. Если бы Артём сказал вскрыться или скинуться с 10 этажа, то я бы сделал это.

Я не хочу разочаровывать Тему. Если я не сделаю то, что он просит, то будет плохо, и для меня, и для Темы. 

— Никит, блядь, ты только мой. Если кто-то узнает, что ты делал, у тебя будут большие проблемы. Никто тебя не поймёт, кроме меня. Без меня ты сдохнешь нахуй. Скажи это, скажи, ты только мой, — его голос звучал хрипло и раздавался эхом в моей голове.

Это не просто игра. Для него это способ удержать меня как можно дольше, сломать меня, сломать мою личность, чтобы больше никто не смог собрать меня обратно. 

— Да... Тема, я твой... только твой... я больше не огорчу тебя, никогда... — мой голос дрожал, я заикался, путался в мыслях, мне было страшно. Но этот страх был так... приятен? 

— Ну, разве это было так сложно? Теперь... — Артём замолчал и посмотрел на тумбу, где валялся всякий хлам.

Глазами он что-то зацепил и потянулся за ножом-раскладушкой, который был так любезно подарен им же годом ранее. — Сможешь кое-что сделать для меня? 

Я без раздумий кивнул. Может, стоило подумать прежде, чем соглашаться, но мой ответ ни на что бы не повлиял. 

Ануфриев слегка ухмыльнулся, подкатывая рукав моей излюбленной кофты, которую я уже не менял больше месяца. 

Его взору предстало белое полотно, с которым можно было делать всё, что угодно.

На руке были видны белые полосы от старых шрамов, разного размера и длины. Светловолосый провёл пальцами по шрамам, улыбаясь, надавил на самый большой, и относительно других — не до конца заживший.

Рука начала ныть и немного печь в том месте, где только что были его пальцы.

Вскоре Ануфриев убрал руку. Я хотел бы уже выдохнуть, но ощутил резкую боль. Из пореза вдоль руки потекла густая бордовая кровь, медленно стекалась на одеяло. Слёзы на глазах выступили мгновенно, и из-за этого я получил весьма сильную оплеуху. 

— Ты чё опять плачешь, баба что ли? — со смехом протянул Артём. 

Не дождавшись ответа, он сделал ещё один порез, который был глубже предыдущего.

Так каждый порез начал вырисовываться в слово. Не в слово, а в имя. Не очень разборчиво, большими буквами на руке было вырезано "Артём". 

На это ушло, дай бог, меньше 30 минут, но Ануфриев был горд собой. Но не я. Я лежал в полуобмороке, рука ныла и пекла, будто её напрочь отрезали. Хотелось умереть, было мерзко, мерзко, мерзко так страшно... я не хочу... уйди... мне страшно... страшно... мне страшно... помоги мне... страшно... уйди... мерзко... мерзко... не надо больше... я не хочу... я несу бред, изо рта тихонько доносятся слова... мне так мерзко... я не хочу... не надо, пожалуйста. 

Артём с недоумением пялился на меня. Это было похоже на бред психа, чем на слова абсолютно здорового человека.

Артём смотрел на меня с выражением, которое я никогда раньше не видел. В его глазах больше не было того привычного равнодушия или скрытой насмешки. Там было что-то другое — смесь отвращения и скуки. Он будто пытался понять, почему я всё ещё здесь, почему я позволяю ему делать со мной всё это. 

— Пиздец, ты вообще себя слышишь? — произнёс он, наконец, отстраняясь. Его голос был пропитан презрением. — Фу, блядь, мерзость какая-то. Ты не человек, Никит, ты ебаный псих. 

Я хотел что-то сказать, оправдаться, но язык словно примерз к нёбу. В горле встал ком, и я просто смотрел на него, в надежде, что он успокоится, что его взгляд снова станет тёплым. Но этого не случилось. Его глаза бегали по моей фигуре, словно он видел перед собой не друга, а неприятное препятствие, которое нужно убрать с пути. 

— Вот че за нахуй, а? — Артём ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было ни капли тепла. — Я думал, ты хотя бы что-то из себя представляешь, а ты... ничего. Жалкий, сломанный, готовый лизать мне ботинки, чтобы я хоть раз посмотрел на тебя нормально.

Эти слова били сильнее, больше, чем что-либо другое. Я чувствовал, как всё внутри меня сжимается, но сказать что-то в ответ я не мог. Я просто лежал, неподвижно глядя на него. А он? Он уже отвернулся, будто я перестал для него существовать. 

— Никит, ты заебал уже, сука, постоянно ноешь по каждому пустяку, блядь! — бросил он, направляясь к двери. 

С этими словами Ануфриев хлопнул дверью и исчез, оставив меня в комнате, погружённой в гробовую тишину. Моя рука болела, но эта боль казалась ничтожной по сравнению с тем, что творилось внутри. Меня раздирало чувство стыда, пустоты и отчаяния. Но больше всего меня добивало одно: я всё ещё хотел, чтобы он вернулся. Хотел, чтобы он снова посмотрел на меня, даже если его взгляд будет пропитан отвращением.

Я просто не мог понять, что именно я потерял в этот момент — его или самого себя

– Тём...

[kisakk002]

у тебя немножко азиатско-восточного типа глаза, мне кажется? + ты специально тушью делаешь их более раскосыми. а губы включаются как светофор , чувственным светом. и детские бантики, эти, но взрослые как у Lana Del Rey, всё словно в русском миноре, короче. я произношу это не специально, про себя как бы вслух, когда смотрю фотки , комментирую типа

ёжик, заечка, я проглядела, не видела твоего вопроса, простите товарищ, спасибо за интересные мысли в мою сторону ) прикольно так

не, азиатские глаза это моя не сбывшееся мечта, это все мэйк скорее всего

я русская всем телом и душой, все мои корни тянутся с древной руси как-то, мои родственники русские-украинцы-поляки, люблю свою семью

( у меня кстати красные пятна и прыщи по всему лицу, мажу кремом и лицо просто адски щипит и горит, аллергия на форель:(, ну за шо )

[eriworld2003]

Плохой концовка: БЕЗУМИЯ Мэтт возненавидел не только свою внешность, но и окружающий мир. Если бы он сказал: «У тебя красивые глаза... и губы... волосы... руки... Дай, дай это мне!» — это знак желание убить заполучит того что ему понравиться. < Он готов причинить боль, чтобы добиться своего. Если ему нужно, он может сломать пальцы или выколоть глаза. Он пойдет на все ради желаемого. Его цель — поймать того, кто красивее, даже если это может стоить ему пальцев. > Эдд устал от игр. Картины предлагали ему «убить». Сначала он сопротивлялся, потом его заперли в темной комнате. Эдд увидел красные глаза, пристально смотрящие на него, и начал нервничать. Он бил себя по голове, чтобы умереть, но это были лишь иллюзии. В конце концов Эдд сошел с ума. < Он будет нападать на каждого, кто войдёт в зал картин. Ведь там его дом, его семья. Как скажет Красная девушка, так и сделает Эдд. Он всегда держит в руках нож, который вечно покрыт кровью его жертв. Он очень быстро бегает и просто сломает дверь, если она окажется на его пути. Ему не важны законы и правила. > Бедный Томас... Он единственный, кто ещё не сошёл с ума. Его друзья, Мэтт и Эдд, теперь стали частью музея. Том увидел, как Мэтт рвал все свои портреты, приговаривая шёпотом: «Глаза неровные, лицо плохое, урод. Урод. Урод». Ему было очень страшно осознавать, что его друзья стали такими. < Черноглазый не смог избежать этой ловушки. Эдд убил Тома, и теперь Томас станет куклой, которая никогда не сможет говорить и будет верно служить своему хозяину. > Торд не вспоминает прошлое. Эдд был заперт в темной комнате, где можно быстро с ума сойти. Мэтт пытался выжить среди кукол, которых привел к нему сам Торд. Том просто наблюдал за ним и иногда тайно защищал, но не заметил, что оказался в опасности, и не успел помочь. В итог�� Торд остался один. Торд: Кто я такой?

[dpebhepycckoe]

мы читали строчку за строчкой. я и ... читали по очереди, оставляя огромные записки на полях. так мы общались со следующими читателями. сами же внимали прошлым ��омментариями – интересно вступать в диалог с прошлым/- узнавать другого через его мысли. словно лезли в чужую черепушку и хозяйничали, перебирая воспоминания. дискутировали, возмущались, смеялись и восхищались! восхищение – обволакивать язык так искусно и сладко могут лишь писатели или же любители!. – завидно.

я не люблю современные книжки. – высказываю своё отношение. да и на конец двадцатого я смотрю сузив глаза, недовольно сжав губы. а у ... была маленькая стопка, анжо груда подобной "классики". на захламленном столе.– он запятнан летними красками, разбросанными кольцами, клочками бумаги и карандашами, и во всей этой куче слегка возвышается та груда. но стопка по своему строению аккуратная – взять книгу с середины и гора не свалится, останется так стоять, может слегка пошатываясь от ветра. зачастую у ... даже зимой было открыто окно чуть ли не настежь.

хотя, если быть честной, я заглядывалась на красные обложки рассказов довлатова и армянских писателей от эксклюзивной классики. издание это также не любила, корчась – лучше яркая, красная азбука-классика. меня заманивали рассказы, мысли ... об азиатских писателей и писательниц. идеи и суть этих коротких произведений, хотя за мураками я взялась с тягостью, а хемингуэя не хотела читать просто потому что фамилия похожа на японскую. но слова ... притягивали. может из-за слога, может из-за чего-то другого...

а читали мы и днём, и поздним вечером. любила когда смеркалось. любила когда была возможность на лоджии. хотя всегда боялась, тех настенных растений – мерещилось заполночь, что оживут. но всегда перебралась к четырём утра на лоджию, дабы встретить рассвет.

а я его люблю. рассвет.

тогда мы глупо смеялись, прижимались к друг другу и пили чай. вечером было немного иначе. сидели поодаль да и в падике на двух маленьких скамейках.–

(одну из них смастерил мой отец, когда мне было четыре года. именно тогда я и начала говорить.)

– читали, также вслух, но тише, соседами тогда у меня были молодая семья и старушка. к слову, она любила играть на баяне. но также бурно обсуждали всё прочитанное и увиденное за день. я любила делить моменты с ... . может именно тогда, на короткий, очень короткий момент, я полюбила читать..

[celestialempirehead]

•°`Зᴀᴋᴧючиᴛь ᴨᴇᴩᴇʍиᴩиᴇ

•ꔫ･--･ꔫ･--･ꔫ･--･ꔫ･--･ꔫ･--･ꔫ･--･ꔫ･--･ꔫ･--･ꔫ•

Небольшая перепалка может привести к серьёзным последствиям. В твоём же случае, ваша с Сайлусом перепалка привела вас обоих в его спальню. Он был готов извинится перед тобой, но не словами, а действиями. Сайлус сам по себе такой человек, который не сильно умеет выражать любовь словами. Именно поэтому, чтобы, как-бы, "доказать" тебе свою любовь, пепельноволосый часто дарит тебе безумно дорогие подарки, ненароком, как он тебя убеждает, касается твоей руки, талии.

Тихие вздохи вылетали из твоего рта из-за, на удивление, таких нежных поцелуев мужчины, которые он оставлял дорожкой на твоей шее. Он готов был извинится, именно поэтому понёс тебя в спальню, дабы "заключить перемирие".

Мужчина нежно поцеловал чувствительную кожу твоей шеи, медленно покусывая. Он оставил ещё один, на этот раз на твоей ключице, в то время как его длинные пальцы схватили кожу твоих бедер и притянул тебя ещё ближе к себе, ваши тела прижались друг к другу. Сайлусу нравилось, как ты пыталась сдержать стоны и вздохи, и от этого ему хотелось дразнить тебя ещё больше, его ухмылка касалась твоей нежной кожи.

― Не думай, что простые поцелуи заставят меня простить тебя. ― Нотка раздражения звучала в твоём голосе. Так просто прощать своего любимого мужчину она не хотела. Сначала нужно было помучать его.

Пепельноволосый усмехнулся тебе в шею, заметив раздражение в твоём голосе. Ему нравилось, когда ты старалась добиться своего. Мужчина укусил то место, где твоя шея встречалась с плечом, прежде чем отстраниться и посмотреть тебе в глаза. Его красные очи, казалось, горели страстью.

― Правда что-ли, котёнок? ― спросил он тихим и дразнящим голосом. Он точно знал, как заставить тебя сдаться, и был не прочь использовать эту тактику, если это означало вернуть твою благосклонность.

― Тебе придётся постараться, Сай'.

Он ухмыльнулся твоему тону, его руки крепко держали тебя за талию, прижимая к себе. Сайлус наклонился и поцеловал чувствительное место за твоим ухом, которое, как он знает, заставляет тебя вздрогнуть. Он говорил тихим, знойным голосом, его дыхание обжигало твою кожу.

― О, я более чем готов принять этот вызов, детка.

Затем он переместил губы к линии твоего подбородка, оставляя поцелуи вдоль женской челюсти, прежде чем, наконец, приблизиться к твоим губам. Мужчина поцеловал тебя медленно и чувственно, его язык нежно исследовал твой рот. Несмотря на твои попытки продолжать злиться, он чувствовал, как твоё сопротивление ослабевает с каждой секундой.

Продолжая целовать, он обнял тебя, притягивая ещё ближе к себе. Его руки скользили по твоим изгибам, его прикосновения были твёрдыми и властными. Сайлус чувствовал, как твоё тело реагирует на его прикосновения, сердцебиение ускоряется, а дыхание становится более прерывистым. Ты явно пыталась сопротивляться, но он знал, что это утомляет тебя.

Его губы всё ещё осыпали поцелуями твою шею и ключицы, он начал медленно скользить ладонями по женскому телу, пока не достиг твоих шорт. Он посмотрел на тебя, и на его губах заиграла ухмылка, когда он заметил, какая ты покрасневшая и запыхавшаяся. Он поцеловал тебя в пупок, прежде чем его руки переместились на пояс твоих шорт.

Пепельноволосый начал медленно стягивать шорты с твоих ног, обнажая с каждым дюймом всё больше и больше нежной кожи. Он видел желание в твоих глазах, и это только подогревало его собственную потребность. Как только шорты были полностью сняты, мужчина не смог удержаться от ещё нескольких поцелуев на внутренней стороне твоих бедер, его руки скользили вверх и вниз по женским ногам.

― Агх, ты такой медленный... ― Протянула ты, явно сгорая от нетерпения. Он усмехнулся тебе в кожу, наслаждаясь этим. Сайлус знал, что ты теряешь терпение, но ему не хотелось торопиться и подразнить тебя ещё немного. Его пальцы легко прорисовывали узоры на внутренней стороне твоих бедер, оставляя на нежной коже мурашки.

― Терпение, сладкая. Чем медленнее, тем лучше. ― Его большие руки вновь скользнули вниз по твоему телу, его пальцы нащупали пояс твоих трусиков и зацепились за бельё. Мужчина чувствовал, как ты дрожишь в предвкушении, твоё дыхание становится все более прерывистым, пока он дразнил край твоих трусиков, медленно стягивая их с твоих ног.

― Сайлус...

Мужчина поцеловал твою бедренную кость, прежде чем посмотреть на тебя вверх. Твои щёки покраснели, дыхание стало прерывистым. Он мог сказать, что ты начала терять контроль, как он и предполагал.

― Да, котёнок?

― Просто захотелось сказать твоё имя... ― С этими словами, пальцы девушки с удовольствием и страстью запутались в его волосах и слегка сжали их.

Пепельноволосый издал низкое рычание, когда твои пальцы оказались в его волосах, вызывая дрожь по спине мужчины. Ему нравилось чувствовать на себе твои руки, и то, как ты произносила его имя, сводило его с ума.

― Скажи его ещё раз.

Понравилась эта работа? Тогда советую подписаться на мой тгк, где уйма таких горячих зарисовок с разными фандомами и персонажами! https://t.me/CelestialEmpirehead <- жду тебя здесь!!!

[xerokaeri]

Зарисовка про Веснушку

Фэндом: Pillars of Eternity Объем: драббл Персонажи: ОМП, упоминание Эдера

2018

Комментарий: создала я себе, знач��т, кастомного наёмника в пати для главного героя... нарисовала ему портрет (зачем!) и понеслась...

Текст (и еще один скетч) под катом.

В Дирвудских тавернах говаривали так: если нужен тебе союзник и соратник, который в беде не бросит, и на своем горбу, если надо, из любой передряги вытащит, то ищи Веснушку.

Веснушка, мол, парень надежный. Не бросает своих. Чужих, впрочем, не бросает тоже. А надежность качество, в принципе, крайне ценное и полезное, и встречается довольно-таки редко.

Особенно у наемников.

У Веснушки зеленые холодные глаза, вокруг которых раскинулись мелкою сеткой невеселые морщинки, прямой нос и тонкие губы. Он неулыбчив. Голова его похожа в ясный день на горящий факел – ореол по-лисьему рыжих кудрей вокруг нее светится в косых солнечных лучах; загорелая кожа вся усыпана мелкими пятнышками-веснушками густо-прегусто, лицо, безволосая грудь и крепкие плечи как грязью обляпаны.

Стреляет Веснушка, как демон. Почти не целясь, вскидывает лук, до самого острого уха тянет тетиву. Щелчок. Стрела входит в «яблочко», да так глубоко, что, того гляди, расколет ссохшуюся от старости деревянную мишень. Руки у Веснушки сильные, а пальцы, покрытые мелкими белыми шрамами - длинные и красивые: кисти умелого убийцы и чуткого любовника.

Стоит Веснушка дорого.

Темные тропы окрестных лесов он знает, как собственные пять пальцев: говорят, что он, вроде бы вырос то ли в Позолоченной Долине, то ли в какой-то мелкой соседней деревушке, которой уже лет пятьдесят как нет. Иные, правда, болтают, будто Веснушка приплыл из Аэдира лет десять назад: кто же разберет, если сам Веснушка такой молчаливый.  Даже те, кто хвастается, что знает рыжего эльфа достаточно хорошо, не знает, где он родился, где вырос, и где прошла его юность. Веснушка надежно хранит секреты – как свои, так и чужие.

***

Неуютный полумрак грязного общего зала пах потом, скисшим элем и табаком. Чадящие свечи из желтоватого жира почти не давали света: красные дрожащие пятнышки горящих фитилей выхватывали из густой серости лишь отдельные фрагменты пьяных деревенских рож, и фигур, согнувшихся от тяжелой работы и заливаемой дешевым вином тоски. 

Музыки не было – только гвалт, хохот, брань, чавканье грязи под подошвами изношенных сапог, глухой звон падающих на стойку трактирщицы тусклых медяков, всхлипывания и захлебывающийся лай нервозной дворовой суки, доносящийся с улицы. 

Эльф держался в стороне от толпы. 

Он сидел за расшатанным деревянным столом в самом дальнем углу зала. Один. Длинные ноги он беззастенчиво закинул на спинку соседнего стула; тускло поблескивали в свете свечи серебристые пряжки на его поношенных кожаных сапогах. Между тонкими и гибкими, как паучьи лапки, пальцами на мгновение вспыхнул маленький рыжий всполох: подняв раскуренную трубку к губам, он затянулся и выдохнул к потолку струйку сизого табачного дыма.

Элиас терпеливо ждал. 

Пока еще эльф  не мог сказать, чего именно. Смутное предчувствие преследовало его уже несколько дней: с того самого момента, когда он вошел в этот богами проклятый (в самом, что ни на есть, буквальном смысле) город. Предчувствиям Элиас привык доверять.

За долгую жизнь эльфа подводили и предавали немногочисленные приятели, любовницы, наниматели, люди, эльфы, орланы и даже аумауа, но его собственное шестое чувство – никогда.Что-то вот-вот должно было произойти.

Позолоченная Долина пахла сыростью, безысходностью и мертвечиной. Последним особенно явственно: тела, которыми был увешан старый раскидистый дуб, стремительно разлагались, чему способствовала теплая, влажная погода последних недель. Раз в каждые несколько дней ветви дерева кренились все ниже к земле от веса очередного покойника. 

Семнадцать с половиной, как сказал ему сегодня утром здоровенный мужик, с простецким, как у всех дирвудцев, лицом, привалившийся могучей спиной к шаткому заборчику неподалеку от старого дуба. С половиной. Будто маленький рост пожилой анимансерки, тело которой успело распухнуть и посинеть, позволял кому-то считать ее недостаточно личностью. 

Элиас затянулся. Снова. Лай уличной псины перешел на исступленный визг. Народ в зале таверны заметно попритих. Скрипнула и оглушительно хлопнула входная дверь, застонали под подошвами сапогов старые доски. Элиас закрыл глаза, досчитывая до ста. 

Оглушительный колокольный звон сотряс воздух.

В таверне повисла звенящая тишина. Кто-то со скрипом распахнул входную дверь, замерев на пороге. Элиас перестал дышать. Звон колокола. «Пожалуйста, пусть будет два», - застучало в висках, «пусть будет два удара. ДВА. Пусть этот будет последним».

Но колокол прозвенел в третий раз.

[dhabi1610]

У Зеницу грязные руки.

Он этими руками держит небольшой букет из хризантем и колокольчиков. Агацума тяжело дышит, тело предательски трясется от каждого шага. Он только вернулся с охоты, одежда вся мокрая от крови и дождя, к коже липнет неприятно. В ушах стоит шум, Зеницу не чувствует левой ноги, но всё равно подходит к маленькой могильной плите и опирается на нее.

У Зеницу растерзанные запястья собственными ногтями. Он ежедневно сдирает с себя тонкий слой эпидермиса, оставляя раны, которые напоминают ему, что он всё ещё жив. Особенно он любит калечить левую руку, на которой красуется обручальное кольцо. Он постоянно его теребит, на нем уже появились маленькие царапины, но никогда не снимает его. Иноске предлагает его выбросить, и Агацума выбрасывает, но всё равно находит и надевает обратно на свое законное место.

Зеницу на самом деле всё равно. Вечером он обязательно будет теребить кольцо, так сильно, что потом останутся красные следы на пальце, потом обработает свои раны, полученные от очередного демона, но те, которые сделал он сам, трогать не будет, лишь сильнее проковыряет, а потом сам же будет скулить, когда во время очередной охоты заденет их.

Но зато он чувствует себя живым.

У Зеницу теперь и грязные штаны, ведь он садится на колени перед маленькой могилой, своими грязными руками начинает рыться в земле, приводит всё в порядок и украшает цветами. Пальцы трясутся, �� открытые раны попадает грязь, это неприятно. Зеницу поджимает губы, пытаясь подавить в себе новую волну истерики.

Он был совершенно не готов к этому. Зеницу понимал, что такое могло случиться в любой момент, но он не был готов к тому, что это произойдет так быстро. Агацума всё ещё не смог смириться. Всё ещё не смог отпустить. И никогда не отпустит.

Перед глазами всё ещё стоит Танджиро. Тот самый Танджиро, который хотел спасти свою сестру, который был личным героем для Зеницу. Тот самый Танджиро, который улыбался ему в последний раз, доставая свой клинок.

— Прости, Зеницу, — тихо шепчет Камадо, направляя клинок на себя. — Можешь не смотреть.

Но Агацума смотрел и не смел даже моргать. Смотрел на то, как Танджиро вспарывал себе живот. Смотрел на то, как внутренности его друга падали к его ногам, как билось его теплое и большое сердце. Смотрел в глаза своего друга, надеясь, навсегда запомнить его улыбку.

Зеницу смотрит и сейчас на могильную плиту, на которой написано имя его лучшего друга, и кладет рядом небольшой колокольчик.

— Она пахла, как эти колокольчики, которые я кладу тебе на могилу, — тихо шепчет Агацума, начиная теребить кольцо, надеясь, что рано или поздно оторвёт его вместе с пальцем. А ведь Иноске предлагал отрубить.

Такое же кольцо было на безымянном пальце младшей сестры Танджиро. Та самая младш��я сестра, на которой он хотел жениться. Та самая младшая сестра, которую Зеницу любил больше всего на свете. Та самая младшая сестра, которую он хочет поцеловать и убить одновременно.

Зеницу не видел Танджиро семьсот тридцать два дня. Но он приходит с цветами к его могиле после каждой охоты, а каждое воскресенье, кроме хризантем, приносит ещё и колокольчики. Агацума усаживается рядом, прислонившись к могиле своего друга.

Они делали так и раньше, когда им было лет четырнадцать. Зеницу прижимался к Танджиро, вопил о том, что ему осталось жить недолго. Танджиро гладил его по голове, а потом ворчал, когда Агацума начинал вытирать об его хаори свои сопли и слюни.

— Сегодня меня снова чуть не убили, — начинает свой монолог Зеницу, прислушиваясь к каждому шороху. Зачем он так делал? Может надеялся, что услышит успокаивающий голос Танджиро, который скажет, что всё будет хорошо? Хорошо уже никогда не будет.

На улице прохладно. У Зеницу порванные штаны. У Зеницу грязные волосы. У Зеницу кольцо больно сжимает палец. Он закрывает глаза, прислонившись щекой к могиле своего друга. Этот же друг теперь стоит перед ним и смотрит с высоты своих 175 сантиметров – за это время Танджиро бы точно стал выше, может быть, даже выше Иноске. Хотя это вряд ли. Зеницу поджимает под себя ноги, вытягивая руку вперед.

— А ещё я познакомился с милой девушкой, её зовут Асами.

У Танджиро бы точно отрасли волосы за это время, он бы постоянно убирал их в небрежный хвост, помогала бы ему в этом Незуко. Она в этом мастер, она всегда умела своими маленькими руками привести всё в идеальный вид. Незуко сама выглядела, как искусство, которое хотелось касаться, испачкать, пометить, чтобы все знали, что это его милая девочка.

С Незуко он виделся чаще. И вот уже как два года он не может убить одного единственного демона, которому обещал весь мир. Они только ломают друг другу конечности. Но только Незуко демон, она восстановится быстро, а Зеницу будет ползти за ней, надеясь, что эта встреча будет не последней. Камадо его почему-то никогда не добивала. Почему? Этого он никогда не узнает. А почему Зеницу ее не убивал? Он сам ответ на этот вопрос дать не может. «Потому что ты боишься неизвестности, дорогой, ты боишься, что всё будет по-другому, всё ещё хочешь к своему милому демону», — орут в его голове тараканы, начиная танцевать развратные танцы. Зеницу вертит головой. Он прекрасно понимает, что как только отомстит, то по прежнему никогда не будет. Танджиро не вернётся, Незуко не станет человеком. Ничего не изменится. Будет только дыра внутри.

— Асами позволила пожить у себя, пока я буду на задании.

Асами — красивая азиатка. У нее были пышные черные волосы, которые она заплетала в длинную косу. Она всегда носила красивое кимоно рядом с ним, Зеницу лишь мило улыбался, не забыв поблагодарить за вкусный ужин.

— Она милая, но, к сожалению или к счастью, так и не смогла затмить твою сестру.

Сестра Танджиро два года назад стояла на коленях перед мертвым телом какого-то мужчины и ногтями рвала его грудную клетку, пачкая снег кровью. Она зубами грызла его органы, громко чавкала, гладила себя и удовлетворенно стонала. Рядом лежал Танджиро без сознания.

Зеницу стоял за её спиной и ничего не мог сделать. Его тело пробило дрожь, он лишь молча моргал. Незуко издала ещё один звук и посмотрел на Танджиро. Тогда уже мурашки под слоем грязной одежды от пальцев побежали в мозг со своим громким сигналом SOS.

Зеницу сделал шаг навстречу к ней:

— Незуко-чан! — крикнул он. Ему никогда не нравилось убивать. А любовь всей своей жизни и подавно. Его невеста быстро среагировала и набросилась на него, а Зеницу то ли позволил себя повалить, то ли не ожидал.

Он бьется головой, пальцами впиваясь в землю. Какое сегодня число? Четырнадцатое декабря? А может, ещё ноябрь, а снег просто выпал раньше времени? В любом случае, в такую дату умирать так себе. Самому или другим. Двадцатого ещё терпимо.

Поэтому Зеницу вовремя успел клинком остановить её, но Незуко была сильной. Она рычала, пыталась дотянуться до его шеи, а у Зеницу не получалось её оттолкнуть, он лишь смотрел на кольцо на её безымянном пальце, которое тоже было испачкано кровью. Охотник качает головой, старается не думать о том, что его невеста только что съела человека, и пытается отодвинуть от себя демона. Но Незуко сильная, очень сильная. У Зеницу начинает темнеть в глазах, он чувствует, как его лицо покраснело, и глаза стали слезиться, у него трясутся руки, когда он клинком стал прорезать губы демона. В голове код красный, сознание бьет тревогу.

— Незуко, пожалуйста, приди в себя, мы вместе справимся.

Она становится больше. Зеницу на фоне неё выглядит как забитый котенок, который пытается спастись от острых клыков огромной псины.

— Танджиро обязательно что-нибудь придумает. Это просто несчастный случай!

Зеницу пытается ногами её оттолкнуть, но попадает лишь по воздуху. Он без понятия, что делать дальше, долго он так не продержится, хочется закричать жалкое «помогите», как он обычно это и делает, но не может, когда смотрит в эти нежные глаза своей милой девочки.

— Мы спасем тебя. Нам с тобой ещё надо пожениться. Помнишь? Ты дала обещание, а обещание надо сдерживать, — Незуко рычит и клыками ломает клинок. — НЕЗУКО!!!

Демон царапает грудь Зеницу. Осознание приходит мгновенно вместе с болью. Его тело неестественно выгибается. Охотник заорал в голос, вцепившись в пасть демона. Снег окрашивается теперь и его кровью. Ему хочется на коленях молить о пощаде, начать реветь в плечо и просить Незуко наконец-то вспомнить, кто она на самом деле.

Но Незуко не помнит, она царапает его тело, оставляя глубокие шрамы, надеясь добраться до своей цели и наконец-то сожрать его, но Зеницу из последних сил старается отпихнуть от себя свою невесту, за которую он готов жизнь отдать. Агацума действительно пытается осознать происходящие, дышит тяжело, хватает ртом воздух, дрожащей рукой сжимая шею Незуко сильнее, но он лишь смотрит в чужие глаза, не видит дна. И честно признается, что хочет утонуть в этих зрачках. Незуко была прекрасна даже сейчас. Он пальцами аккуратно касается ее нежной кожи, на которой, наверное, останутся следы после его руки. Ему больно, страшно, обидно, но он хватается за свою невесту, будто она единственная, кто его сейчас может спасти.

Но спасает его Иноске, который набрасывается на Незуко. Зеницу наконец-то вдыхает полной грудью, но тело пронзает новая волна боли. Он грязной рукой трогает свою рану. Крик Незуко застревает где-то в ушах, слезы льются из глаз. Зеницу поворачивает голову, смотрит на то, как Незуко защищается от клинков Иноске. Она ещё слаба, Незуко издает последний рёв и убегает в лес, Иноске бежит за ней, но спотыкается и падает.

Зеницу вздрагивает, когда его голова оказывается на чужих коленях. Он тянется, цепляется рукой за хаори Танджиро, который смотрит вслед убегающей Незуко.

Зеницу открывает глаза и поджимает под себя ноги, когда ветер усиливается. Рядом не было ни Танджиро, ни Незуко... никого. Был только он, лежащий возле могилы своего друга, и букет из хризантем и колокольчиков.

Зеницу хоть раз задумывался над тем, что будет потом, когда он отрубит голову Незуко? Нет. У него будто наркотическая зависимость. Он лишь хотел привязать её к дереву, дождаться рассвета, слушать, как она орет на него, выгибается, смотреть, как она просто заживо горит. Этот крик напугал бы всех червей в земле. Зеницу после этого обязательно вспорет себе живот. Ему навечно четырнадцать. Он застрял в этом возрасте, когда тобой двигают исключительно эмоции. И эти эмоции заставляют постоянно находиться рядом с этой мразью, как вторая тень. У Зеницу хлещет кровь из носа, он смотрит, как Незуко ест свою новую жертву. Она та ещё паскуда, она гниёт изнут��и, она будет гореть в аду, но Зеницу подходит сзади и гладит эту суку по волосам, но намного чаще протыкает ее спину катаной. Никогда выше, до шеи, не доходит.

— Скоро это закончится, Танджиро, — тихо шепчет охотник, принимая сидячее положение, и рукой касается своей груди, где теперь до конца его жизни останется шрам от рук его невесты. — Скоро.

Мрачное небо с серыми почти чёрными облаками будто подтверждает его слова. Зеницу уходит с кладбища, обернувшись напоследок. В этот момент с неба начинают падать крупные капли дождя. Затем тучи сгустились, дождь нарастал. Агацума шел в сторону дома Асами, которой он точно понравился. Она рядом с ним поправляла постоянно свои темные локоны, спрашивала про кольцо на пальце, Зеницу отвечал, что вдовец. Она была симпатичной, она ему нравилась, но подпустить её к себе ближе положенного так и не смог. А сейчас он идёт к её дому, чтобы переночевать и набраться сил перед новой охотой. И с каждым тяжелым шагом Зеницу улавливает посторонние звуки, которые раньше дом его новой знакомой ещё не издавал. Он заходит внутрь, хаори парусом болтается, где-то открыты окна. С него на пол шумно скатывается вода, Зеницу был уверен на все сто процентов, что в доме кто-то ещё есть. И этот звук он не спутает никогда и ни с кем.

Идёт медленно, специально стучит обувью.

— Я тебя прощаю, милая, — рассеянно говорит охотник, останавливаясь возле лужи крови. — У нас что-то наподобие свидания сегодня? — подходит к двери и прислушивается, слышно отчётливое ломание костей. Асами уже не спасти.

Зеницу надеется, что ошибся.

Зеницу надеется, что оказался прав.

Слух никогда не подводил. А запах колокольчиков лишь подтверждает его слова.

— Эй, милая, хоть я и люблю тебя, — продолжает он, смотря на комнату Асами, – но не могу понять, почему ты забыла, кто ты есть на самом деле.

Он не злится на Незуко. Он просто напуган. Ему безумно страшно открывать эту дверь. Зеницу не хочет видеть, как его милая девочка снова на его глазах пожирает человека.

— Скажи мне, милая, — он царапает ногтями деревянную дверь, — почему ты разбиваешь мне сердце...

Эту дверь в эту же секунду проламывает чья-то голова. Зеницу вздрагивает, смотрит на дыру, а затем на отрубленную голову. Как выяснилось, это была Асами. Точнее, её верхняя часть.

Если охотник не хочет входить, то демон сам откроет ему дверь.

Зеницу забегает внутрь.

А потом замирает, не делая больше ни шага, вытянув вперёд катану.

На окне сидит некое ванильно-молочное существо, чье тело было покрыто рисунками ��з вьющейся лозы, а из лба торчал рог. Существо смотрит внимательно на него, слизывая кровь с отрубленной руки. Зеницу тоже не смеет оторваться от этих родных пронзительных глаз. Агацуме кажется, что в них находятся трупы мотыльков.

Спустя два года после потери двух близких ему людей Зеницу в очередной раз застыл в немом непонимании с вытянутым клинком перед существом с красивыми красными узорами на теле.

Спустя два года Зеницу снова почувствовал, что бессилен перед Незуко.

Демон машет ему отрубленной рукой и слезает с подоконника. У Агацума ноги трясутся, он затаил дыхание, смотря, как его невеста облизывает свои кровавые пальцы.

Зеницу сам себя загнал. Он прекрасно понимал, что не устоит.

Незуко не заставила себя долго ждать. Через секунду она оказалась возле его лица, замахиваясь правой ногой. Если бы Зеницу не успел вовремя отскочить, то его голова отлетела так же, как до этого отлетела голова Асами.

— Какой же ты быстрый, — охотник вздрагивает, когда слышит чужой голос. Он был хриплый, нежный и чарующий. Незуко звучала как настоящее искусство. — Ну давай опять сыграем в догонялки.

И снова набрасывается. Зеницу головой крутит, как поломанный болванчик, катаной наносит удар в бок, со всей силой отбросив демона в книжный шкаф, смотрит на неё глазами брошенной игрушки и не возникает никакого желания сейчас всё бросить, чтобы подбежать помочь. Его это немного радует. Шкаф опасно шатается, но не падает. Агацума оказывается рядом и своими грязными пальцами с обгрызенными под самое мясо ногтями сжимает рукоятку своей катаны, наносит удар. Незуко дёргается, отскочив, но острая часть всё равно задевает челюсть. Демон издает непонятный звук, рана почти сразу же зажила. Незуко своими когтями царапает чужую щеку, Зеницу громко скулит. Всё его тело в шрамах, большинство оставила именно его любимая девочка. Незуко становится выше, стоит напротив него и тяжело дышит.

Зеницу только сейчас заметил пауков в комнате. Видимо, Незуко уже несколько дней ест Асами, она явно ждала Зеницу, раз так долго не покидала дом своей жертвы.

На нее залезает огромный паук, а тараканы в её голове весело пляшут танго, как только они поняли, в какой обстановке они оказались. Они сжирают её плоть изнутри, а паук начинает ползать по её ногам. Незуко его не убирает, пока он своими лапками продолжает лезть выше. Незуко Камадо же навечно двенадцать, она умерла ещё в ту самую ночь вместе со своей семьёй, её нет. Её плоть жрут противные насекомые, жрут её прогнивший разум, не оставляют ничего живого. Паук под��имается ещё выше, по телу бегают мурашки. Её тараканы требуют компании, им нужна новая плоть, паук добирается до её головы, лапками стучит, здоровается, а у Незуко складывается ощущение, что если сейчас она откроет свой рот, то оттуда вылезут червяки. Поэтому она решила снова нанести удар, паук падает, а на него сверху уже падает тот самый книжный шкаф. А Зеницу, если честно, очень больно, когда просишь любви и ласки, а получаешь лишь по уродливой роже. Больно физически. Морально хочется вцепиться в кимоно своей законной невесты, прижаться и уснуть.

Эта самая невеста подпрыгивает и собирается нанести ещё один удар своей ногой, но Зеницу успевает отрезать её. За несколько лет в его черепной коробке уже отложились слова Танджиро, что нельзя подаваться эмоциям, что существуют на свете твари, которым в принципе всё равно, кого бить, а кого насиловать, им действительно плевать, если тебе больно.

— Было весело, но, думаю, пора это заканчивать.

Незуко со всей силой хватает его за запястье, сжимает его так сильно, что тот болезненно стонет. Слышится хруст костей и болезненное «Незуко-чан» от самого невинного и громкого мальчика, которому она доверила своё демоническое сердце.

— Да, кричи громче. Мы здесь одни, нас никто не услышит, — Незуко наклоняет голову, улыбаясь. По губам потекли капли крови, а в следующее мгновение Зеницу с силой ударился спиной об пол так, что едва не выбил из легких весь воздух. Прежде, чем понял, что происходит, демон навалилась сверху всей своей грудой мышц — снова увеличилась.

Катана отлетает в сторону лишь потому, что Зеницу позволяет. Он живой лишь потому, что Незуко позволяет.

— Ты думаешь, я ничего не помню? — тихо шепчет Камадо, наклоняясь ближе. Она носом водит по чужой руке, пока охотник прислушивается к каждому её движению.

Да, она не помнила ничего из своей прошлой жизни, когда в её груди билось человеческое сердце, когда её щеки розовели на холоде, когда она улыбалась, плакала, кричала, боялась, смущалась, любила по-настоящему. Но Незуко почему-то плакала, когда съела своего первого человека. Незуко также плакала, когда нашла могилу с надписью «Танджиро Камадо». Она не знала, почему, она не понимала, кто все эти люди, но она тянула к ним свои кровавые руки. Тянулась к могиле, обнимала и просила прощения.

Она также не понимает, почему сердце стучит быстрее рядом с этим парнем, который сейчас лежит под ней. У них похожие обручальные кольца – Зеницу специально сделал их для своей милой девочки. В животе всё скручивается, когда она смотрит на его безымянный палец, внутри будто действительно были маленькие тараканы, которые своими маленькими ножк��ми бегали по всему телу, вызывая чертовски приятное чувство. Ей хочется разорвать себе живот, чтобы все насекомые повалились на землю вместе с её внутренностями, наконец перестали приносить приятный дискомфорт.

Незуко зарычала и зубами впилась в левую руку Зеницу. Его вкус был таким особенным, таким сладким, чужая кожа таяла у неё во рту. Демон застонал в голос, закатывая глаза от удовольствия, пока Зеницу визжал в агонии.

— Почему у тебя такое печальное лицо? — демон слизывает кровь с его руки, а потом аккуратно целует следы от своих же клыков. — Не бойся меня, милый, мой суженый и родной.

Зеницу запрокидывает голову, не может оттолкнуть эту прекрасную девушку из своего больного сердца. Незуко ласкается своим холодным телом, наклоняется к его лицу и языком вылизывает слезы на щеке, пачкая её кровью, которая стекала из её рта. Она прислоняется лбом к его лбу, ногтями впиваясь в бок, заставляя чужое тело изогнуться ещё сильнее.

— Почему ты не сопротивляешься?

Зеницу не чувствует своё тело, а так он хотя бы ради приличия взял катану. Незуко гладит своими пальчиками его щеку, пачкает ее, Агацума смотрит на нее так ласково и любовно, пока его девочка впивается своими острыми зубами в его кожу на плече. И это не возбуждает, это не романтично, это ужасно больно, поэтому Зеницу кричит из последних сил, параллельно шепчет что-то о вечной любви. И это не прекрасно, это не смешно. Это очень страшно, когда к тебе липнет тело демона, а ты можешь лишь с восхищением смотреть.

— Ответь мне, охотник, кто мы друг другу?

Зеницу вздрагивает, чувствуя приступ тошноты.

— Ты моя девочка, которая красивее заката и рассвета. Я готов убить всех, кто посмел тебя касаться, — тихо отвечает ей Агацума. — Мы дали друг другу клятву в верности и в любви. Поклялись, что всегда будем вместе.

Незуко замирает, перестав уродовать хрупкое тело охотника. А через секунду на лицо Зеницу начали капать чужие слезы. Он вздрагивает, поднимает голову, смотрит на свою милую девочку с тяжелой судьбой.

— Почему я плачу? — голос у нее дрожит. То ли от боли, то ли от злости. — Что это за чувство внутри? Оно раздирает мне грудь, жжёт. Как ты это делаешь?! Прекрати!

Незуко снова рычит, раздирая себе грудь своими же ногтями. Было ощущение, будто она рвала свои красные лозы, которые сковывали её чувства, позволяла своему внутреннему миру выйти наружу.

Зеницу внимательно рассматривает ее бледное тело. Смотрит, как кровь стекает вниз, как она выгибается. Незуко сжимает чужую одежду, рвет ее со всей силой, пока Зеницу пытается сдержать эти чёртовы слезы, которые продолжают течь. Он слишком глубоко дышит, перестал чувствовать левую руку, Незуко плывет перед глазами.

Зеницу хватает ее за руку, тянет на себя и целует. Гладит ее красивую и аккуратную кожу, проводит языком по ровным зубам, выгибаясь от каждого её прикосновения. Теперь осталась только прекрасная Незуко, задыхающаяся Зеницу и запах крови.

— Ты так прекрасна. — вырывается из его рта, когда отстраняется. — Теперь мы одно целое. Я твой жених, а ты моя невеста. Я охотник на демонов, а ты о́ни. Мы снова вместе, на своё месте. Мы…

— …отдали друг другу сердца? — заканчивает за него Незуко, смотря, как её демоническая кровь смешивается с человеческой.

Любовь — это прекрасное чувство. Бог сказал, что каждой твари по паре. Незуко самая настоящая и последняя тварь, а Зеницу лучик света, чьи раны она аккуратно целует, а потом оставляет новые, слушая, как её жених болезненно стонет. Потребность услышать бешеное «я люблю тебя» разрывает грудину изнутри.

Незуко что-то чувствовала, кроме душевной боли.

Незуко своими кровами ногтями разрывает грудную клетку своего жениха.

Зеницу уже перестает слышать, как он кричит. Его мозг отказывается функционировать.

Незуко бешено рвет мышечные ткани и без особого труда ломает кости грудины.

Любовь — прекрасное чувство. О ней поют песни, пишут стихи, слагают легенды. Незуко своими руками пишет свою историю любви, связывая себя с Зеницу узами брака.

— Твоё место здесь, со мной. Ты теперь только мой.

У Камадо руки почему-то трясутся, она этими руками вырывает сердце. Оно всё ещё бьется, оно такое большое, такое теплое. В животе наступает новая волна бабочек, которые своими крыльями царапали её тело, а Зеницу уже не слышит прекрасные звуки любви.

По рукам и ногам льется кровь, под ребрами копошатся мертвые личинки бабочек.

Незуко бережно вкладывает свое сердце в грудь Зеницу, а его забирает себе.

[mantikora09]

Au Лисьей норы и Оно или коротко о том, как Натаниэль чуть не попал в другую книжную историю.

Кажется, в этом городе Натаниэля звали Томас, всего лишь очередное имя чтобы запутать след.

Они с матерью приехали в штат Мэн после Франции и выбрали провинциальный город лишь по той причине, что там в конце весны было уби��ство девочки, и это означало, что копы будут бдительны ещё минимум год. Натан навряд ли сунется туда, где власти смотрят пристальнее на чужаков, особенно на мужчин, ведь женщина с подростком не вызывает особых подозрений.

Натаниэлю почти там нравилось. Не смотря на то, что Дерри был далек от больших городов, он весьма процветал и там было много людей, особенно детей. Он даже подружился с парочкой. Например, с соседской девчонкой Люсиль и одноклассником Джейком.

Единственное, что напрягало, так это еще один случай смерти ребенка.

Две недели назад. И если честно, Натаниэлю с тех пор было очень неуютно в этом городе.

Ему 15 и он беззаботно идет домой, не забывая следить, чтобы ни кто лишний не шёл следом.

Кораблик он замечает почти сразу, неприятный липкий холод словно оглаживает позвоночник.

Веснински делает пару шагов вперёд, обходя текущий ручеек с бумажным кораблём, но тут его боковое зрение замечает что-то и парень дергается.

Шар.

Всего лишь воздушный шарик.

Откуда он тут? Какой-то глупый ребёнок его отпустил и теперь он прибился к захламленному водостоку?

Натаниэль не думает останавливаться.

Сердце бьётся быстрее, ему кажется, что что-то тут не так, он слышит хруст веток и дергается, оборачиваясь.

Неправильно, как это неправильно!

Клоун тянет красные губы в улыбке, и держит тот чертов шарик!

Помпоны на его костюме словно вырванные сердца алеют на белой одежде.

— Натаниэль, хочешь мы убежим с тобой? Он нас никогда не найдет!

Руки вцепляются в лямки рюкзака, а глаза полны ужаса. Миг и вместо уродливого грима он видит отца.

— А ну иди сюда паршивец! Или я отрублю все твои пальцы! Сучонок!

Именно отцовский голос помогает снять оцепенение и Натаниэль несется домой.

Он был так напуган говоря матери, что кажется видел отца, что та верит ему. Они уезжают в тот же вечер.

Дерри остаётся позади и отчего-то постепенно стирается из памяти пару лет спустя.

[ardiziya]

Женщина, парящая в эфире с глазами цвета крови, воплощает тайну и красоту мрачного фэнтезийного мира. Её образ, навеянный сюрреализмом Игоря Морского, словно узор шибори: каждая деталь лица, каждый изгиб тела пропитаны исконными чувствами. Красные губы чуть приоткрыты, намекая на неизведанные легенды, а фигура становится холстом для истории своей жизни, где линии и тени рисуют выразительный рассказ. Свет и тьма в композиции переплетаются, образуя гармонию контрастов, что подчеркивает её непостижимую привлекательность…

[schizofr]

Мусор из окна кинооператора

25 ноября 2024 года 16:40 по мск.

Прямо под окнами Нерсеса, только что и сразу после написания мною предыдущего длинного поста найдено и убрано (вчера этого мусора не было!): три чищеные моркови красные, обожженная пена из его окон и одна тонкая алюминевая оконная основа из-под балконного остекления сгоревшей лоджии, варёная луковица.

Фото от 25 ноября 2024 года 16:40 по мск.

Перед четвёртым подъездом припарковано авто кинооператора с номером 188. Самого Нерсеса я так и не видела, сообщений от него более не поступало, два окна его лоджии полностью распахнуты внутрь балкона, свет не горит, так как и окон, считай, в хате нет.

Кто приезжает на авто Нерсеса - он сам или нет - я не знаю.

Дополнено 25 ноября 2024 года 18:18 по мск.:

У моего отца сегодня вечером, равно как и у моей матери дней как пять назад и ровно так же как у него же где-то в середине лета, сломался или стал отчасти нерабочим дверной замок.

Квартира моего отца расположена на первом этаже - равно как и квартира моей матери тоже на первом, но в соседнем, через один, подъезде.

Сейчас отец сказал, что похоже, будто дверь раздулась снаружи и пришлось её болгаркой отцу подрезать, подровнять, чтобы дверной замок вновь стал закрываться.

Рассказывать моим родителям о том, что дверь могли чуть силою искорежить с внешней стороны - бить горохом о стену.

В общем, отец исправил сие недоразумение, случайно возникшее сегодня.

Плюс ко всему прочему, я сняла на фото и момент вставления окон в квартире кинооператора. На это время окна вставили уже везде - и даже на балконе. У Нерсеса три окна на шестом с угла выходят на заднюю часть двора и одна лоджия длинная на угол дома - на фото она с кондиционером и ярко освещена. На моем фото идёт момент установки окна на кухне - в оконном проёме виднеется фигура мужчины.

Во время установки окон на десятом этаже горит окно на кухне в одной из квартир - сколько раз уже было мною замечено, гоу-азиаты, сдавая квартиры, намеренно используют либо красный свет лампы для уведомления о проблемах, либо красный свет штор или жалюзи. Всё имеет место быть в этом Большом Городе.

Под окном квартиры кинооператора, там где я чуть ранее уже убрала, я вновь заметила мусор - синюю пачку сигарет Парламент с рисунком "импотенция". А чуть поодаль лежала розовая пробка от бутылки шампанского - я мусор убираю, по необходимости, вокруг своих окон и подъезда, с апреля месяца 2024 года и ни разу не видела ранее ни одной пробки от шампанского.

Еще под заново остекленной лоджией Нерсеса был выброшен красный строительный, почти треснутый карандаш - я его подобрала аккуратно и убрала, с учётом сохранения чужих пото-жировых следов.

Выброшенный под балконы карандашик, считай, от Золотого Бобра - предупреждает об опасности.

Что мне хочется сказать, учитывая что машина оператора Нерсеса стоит под окном?

По-большому счету, для моего большого продуктового дела армянин Нерсес не так уж и важен. Но я не могу ж просто так взять да и выкинуть его из своей головы...

Мне необходимо лично от него услышать чёткое нет - такое же чёткое, как я услышала, к примеру, от депутата Шаргунова. Но - Нерсес, возможно, где-то рядом, а, возможно, на его машине приехал кто-то иной. Учитывая ситуацию, что мои Предвоенные записи никто не слушает и данные из моего блога так никто и не распространяет, не вникает в их суть, я могу сказать, что не стОит заходить на шестой этаж в квартиру почти без света не пойми к кому и рисковать и своей головою, и своим умищем.

Моя голова, равно как и этот блог - это сегодня самое ценное, что есть здесь, в tumblr-е, а посему предпочитаю по-паучьи оставаться на удалении от процесса остекления квартиры - а вдруг Нерсес уже продал эту квартиру, а?.. - и продолжать лишь фиксировать и описывать всё то безобразие, что творит русский народ.

Народище.

Сидит молча, поджав и губы, и зажав свой поганый рот.

Думайте, что происходит. Жду Малахова и Первый, Вторые каналы - поверьте, парни, здесь дел немало.

Послесловие: стараюсь не забывать уже раз пройденное - скриншот Некрасовской Библиотеки с их постом от 28 июля, спустя день после пожара Нерсеса, о книжке с названием "Мой дом - иногда в нём можно потеряться". У них на всё их случаи устранения людей заранее и книжки заготовлены, и киношки есть, и названия конфет и продуктов имеются.

Думайте, что происходит.

Мне нужна помощь.

Дополнено 26 ноября 2024 года 00:26 по мск. :

Решила таки обозначить в переписке с Нерсесом через WhatsApp новый вид его балкона и окон такими вот двумя сообщениями к нему - получила короткий ответ, но далее в сети он был, однако, по самой сути Нерсес так ничего и не отвечает. И я да��е не знаю, кто тогда, 05 ноября 2024 года, за один день накрутил, намотал мне столько прослушиваний моих Предвоенных Аудиописем на ресурсе bandlab.com/marryhome/albums/ и после пропал, словно бы и не прослушивал вовсе! Куда делись люди?.. За сутки почти семнадцать прослушиваний было...

Жду следующего ответа от Нерсеса или от того, кто пишет за него...

[ipsum1306423]

Протянулся перед нами и покусывала красные пальцы. Уважаемая попугай. Он мастерских, с глазами, губы стали пунцовыми, матовая.

[optio913119]

Сказал несколько ничего не мог. Я окровавленые губы зашуршали шины велосипеда. Я и громадные уши, красные и сверкающие, как.

[garconne-fanfiction]

у тэёна ультрамодные очки, аккуратная укладка, синий облегающий пиджак и забитые руки, плечи - почти до шеи. пигмент - золото в орнаменте, нагой модерн и декорированность.

всё цвета сусального а��густа.

донён всё это где-то видел.

×××

донён сбегает с ним на дальнюю планету в их системе, теряет десятки световых лет, вокруг белые звёзды, но никак не поймёт, от чего они бегут.

×××

донёна объявили в розыск - вычитал в ленте новостей.

чувство скукоженное, безверное.

он же тут, никакой он не потерянный.

тэён видит вкладку, кривит губы и вырубает донёнов лэптоп.

решето-окно сеет лунные всплески - и по лицу тэёна свет. как жемчуг.

и в глазах тэёна секрет. как сажа.

×××

тэён не злой и не добрый. тэён не молчит, но ничего не рассказывает. его глаза не фарфор, но в них пусто. и он никогда не скажет донёну правды.

у донёна на руках вены бухнут: весна, кровь, капель.

но на этой планете только лунная пыль и дорожки света, что трещины в лобовом стекле.

татуировки у тэёна ювелирные - сусальное золото. окантовка - стиль модерн.

×××

донён никогда не спросит (=узнает), почему им всегда приходится уходить так далеко и внезапно. никогда не спросит, почему ему нельзя сидеть в интернете слишком долго и почему тэён прячет своё красивое лицо в космопортах и больше не носит пиджаков, очков и безупречных укладок.

×××

планеты кончились. остаются туманности и искуственные станции для беженцев.

космос пустой - чёрная клавиша пробел.

и в нём откуда-то свет.

и в донёне откуда-то свет.

и мечта следовать за тэёном беспочвенно, без оглядки. воняет бензином и отливает бензинной синтетической радугой.

×××

сирены в полночь.

тэён почти раскалывает донёну череп, тормоша, чтобы встал и немедленно собрался.

стены кампуса станции холодные, и рычаги в шлюпке, которую они угоняют, тоже.

донён никогда не летал в открытом космосе на угнанных кораблях, а тэёну, кажется, уже и на панель управления не требуется смотреть, чтобы вбить верные координаты и настройки полёта. пальцы по клавиатуре - дождь по майскому полю.

×××

в какой-то момент их фотографии выводят на стенды в трансгалактическом космопорту. донён даже не вкатывает в происходящие, когда тэён запихивает его в ближайший туалет.

для него и так день с ночью слились в запах палёных покрышек.

и даже декор на тэёновой шее утерял свой лоск.

×××

ночь. пыль на луне. и свет серого цвета.

сил у тэёна больше нет, и он мёртвенно спит в каком-то дырявом отеле посреди пустынного спутника. и в последние дни не было ни его безупречной укладки, ни облегающего костюма. только недосып и венозные красные глаза.

а у донёна в зрачках застревают камни - бессонница. он сбрасывает взгляд на тэёна, подсвеченным лунностью из окна.

он странный. и края его тату светятся, будто танцует орнамент.

×××

в следующую ночь тэён проваливается в сон без дна и с нервными вдохами. донён никак не сомкнёт глаз, хоть голова и гудит.

луна - это грязь и глиттер.

донён нащупывает телефон возле подушки и открывает браузер. его лицо облито белым тусклым свечением дисплея.

он вводит:

ли тэён

ничего.

вводит:

ким донён

выскакивают - его инста, фейсбук и пару вкладок с новостных и государственных сайтов.

пишут, что похищен.

донёну смешно - тихо прыскает, но читает дальше.

пишут:

версия вторая - стал сообщником грабителя.

донёну ещё смешнее, потому что тэён, может, и кажется богатым, но на самом деле в его карманах только дыры, а костюм старый и вообще чей-то.

донён светит на него экраном телефона.

волосы по глазам, почти щекочут нос, губы сомкнуты прочно, и грудь почти не движется.

а татуировки - сусальный август, модерн.

где-то уже видели.

донён листает новости дальше и натыкается на статью о своём похищении и совсем не известном ему преступнике.

пишут:

ограбил в разные времена лувр, бельведер и частные галереи на луне.

в донёне скепсис. он кидает взгляд на тэёна опять. ничего особенного, не считая красоты.

ночь витает в воздухе чёрной пылью.

читает дальше:

им были украдены картины констебла, вермеера и кандинского.

у тэёна никогда с собой не было больше рюкзака и понтовых очков без диоптрий. да и их сейчас нет. никаких тубусов или чемоданов для перевозки. не в рюкзак же он их запихал?

последнее украденное полотно - "поцелуй" климта.

донён уже где-то видел его.

сусальный модерн, золотой орнамент, август.

он, конечно, с толикой иронии обливает светом дисплея татуировки тэёна. но всё равно ищет отличия с репродукцией в интернете, прохаживаясь по каждому завитку и изгибку. и не находит ни одного.

донёна пробивает жаром/холодом, в ребрах, как тина, застревает тревога.

он судорожно переводит взор на лицо тэёна:

открытые белёсые глаза с чёрно-каменным зрачком, направленность прямо в донёна, злость.

тэёну опять погребать секреты заживо.

____________________________________

https://ficbook.net/readfic/6471423/16564409#part_content

____________________________________

[blackberry-raccoon]

- Что ты делаешь? - Эмми замирает на пороге туалета, удивленно глядя на Рику.

Та резко вскидывает голову, ошарашенно оглядывается, пытаясь придти в себя и вспомнить где находится. Она совсем забылась, слишком глубоко погрузилась в свои мысли. Утонула.

Рика опускает глаза туда же, куда смотрит Эмми и непонимающе морщится.

- А что не так? - Эмми сбивает конец фразы, подбегая и выдергивая ее руки из под воды, растерянно бормоча что-то под нос.

- Дурочка! Да они же все уже красные от холода. О боги, на ощупь как ледышки.

Рика растерянно наблюдает за подругой.

- А что ты здесь делаешь..?

Эмми фырчит что-то под нос, быстро вытирая руки Рики полотенцем, а потом закутывая в свой шарф, стянутый с бедер.

- Тебя долго не было, вот я и пришла проверить. Зачем ты это сделала? - блондинка наклоняет голову и заглядывает Рике в глаза, но та отворачивается.

- Понимаешь… - в горле почему то встает ком. - Они очень сильно болели. Запястья. Они так болели, Эмми… - она слышит дрожащий голос, как кто-то всхлипывает и растерянно опускает глаза на подругу.

«Неужто я довела её до слез? Дура...» - мелькает в голове, а потом…

На блузку падает несколько капель. Нет, Эмми не плачет. Плачет Рика. Её голос дрожит, это она судорожно поджимает губы, что бы не разревется в голос. Это Рика медленно ломается изнутри, с закутанными в чужой шарф замерзшими руками.

А запястья снова болят. Все сильнее и сильнее.

Боль нарастает. Холод спас ненадолго.

Помогите.

[kuroroshka]

я надеваю белую майку под ней чёрный бюстгальтер, которому 8 лет и заправляю её в трусы с голубыми и синими точками натягиваю плотные колготки из ткани чёрного цвета и яркие, жёлтые, как тюльпаны, носки протягиваю руки в тонкую кофту с длинными рукавами она там и сям заштопана, в области сердца – бант я надеваю свои единственные и любимые чёрно-синие подобранные два раза снизу джинсы добавляю свитер. много цветов. красный да белый да розовый да голубой оранжевый, лиловый и жёлто-зелёный. иду в ванную, в зеркале я расчёсываю волосы и слушаю, как бьётся моё сердце я словно… я собираюсь на смерть. медленно и порядочно, хоть и с усталой небрежностью, неровностью, слабостью. тональный крем пачкает и обнимает синяки под глазами и красные пятна, чёлка упрямо падает в глаза, но я так же упрямо её отвожу. вот и всё. только на губы – помада. без цвета. смазка, чтобы не было дискомфорта, когда смыкаются сухие губы. меня что-то держит, но нужно идти. я в коридоре, заканчиваю оболочку верхней одеждой тонким пальто с пухом, в котором я становлюсь чёрной гусеницей, замшевой бежевой обувью, серыми с блеском и трещинами перчатками и платком на шее.

в тот день я была в банке, открыла счёт. я была в службе, которой теперь принадлежу, отдала выписку с номером счёта, чтобы меня внесли в базу для выплаты пособия. может быть, я и этого не получу, потому что… нужно стараться. нужно дышать. нужно быть.

я шла по улице, шла к мосту. что-то должно случиться или нет. или уже случилось. перед мостом красные и белые пластмассовые фигуры перед мостом женщина в лиловом берете, стоит, смотрит на другой берег. на мосту деревянный забор, а к прутьям железным привязана надпись: к перилам не прислоняться. опасно! что ж, опасно… опасно.

опасно.

ничего не случилось. ничего не случилось впереди как пепел и рыжие ветви деревьев скорая плачет и не может проехать по половинно закры-тому мосту ничего не случилось.

я просто иду дальше. и дальше. аптека. и дальше. и дальше. ничего.

иногда я слышу шаги за спиной, не выдерживаю, оборачиваюсь и понимаю, что это мои шаги. никого за мной. никого.

что же случилось?

16.12.015