#вопль

[taubengrau-tttm33]

ТА ВИ ЗАЇБАЛИ СВОЇМИ ВАГІНАМИ ((((

[maxispremades]

Поедание необычных фруктов не прошло бесследно для Розвеллов — с некоторых пор и Тед, и Мередит перестали спать по ночам. Стали привычными и другие странности — походка сломанной марионетки, болезненные ужимки и похабные гримасы, бессмысленная, пугающая речь... Вне всякого сомнения, это была ŌΔĘpЖЙΜŌČŦþ.

Неведомая сила неведомым образом вытесняла из Мередит и Теда их собственные мысли и чувства, подменяя их жуткими темными импульсами, в мерцающих переплетениях которых рождался один-единственный отчаянный вопль боли. Нечеловеческой боли.

∏ŌМŌГЙŦĘ

Если не считать этих пугающих галлюцинаций, то во время ночных приступов ŌΔĘpЖЙΜŌČŦЙ оба чувствовали себя лучше, чем когда-либо. Все тревоги и заботы растворялись в текучем фиолетовом тумане, оставляя на месте себя при��тную пустоту. «Ночной» Тед полюбил сажать на заднем дворе странные фрукты и болтать с подросшими фиолетовыми растениями, а любимым занятием Мередит стал неистовый бег с запрокинутой назад головой по пустым улицам ночного Стрейнджервиля.

(Eating bizarre fruits has not gone unnoticed for the Roswells — for some time now, both Ted and Meredith have stopped sleeping at night. Other oddities have become commonplace — the gait of a broken puppet, painful grimaces and obscene antics, meaningless, frightening speech... Without a doubt, it was a ƤØŞŞ€ŞŞƗØŇ.

An unknown power was inexplicably displacing Meredith and Ted's own thoughts and feelings, replacing them with eerie dark impulses, in the flickering interweaving of which a desperate cry of inhuman pain was born.

Ħ€ŁƤ

Apart from these frightening hallucinations, they both felt better than ever during their nocturnal bouts of ƤØŞŞ€ŞŞƗØŇ. All fears and worries dissolved into a flowing purple mist, leaving a pleasant emptiness in their place. "Nighttime" Ted loved planting bizarre fruits in the backyard and chatting with grown purple plants, and Meredith's favorite pastime was frantically running with her head thrown back through the empty streets of night Strangerville).

[colettedelon]

У людей вопросы ревности решаются очень просто, ведь люди довольно часто не способны на то, что обещают в порыве эмоций. Им можно спокойно не верить, а можно бояться, но человек остаётся человеком. А люди не всесильны, и даже те, кто себя таковыми считают, могут сломаться за несколько минут.

Но она никогда не манипулирует. Вернее, её манипуляции невозможно обойти. Ей будет очень просто избавиться от того, кто попросит её выполнить подобное обещание, решив, что она не сможет. Так что это всегда скорее предупреждение, чем манипуляция.

Потому, это было фактом. Таким простым и сразу понятным, как просьба закрывать дверь в комнате. Её эмоциональная зависимость от меня была очень страшной, она кричала и выла, казалось, на километры вокруг, ломала мебель и электроприборы, а после часами неподвижно сидела в углу, лишь мерно клацая челюстями.

Из-за одной фразы чужого мне человека, которого я и знала-то несколько часов от силы.

Я с самого начала понимала, что с лёгкостью откажусь от своей прошлой жизни ради неё. Но тогда я ещё не подозревала, что это будет не агрессия, а буквально безумие, которому не будет конца хоть в течение нескольких дней.

А с другой стороны, это было очень сильным оружием. Она сама по себе была оружием, и одного моего намёка хватало, чтобы привести его в действие.

Я всегда была обдуманной и готовой выполнить любой её приказ, но эта её чистая энергия, будто плавящая всё, чего она касалась, вызывала во мне восхищение. И даже тогда она оставалась стратегом, только её мысли бежали с бешеной скоростью.

Вряд ли бы я могла назвать эту энергию жизнью, нет, это всегда выглядело печатью смерти. Она выходила из-под земли, заставляла приползать к ней искарёженных существ с другой стороны, и её дикий, непрекращающийся вопль направлял их голодные пaсти так, будто она была их хозяйкой. Они могли с ней ссориться или грызться, как животные, не поделившие территорию, но в такие моменты её энергия затмевала их. Они тянулись к ней, как мотыльки к лампе, и, несмотря на то, что она тоже была мeртва, они видели в ней авторитет.

[casualbos-bir]

У нас с Котом завелся чайник со свистком. Сначала он тихо стоял на дальней конфорке и не отсвечивал. А потом я решила провести полевые испытания. Налила воды, чиркнула спичкой и пошла бегать... глазами по монитору. Спорт – это мое! Ничего не предвещало.

Минут через десять тишину раннего летнего утра расколол вопль раненого дракона, у которого сперли все золото!

Из положения лёжа на спине Кот взвился на полтора метра вверх, перевернулся в воздухе и на пол уже приземлился не мягкий домашний котик, а машина для убийств.

«Хааааууууу!!!» – издал Кот боевой клич команчей и посмотрел на меня отчаянным взглядом. Я слегка растерялась, потому что, увлёкшись «бегом», совсем забыла о чайнике и не ожидала такой психологической атаки.

«Жуть какая», – пробормотала я, растерянно глядя на Кота.

Кот сразу понял, что надеяться можно только ��а себя. Как единственный мужчина в семье он обязан спасти и защитить! Даже ценой собственной жизни! Глаза его загорелись алым, дьявольским пламенем, шерсть вздыбилась везде, хвост превратился в пушистое бревно, а сам он раздулся до размеров мейн-куна. И ринулся в бой. Кот не собирался брать пленных или вступать в переговоры.

Мой герой! Он шёл убивать...

P.S. Понятно, что дракона победила я, просто повернув вентиль. Но Кот до сих пор уверен, что это он испугал и изгнал из дома идолище поганое. Я с ним соглашаюсь. Мужчин надо хвалить за подвиги.

А чайник со свистком стоит на полке. Красуется!

© Галина Гребенюк

[c222]

Бей!

В голове застыл крик, истошно разрывая хрупкие мясные нити, плавающие в мозговой жидкости.

БЕГИ!

Ноги парализует страхом, разрядом прошедшим пучками нервов от самого позвоночника.

Каждый день водоворот одинаково-истерических исходов, где нет начала или конца, где различаешь только свет и тьму за плотно забитыми окнами. Стоило забить не окна, а собственную голову, которая так неудачно и неуклюже шатается со стороны в сторону. Гвоздей не хватит.

А может, и головы..с каждым новым ударом раздается вопль из нутра, грубый, противный, как старая собака в бешенстве скалится на проходящих мимо людей. Так и я скалюсь на отражение в зеркале, откуда глядят воспалённые спирали глаз, раз за разом разрезающие главное яблоко изнутри. А вы знали, что глаз - инструмент нашего мозга? Что глаза не видят. Я узнал, когда проткнул хрусталик остриём зрачка и он вытек мне в руку. Если бы вы зашли в комнату, вы бы и звука не услышали, не узнали бы даже, что некто перед зеркалом держит на ладони оболочку вытекшего глаза. Как душевно!

[yrpalmalikamain]

фик по джонши с таркатом: русская версия/johnshi tarkat fic: russian version

английская/english

надеюсь понравится!! не стесняйтесь комментить </3

тв: описания разложения, крови и смерти

***

Кенши говорили, что лучше не видеть, во что таркат превратил Джонни.

Будто они знали, каково это. Как ужасно Кенши горевал во тьме.

Он чувствовал вкус крови во рту. Кенши кусал щеки и язык, бесшумно пробираясь по коридорам лечебницы в покои Джонни. Зубы пережевывали не успевшие зажить ранки, открывая их снова, и снова, и снова день за днём. Он спускался по закрученной лестнице, не опираясь на стену; он знал каждый выступ.

Он чувствовал запах гнили, ударяющий в нос из-за распахнутых дверей палаты. Даже самые проклятые и изуродованные мертвецы не пахли так невыносимо, как таркатанец на последней стадии болезни. Кенши сглатывал рвоту от безумной вони, и по вони же находил Джонни.

Он осязал Джонни. Кенши протягивал руки, словно моля его о прикоснов��нии. Когда он касался жесткой, бугристой к��жи, Джонни дергался, словно ошпаренный кипятком. Кенши мерил ладонью его температуру. Убирал с глаз волосы, чересчур длинные и мокрые от сала. Медленно щупал его черты. Покрытый морщинками лоб. Нахмуренные брови. Нос с горбинкой, который Кейдж всегда ненавидел. Мешки под глазами, опухшие и мокрые от слез.

Он осязал то, что осталось от Джонни. Там, где была его улыбка, появилась широкая пасть, полная острых клыков. Пена капала с пальцев Кенши. Там, где были его ямочки, появились язвы и впадины. Кожа, что раньше теплела от прикосновения, была холодной, тонкой, испещренной шрамами.

Кенши ощупывал лицо Джонни, а затем приступал к еженочному ритуалу.

Он приводил в порядок его волосы, аккуратно зачесывая их назад. Вытирал пот со лба, шеи и груди. Мазал все средства, которые только мог выпросить у Сайзота; ледяное — на язвы, с ароматом трав — на глаза, землянистое втирал в клыки.

Он слышал Джонни. Зверский рев каждый раз заставлял Кенши отдернуть руку, в страхе, что он ранил возлюбленного. Он не сразу вспоминал, что так таркатанец предвещает атаку.

Он слышал Джонни. Джонни Кейджа, Джона Карлтона, который разговаривал с ним так часто, что Кенши запомнил наизусть, как он произносил его имя нараспев, как он проглатывал слова, когда торопился, как он хохотал. От Джонни не осталось практически ничего, кроме его голоса.

Да, хриплый и на грани срыва, но родной. Проклинающий Такахаши, но дорогой сердцу. Любимый, но жестокий, голодный, ненавидящий.

Он слышал самого себя. Собственный натянутый шепот, жалкие уговоры, попытки успокоить. "Потерпи". "Пожалуйста". "Прости". Всхлипы, вырывающиеся из горла. Скорбь, сочащуюся из каждого вздоха.

Со всем этим, как слепота могла быть благословением? Она была проклятием, которое Кенши отчаянно желал снять. Может, если бы у него было пятое чувство, он бы знал точно, правда ли то, что говорят ему язык, нос, уши и руки. Может, тогда ему стало бы легче.

Сенто был его поводырем, но каждый раз, когда Такахаши спускался к Джонни, он обрывал связь. Предки молчали в ответ на просьбы Кенши взглянуть на Кейджа хотя бы в свете бледно-голубых огней.

Кенши знал, чего ��ни хотели. На чем настаивали. Только когда Кенши думал об этом, Сенто вновь отвечал ему, пуская силу по его телу.

Кенши крепко обхватил рукоять меча. Он охватил его руки пламенем. Такахаши надеялся, что меч подарит ему последнюю возможность взглянуть на Джонни.

Но ничего. Темнота. Крики, лязг цепей. Вонь, холод, щелканье клыков, угрозы, жар, соль слез, боже, какая же вонь, боль, собственный крик…

Горячая кровь обрызгала лицо и руки Кенши. Нечеловеческий вопль сотряс стены лечебницы.

Топот ног и грохот дверей — Кенши казалось, они так далеко… Все стало тихо.

Сильные руки — без понятия, чьи — оттащили его от мертвого тела с мечом в животе. Голова Кенши упала. У него совсем не осталось сил…

[my-mare-tenebrarum]

В эпоху, к которой относится этот богатый происшествиями рассказ, по всей Англии, и особенно по ее столице, долгие годы разносился душераздирающий вопль: «Чума!» Лондон совсем обезлюдел; по темным, узким, грязным улицам и переулкам близ Темзы, где, как полагали, и появился призрак Черной смерти, свободно разгуливали только Ужас, Страх и Суеверие. Указом короля на эти районы был наложен запрет, и под страхом смертной казни никто не смел нарушить их мрачное безлюдье. Но ни указ монарха, ни высокие заставы перед зачумленными улицами, ни смертельная угроза погибнуть от богомерзкой болезни, подстерегавшей несчастного, который, презрев опасность, рисковал всем, - ничто не могло спасти от ночных грабителей покинутые жителями дома; хотя оттуда и был вывезен весь скарб, воры уносили железо, медь, свинец, - словом, все, что имело какую-нибудь ценность. Каждый год, когда снимали заставы, оказывалось, что владельцы многочисленных в тех местах лавок, стремившиеся избежать риска и хлопот, связанных с перевозкой, напрасно доверили замкам, засовам и потайным погребам свои обширные запасы вин и других спиртных напитков. Впрочем, лишь немногие приписывали эти деяния рукам человеческим. Люди обезумели от страха и считали, что во всем повинны духи чумы, бесы моровой язвы или демоны горячки. Ежечасно возникали леденящие кровь легенды, и неодолимый страх словно саваном окутал эти здания, находившиеся под запретом, - не раз случалось, что ужасы обступали грабителя, и он в трепете бежал, оставляя обезлюдевшие улицы во власти заразы, безмолвия и смерти. <…>

(с) Эдгар Аллан По. “Король Чума”.

[angry--cucumber]

════════════════════════════════

‼️ПРИМЕЧАНИЯ: насилие и кровища по канону‼️

Просто Коллекционер сублимирует побег Аркина.

Писалось в гневе на коленке.

Неотбечено, поэтому, как говаривали лучшие - умираем как мужчины.

════════════════════════════════

Воздух пропитан сыростью, запахом плесени и горячим металлом. Нож привычной тяжестью ощущается в залитой кровью руке.

Приятно... И так неправильно.

Он не должен чувствовать этого. По крайней мере не сейчас, работая над одним из своих детищ. Но нажимая чуть сильнее, чем нужно, вырывая из груди больше болезненных криков, не скрываемых кляпом, позволяет нездоровому удовольствию разливаться внутри.

Когда он успел стать таким чудовищем?

Аркин... Чертов ублюдок, занявший собой всё пространство черепной коробки. Эта кривая ухмылка, острый взгляд смеющихся над ним глаз.

Аса стискивает зубы.

Лезвие ножа вошло глубже и совсем не туда, куда было нужно. Обезумевшая от боли жертва блюёт кровью на потрёпанную маску своего мучителя и красная пелена застит зияющие чернотой прорези глаз.

Нет, этот парень совсем на него не похож.

Но сейчас, когда чужая кровь мутит взор и щиплет глаза, смешавшись с собственным потом, воображение рисует широкую челюсть, обрамленную щетиной; напряжённую складку между бровей, и яркие голубые глаза, которые приятно поистратили свою колкость. Он стискивает иллюзорный подбородок в стальной хватке кровавых пальцев и любовно оглаживает чужие губы, размазывая алое со стекающей слюной.

Ты попался, ты в западне. И ты не сбежишь. Не в этот раз.

Аса вонзает нож чуть выше подвздошной кости и, не скрывая собственного удовольствия, проворачивает лезвие в ране, прижимаясь к распятому на стене телу. Парень кричит надрывно и его голос совершенно не похож на то, что Аса ожидал услышать. Чтобы вырвать из уст своего любимого врага сладкий вопль, полный неподдельных боли и отчаяния, одного маленького ранения было бы недостаточно. Аса скрипит зубами от досады, не желая вырываться из плена собственного воображения, чувствуя, как кровь закипает в венах, пульсируя острой болью в виске от переполняющей его злости. На Аркина, на несостоявшийся экспонат, и в первую очередь, что признавать совсем не хотелось - на самого себя.

Грёбаный домушник, ничтожный, жалкий, смог вывести его из себя, даже не находясь с ним в одном помещении, хотя чего скрывать, будучи в совершенно другом городе.

Ярость, чистая, первозданная, накрывает собой, снося последние устои, сдерживающие его от поступков, о которых он будет сожалеть. Лезвие вырывается из раны, разбрызгивая кровь в разные стороны, будто праздничные конфетти, и врывается в еле живое тело множеством жестоких и сильных ударов, каждый раз вонзаясь по самую рукоять. Уже не важна анатомическая точность и целостность будущего экспоната. Ничто не важно. Ему просто нужно выпустить пар и закончить то, на что хватило глупости и невежества, чтобы начать.

*******

Усталость наваливается неподъемной ношей лишь в тот момент, когда нож вовсе перестает ощущать сопротивление, а тело, больше похожее на полотно обезумевшего художника, безвольно опустило голову, запечатлев в расфокусированном взоре всю скорбь еврейского народа.

Непривычная дрожь в ногах, и сходящий на нет жар собственного тела. Аса чувствует как мокро под маской от испарины, как прилипли ко лбу пряди волос. Пот льется по спине, стекая между лопаток, впитываясь в ткань изношенной черной водолазки. Обуявшие чувства сплелись воедино и сползли к низу живота множеством голодных подвальных крыс, выдавая себя недвусмысленной тяжестью в паху.

До чего он докатился.

Аса усмехается собственным мыслям, брезгливо вытирая лезвие. Они ещё встретятся. Обязательно.

════════════════════════════════

[mskrianna]

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ❛ И, как велось издавна, трупу, изъятому из гроба, пробили сердце осиновым колом, причем он испустил дикий, как бы предсмертный вопль. Затем отсекли голову, и хлынул поток черной крови. Голова и обезглавленное тело были сожжены на приготовленном костре. Пепел бросили в реку, и с тех пор в наших краях об упырях не слыхали ❜

[alittleproblemone]

АСК || Маленькая Проблема 3

-- (Вопросы к персонажам принимаются на любой части ) --

-- Z z z --

* Тишину в кабинете нарушали лишь величественные, но почти бесшумные шаги. В проеме двери появился высокий скелет, его костяные формы бросались в глаза, как тенистые силуэты в полумраке *

* В разговорном окне появилась сияющая улыбка, словно чары, заполнившие пространство гудением и загадочной ноткой давления .*

* По кабинету раздались тихие и аккуратные шаги, приближающиеся к Альфис. Странный высокий скелет протянул правую руку к её голове, его движения были плавными и осторожными, как если бы он боялся нарушить хрупкую тишину вокруг. *

* Скелет медленно протянул к спящей девушке руку, его намерения были окутаны мраком. Его движением был пронизан мрак и угроза, как если бы каждое прикосновение несло в себе предвестие беды. Но прежде чем его рука коснулась её, в воздухе повисла зловещая тишина, и напряжение достигло своего предела. *

* Вдруг из тени завопил маленький монстр. Крики издавались из коробки, колотя ногами и руками по её бокам, как если бы в этом хаотичном танце пытался добиться чего-то . *

-- ( ... ) --

* Комнату заполнил звук резкой вибрации, как будто сама атмосфера сжималась от напряжения. Затем наступила зловещая тишина, и в воздухе возникло диалоговое окно, сверкающее яркими символами, но высокий монстр поспешно покинул комнату. *

* Альфис ответила только тишина лаборатории, в которой доносился лишь детский вопль, словно отголосок напряжения, проникающий сквозь стены и наполняющий пространство тревожным настроением. *

* Но девушка, не отступая, задала вопрос вновь, уже полностью проснувшись. Её голос был твёрдым и вопросительным, несмотря на атмосферу тревоги и странности, окружавшую её в этой неведомой ситуации. *

* Ожидая та замерла. *

* Но к неожиданности Ответом на её вопрос снова была тишина. *

* Девушка вздохнула и, произнося вслух, как бы для самой себя: "Уже в который раз брежу." Затем она повернулась к коробке с лёгкой улыбкой и начала напевать мелодию, стараясь развеселить малыша. *

-- (Вопросы к персонажам принимаются на любой части ) --

[flecky-spring]

Статья об осах - часть 5

А Ворон бежит. О, КАК Ворон бежит! У него вот-вот сгорят легкие, он бросается из мира в мир, с трудом прошибает границы, теряет энергию пачками, а МСБшников за спиной меньше не становится. Как тараканы, которых будто бы уже всех вытравил и выбросил, а они снова полчищами лезут изо всех щелей. У них новомодные индивидуальные гаджеты-леталки, на которых можно передвигаться гораздо быстрее, чем может бежать человек, у них заправлены кристаллами аппараты, на которые не нужно тратить человеческие силы, у них пистолеты, которым энергия живой души не нужна. Щиты, которые ставит Ворон, ломаются за доли секунды.

От страха перед глазами все плывет, тошнит от одной мысли о том, насколько больно может оказаться умирать. Вот если бы умереть быстро - тогда не страшно, но Ворон видел, как умирают те, в кого попадают неудачно, не ��оражая насмерть сразу. Господи, не думать об этом, просто не думать!

Сирра ему уже не поможет - это понятно. Но Ворон делает последнее, что может вообще сделать: зовет на помощь. Распространяет мысленный вопль во все стороны, не зная, кто и где его услышит и есть ли вообще хоть одна живая душа где-нибудь в окрестных мирах: "ПОМОГИТЕ! АТАКУЕТ МСБ! УМОЛЯЮ, КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ!". Ему кажется, что если бы этот крик был звуковой волной, то от него лопались бы стекла.

Мир, второй, третий, десятый.  В каком-то из них при переходе он больно цепляется ногой за неразрушенную часть границы миров и падает, стесывая щеку о землю. Ну, пусть и не смертельная, но вот и она - адская боль пульсирует в задетой лодыжке. Это не та травма, отстраненно думает Ворон, отползая от соприкосновения миров, которую он или Хэйден могут залечить за десять минут, здесь его задело чем-то вечным, непонятным человеческому сознанию и бесконечно сильным. Этому можно кое-как помочь зажить со временем. А сразу встать и побежать снова - никак.

Соприкосновение миров съезжает на несколько метров относительно полянки, на которую Ворон упал. Здесь растут огромной высоты деревья (сколько десятков метров?), густая и холодная темно-зеленая трава, темнеет... я здесь умру, думает Ворон. Они бросят мое тело здесь или заберут с собой? Где будет не так страшно лежать мертвым - в темном сказочном лесу или в штабе МСБ, где бы он ни был? Вот бы оставили здесь, тогда Сирра (в самом лучшем из исходов) сможет забрать тело, если его достаточно рано кто-нибудь найдет...

МСБшники высыпаются из портала, закидывают его выстрелами. Ворон ловит их на магические щиты, дрожа всем телом, ловит воздух ртом, пытается уговорить сам себя продержаться еще хоть секунду, выдавить из себя хоть каплю волшебства, которое так неумолимо быстро кончается. Чуть-чуть осталось, чуть-чуть, вот сейчас что-то будет. Либо кто-то, кто услышал зов, поможет - либо он умрет. Пусть только умрет быстро. Еще секундочку, и...

Вдруг ему приходит в голову, что он после смерти попадет в то белое пространство, где видел Колина. И уже теперь это будет по-настоящему. Можно будет подойти, обнять его, поцеловать, расплакаться от облегчения, извиниться в тысячный раз. И вдруг думается: а ради такого можно даже и медленно умереть. Только как жаль оставлять Сирру и Хэйден одних...

Поэтому, когда за его спиной какой-то другой мир со смачным скрипом проезжается по местному, и через это соприкосновение в мир врывается кто-то безбашенный и пульсирующий энергией, Ворон почти пугается этого спасения. В реальности, правда, этот некто оказывается одет в бордовое и носит черную маску, но магия у него на вкус и цвет ярко-оранжевая, и он этой магией сносит пол-отряда в один удар так, что у Ворона отвисает челюсть. Вот это да, думает Ворон. Кто этот маг и почему он все еще не в ССВ, если сражается против МСБ? Надо позвать его в отряд. Какое мастерство...

МСБшники теряются: уже предвкушая победу над членом отряда Сирриных наглецов, они совсем не ожидали, что мальчику-магу кто-то придет на помощь. Они пытаются дать ответный бой и не так уж плохо защищаются, но быстро понимают - не выстоят. Путаясь в гаджетах, они ускользают за деревья и бросаются в ближайший мир.

Ворон кое-как поднимается на локтях (он до этого полулежит на спине) и садится. Руки не слушаются, хочется лечь и тихо потерять сознание.

- Спасибо, - говорит он. Хочется сказать еще что-то - может, "без вашей помощи меня бы уже не было в живых", но сил на это просто нет.

Незнакомец поворачивается и снимает маску, и Ворону становится почему-то страшнее, чем когда он решил умирать от пистолетов.

У Колина отросшие волосы собраны в пучок, и наряд в стиле того мира с монастырем ему ужас как идет, и лунный свет на его лице делает кожу настолько белой, что Ворон в какой-то глупой панике решает, что перед ним стоит самый настоящий мертвец. Призрак? Зомби? Господи, а теперь умирать придется, пока тебя это создание тащит в мир иной?

- Привет, - и голос такой мягкий-мягкий, и сбивчивая речь от тяжелого дыхания. - Ты в порядке?

Ворон издает очень глупый вскрик и ставит щит между ними, когда Колин делает шаг к нему навстречу. Колин удивленно отшатывается назад, протянутая вперед рука замирает в неоконченном движении.

- Ты кто? - очень-очень жалобно спрашивает Ворон.

Колин в полной растерянности смотрит на него. Это, видимо, последнее, что он ожидает услышать от человека, о совместном "долго и счастливо" с которым фантазировал последние полтора года. Ему казалось, что это у него здесь проблемы с памятью, и вопросы задавать собирался тоже именно он.

- Я...?

- Ты призрак?

- Что?

- Ты пришел за мной, потому что я умер?

Колин с облегчением выдыхает.

- Нет, нет. Я очень даже живой. И ты тоже! Правда, все в порядке, - Ворону от тепла в его голосе хочется разрыдаться, но стоит ему сделать шаг вперед, как щит вспыхивает снова, и Колину приходится отпрянуть. - Почему ты ставишь между нами барьер?

- Потому что тебя не может быть, Колин, - всхлипывает Ворон. Он чувствует себя так, будто его тянут в объятия, а он говорит "нет",  но физически ничего сделать не может и без возможности вырваться просто поддается нежности, которой так боится. Вот она, нежность, стоит в какой-то небрежно-стильной одежде с набедренной сумкой, сияет в лунном свете, смотрит сверху вниз с надеждой. И этой нежности ничего не стоит разбить слабенький щит одним движением мизинца.  - Ты умер... тебя убили еще год назад, и я с тех пор все не могу перестать о тебе думать, ты мне снишься, ты мне везде видишься, в каждой книжке, в мультиках, в рекламах, на улицах, везде...

Колин наклоняет голову, садится на землю, скрещивая ноги. Кажется, он сам начинает сомневаться в своей реальности.

- Отчего ты так решил?

- Я был в твоем мире. Твой энергетический след исчезал у утеса, где Иттецу погиб...

- Тут так вышло... я настолько хотел с тобой поговорить, что научился передвигаться между мирами.

- Там никогда не было соприкосновений!

- Видимо, в этот день было.

У Ворона кружится голова. Щит мелко подрагивает.

- А как ты...?

- Я приучился понемногу путешествовать. Если честно, я не очень хорошо помню, что было на балу... я в принципе потерял некоторую часть воспоминаний в ту ночь. Удар головой, я полагаю... И мне пришлось в дороге вспоминать, что к чему. Но, как видишь, у меня неплохо получилось, я теперь вот, - не без гордости в голосе зажигает искорки между пальцами, тут же гасит их, - немного продвинулся в магии.

- Но...?

- Я и сонную магию чуть-чуть освоил. Но тебе это, как я понял, не очень понравилось, поэтому я подумал, что вживую будет встретиться лучше... занимался тем, что искал, где можно с тобой пересечься.

Слова сливаются в ��диное полотно, разбегаются пузырьками, теряют смысл.

- Колин, тебя НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, - голос Ворона звучит жалко, как голос бедняка, которому не достался последний кусок хлеба, и теперь плачь не плачь - все равно ничего не достанется. На щеках все не высыхают холодные дорожки слез. - Зачем же ты меня обманываешь? Скажи мне, кто ты? Ты игра воображения? Ты разработка МСБ, чтобы я сошел с ума и сдался? Откуда ты взялся? Скажи - и я сдамся.

Колин смотрит на него своими невыносимыми карими глазами.

- Я тебя люблю, - говорит он.

- Скажи, кто ты такой.

- Я живой и я тебя люблю.

- Нет, я тебя умоляю, скажи.

- Сними щит и убедись.

Ворону кажется, что никогда в жизни ему еще не было так сложно чему-то противостоять. Он на сто процентов уверен, что умрет, когда снимет щит, и от этого безвыходного кошмара хочется проснуться поскорее. А еще хочется застрять в этом сне навсегда, и пусть его утащит этот прекрасный призрак. Правда, пусть он умрет через секунду, пусть успеет запомнить только одну секунду, но если в этой секунде можно будет хотя бы прикоснуться к Колину...

Ворон, стискивая зубы, поднимается, стараясь не касаться земли пострадавшей ногой. Делает нелепый прыжок на здоровой ноге к щиту. Протягивает руку вперед за секунду до того, как силы иссякают, и защита между ними двоими тает в ночном воздухе.

А потом Колин подхватывает его в объятия, и сон превращается в реальность, и выбившиеся из пучка пряди, и руки в перчатках, и запахи, и дыхание - тоже, и Ворон понимает: до этого он не плакал. Вот СЕЙЧАС он плачет по-настоящему. И Колин - тоже.

Ворон просыпается и не может понять, кто он, где он и какой сейчас год, и почему он в дупле гигантского дерева. Если бы он залез в воспоминания Колина о той ночи после бала, то узнал бы, как сильно понимает его, проснувшегося тогда и вообще не разумеющего, что происходит. Вчерашний день тоже собирается по кусочкам - на работе время тянулось очень медленно, Сирра постоянно пил кофе, да, еще потом шарф был мокрый от слез, как же стыдно перед Сиррой - стоп, МСБ? А потом была смерть, пистолеты, густая трава, холод и... Колин!

Еще сонный, Ворон вскакивает с земли, не осознает даже, что сбрасывает с себя его верхнюю одежду, и неловкими прыжками выбирается из огромного деревянного грота, в котором он ночевал - если так вообще можно назвать то место, где он находится. Его затапливает сов��ршенно безрассудный детский страх:

- Колин? Колин, ты где? Колин!!!

- Здесь! - слышится из-за деревьев. Помогая себе оставшимися крохами магии, Ворон прыгает туда, где слышится голос, и видит Колина стоящим в закатанных выше колена штанах посреди небольшой речушки. В руках у Колина трепещет живая рыба.

Ворон спрыгивает с берега реки в воду, приземляется неудачно и теряет равновесие, и Колину приходится бежать ловить его, закинув рыбу (не без помощи магии, видимо, потому что слишком метко) на берег.

- Куда же ты с больной ногой, - с нежной укоризной говорит он. Ворон смотрит на него огромными глазами и пытается сдержаться, чтобы не потрогать его лицо руками, не растянуть щеки, не поцеловать в нос, не укусить за что-нибудь, не проверить реальность любым иным способом.

- Привет, - очень глупо звучит.

- Привет, - улыбается Колин.

Ворон стискивает его в объятиях и закапывается носом ему в изгиб шеи.

Они завтракают речной рыбой, жаренной на костре, и Ворон просит Колина рассказать в третий раз то, что он уже и так рассказал, стоя у щита и обнимая измученного засыпаю��его Ворона в деревянной пещере. О том, как забыл после бала чуть ли не обо всем, что между ними было, о том, как прошлое потом приходило через отдельные флэшбеки, о том, как научился колдовать через свободу, а не через контроль, о том, как скинулся со скалы (дээм ю крейзи мэн) и впервые перешел в другой мир, о том, как больше года странствовал по вселенной, пости��ал ее особенности, вливался в разные компании и снова уходил в одиночку, зарабатывал деньги, пытался прийти в ССВ, но, как выяснилось, туда даже на кастинг очень тяжело попасть, если ты не знакомый знакомого знакомого и не засветился в циклистском обществе - все жутко боятся, что шпионы МСБ проберутся в главные штабы циклистов, и тогда всем несдобровать, поэтому берут только по блату. Ворон слушает его с открытым ртом и безбожно краснеет от волнения, но даже не находит в себе сил это скрывать. Ему кажется, что теперь все будет хорошо (как все может быть плохо, когда ЖИВОЙ Колин своими обветренными и исцарапанными руками подает ему разломанную на кусочки рыбу, которую сам поймал), но "все хорошо" заканчивается, когда он обнаруживает, что в аппарате закончились кристаллы.

Колина в принципе удивляет тот факт, что Ворон пользуется аппаратом для переходов. Он, конечно, слышал (и не раз), что у Ворона все не очень радужно с магическими силами после того самого теракта, но в какой мере - не знал. Он выражает сочувствие, предлагает помощь, а Ворон испытывает убийственный стыд за себя. Еще и идти самостоятельно он не может. Часть времени Колин помогает ему держаться на ходу, подставляя плечо, в людных местах оплачивает транспорт на двоих (от тележек с осликами до новомодных машин), а в особо непроходимой чаще подхватывает на руки. С травмой разобраться, несмотря на все высоченные скиллы Колина, не получается - и правда серьезно задело.

Ворон, конечно, очень рад, что Колин жив, тем более что картинка смерти от рук МСБ увязывается с только-что-почти-пережитым, очень личным, и как здорово, что самому любимому-дорогому во всей вселенной этого испытать не пришлось. И даже не то чтобы он фантазировал на тему того, как встретил бы Колина и все от этого наладилось - он о Колине в последний год старался вообще думать поменьше, чтобы не плакать. И тем не менее ему кажется, что эмоции насчет Колина не совсем правильные. Нет сил на радость. Не получается восторженно улыбаться и внимательно вслушиваться в каждое слово. Голову, как и вчера, как и неделю, и месяц назад, заполняют тревожные мысли: надо связаться с Сиррой, надо попросить больничный, а что же делать с ногой, как долго она будет заживать? Надо как-то представить Колина друзьям, это, наверное, будет очень странно и неловко... И еще он обещал Сирре посмотреть кандидатов на должности, а теперь у него совершенно нет на это с��л, который раз уже придется отложить работу на потом - какие противные, бесцветные, неправильные мысли, а других совсем нет!

До дома они вдвоем добираются долго, дней пять, потому что Ворон, пока убегал от МСБ, не разбирая дорог, умудрился за полчаса достигнуть такого мира, который потом улетел неизвестно куда на окраину вселенной. Все это время Ворон пытается найти в самом себе эмоции, которые он-из-прошлого испытал бы, увидев Колина живым, но есть только потрясающий спектр из стыда за отсутствие магии, вины за год разлуки, бессилия от того, что не получается стать тем Вороном, ради которого Колин проделал такой долгий путь. Как будто... какой-то обман получился?

***

В один из вечеров они останавливаются в крошечном гостевом домике в комнате с двумя кроватями, говорят о том, как скоро придут на квартиру к Хэйден и Сирре и что-то будут делать дальше, и Колин безо всякой задней мысли использует формулировку "...мы встречаемся", а Ворон сразу съеживается. Колин настороженно переспрашивает, сказал ли что-то не так.

- Нет, ничего, - мнется Ворон сначала, но потом все-таки сдается и страдальчески вздыхает: - Я просто... ну... прости, пожалуйста, но я не знаю, могу ли я... - он замечает, что нервно теребит край рубашки, одергивает себя и наконец собирается с мыслями: - Не знаю, готов ли сказать, что мы встречаемся... Не потому, что я в тебе не уверен - я на сто процентов знаю, что я тебя люблю и хотел бы быть с тобой, но я не знаю, готов ли ты быть со мной сейчас. Я верю, что было бы здорово, если бы я был такой, как раньше, если бы у меня были силы на все. Но я не очень верю в то, что ты до конца понял, кто я теперь такой. Я грустный, вечно уставший, раздражительный, плаксивый потерянный мальчик, который совершает глупые ошибки каждый день и причиняет всем неудобства, с которым совсем не интересно и не весело проводить время. Поэтому... не то чтобы я говорю тебе "нет", но я хотел бы сказать "подожди". Подожди, пока поймешь, хочешь ли ты быть с этим комком серой жижи, или пока увидишь, изменится ли этот комок к лучшему.

От мягкой, едва заметной улыбки Колина на душе становится легче.

- Хорошо, - говорит Колин. - Я подожду. Это не страшно. Но если что, я думаю, что все далеко не так грустно между нами, как тебе может казаться.

Он протягивает руку через крошечное расстояние между их кроватями и накрывает руку Ворона своей ладонью.

- Я знаю, что ты знаешь, но я все равно скажу: я прекрасно понимаю, как можно чувствовать себя после того, что с тобой произошло. Чужая смерть на твоих глазах, внушенная за это вина, еще и разрыв с человеком, который тебе небезразличен - это тяжело, такое просто так не забывается. Но даже если это сломало какую-то часть тебя, новый ты все равно строишься на фундаменте старого себя. А старого тебя я знаю - он самый лучший человек в мире. И я не сомневаюсь, что новый тоже будет замечательным.

Ворон виновато хлюпает носом и наконец-то чувствует, что среди вороха ужасных тяжелых эмоций появляется хорошая. Но от нее сразу хочется позорно плакать. Почему он вообще все время плачет, хотя до этого мог месяцами без единой эмоции существовать? Как это выключить?

- Ты слишком ко мне добр, - шепотом произносит он.

Чудится, что взгляд Колина настолько теплый, что это от него становится менее холодно. А на самом деле, наверное, от обычного волнения.

- Ко мне кто-то тоже однажды был слишком добр. И я тоже когда-то думал, что буду всю жизнь колючкой-вонючкой.

Ворон смеется.

- Ты говоришь прям как я.

- Так это ты и сказал.

- Я?

- Да, когда мы только начали общаться и я ужасно себя вел. Говорил, что я скорее умру, чем с тобой подружусь.

Ворон встает с кровати, делает шаг вперед и обнимает Колина, обхватывая руками его за голову.

- Ты не колючка. Ты самый лучший.

***

Сонная Хэйден встречает их в шесть утра, когда на улице еще серо, бросается Ворону на шею.

- Радость моя, ты живой! Я так переживала! Мы уже не знали, что и думать...

- Ты получила мое сообщение? Я три дня назад отправлял из первого же мира, в котором была хоть какая-то связь...

- Получила. Но мы с Сиррой ничего не поняли, даже не знали, верить ли в то, что это на самом деле ты. Как ты? Что с тобой стряслось?

Все еще не заходя в квартиру, Ворон рассказывает о нападении МСБ и о том, как один человек оказался, к невероятному счастью, достаточно близко, чтобы помочь. Хэйден краем глаза замечает за спиной Ворона незнакомый силуэт, но пока не переспрашивает.

- Собственно, хотел его тебе представить, - Ворону почему-то становится радостно от того, что он вживую это говорит, как будто совершает отчаянную шалость, - знакомься, Хэйден, человек, который спас мне жизнь в одиночку и которого ты вряд ли ожидала здесь увидеть в такую рань, в общем... это Колин. Колин - это Хэйден.

Хэйден по мере диалога медленно отрывает доброжелательный "приветочереднойгость" взгляд от Колина и меняется в лице.

- Колин, - почти не вопросительно повторяет она.

Ворон делает шаг в сторону, чтобы позволить своему спутнику выйти из мрака подъезда в свет коридора.

- Очень приятно познакомиться, - улыбается Колин, и Ворон вдруг ловит сильнейшие флэшбеки с бала, где Колин был такой же красивый, вежливый и всем-всем нравился (только одет был не в дорожный комплект, а в роскошный костюм).

Хэйден слушает их историю, пока они, насмерть уставшие, жуют завтрак на кухне и греются. Качает головой, улыбается, удивленно вздыхает. Ворон путается в словах-паразитах и любуется Колином, который даже после суток без сна в пути говорит совсем по-книжному, лишь иногда спотыкаясь о долгие паузы.

***

Сирры дома не оказывается - он 24/7 на работе, сходит с ума от волнения после того, как Ворон пропал, бегает по всем мирам без сна, отдыха и перерыва на обед, гоняя в хвост и гриву подчиненных магов. Перед сном Ворон отправляет в офис сообщение с домашнего устройства связи.

Колину решают постелить на полу - рядом с одноместной кроватью Ворона, на которой почетный гость спать отказался. Потом Ворон стаскивает на пол свой матрас и кладет его рядом - как в то время, когда они оба ночевали в крошечном домике в горах.

- А ты Сирре тоже будешь меня так представлять? - шепотом спрашивает Колин, когда они устраиваются в постели и затихают.

- Думал, что да. А что?

- А можешь меня представить по фамилии?

- В смысле?

- Ну, сказать: "Это Колин Ланиссер".

- Так Сирра же не знает твою фамилию.

- Не знает? - огорчается Колин. 

- Ну, может, я ему и говорил, но он вряд ли помнит. Хочешь, проверим?

- Нет, ты тогда кому-нибудь другому так представь, кто меня не знает.

- А почему именно так?

В ауре Колина чувствуется смущение.

- Ну просто... никогда так раньше не представлялся. Хочу взять фамилию настоящего отца, когда буду делать документы для работы.

- Очень красиво звучит, - искренне отвечает Ворон.

- Лучше, чем Колин Морвилл?

Ворон улыбается и догадывается, что Колин - тоже.

- Гораздо.

***

Сирру Ворон чувствует издалека, за несколько миров от себя. Из-за него просыпается в хмурое ноябрьское утро и тащит невыспавшегося Колина с собой на улицу - встречать. Сам не знает, как это сделал и откуда приходит понимание, где Сирра находится, но ни на секунду не сомневается в правильности этого чувства.

Они с Колином ковыляют до точки соприкосновения миров достаточно медленно, поэтому Сирра вываливается из пустоты в нескольких десятках метров от них. Даже издалека видно, какой он уставший, как давно не был в душе и сколько кофеина за последние пять дней потребил. Он видит Ворона не сразу, но когда замечает, то после секундной паузы с облегчением бросается навстречу, и по мере того, как он приближается, Колин ловит легкий шок. Сирра... огромный. Нет, изображения на плакатах вроде и подразумевали, что он не маленького роста, но Колин ожидал где-то... метр восемьдесят пять? В Сирре мало того что больше двух метров, он еще и в ширину примерно такой же, как в высоту.

Ворон ойкает, когда эта синяя громадина подхватывает его на руки:

- Осторожно, я раненый!

- ТЫ ЖИВОЙ!!! - счастливо жмурится Сирра и стискивает его в объятиях, все еще держа над землей. - Ты еще раз так меня напугаешь - я тебя реально убью. Ты у меня будешь гулять на поводке. Видишь мои волосы? Они голубые лишь потому, что я поменял эликсир на закрашивающий седину. Я теперь весь седой, вообще весь. И у меня появилось тридцать новых морщин, но я сделал пластическую операцию, и мне натянули все лицо и завязали лишнюю кожу узелком на затылке. Клянусь.

Ворон фыркает.

- Врешь!

- Мамой клянусь.

- Да ты ей на всякий бред клянешься.

- Ну и не верь. Главное, чтобы не сдох.

- Вот пустишь меня, и не сдохну.

Сирра осторожно ставит его на землю. Колин терпеливо ждет, пока на него обратят хоть какое-то внимание, но на измученном лице Сирры, обращенном к Ворону, сияет такое счастье, что прервать диалог он не решается. Зато это пытается сделать Ворон.

- Сирра, я...

- Нет, ты мне расскажи, ГДЕ тебя черти носили? Ты не мог прибежать побыстрее?

- Ты идиота кусок, я же тебе сказал, что ранен. Слушай...

- В ту часть мозга, которая отвечает за восприятие времени?

- В НОГУ!

- А-а-а. Тогда ладно. Нет, но если серьезно, мы просто с ума все сошли! Мы искали этих гандоплясов везде, а они спустя пару дней как сквозь землю провалились, и Артур мне сказал...

- Я тебе как раз объяснить хотел...

- ...что их, видимо, кто-нибудь спугнул, будто бы объявился какой-то годный маг из тех, кого мы мониторили, ну, чтобы взять в отряд...

- Я тебе хотел показать этого мага!!!

- Да? - Сирра, наконец, приходит в себя, отрывает взгляд от Ворона и замечает Колина, стоящего поодаль. - О. Привет. Это ты?

- Да! - фыркает Ворон. - Доброе утро! Это он меня спас от МСБ.

Сирра делает шаг вперед и с излишним энтузиазмом пожимает протянутую Колином руку. Колину слышится хруст своих собственных пальцев, но даже это не стирает вежливую аристократическую полуулыбку с его лица. 

- Стой, а это случайно не ты? Тот чувак в красном, который в степно�� мире два месяца назад спас торговый караван вместе с тремя моими ребятами?

Колин забывает все речи, которые готовил к этому торжественному моменту.

- Да... вроде было такое.

- Сирра, - не прекращает попытки Ворон.

- Мне тогда рассказали - я офигел. Я им говорю - вы почему его к нам не притащили? Да надо было после этого боя по всем окружным мирам его искать, чтобы хотя бы поговорить с ним, не говоря уже о том, чтобы взять его на работу... Понабирают всяких... Вот скажи, ты бы за какие деньги пошел к нам работать? Тебя куда-то звали? Ты чем сейчас занимаешься? Нам сейчас жуть как нужны такие, как ты, я готов дать примерно...

- Я, вообще-то, и собирался присоединиться к твоему отряду, - совсем теряется Колин. Ему думается лишь о том, когда будет не слишком неловко все-таки освободить свою внезапно оказавшуюся тонкой и хрупкой ладонь из Сирриной (все еще крепко сжатой) лапищи.

- Правда??? - Сирра трясет рукой еще раз. - Боже, это день великого комбо. Мало того, что ты спас этого детсадовца, так еще и ты сам пришел к нам, это же просто...

- СИРРА!!! - не выдерживает Ворон, видя, что уши Колина краснеют сильнее, чем им положено от утреннего холода.

- Рот закрой, взрослые разговаривают, - улыбчиво отвечает Сирра, но затыкается и поворачивается, разъединяя рукопожатие. - Что?

- Пожалуйста, позволь мне тебе его представить.

- Я думал, он сам с этим отлично справится.

- Нет, позволь мне, - произносит Ворон с нажимом. - Сирра... дело в том, что это - Колин.

Сиррино лицо не сильно меняется внешне, но если бы Ворона попросили бы все происходящее с чем-нибудь сравнить, он сравнил бы это с огнем в конфорке, который ярко вспыхивал от сильного газа и колебался от дуновений ветра, а потом вдруг резко успокоился и стал светить ровно и спокойно. Как будто все встало на место. Вентиль повернут. Окно закрыто.

- Который Колин? - спрашивает Сирра. Ворон не чувствует никакой печали или сожаления с его стороны, скорее будто измученный выдох облегчения. Но стыдновато и виновато все равно становится.

- Да.

Сирра улыбается, чуть наклонив голову вперед и глядя вниз - раньше он делал так всегда, когда ему было ужасно грустно, но сейчас Ворон впервые чувствует в этой улыбке что-то по-настоящему хорошее. И ужасно грустное тоже.

- Значит, тот самый Колин... - он поворачивается обратно к новому знакомому и протягивает руку заново: - Это, пожалуй, даже круче, чем "тот маг, которого я хотел к себе в штат"! Добро пожаловать. Тебя здесь ��се ждали.

***

Колина забирают в ССВ сразу, потому что не в строю оказывается не только Ворон, но и еще несколько магов, пострадавших от активизировавшихся МСБшников за последний месяц, и пара умелых рук точно не окажется лишней. Колину жутко досадно, что приходится снова до изнеможения бегать по мирам и колдовать, а не лежать с только-только найденным Вороном под теплыми одеялами и вести стеснительные диалоги о любви, но жаловаться он не думает - понимает, зачем все и почему. К тому же, обещают, что с выздоровлением остальных магов и пополнением отряда график станет куда приятнее.

Сирра вызывает у Колина смешанные чувства: с одной стороны, его нельзя не зауважать как минимум потому, что выстроил эту систему сам и поддерживает ее тоже сам; к тому же, Колин ни разу не видел, чтобы Сирра чего-то боялся даже тогда, когда объективно стоило бы. С другой - Сирра буквально является самым ярким представителем общества, с которым Колину до шестнадцати лет было строго-настрого запрещено как-то взаимодействовать. Он громок, резок, ежеминутно отпускает сальные шутки, он рисует подводкой стрелки по утрам, забывает вовремя красить растрепанные выцветшие волосы, и от него за километр несет мужским дезодорантом, запахом которого можно убивать людей.

А еще при Сирре милый-нежный лапочка Ворон, вставший на путь исцеления, превращается в маленького беса. Спустя месяц после возвращения Колина эти двое, не поделив тосты за завтраком, неиронично дерутся на полу и расходятся с парой укусов и оторванными пуговицами на одежде каждый (тост делится пополам). Пока ошеломленный Колин пытается подобрать культурные слова для описания ситуации, Хэйден театрально вытирает уголок глаза и украдкой сообщает ему, как рада, что у ребят наконец-то все хорошо. Раньше, оказывается, она наблюдала такое укрепление братства каждые несколько дней, а за последние полтора года Сирра и Ворон не дрались ни разу и даже почти вежливо общались в знак траура. Колин некоторое время колеблется, но принимает это за проявление общей симпатии к себе и смиряется с правилами странного дома, в котором ему предстоит жить.

Сирра же от Колина в восторге. Как человека его узнать пока не очень получается из-за достаточно скрытного и построенного скорее на внешних манерах, а не на эмоциях, поведения при новых знакомых, но как работник он просто идеален: он скилловый, пока не разбирается в межмировых деньгах и поэтому не требует ��ольшего, чем ему дают, а также безропотно идет в любое месиво, в которое Сирра (не без укола совести, но что поделать) его шлет. При Колине, правда, всегда неловко, потому что практически на любую шутку или привычное действие он реагирует так, как будто увидел племя диких аборигенов. Подумаешь, Ворону рукав в драке оторвал, тот вообще в отпуске, пока люди работают и умирают с голоду. Мог бы и уступить!

Но если серьезно, Сирра просто рад, что Колин наконец-то нашелся, потому что теперь глаза Ворона хоть иногда, хоть слабо, но все-таки светятся от радости.

***

Сближает их совершенно неожиданный эпизод.

МСБ, наконец-то вышедшая из тени, направляет на движущуюся во главе с Сиррой на деловые переговоры делегацию свой огромный отряд, и отбиваются они еле-еле. Когда в Колина стреляют, он успевает молниеносно среагировать и утаскивает себя и оказавшегося рядом Сирру в соседний мир.

Они падают на землю в паре метров друг от друга, откашливаются от пыли. Колин кое-как поднимается (его, на самом деле, до сих пор немного тошнит от таких резких переходов) и замечает, что Сирра какими-то неловкими и дергаными движениями пытается прижать порвавшийся то ли от выстрела, то ли от падения напульсник обратно к запястью.

- Все в порядке? - спрашивает Колин. - Ты ранен?

- Нет, нет! - нервно улыбается Сирра и вскакивает, рефлекторным движением убирая руку за спину. - Ты сам как? Ударился?

Колин окидывает его скептическим взглядом. Сирра улыбается еще шире, потом, поняв, что отвлечь внимание не получилось, рвано вздыхает.

- Да ладно, мужик, ничего, правда. Ничего важного.

- Почему ты прячешь руку?

- Это личное. У тебя есть чем перевязать?

Колин достает из сумки бинт, протягивает ему.

- Мне не следует этого знать?

- Я не думаю, что хотел бы, чтобы ты знал. Поможешь?

Первую и самую очевидную догадку про "личное" он не отметает, но подвергает сомнению, потому что ему кажется, что проблема лежит глубже. Что-то в зажатой, как перевязанная пружина, Сирриной фигуре, в его бегающих глазах не дает покоя. И становится понятно, почему, когда Сирра протягивает руку вперед для перевязки. На коже его запястья виднеется широкий темный шрам, похожий на выцветшую татуировку. Будто разлапистая молния окольцевала руку браслетом.

Прежде, чем заговорить снова, Колин старательно закрепляет бинты.

- Я знаю, что это, - тихо говорит он и чувствует, как Сирра удерживает себя, чтобы не дернуться. - Это шрам неразрывной клятвы, так? И на второй руке такой же?

- Мужик, - осторо��но начинает Сирра, - ничего такого, о чем следует беспокоиться. Раз ты такой умный, ты знаешь, что выцветший шрам означает, что условия клятвы давно выполнены.

- Меня волнует не клятва, а то, как ты на нее реагируешь. Ты по какой-то причине не хочешь, чтобы кто-либо догадался о ней. Я не против темных личных историй, но если это что-то, что касается не только тебя, но и других людей, я вынужден буду...

Сиррино лицо меняется, но, вопреки ожиданиям Колина, делается не агрессивным, а почти испуганным. Но не так, как у потерянного ребенка, а как у старого военного, которому объявляют, что его приговорили к расстрелу.

- Касалось. Но, Колин, уже не касается. И в этом нет ничего слишком плохого. Это никому не угрожает и не угрожало, кроме меня. И это давно в прошлом.

Колин все еще сомневается - а вдруг это какой-то заговор, а вдруг важная информация, которую обязательно нужно знать, а вдруг его водят за нос? Но впечатление достаточно искреннего и порядочного человека, которое Сирра на него произвел, берет верх, и он, наконец, вздыхает со смирением:

- Ворон... знает об этих шрамах?

- Нет. И я очень прошу, чтобы не узнал. Пожалуйста.

- Ладно. Я обещаю никому не говорить о том, что видел. Даже Ворону. Пусть и не уверен в том, что это правильное решение.

Колин отряхивает одежду и отворачивается, чтобы найти ближайший соседний мир и отправиться на поиски остатков отряда. Ему кажется, что разговор закончен, поэтому он сильно удивляется, когда слышит за плечом хрипловатое:

- Ты... знаешь про первое уничтожение мира инфинистами?

- Знаю.

- Мы с Вороном были там вместе... я не поверил в их болтовню о том, что они нас убьют, если мы не уйдем, и ему пришлось вытаскивать нас двоих оттуда.

- Он рассказывал. Он, кажется, тогда чуть не погиб.

Усевшийся на ближайший камень Сирра улыбается уголками рта, но это ничуть не делает веселее выражение его лица. Колин ощущает смутное волнение.

- Он тогда погиб.

- Прости?

- Он по моей вине погиб в этот день.

У Колина перехватывает дыхание, в горле становится горячо.

- Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

- В понимании обычных людей он был мертв в те часы, что я нес его до дома моего... знакомого. И это не такие штуки, которые можно исправить парой нажатий на грудь. Я пытался, конечно, но это магическая штука, он растерял почти все, что было - осталось лишь что-то призрачное, если можно так сказать, как в том поверье, когда люди думают, что тень усопшего еще сорок дней тусуется с ними. Я об этом не знал, но я не мог, понимаешь ли, хотя бы не попытаться сделать все, что в моих силах. Я принес его... и спросил, можно ли что-то сделать. А этот товарищ такой весь из себя деловой, говорит, можно, конечно, что-то сделать, но ты сам знаешь, на это уйдет все, что у меня есть, и даже больше, да и стоить это тебе будет примерно как твоя душонка, за которой ничего нет. Я возьми и спроси - а сколько стоит моя душа.

- Ты продал душу?

- Можно и так сказать.

- Не слышал ни об одном из таких случаев... думал, это миф.

- Я тоже никого, кроме себя, не знаю.

- Как это вообще работает?

- Он сказал, что душа - это, как раз-таки, очень мощная энергетическая субстанция. После моей смерти он имел право ей распоряжаться в своих магических целях. Рассчитывал, что я сдохну раньше него... неудивительно, учитывая мой образ жизни.

- А что ты при этом терял? Получается, есть настоящая жизнь после смерти?

- Есть шанс, что она есть, - хмыкает Сирра, глядя в пол. - Я терял лишь этот шанс. А может, он мне чего-то недоговорил. Может, меня ждали вечные посмертные муки и рабство... Но в любом случае, что мне было терять? Братишка, я смотрел на мертвого Ворона. Я, полный неудачник, кусок дерьма, безработный алкаш, пробовавший и штучки покрепче, неуч, доставляющий всем неприятности, ненавидящий всех и вся. И меня тоже все ненавидели, даже я сам. Все, кроме Ворона. Разве я мог жить вместо него?

Колин молчит.

- В общем... Мы подписали контракт. Он туда вписал страшную сумму, за которую я могу откупиться в течение жизни. Я таких цифр в школе-то не проходил... Он нахимичил мне эти клятвенные шрамы,  вылил на Ворона сотню баночек какой-то ерунды, потанцевал с бубном, посыпал какой-то пыльцой - и малой очнулся. Вполне живой. Такой же, как прежде, если не бодрее. Эта энергия нужна была ему лишь для физической жизни, а душа осталась, как я понял, с ним. Вот так вот.

- Этот мужчина умер раньше тебя?

Сирра неожиданно смеется.

- Ха! Живет и здравствует, сукин сын.  Я просто выплатил ему все, что он хотел. Я ведь из-за этого пошел в экспедицию за кристаллами... ну, отчасти. Я и просто денег хотел, и ССВ заняться, и все такое. Но вообще все завязано на этой истории. ССВ - потому что я не собирался больше терпеть это дерьмо и быть в нем виноватым. И как-то хотелось, ну... не быть продажной шлюхой, знаешь. В душевном плане. А, я вижу, тебе не смешно с этого кринжа. Тебе никогда не смешно. Прости, я просто несу бред, когда пытаюсь быть серье... зным?

Сирра резко замол��ает, когда чувствует на своем плече ладонь Колина.

- Сирра, - тихо говорит Колин. - Ты замечательный человек. Даже лучше, чем Ворон о тебе думает. А ты для него буквально как треть вселенной - я чувствую его эмоции, когда он говорит о тебе... Я думаю, если бы он знал об этом, он бы ценил тебя еще больше, но если ты не хочешь, чтобы я ему говорил, я не буду. Я обещаю. И... я не думаю, что кто-либо это скажет тебе, но - спасибо за то, что ты сделал это. Я не знаю, у кого еще хватило бы смелости на такое.

Сирра корчит смешную добродушную гримасу, означающую "ну нифига себе", и неловко спрашивает:

- Ты... принимаешь объятия?

- Принимаю?

- Ну, как концепт вообще.

- Если ты хочешь обняться, я не против.

Сирра утыкается лицом ему в грудную клетку.

- Не знаю, как живут нетактильные люди, обниматься вообще супер круто от всего помогает. Я просто жестко передрейфил, а Ворона, которому я обычно ною, рядом нет. И я ему поныть об этом никак не смогу, понимаешь.

- Я, честно говоря, все еще не до конца понял, почему. Это ведь не плохая тайна. Это хороший поступок, который никого не разочарует.

- Не хотел, чтобы он когда-либо чувствовал себя обязанным мне, - говорит Сирра. - Попытался бы наделать глупостей. Он их и так все время делает. Как-то раз я ему вон палец сломал, когда он пытался сделать так, чтобы мне не сломали нос.

- Знаю.

- Он рассказывал?

- При всей его к тебе великой любви - да.

Сирра смеется.

- Я ради него умереть готов, а он позорит меня на людях. Но заслуженно, конечно... тем более что это не единственная глупость, - Колин слышит в его голосе заминку. - Он... рассказывал тебе, что мы в ноябре... ну?

- Что он предлагал тебе встречаться?

- Да.

- Рассказывал. Даже раньше, чем мы дошли до вашей квартиры.

Сирра шмыгает носом и чешет его кончик ногтем.

- Ну вот представь, что бы он наделал, если знал бы. Я не собираюсь дать ему возложить собственную жизнь на алтарь благодарности.

- Теперь понимаю, о чем ты, - задумчиво отзывается Колин.

- Ага. А тебе с этим всем... ну, между нами с тобой - нормально?

- Нормально, конечно. Более того, я не то что уважаю - я восхищаюсь твоим решением.

- А его?

- А его - принимаю без осуждения.

- Вот это ты даешь стране угля, дружок, - почтительно присвистывает Сирра. Колин вздыхает и улыбается.

- Я, признаться, порой ни слова не понимаю из того, что ты говоришь.

- Ты на него посмотри: он из тебя сначала все тайны вытягивает, а потом еще предъявляет, что ты плохо ему рассказываешь.

- Я тебя не просил раскрывать тайну, между прочим. Я согласился на твое молчание, но ты сам рассказал.

- Не цепляйся к мелочам, мистер голубая кровь, - Сирра отстраняется и встает на ноги; его лицо выглядит гораздо более живым, чем до. - И вообще, нам пора искать наших коллег, а ты непонятно чем занимаешься, болтаешь со всякими пидорасами. Зарплату снизить?

Колин смеется.

- Повысить. За слушанье.

- Так и знал, что ты это не просто так.

Колин так и хранит эту тайну до конца жизни. В ближайшие же после происшествия месяцы просто наблюдает за тем, как Ворон все чаще бросает в сторону Сирры колкие фразы, неприлично рифмует окончания слов и отнимает еду, и эти непотребства ощущаются как самая добрая магия.

[helenascarestheshitoutofyou]

я таки сделала этот недо-разбор/хэдканон по "the little things give you away".

как всегда сходящий с ума честер, собравший все симптомы прл, и успокоительное всея фд в лице майка.

***

water gray,

through the windows, up the stairs.

chilling rain,

like an ocean, everywhere.

(серая вода

виднеется сквозь окна, заливает лестницы.

холодный дождь,

словно океан - он везде.)

первый куплет описывает общие ощущения от взаимоотношений честера и майка в трудные для обоих моменты. серость и смывающий все позитивные эмоции ледяной дождь.

***

don't want to reach for me, do you?

i mean nothing to you.

the little things give you away.

and now there will be no mistaking,

the levees are breaking.

(ты не захочешь протянуть мне руку, верно?

я ничего для тебя не значу.

мелочи выдают твою суть.

более никаких ошибок,

ополчение пало.)

это реплика честера. травмированный разум подсказывает, что на самом деле в самый трудный момент он не получит помощи от шиноды, что не так уж он и важен ему, если разобраться. даже если это не так, беннингтон подсознательно выискивает какие-то мелочи в поведении майка, которые могут сойти за доказательства того, что ему действительно всё равно. и снова: за счёт психологических травм честер готов поверить, что это реально так, ошибки быть не может. но бороться он попросту устал, посему готов опустить руки.

***

all you've ever wanted was someone to truly look up to you,

and six feet underwater, i do...

(всё, что тебе было необходимо - человек, что смотрел бы на тебя с искренним восхищением,

и из-под толщи воды в шесть футов, я гляжу на тебя именно так.)

эти слова принадлежат майку. как бы не отгораживался честер из-за своего страха быть брошенным, шинода прекрасно видит, чего тот на самом деле хочет. он готов это дать. честер закрывается, но майк всё равно продолжает проявлять к нему ту любовь, от которой вокалист прячется, и к которой в то же время так тянется.

***

hope decays.

generations disappear,

washed away,

as a nation simply stares.

(надежда умирает,

поколения исчезают ��есследно,

смытые водой,

а целая нация лишь наблюдает.)

опять же, общая картина. на этот раз ощущения майка и честера по поводу окружающего мира. люди несправедливы и жестоки, они оба это видят. и очевидно становится, откуда у беннингтона в голове такие убеждения - по-другому в таком обществе быть просто не могло.

***

текста в песне не так много, но есть ещё один интересный момент. ближе к концу основной вокал честера переходит в крик. без слов, просто болезненный вопль. если пропустить это через сказанное выше, то получится, что чез столкнулся с последствиями своей закрытости. осознал, что на самом деле не было предательства, не было обмана со стороны шиноды, и теперь беннингтон винит себя в том, что оттолкнул близкого человека из-за своих страхов. на фоне в этом фрагменте идут фразы "мелочи выдают твою суть" и "всё, что тебе было необходимо - человек, что смотрел бы на тебя с искренним восхищением". это уже реплики майка, который, несмотря на все попытки честера закрыться, отступаться не собирался. чью суть мелочи действительно выдают - так это честера. шинода понял многое, и лишь убедился, что беннингтону необходимо просто дать понять, что его любят. безусловно. просто за то, что он есть. именно поэтому эти две фразы перемешиваются - теперь это уже реплики одного человека.

[girl-from-the-teapot]

Вызвали в реанимацию

*вопль на все отделение*

Мс1: это чё за вопли?

Мс2: да это 3 палата

Мс3: у них там свой вайб

*вопль×2"

Я: интересный у них вайб, конечно

[asymmetrycreation]

Исповедь дьявола.

К чему мне ваши души, господа?

Я не стервятник и не хищный зверь.

И вы особа, что свежа и молода,

Не прячьте сердце от меня теперь.

Отныне волен говорить я честно

Без прежней лжи и прежних ухищрений.

Я знаю, речь моя звучит нелестно,

Но я молву держу не для прощений.

Я зрел безумных глаз молчанье

И дикий вопль исстрадавшихся очей,

Я слушал страшный бред изгнанья

И судьб своих несчастных палачей.

Мне не в усладу были муки света,

Я не охотник до мирских невзгод,

Но верил я, что бремя это

К мечте заветной приведет.

Ах, господа, к чему же ваши души?

Они ведь мне совсем чужды.

Упреком истина послужит:

Не в том искал я плод нужды.

[adelheidadams]

Ultraviolence

Порой после того, как некоторые ситуации повторяются(за исключением контекста, суть остается одна) мы перестаем реагировать на нее должным образом.

Реакция для агрессора становится не такой вкусной и ты с замиранием ожидаешь разочарования в его глазах, но и тут тебя ждет разочарование. Непонимание. Растерянность. Смятение.

Романтизация вещей, связанных с данным типом людей и анализ всех его поступков может привести твое восприятие к исступлению сознания. Ты уже смотришь на него и оправдываешь и подбираешь нужный ключик. Отношение к индивиду исключительно с хорошей стороны. Занятно. На сколько тебя хватит?

Дрожание рук и внутренний вопль о помощи сквозь помутневшие зрачки заставляют тебя теряться в пространстве, так как тебя опять обдурили. Ты попалась на удочку и ждешь исступленно следующего шага, которого нет. Сплошные качели, которые ты желаешь оторвать с корнями, но ты связана по рукам и ногам. Ситуация оборачивается зеркалом. на которое ты смотришь со страхом.

Агрессия и непредвиденные обстоятельства. Новые люди, новые души. Но ты уже просто тело. Каждое слово и реакция проходит через анализ. Ты уже не пытаешься додумать, а прямо смотришь на обстоятельства, пытаясь разобрать причинно-следственную связь. Ведь тебе это нужно. Все должно иметь свою причину.

Теперь ты напоминаешь себе слабое тело, с истерзанной душой. Ведь твое сознание насиловали на протяжении многих лет.

Ты.Просто.Тело.

А насилие, боль и исступление-твоя любимая эстетика страданий , которую могут для тебя преподнести только особый, редкий сорт людей. Ведь они отчетливо понимают и осознают твой взгляд.

[my-mare-tenebrarum]

Лунные лучи, казалось, ощупывали самое дно пучины; но я по-прежнему не мог ничего различить, так как все было окутано густым туманом, а над ним висела сверкающая радуга, подобная тому узкому, колеблющемуся мосту, который, по словам мусульман, является единственным переходом из Времени в Вечность. Этот туман, или водяная пыль, возникал, вероятно, от столкновения гигантских стен воронки, когда они все сразу сшибались на дне; но вопль, который поднимался из этого тумана и летел к небесам, я не берусь описать.

(с) Эдгар Аллан По. “Низвержение в Мальстрем”.