#афганский синдром

[pododifv]

Я заебался

[chekushka]

Соблюдая лишь один закон,

Кто сильнее тот и прав

[jack-harllow]

Афганский синдром: каждый второй американец осуждает деятельность Джо Байдена

Большинство американцев хотят, чтобы войска США оставались в Афганистане до тех пор, пока не эвакуируют всех американцев и афганцев, которые помогали Соединенным Штатам во времена 20-летнего конфликта.

Согласно опубликованному 29 августа национальному опросу ABC News/Ipsos, 84% жителей США заявили, что штатовские войска должны оставаться в аэропорту Кабула до полной эвакуации всех американцев, 71% опрошенных считают, что силовики не должны покидать Афганистан, пока не эвакуируют также всех союзников и беженцев.

Всего США эвакуировали по воздуху около 114 тыс. человек. С тех пор, как две недели назад террористы захватили Кабул, силовики вернули домой 5500 американцев.

В эти выходные в Министерстве иностранных дел Соединенных Штатов сообщили, что в Афганистане осталось еще 350 американцев, которые пытаются покинуть его пределы.

В вопросе эвакуации своих граждан либералы и консерваторы единодушны. 87% республиканцев и 86% демократов и представителей партии независимых заявили, что силовики до своего отступления должны эвакуировать из Кабула всех американцев. Такого же мнения придерживаются многие политики Штатов.

У президента Джо Байдена своя позиция на этот счет. Он твердо стоит на том, чтобы вывести все американские войска из Афганистана до 31 августа. Как показал новый опрос, только 4 из 10 граждан США поддерживают действия Байдена в сложившейся ситуации с Афганистаном.

Национальный опрос проводился 27 и 28 августа, сразу после атаки террористов на аэропорт в Кабуле, когда погибло 13 американских военных и десятки афганцев. Ответственность за теракт взяла на себя террористическая группировка ИГИЛ (запрещена в РФ).

ABC News/Ipsos опросили 513 взрослых граждан США, ошибка выборки составила 4,9%. Американские пользователи обсудили результаты опроса под соответствующей публикацией Fox News.

Одни пишут о непредусмотрительности американских властей. «Теперь Джо испытывает угрызения совести? Немного поздновато для этого, или, по крайней мере, для 13 погибших американских героев и 169 погибших союзников и афганцев, которые поддерживали нас в течение 20 лет, не так ли?» — задается вопросом JECampbell.

Другие пользователи считают, что США все-таки необходимо вывести свои войска из Афганистана. «Слишком поздно держать там войска. Этот аэропорт находится на расстоянии одной ракеты от полной катастрофы. Вся эвакуация была слишком плохо спланирована. Если бы мы сохранили базу в Баграм, мы могли бы держать ее вечно и имели бы полный контроль. И много нашего оборудования», — размышляет ItsAlreadyTaken.

А некоторые американцы возмущаются огромным количеством эвакуированных афганских беженцев. «Мы эвакуировали более 100 тыс. афганцев из аэропорта Кабула. Американские военные не проверяют их документы и не проверяют их личность. Их гру��ят на самолеты как можно быстрее. Большинство из них никогда не ��аботали на американское правительство или американских военных ни в качестве переводчиков, ни в каком-либо другом качестве. Это просто случайные афганцы, которым удалось пройти через ворота аэропорта и сесть на наши самолеты. Их переправляют на несколько военных баз на территории США. МНБ не сообщает, сколько из них не имеют удостоверений личности или других документов. Будьте уверены, ни одному из них, скорее всего, не будет отказано в постоянном статусе и их отправят обратно на Ближний Восток. Мы застряли со всеми ними, и «цепная миграция» означает, что они могут привезти в США своих непроверенных родственников и членов расширенных семей в Афганистане. Позвоните своим конгрессменам и сенаторам, чтобы выразить протест», — призывает пользователь под ником kahana^kahuna.

USA Today совместно с социологической службой Университета Суффолк провели соцопрос среди совершеннолетних граждан США. Его результаты гласят, что приход талибов к власти в Афганистане снизил доверие к Джо Байдену. Политику хозяина Овального кабинета осуждают 55% американцев.

Среди демократов президента США поддерживают 87%, а среди независимых только 32%. Это самый низкий уровень одобрения деятельности Байдена за время его президентства. Ранее рейтинг одобрения Байдена составлял 46%.

[voffchikvoffchikovich]

После ухода из Вьетнама в 1975г.  у США начался так называемый "вьетнамский синдром", глубоко поразивший американское общество. Сейчас США вступают в "афганский синдром". Его главная черта - крах веры в военную мощь и эффективность действий США. Причём как в самих США, так и во всём мире.

[denis-zlotnikow]

От афганцев до «ЧВК Вагнера»: о наследии бойцов-интернационалистов

Накануне в российских городах вспоминали воинов-интернационалистов, павших за пределами нашей страны в конфликтах. В регионах запланировали торжественные мероприятия.

Дату 15 февраля выбрали неслучайно. Она приурочена к выводу советских войск из Афганистана в 1986 году. В этой кровопролитной войне погибло около 15 тысяч русских бойцов. Конфликт породил такое явление, как «афганский синдром».

Военные эксперты сходятся во мнении, что Афганская война породила феномен боевого братства и стала толчком для формирования «ЧВК Вагнера». Сегодня российские бойцы продолж��ют дело предшественников и противостоят боевикам на дальних рубежах.

Автор Telegram-канала Astra Militarum Комиссар Яррик убежден, что все, кто обвиняет российских специалистов во вмешательстве в дела других государств, ошибаются. По его словам, такие мнения предвзяты и однобоки.

«Та же ”ЧВК Вагнера”, о которой много говорят в СМИ – это в первую очередь экстраполяция опыта многих поколений воинов-интернационалистов, прошедших через разные горячие точки», — пишет эксперт.

Современными воинами-интернационалистами «ЧВК Вагнера» можно назвать за то, что благодаря им улажены конфликты в Сирии, Ливии, в Нагорном Карабахе, Донбассе и других горячих точках. Эти поступки, бесспорно, заслуживают уважения.

[more-about-psychology]

Джон Арден. Укрощение амигдалы

Около двух лет назад я посетила курс семинаров известного ученого и нейрофизиолога Джона Ардена. Он знакомил российских специалистов с основами Brain Based Therapy – терапии, в которой для лечения тревожности, апатии, депрессии и ПТСР* используют знания о работе головного мозга.

Согласно Джону Ардену, мы можем управлять своим состоянием благодаря нейропластичности – свойству человеческого мозга изменяться под воздействием опыта. Головной мозг – это не то, что дается нам раз и навсегда. Это гибкая и развивающаяся система, в которой в течение всей жизни человека создаются новые нейронные связи и ликвидируются неиспользованные.

То, как мы реагируем, наш образ мышления и восприятие – все это можно изменить с помощью механизма пластичности, считает Джон Арден. Например, каждый из нас способен «укротить» амигдалу – область в мозге человека, которая участвует в формировании эмоций. Взяв под контроль амигдалу, мы тем самым сможем избавиться от излишнего беспокойства. В своей книге ученый рассказывает, как можно «перенастроить» собственный мозг: повлиять на образование нейронных связей, которые закрепляют полезные привычки, и разрушить связи, поддерживающих вредные.

«Чем чаще человек в определенной манере рассказывает о событиях своей жизни, тем прочнее становятся нейронные связи, представляющие эти мысли. Если вы часто утверждаете: «Это трудно», «Не знаю, удастся ли мне это пережить» или «Это добром не кончится», — самое время изменить то, как вы думаете».

Дж. Арден не отрицает «негативные» эмоции и не призывает их подавлять или игнорировать. Страх, печаль, гнев – естественные реакция на разные жизненные события. Но, если человек подавлен, раздражителен или тревожен большую часть времени, это мешает ему реализовать себя в полной мере.

На семинарах Джон Арден показался мне невероятно харизматичным, живым и энергичным. Он, как и его книга, способны замотивировать и воодушевить. Последние достижения в нейрофизиологии и доказательной медицине**, описанные в книге, подскажут, каким образом повысить свой потенциал, сохранить мозг гибким и активным, улучшить память и уменьшить необоснованную тревогу.

Если вы считаете, что вы тревожны, раздражительны, депрессивны и в таком состоянии проведете всю жизнь – обратите внимание на эту книгу, возможно, она поставит под сомнение ваше видение себя и мира.

Приятного чтения!

*Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР, «вьетнамский синдром», «афганский синдром» и т. п.) — отсроченная реакция на психотравмирующие события, как, например, участие в военных действиях, тяжелая физическая травма, сексуальное насилие, угроза смерти.

**Доказательная медицина – медицина, которая из всех методов лечения выбирает те, что доказали свою эффективность и безопасность.

[sonnayakantata]

Сонный паралич: опасен ли, лечение

«Таких ужасов еще в жизни не переживала. Проснулась в липком поту от того, что меня кто-то трогает. Открываю глаза — в комнате двое, ухмыляются и начинают стягивать одеяло. Я зову на помощь, но не получается даже мычание. Тело как чужое…» (Из комментариев)

Необычное расстройство сна, при котором мозг работает, а тело спит — сонный паралич. 

Сонный паралич (СП) встречается чаще,

чем вы думаете. Это довольно распространенное состояние сна, что подтверждено статистическими исследованиями в разных странах.

СП имели, по крайней мере, один раз в жизни:

25-50 процентов американцев,

30% англичан,

около трети всего населения планеты.

3-6 процентов людей испытывают паралич пост��янно.

8-10% имеют повторяющиеся приступы в течение одной ночи.

По данным Американской академии медицины сна впервые СП проявляется у подростков 14-ти - 17-ти лет. Также СП может начаться в любом возрастном периоде, но с большей вероятностью до 30-35 лет.

Группа риска.

Как видим, сонный паралич — нередкая парасомния среди детей и взрослых.

Однако, есть люди, имеющие бОльший риск подвергнуться паралитическим атакам при наличии следующих факторов:

Заболевание нарколепсией, когда человек засыпает неожиданно и бесконтрольно при любых обстоятельствах.

Апноэ.

Сон на спине.

Прием лекарств.

Злоупотребление алкоголем, наркотиками.

Ножные судороги.

Недостаток сна из-за неправильного режима или сменной работы.

Хроническая тревожность.

Депрессия.

Маниакально-депрессивные состояния.

Тяжелое расстройство нервной системы, обусловленное сложными психотравмирующими обстоятельствами:

ПТСР (посттравматические стрессовые расстройства), синдром «афганский», «вьетнамский», «чеченский», пережитое сексуальное насилие, эмоциональные или физические травмы, угроза смерти и др.

Наследственность.

Физическая и психоэмоциональная усталость.

Изменение привычного уклада (смена места работы или жительства, новые обязанности и др.).

Приступы СП в основном указывают на отсутствие плавных переходов через стадии сна. С глубокими психическими расстройствами паралич связан крайне редко.

Опасен ли феномен, в каких случаях необходимо обращаться к медицинской помощи — в статье.

[vsyodlianas]

Катюша Ремизова. О раке, смирении и прощении

Катюша Ремизова отошла ко Господу в 29 лет, в ночь на 1 августа 2015 г. Четыре года она боролась с онкологическим заболеванием, пережила пять операций, тринадцать химий. Она очень стойко переносила болезнь, постоянно причащалась, в последние месяцы – каждый день.

[[more]]

Просим молитв о упокоении рабы Божией Екатерины! Отпевание пройдет в 9.30 3 августа, в храме Всемилостивого Спаса.

Когда болезнь перешла в терминальную стадию, Катюша решила,что важно поделиться своим опытом принятия и проживания болезни, объяснить психологические и эмоциональные изменения, вызванные раком.

Записала Тамара Амелина:

Осенью 2014 года я приехала к ней домой, в Раменское, и мы проговорили долго, 14 часов подряд. Вернулся с работы Катин муж Андрей, из детсада пятилетний сынишка Захар. Мы уютно расположились в гостиной, пили чай с приготовленным Катей яблочным штруделем и расстались только, когда за окном стало светать. Думаю, кому-то этот рассказ поможет принять себя в болезни, а кто-то просто узнает, как это – быть онкологическим больным.

О чем говорить

– Мне самой больше всего хотелось бы поговорить про эмоциональную и психологическую сторону болезни. Одна моя знакомая только-только начала лечиться, я по ней вижу и заново вспоминаю, как тяжело понимать и принимать свою болезнь, новые жизненные рамки.

Дело в том, что болезнь дает большой опыт, которым хочется поделиться. Хотя обычно пробуешь рассказать про онкологию – и это превращается в поучение. Или в историю болезни во врачебном смысле – перечисление операций, врачей, прочих подробностей. И я замечала много раз, что если человеку не нужно знать что-то, он этого не услышит. Так было несколько раз – разные люди на моем рассказе просто засыпали, даже если не хотели спать! А сейчас я нередко выступаю как справочное бюро – очень многие люди обращаются, когда узнают, что у друзей, у родственников появился такой диагноз.

– Спрашивают, что дальше делать?

Да, именно так. Или просят, чтобы я позвонила заболевшему человеку и просто с ним поговорила. Не всегда нужно объяснять, что делать дальше, иногда надо просто выслушать, поддержать, разделить эти непростые эмоции. Часто такой разговор складывается.

Как все начиналось

Первые серьезные признаки болезни, в том числе, кровотечение, появились у меня в восемнадцать лет. Я думаю, что стрессы, связанные с переездом семьи из Ташкента в Москву, со сменой климата, с поступлением в вуз не прошли даром. У меня и во время беременности были тревожные признаки. Просто Господь сохранил ребенка. Обычно люди не хотят о плохом думать, и я не думала.

Когда мне было 25 лет, я была кормящая мама, Захару было полтора года, у меня резко заболел живот, начались непонятные симптомы. Я почувствовала, что попала в какие-то неотвратимые жернова, и ситуация такова, что уже ничего нельзя изменить. Я пыталась связаться с какими-то врачами, что-то сделать, и… ничего. То есть врачи не могут, скорые не приезжают, родственники не воспринимают ситуацию всерьез.

Мы сидим с мужем, и я говорю: “Ты знаешь, Андрей, у меня нет сил жить. Ты пойми, это не ради красного словца, это не какая-то манипуляция, я говорю тебе честно: у меня нет сил дышать, ходить. Чувствую, что мне это все дается с большим усилием”.

Я даже потом написала: если человек начал вам жаловаться на усталость, если у него появились какие-то необычные симптомы, попытайтесь его уговорить сходить к врачу. Сам человек помочь себе не может, в тот момент он находится внутри ситуации. И эта фраза, что «спасение утопающих – это дело самих утопающих» в корне неверная. Потому что человек, который находится в этой своей ситуации, не может оценить ее извне. Ему кажется, что у него все нормально. А если человек совестливый, то ко всем прочему он подумает, что сам во всем этом виноват.

Я попала в районную больницу, и все подумали, что у меня аппендицит. Врачи никак не могли взять в толк, почему эта девица, идиотка просто, орет как резаная. Я сама шла до операционного стола под всякие подбадривания персонала: «Что ты такая болезная». И потом эти врачи меня разрезают и видят огромную опухоль, разлившийся по брюшной полости гной. Врачи были в шоке, они вышли и сказали моим родственникам, готовьтесь к худшему, скорее всего, в ближайшее время помрет, у нее рак…

И вот во всей этой трэшовой ситуации я выхожу из больницы, пытаюсь взаимодействовать с миром и понимаю, что у меня реальный афганский синдром, когда есть мир, а есть я, и я как будто за стеклом, отдельно. Я не понимаю вообще, что происходит, почему люди радуются жизни, когда существует такая боль и такой ужас.

Я столкнулась с одной знакомой в магазине, и она меня спрашивает: “Как дела?” – такой дежурный вопрос, и я ей пытаюсь сказать, что дела плохо, а она: “Перитонит? У меня у мамы был перитонит, ничего страшного, ерунда”. И все так реагируют. Ты находишься в изоляции, потому что не можешь эту боль излить, и меру этой боли никто понять не может.

И тут я встретила подругу, которая потеряла мужа. Мы с ней встречаемся взглядами, и я вижу, что меня понимают. Человек, у которого был опыт серьезной боли, никогда не сможет пройти мимо другого человека с болью. И сейчас у меня уже есть достаточно большая группа людей, с которыми мы общаемся, и нам не надо друг другу ничего объяснять, долгие слова не нужны. Это как пропуск в тайный клуб, позволяет понимать друг друга без слов.

Лечение. Врачи. Ангелы

– Про Каширку говорят: «Все там хорошо – и оборудование, и персонал. У них одна проблема – это пациенты». Это так на сто процентов. Знаешь, как обитель скорби: люди падают в обмороки в очередях, ходят до последнего, их кругами ада проводят много-много раз. Многие больные там проходят жестокий естественный отбор и не попадают ни на операцию, ни на лечение. Там такая система, что человек может сидеть у кабинета, а врач (у них там есть вход из коридора и выход с другой стороны) уже давно вышел и пошел-пошел-пошел… А пациент сидит и будет сидеть еще хоть целый год.

Нигде больше такого не видела. Когда я пришла в свой Институт Рентгенорадиологии, мне показалось, что это рай. Андрей при первой встрече хирургу говорит: «Я готов вам дать любые деньги». А хирург ему: «Вы что, с ума сошли? У вас жена умирает, а вы тут какой-то дурью маетесь. Давайте быстро ее сюда. И если ей будет нужно, мы ее хоть завтра прооперируем».

Я дома умирала, меня очень долго мурыжили на Каширке. Я ждала самого худшего, понимаешь? Я уже была в лечебном отделении в Онкоцентре, на каком-то там жутком этаже, смотрела и думала: наверное, люди отсюда просто из окон сигают.

– Как все иначе в той же Германии!

– Понимаешь, за что мне обидно? У нас есть то же самое, что и в европейских клиниках, вот в этом институте. Мне никто не верит. Все говорят: «Да ты что, в России? Да ты врешь!». Мы же отправляли в разные европейские клиники документы, и все нам ответили, что меня наши врачи лечат абсолютно правильно. Единственная проблема в России – то, что нет реабилитации.

После пятой операции, она шла сразу после четвертой, я не могла очнуться от боли, был какой-то туман. Я слышу голоса и не могу открыть глаза. В реанимации ангелы работают, которым важно, чтобы ты проснулась. А я вроде бы и не сплю, но не могу глаза открыть, слышу только свои стоны.

Ко мне пришел анестезиолог и говорит: «Кать, сейчас тебе надо согнуться, я буду ставить эпидуралку, ты потерпи, милая моя, я сделаю, что тебе не будет больно». Мне сразу легче. Но за счет желудочного зонда в носу я дышать не могу, мучаюсь жутко, мой врач говорит: «Ты ж мое солнышко, моя радость, ну подожди немножко». Начинает мне все сам аккуратно вытаскивать. У меня слезы, сопли, слюни. «Прости, милая, без этого никак». У меня рвота. Он все это терпит, гладит меня по голове и говорит: «Как же ты, моя бедная, натерпелась».

У меня неделю не работали кишки. А если кишки не запустятся, это значит – зашей рот, живи без еды. Наступит паралич кишечника, а это смерть. Доктор меня уговаривает: «Катя, надо пить вазелиновое масло». Не просто вазелиновое масло, а с самой горькой горечью на свете – магнезией. И выпить надо не ложку, а большой стаканище. Я смотрю в его честные-честные глаза и говорю: «Доктор, ради вас – что угодно! За ваше здоровье!» И выпила залпом! А он: «Ну, сильна мать!»

Это другой уровень отношений. Этот доктор меня спасал один раз, два, три, постоянно. Я сопли размазываю: «Все, не буду лечиться никогда! Пошли вы все на фиг! Я пойду порешу всю вашу ординаторскую!» А он все улаживает. Настраивает. Уговаривает.

Он позвонил мужу и сказал: «Все хорошо. Случилось чудо». Так и сказал, хотя они люди не верующие.

Я когда вышла из Института Рентгенорадиологии, думала, как отблагодарить врачей? Деньги давать нельзя, ну подарили какой–то «букет» из фруктов, мороженое, арбуз. А для анестезиолога у меня было письмо. Я написала, что «когда-нибудь я напишу о вас книгу, потому что вы – не люди, вы – ангелы! Да, ангелам не нужно говорить, что они ангелы, но я не могу не сказать…». Реанимация – тяжелая и неблагодарная работа. Их мало кто благодарит. Кто-то не помнит, кто-то был без сознания.

А потом случился рецидив. Глаза хирурга не могут увидеть мельчайшее. Химию я переносила хорошо, а облучение – через пень-колоду. Бывают такие случаи, что облучение приводит к регрессу.

Как сложно держать «видимость»

– Очень тяжело и болезненно осознавать, что в какой-то момент сломалась твоя «самость», что иногда буквально по малейшему «чиху» нужно просить у кого-то помощи…

Здоровый человек может во многом рассчитывать на себя, может держать себя в руках, может создать себе какой-то определенный имидж, может делать добрые дела, ни с кем особенно не ссориться. Можно долго создавать такую видимость. А вот когда заболеваешь, вся эта «самость» резко рушится.

А сейчас особенно сложное время. У меня такой характер, что я хорошо схожусь с новыми людьми, свободно чувствую себя в компаниях. Но недавно мы ездили к друзьям в гости, и я поняла, что сейчас я нахожусь в состоянии какого-то аффекта. С одной стороны, даже в болезни я научилась сохранять видимость, что все хорошо. Я смеюсь, улыбаюсь, радуюсь, но сейчас со мной, несмотря на лекарства, всегда есть боль. У меня есть такая особенность: чем мне хуже, тем более яростно я смеюсь и шучу. И сейчас часто понимаю, что я не отдаю себе отчет в своих действиях, нет никаких тормозов.

Был момент, когда я спросила своих друзей, испортила ли меня болезнь. Очень непростой опыт! Много всего пришлось услышать на свой счет.

Началось с того, что несколько близких людей сказали мне, что болезнь изменила меня не в самую лучшую сторону. Эти высказывания друзей были очень вовремя, я восприняла их. Конечно, это было не просто, я плакала месяц, после этого закрыла многие свои записи в социальных сетях, какое-то время вообще тяжело было общаться с людьми. Мой муж сказал: «Ты сама попросила у людей сочинение на тему». Это правда, я сама попросила.

Это был момент очень сложный, с двумя подругами у меня даже испортились отношения, потому что они мне сказали честно, что они думают. Мой священник по этому поводу сказал: «Держись этих людей».

– Держись?

Он мне сказал, «тебе будут много говорить всяких елейных вещей, но мало найдется людей, которые тебе скажут правду». Сейчас я чуть-чуть оттаяла, поняла, что можно выражать себя по-другому и все равно продолжать общаться

Когда ты просишь о насущном, нужно свою гордость перебороть, не терпеть и не ждать. А в каких-то моментах уже начинается баловство. У меня идей всегда много, я фонтанирую и начинаю говорить: «А вот сейчас мы все вместе с вами сделаем то-то…». Я начинаю решать за других �� это такая хорошая ловушка болезни. Мои родные по этому поводу начали мне высказывать. И священник мне говорит: «Катя, все. Бери себя в руки. Или ты делаешь это сама, или ты просто терпишь – записываешь идеи, например… Понятно, что о стакане воды ты попросишь. Но какое-то баловство прекращай, нельзя напрягать и решать за других». Для меня это был очень ценный совет.

Кстати, о советах. Мне их стали столько давать! Все – знакомые, незнакомые – пишут абсолютно разное. Кто-то начинает меня укорять, говорят, что знают, почему я болею, советуют в духе «да не обижайся ни на кого, я вот не обижаюсь и у меня все хорошо». Как будто ты сам виноват в своей болезни. Я в какой-то момент сказала про это священнику, а он: «Господь с тобою, да что ты, Катюша…»

Сначала я раздражалась от советов по лечению рака, системы же разные есть, официальные, неофициальные. А в какой-то момент меня ударило по голове – но ведь люди хотят мне помочь! Неважно, что они советуют, изначальны�� порыв – это помочь мне.

Про смирение

– И все эти ежедневные открытия из серии «гадкий я». Сейчас я часто вижу проявления своих дурных черт, но ничего не могу с этим сделать, не хватает сил на контроль, и все самые неприятные стороны характера оказываются на виду. А когда тебе делают замечания, бывает больно, ведь даже самому противному человеку хочется, чтобы его обняли-пожалели…

Я думала, что за время болезни я чему-то научилась. Но проходит какое-то время, и понимаешь, что не просто ничему не научилась, а все это время стояла на месте. У меня даже в дневниках есть такие записи: «Вот я наконец научилась не задавать лишних вопросов врачам». И через год пометка сверху: «Не научилась – показалось».

И я понимаю, что лучшее, что я сейчас порой могу сделать, это попытаться больше молчать. Иногда в этой ситуации помогают только мысли о смирении. Думаешь, ведь я просила о нем – так вот, пожалуйста, смиряйся! В какой-то момент я начала бояться просить смирения, так как поняла, что получить его, наверное, придется через боль. А я боюсь боли. Но сейчас я понимаю, что будет больно, а страх почему-то ушел…

Самое сложное – когда хвалят. Особенно если такое: «Ох, ты мученица наша, ох, мы чуть ли не молимся на тебя». Это очень тяжело: во-первых, я серьезно понимаю неправду всего происходящего, люди пытаются себе что-то домыслить. В каких-то моментах, мне кажется, не всегда люди искренне пишут. Может быть, они хотят подбодрить, пожалеть… Иногда какое-то, казалось бы, доброе слово, бывает очень тяжело принять.

В болезни очень много рутины, серых, ничем не выдающихся дней, в них неправильно слышать похвалу. А с другой стороны, бывают ситуации, когда очень одиноко, реально остаешься один, вплоть до того, что даже близких рядом нет, им же нужен отдых. Жить с больным человеком очень тяжело.

Как относиться к этой теме – вообще не понятно. Мы в семье даже шутим. Например, могу Андрею сказать, когда он не отвечает на телефон сразу: «Если ты не успеешь на мои похороны, не расстраивайся, зато потом дадут три дня выходных». Люди со стороны, даже моя кума в ужасе, говорят: «Катя, нельзя так шутить». Но Андрей меня нормально воспринимает. К теме смерти можно или очень серьезно относиться, или шутить. Еще вариант – никак. Просто никак не говорить про это.

Завещание

– Я прочитала расшифровку лекции отца Даниила Сысоева “Инструкция для бессмертных”. И там он говорит, о чем стоит подумать человеку, который знает, что ближайшее время умрет. Мне эта книга помогла разложить все по полочкам.

– Там ��оветы есть?

– Да, там прямо инструкция. Год назад я написала письмо своим родственникам, друзьям, каждому какие-то добрые слова, мысленно со всеми попрощалась. И у меня была генеральная исповедь, очень подробная, очень серьезная, священник даже сказал: “Я теперь сам буду долго думать, потому что у меня такого давно не было, чтобы все разбирать по полочкам.” Я вообще очень люблю убирать, а от этого разговора у меня осталось ощущение чисто вымытой комнаты. Мне не хотелось это ощущение терять, мне тогда казалось, что я вот-вот умру.

И потом я включаю компьютер и вижу, что там сообщение о смерти Анатолия Данилова. И у меня в этот момент случается истерика…

Понятно, что я всегда думаю о смерти, но последнее время я готовилась к смерти целенаправленно, писала какие-то завещания. И тут ушел человек, который вчера поставил лайк. Я до этого даже и не знала, что Анатолий читает группу про помощь мне в Фейсбуке. На «Правмире» публиковали мое письмо, и на форуме Анатолий пишет: «Это наша очень хорошая прихожанка, нужна помощь». Я думаю: какой небезучастный человек! И тут бац! Я как дура пишу какие-то завещания, а тут человек не знал, не гадал: у него ребенок маленький, жена… Для меня это был личный удар. Я очень много молилась первые 40 дней…

Простить

Я думаю, что онкология может проявляться обидами, недоверием, абсолютной и тотальной нелюбовью к себе. У меня было искушение высказать претензии своим родителям. Психологов начитаешься, думаешь, во всем они виноваты, и вдруг такая мысль: «Стоп! Мне 25 лет, и я пытаюсь обвинить маму в том, что мне сейчас плохо? Это вообще нормально?!»

У меня была переоценка отношений с родственниками, и очень серьезная. Я сняла розовые очки по поводу того, что мне все сейчас помогут, все сгрудятся. Потому что в любой момент может случиться ситуация, что помочь-то не смогут. Любой человек может не смочь, может предать, но это не потому что он сволочь, а потому что он просто человек.

И еще я поняла, насколько тяжело моим родственникам, особенно родителям. Я думала так: Андрей – взрослый мужчина, будет переживать, но как-то справится с этой ситуацией. Захару очень тяжело будет, поэтому Андрея надо попросить прежде всего, чтобы он думал о Захаре. Про своих родителей тоже думала, что взрослые люди, как-то должны пережить. Я, конечно, видела, что моей маме тяжело в каких-то моментах, но все равно ситуацию явно недооценивала. Поставив себя на место родителей, я поняла, как им тяжело, и впала в такой ужас! Ведь я сама мама!

Было непросто простить себя. Это произошло в реанимации, у меня тогда была какая–то странная устремленность, я будто перед стартом находилась. Помню, как меня завозят в лифт, я смотрю на свое отражение… а на меня смотрят абсолютно не мои глаза, какие-то чужие, очень напряженные… смотрят прямо внутрь меня. Я вижу себя как бы со стороны и слышу голос внутри: я себя простила…

Про помощь

Если ты просишь о помощи, ты должен быть готов, что будет непросто. Возможно, помощь будет совсем не такой, какой ты ждешь изначально. И люди будут совсем не такие, каких ты себе нафантазировал. Но в любом случае всем нужно будет сказать «спасибо».

Я не стала писать в Фейсбуке «не молитесь за мое здравие». Если здравие должно быть, оно будет и без этих слов. Но я поняла, что наступила точка невозврата. Я прошу молиться об избавлении от боли и страданий, чтобы не было мытарств.

[bat-swagprincecollector]

Афганский синдром. Кто боится "Братства" Лунгина?