Вайолет Эвергарден: первая часть первой главы
Первая глава Violet Evergarden, единственного за всю историю литературного конкурса от Kyoani ранобе, взявшего первый приз, выложена на официальном сайте книжки. Как и оригинал, наш перевод разделен на две части. Надеемся, что вам понравится история о взрослении юной Вайолет.
Первая часть | Вторая часть
Автозапоминающие куклы уже очень давно весьма популярны.
Создал их профессор Орланд, изучавший механических кукол. Его жена, Молли, была писательницей. Началось все, когда она потеряла зрение. От горя женщина не находила себе места: она ведь больше не сможет писать книги — а этому писательница посвятила почти всю жизнь! Профессор не мог сложа руки смотреть, как жена с каждым днем угасает. Так и появилась автозапоминающая кукла.
Ее задачей было записывать все сказанное человеком. Проще говоря, эта кукла была личным секретарем-стенографистом. Изначально Орланд хотел создать лишь одну такую куклу — для любимой жены. Но настолько полезное изобретение быстро оказалось у всех на слуху, и теперь автозапоминающие куклы продаются по вполне доступной цене — а некоторых можно и вовсе взять напрокат или одолжить.
Драматург и кукла
Розуэлл — чудесный столичный город… Утопающий в зелени, он раскинулся у подножия горы, а вокруг устроились горы повыше. Словом, не город, а настоящая услада для глаз. Впрочем, люди побогаче стремились в Розуэлл прежде всего чтобы отдохнуть и погреться на солнышке — едва ли вы отыщите летний курорт лучше. А ещё каждый знал, что здесь настроена уйма летних домиков.
С приходом весны в горах и у рек распускаются цветы, радуя глаз горожан. Летом все норовят отдохнуть в холодке большого водопада — места древнего и с богатой историей. Осенью людей завораживает танец пожухлой листвы, а зимой город и окрестности окутывает абсолютная тишина. Смену времен года можно легко заметить, и каждому из сезонов есть что показать туристу.
Многие домики строились в городе. На улицах, куда ни посмотри, — сплошь деревянные коттеджи, раскрашенные в яркие цвета. И каждый — от совсем небольшого до заметно просторного — стоил целое состояние, поэтому если кто и мог себе такой позволить, то человек очень состоятельный.
А еще в Розуэлле было полным-полно сувенирных лавок. В праздничную пору на главной улице, где и выстроились лавки, собиралась целая толпа. А вдалеке неизменно слышался приятный мотив. Словом, пусть город и расположился в провинции, глубинкой его никто бы не назвал.
Домики обычно строили где-нибудь в самом Розуэлле — банально ради удобства. Тех же, кто решил жить подальше от городских улиц, считали чудаковатыми отшельниками.
На дворе стояла осень, в далеком небе плыли облака. Вдали от подножия горы, рядом с озером, где редко увидишь туристов, ютился одинокий дом. Все в этом доме, выстроенном в традиционном стиле, указывало на богатство хозяина. Впрочем, в то же время казалось, что хозяин этот безразличен к своему жилищу и безнадежно одинок.
Владел домом известный драматург Оскар. Детское лицо его обрамляли рыжие кудри. Он ходил, всегда чуть наклонившись вперед — и не скажешь, что он уже давно немолод. Еще Оскар вечно носил свитер, словно ему всегда было холодно. А еще — очки в черной оправе. Самый обычный человек — о таких не пишут рассказов.
Поместье это не служило ему загородным домом: когда-то очень давно его построили, искренне желая провести в этих стенах всю жизнь. Тогда Оскар был не один — с ним жили жена и маленькая дочь, что уже давным-давно покоятся в могилах.
Супруга Оскара скончалась от болезни со столь длинным названием, что от любых попыток его произнести можно было сразу отказаться. Если по-простому, кровь у его жены слишком быстро сворачивалась, и это привело к закупориванию сосудов. Болезнь передалась женщине от отца. Она никого не щадила, поэтому жену драматург взял к себе уже сиротой, так и не узнав, что же погубило самого дорогого человека.
— Она боялась, что если узнаешь — не женишься. Вот и скрывала, — рассказала ее лучшая подруга на похоронах.
— Почему? Ну почему? Почему?! — не переставая звучал вопрос в его голове.
Признайся она ему об этом раньше, они бы искали лекарство вместе — неважно, сколько бы пришлось потратить денег. Он готов был отдать все сбережения до последней копейки.
Разумеется, она вышла за него совсем не из-за денег: они познакомились еще когда Оскар не был знаменит. Впервые они встретились в библиотеке, куда он часто заглядывал, а будущая жена драматурга работала там библиотекарем. Первый шаг к их сближению сделал Оскар.
— Все-таки... Она была замечательной. В книжном уголке, которым она заведовала, всегда было что почитать. Полюбив те книги, я полюбил и ее. Так почему?! — раз за разом спрашивал себя Оскар, не способный мыслить ни о чем другом.
Когда он превратился в тень прошлого себя, лишь добродушная подруга жены поддержала его в трудную минуту: заботилась, готовила — сам Оскар просто забывал о еде, рискуя умереть от голода. Еще она заплетала волосы маленькой дочери Оскара — совсем как мама когда-то. Без нее малышка часто и горько плакала. Быть может, добрая женщина питала к вдовцу особые чувства… Или даже со временем полюбила его.
Так или иначе, именно она отвезла тяжело заболевшую девочку в больницу, пока Оскар лежал в постели с лихорадкой. И она же первая узнала, что девочка унаследовала заболевание матери.
Болезнь прогрессировала медленно, но для Оскара время наоборот пролетало слишком быстро. Когда умирала его супруга, они молча покорились судьбе. В этот раз все было иначе: Оскар полагался только на лучших врачей, оббивал пороги самых известных больниц, ходил на поклон ко всем возможным специалистам и собирал по крупицам какие-то обрывки новостей о новых лекарствах.
Но лекар��тв без побочных эффектов не бывает: маленькая девочка плакала каждый раз, когда ей давали новую таблетку, а его изъеденное страданиями сердце обливалось кровью. А лекарства и не помогали: малышке становилось все хуже, хоть она и принимала лекарство за лекарством. Врачи в конце концов опустили руки и признали ее неизлечимой.
— Тебе так одиноко, что зовешь ее к себе?.. — спрашивал у тишины отчаявшийся Оскар. Потом он отметал подобные мысли.
— Молю, не забирай ее, — на коленях просил он перед могилой, но, увы, мертвые не отвечают живым.
Из-за таблеток, которыми бедняжка давилась каждый день, ее щеки, напоминавшие лепестки роз на молоке, пожелтели и впали, а от медовых когда-то волос осталось лишь бледное напоминание.
Он не мог видеть ее — каждый взгляд на ее тоненькую фигурку причинял ему страдания.
Не выдержав, драматург договорился с врачами о том, что его дочь отныне будет принимать только обезболивающее — он не желал, чтобы крохи отведенного ей времени прошли в страданиях.
С тех пор медленно потекли размеренные, спокойные дни. На лице малышки вновь расцвела улыбка, которую ее отец уже отчаялся увидеть, а отведенное им счастливое время все не заканчивалось.
В тот день была чудесная погода: в свои права вступила художница осень, на голубом небе не было ни облачка, а из окон палаты виднелись разноцветные кроны деревьев. В больнице, заменившей им дом, был маленький фонтанчик — словно оазис в пустыне. На воде медленно кружились принесенные ветром листья, колебавшиеся, словно их притягивало магнитом. Девочке они очень нравились.
— Такие красивые желтые листья на воде! Интересно, получится пройти по ним и не упасть?
О таком задумываются лишь дети — с богатой фантазией и верой в чудеса. Но Оскар не стал говорить ей о том, что скоро листья проиграют в битве с гравитацией, а лишь шутливо ответил, желая побаловать стоящего одной ногой в могиле ребенка:
— С зонтиком да с хорошим ветром шансы были бы неплохие, правда ведь?
На лице девочки в ответ расцвела улыбка, а ее потускневшие за время лечения глаза загорелись.
— Прогуляешься для меня по воде когда-нибудь, договорились? Когда на озеро рядом с домом слетятся опавшие листья.
Когда-нибудь.
Когда-нибудь, она сделает это для него.
Приступ кашля, не оставляющий в покое его дочь, внезапно прошел.
Он обнял ее безжизненное тело, только теперь поняв, какое же оно легкое — слишком легкое, даже для бездушной оболочки. Захлебываясь рыданиями, драматург спрашивал себя — а была ли его милая дочурка, не было ли это всего лишь длинным сном.
Похоронив ее рядом с женой, он вернулся в дом, когда-то полный счастья, чтобы влачить довольно жалкое существование. Оскар мог не переживать о деньгах — написанные им когда-то сценарии пользовались успехом, и голодная смерть ему не грозила.
Годы шли. Коллега по старой работе наведался к нему спустя несколько лет траура по жене и дочери — он предложил Оскару вновь взяться за перо и написать сценарий. Для человека, от которого осталась лишь тень да известное имя, просьба знаменитой и всеми любимой труппы была неожиданностью и невиданной честью.
Текли ленивые, жалкие дни. Людям присуще уставать от горя и счастья, и они просто не могут всю жизнь быть радостными или грустными. Драматург решил принять предложение, доставая заброшенную пишущую машинку. Но вот уже много лет он страдал от недуга, мешающего его вновь взяться за любимое дело.
В попытках сбежать от ужасной реальности он начал пить: алкоголь служил для него лекарством, дарил ему сладкие часы покоя. Благодаря врачам он смог избавиться от пристрастия к спиртному и наркотикам, но последствия его выбора никуда не делись: дрожь в руках так никуда и не ушла, и писать, хоть на бумаге, хоть на пишущей машинке, он больше не мог так, как раньше. Но желание вновь сочинять было столь велико, что он просто не мог забыть об этом и заняться чем-то другим.
— Думаю, кое-что может помочь тебе. Может, закажешь автозапоминающую куклу? — посоветовал ему старый знакомый.
— А что это?
— Похоже, все новости и впрямь прошли мимо тебя… меня начинает тревожить твое затворничество. Эти куклы знамениты, а арендовать их можно по довольно низкой цене. Да, тебе необходимо заказать одну такую.
— И чем же мне сможет помочь... кукла?
— Они что-то вроде личных секретарей.
Оскар решил прислушаться к совету и арендовать куклу, о которой слышал впервые. «Автозапоминающая кукла»…
По горной дороге поднималась прекрасная девушка: ее мягкие волосы, заплетенные в косу, украшала темно-красная лента, тонкое тело скрывалось под платьем с лентами, а на груди сверкала изумрудная брошь. В такт ее шагам качалась шелковая юбка в складку, а поверх платья красовалась куртка цвета железной лазури. Катя за собой тяжелую тележку, она прошла через облупленную белую арку ворот Оскара. Едва она ступила во двор, как шум ветра стал особенно оглушающим, а вокруг нее закружили в неведомом танце разноцветные опавшие листья.
Возможно, из-за них ее взор затуманился, и она вцепилась в брошь на груди, даже не пробормотав, а словно беззвучно прошептав что-то, неслышное за шумом листьев.
Когда ветер затих, осторожность девушки бесследно исчезла, и она без колебаний нажала на дверной звонок затянутым в черную перчатку пальцем. Дверной звонок заверещал словно грешник, замученный в аду, и через некоторое время дверь открылась. Из дома выглянул владелец, рыжий Оскар: из-за грязной одежды нельзя было понять, проснулся ли он только что, или же наоборот всю ночь не спал.
То ли из-за ее странной одежды, то ли из-за потрясающей внешности, но драматург был озадачен визитом. Как бы то ни было, ему пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем задать крутящийся в голове вопрос:
— Ты… автозапоминающая кукла?
— Именно так. Я из службы автозапоминающих кукол, и стремлюсь сделать все, что пожелает клиент. Меня зовут Вайолет Эвергарден, — без улыбки ответила словно сошедшая со страниц сказки голубоглазая блондинка.
Вайолет Эвергарден была молчалива и очаровательна — самая настоящая кукла. Ее глаза цвета синих ирисов с золотым отблеском светились словно океан, по которому скользят солнечные лучи, румянец на молочно-белых щеках напоминал цветущую вишню, а тонкие губы были румяны и блестящи. В ней не было ни одного недостатка, и только моргание не давало ей стать украшением любой коллекции.
Оскар ничего не знал об автозапоминающих куклах, и попросил знакомого помочь с арендой. Получив в ответ обещание о ее скором появлении, драматург стал терпеливо ждать ее прихода.
— Я думал, почтальон принесет коробку с маленькой забавной роботизированной куклой… Но робот, заставляющий засомневаться в своем нечеловеческом происхождении… Как далеко шагнул прогресс с тех пор, с тех пор как я затворился в этих стенах?
Оскар отгородился от внешнего мира: не читал газеты и журналы, почти ни с кем не встречался, а помимо этих редких встреч мог пообщаться разве что с кассиром в магазине да изредка заглядывающим почтальоном.
Вскоре он пожалел, что не навел справки и не организовал все лично. В доме, где когда-то жила счастливая семья, присутствие столь человеческого создания казалось неуместным.
— Словно я предаю их…
Вайолет и не пыталась понять его чувства, а лишь прошествовала к большому дивану в гостиной, как ей и было сказано. Способности современных роботов она продемонстрировала, выпив предложенный чай.
— Что станет с чаем, который ты выпила?
— Думаю, то же, что и с любым другим, — последовал ответ от куклы. Она немного наклонила голову, почувствовав себя словно на допросе.
— По правде… я удивлен. Я представлял тебя... немного иначе?
— Вы надеялись увидеть что-то еще? — спросила Вайолет, осмотрев себя, и взглянула на устроившегося напротив Оскара.
— Не сказал бы, что «надеялся»…
— Если господин пожелает, я попрошу компанию прислать еще одну куклу.
— Я не об этом… Ладно, забудь. Нормально работаешь — и на том спасибо. Да и не кажется мне, что от тебя будет много шума.
— Если хотите, я постараюсь дышать как можно тише.
— Не стоит… Это уже чересчур.
— Я здесь, чтобы стать вашим помощником. Чтобы не опозорить имя автозапоминающих кукол, я постараюсь угодить вам. Мне не трудно писать от руки или на пишущей машинке. Пользуйтесь мной, как пожелаете.
Сердце Оскара забилось быстрее, пока она медленно говорила, глядя на него своими похожими на драгоценные камни голубыми глазами. Он кивнул.
Его знакомый арендовал ее на две недели, а историю было необходимо закончить во чтобы то не стало. Оскар решил приступить к работе немедленно, но первое, за что взялась Вайолет, было уборкой
Рабочий кабинет, служивший Оскару еще и спальней, казался свалкой: повсюду валялась одежда, а остатки его последней трапезы расплескались по полу так, что даже яблоку негде было упасть.
Вайолет пристально посмотрела на Оскара.
— И вы хотите, чтобы я работала в таких условиях?.. — безмолвно спрашивали ее глаза.
— Прости.
Сомнений в непригодности помещение не вызывало. С тех пор, как Оскар остался один, он перестал заходить в гостиную, и поэтому та была намного чище по сравнению со спальней, кухней и ванной, которыми он часто пользовался.
Пусть он и постарел, но показывать такой разгром девушке, которой нельзя было дать больше двадцати пяти, ему очень не хотелось. Драматурга утешало лишь то, что Вайолет была куклой.
— Я секретарь, а не служанка, господин, — произнесла она, доставая из сумки белый фартук и охотно приступая к уборке.
Так первый день и закончился.
На второй они наконец-то приступили к пьесе: Оскар улегся на кровать, а Вайолет устроилась на стуле, поставив пишущую машинку на стол.
— «Она… сказала��, — продиктовал Оскар, и Вайолет с пугающей скоростью оттарабанила слова на машинке, даже не глядя на буквы, что удивило его. — А ты печатаешь… довольно быстро.
Услышав похвалу, Вайолет стянула одну из черных перчаток, показывая полностью металлическую руку — пальцы казались более жесткими и роботизированными, чем другие части тела.
— В моем агентстве отдают предпочтение практичности. У «Эстерк» очень качественные изделия, поэтому я весьма вынослива и в разы сильнее обычного человека. Здорово, правда? Я с легкостью могу записать каждое ваше слово, господин.
— Вот как? А, и не записывай это — нужно лишь то, что войдет в сценарий.
Оскар вновь принялся диктовать. В процессе они часто останавливались передохнуть, но все прошло хорошо. Концепция истории была в его голове — он так и не смог нигде ее записать.
— Ну, в их популярности нет ничего удивительного, — подумал Оскар, увидев все величие автозапоминающих кукол.
До третьего дня все шло хорошо, но в четвертый Оскар впал в писательский ступор: враг любого писателя, когда содержание уже придумано, а правильные слова никак не подбираются. После многих лет и написанных страниц, Оскар нашел хороший метод борьбы с этим — просто не писать. И он знал, что заставлять себя — просто-напросто глупо, ведь тогда слова будут идти не из глубины души. Конечно, это было несколько невежливо по отношению к Вайолет, но ему пришлось заставить ее ждать. А чтобы она не сидела совсем уж без дела, он попросил ее убраться, постирать и что-нибудь приготовить. И, разумеется, она поспешила выполнить все его поручения.
Ему уже сто лет никто не готовил. Конечно, время от времени он заказывал еду и обедал в кафе, но его собственная, наспех сделанная стряпня, не шла ни в какое сравнение даже с этим.
Омлет с рисом был словно патока, а еще Вайолет где-то раздобыла рецепты бургера с тофу и отменного плова из овощей и риса, смешанных в пряном соусе. Вдобавок она приготовила ему запеканку с морепродуктами, найти которые на горной местности было довольно нелегким делом, а в качестве гарнира использовала супы и салаты. Оскар был невероятно тронут ее стараниями.
Пока он с наслаждением ел, Вайолет молча смотрела, так и не притронувшись к пище. Она не сдвинулась с места и пояснила, что поест позже. Пусть он и видел, что она пьет, у него не было никаких доказательств того, что она может принимать твердую пищу, и ему даже взбрела в голову мысль, что она пьет масло, пока он не видит. Образ, который пришел ему в голову, был довольно невероятным.
— Я был бы не против кушать вместе, — подумал он про себя.
Она была полной противоположностью его жены, но что-то в ее спине, когда она готовила, будило в нем старые воспоминания. Когда он наблюдал за ней, его глаза загорались, и на него нападала чрезмерная тоска. Он знал, что сделать, чтобы она вошла в его жизнь.
— Мне сейчас... одиноко.
Ожидать ее возвращения с выполненным поручением, засыпать, зная, что больше не один, зная, что когда он проснется, она будет здесь — все это заставляло Оскара понять, насколько ему одиноко.
Он не нуждался в деньгах. Его одиночество было попыткой отгородиться от реальности, запереть свое сердце на множество замков. Никто не сможет утверждать, что можно вылечить любые раны. Рискованно быть рядом с тем, о ком ничего не знаешь — вот так однажды не выдержало и сердце затворника Оскара.
Вайолет ворвалась в его жизнь словно ветер, потревоживший спокойную гладь воды. Ветер нес лишь старые пожухлые листья, но для драматурга, жившего до невозможности скучной жизнью, это было невероятным изменением на безветренном озере.
Плохо ли это, хорошо ли? Если бы Оскара спросили об этом, он бы ответил, что хорошо. Ведь слезы печали, пролитые им после ее появления, были намного теплее.
Вторая часть
30 notes
·
View notes