#Вайолет Эвергарден | Explore Tumblr posts and blogs

hyde-evergarden-blog · 7 years ago

Text

Вайолет Эвергарден: третья глава

Перевод третьей главы. Пожалуйста, напишите нам, если заметите ошибки. Приятного чтения. Вторая глава | Четвертая глава (в процессе)

Солдат и кукла

Стать бейсболистом Эйден Филд решил еще в детстве. Мальчиком он был стройным, гибким, и хоть и не красавцем, но симпатягой со смуглым лицом и светлыми волосами, которые привлекали немало внимания. Такой вот юноша.

К спорту у него был талант, поэтому, окончив университет, Эйден решил вступить в престижную бейсбольную команду. Родители им гордились — пусть они и жили в маленьком городке, �� Эйдена были все шансы стать профессиональным игроком. Словом, будущее вырисовывалось очень даже радужное…

...но не для него.

Вместо бейсбольного поля Эйден стоял на поле битвы. В густом лесу, в чужой стране — так далеко от любимой родины. Ее правительство держало в тайне местонахождение нефтяных скважин, и миссия 34-го отряда Национальной Армии заключалась в нахождении и захвате объекта.

В отряде собралось всего лишь сто человек. Они планировали разделиться на четыре команды и напасть на противника со всех сторон. На первый взгляд это было нетрудной задачей — но вот отряд разбит.

— Беги, беги, беги! — закричал один из выживших.

Неужели их предали? Или враг оказался на шаг впереди? Ведь это они хотели застать противника врасплох, а вышло наоборот. Наступление буквально смели внезапно пролившимся в ночной мгле дождем из пуль.

Отряд состоял из горящих решимостью юношей, совсем непохожих на опытных охотников. Парень, только-только освоивший сельскохозяйственное оборудование. Мальчик, мечтавший писать романы. Мужчина, который оставил дома жену, носившую под сердцем их второго ребенка. Никто из них не хотел сражаться. Но другого пути не было, и им пришлось вступить в бой.

Заметив краем глаза, что люди из его команды оказались на другой стороне поля, Эйден побежал в лес. Страх, что его поймают, гнал вперед, а в ушах стояли ужасные крики. Но вот он споткнулся, и лесные звуки заглушили крики и выстрелы. Он понял, что все его товарищи погибли.

Охотник стал добычей, которую вот-вот настигнут. Между ними была огромная разница: первый боялся согрешить, второй — умереть. Ни один не был хорошим, но, как и все люди, оба боялись умереть. Оба не гнушались убийством ради спасения себя. Но сейчас убить собирались Эйдена.

— Подожди! — вскрикнул кто-то и кинулся с ружьем в руках к Эйдену — можно было разглядеть в темноте силуэт. Это был самый молодой член отряда, совсем ��ще ребенок.

— Эль! — Эйден схватил остановившегося мальчика за руку и побежал.

— Я так рад! Пожалуйста, не бросай меня! Не оставляй тут! Не бросай одного! — кричал сквозь слезы Эль.

Эль был десятилетним мальчиком родом из той же провинции, что и Эйден. В отряде он был самым слабым, и за бойца его не считали — мальчик был нужен для количества. Согласно приказу властей, на службу призывались все мужчины старше шестнадцати, а ребят помладше, решивших стать добровольцами, вознаграждали. Эль как-то рассказал, что заручился выплачивать больничные счета своей болезненной матери.

Эйден бы пожертвовал собой, если бы его смерть помогла мальчику выжить. Но, хоть он и должен был в первую очередь позаботиться о ребенке, ноги двигались сами по себе.

— И как только я мог забыть о нем и думать только о спасении своей шкуры…

Он мог видеть в темноте.

— Черта с два я тебя брошу! Как же хорошо, что ты живой! Скорее, прячемся!

Они побежали еще быстрее, оглушенные криками со всех сторон. Сверни они не туда, смерть уже встретила бы их с распростертыми объятиями.

— Не хочу… Не хочу умирать, не хочу умирать… — тихонько шептал Эль, обращаясь к Богу, и от его шепота, едва слышимого в какофонии криков, у Эйдена сжималось все внутри

— Я… тоже не хочу умирать. Много кто ждет моего возвращения, многих я хотел бы вновь увидеть, да и сделать я хочу так много…

— Все в порядке, Эль. Все в порядке, так что просто беги, беги со всех ног, — юноше хотелось успокоить мальчика, но он смог выдавить только подбадривающие слова.

Будь он одним из старших офицеров, смог бы сохранить спокойствие в такой ситуации? Но Эйден был всего лишь юношей. Ему не было даже двадцати, и многие даже взрослым его не считали.

— Кто-нибудь, спасите! Не хочу тут умирать, не хочу. Плевать на все, я не хочу умирать.

Выстрелы звучали все ближе. Он заметил, в каком направлении падают листья, и понял, что противник приближается сзади. Ему хотелось передохнуть, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце.

— Беги! Беги! Беги же! — он мысленно ругал не только мальчишку, но и самого себя.

— Я тоже умру. Я тоже умру.

Но он даже не думал отпускать руку ребенка — ведь иначе он словно предаст себя. Он лишь сжал ее сильнее.

— Быстрее, Эль!

Прогремел взрыв. На секунду юноша ослеп, его тело подбросило в воздухе, а потом с силой впечатало в землю. Он откатился на три метра и ударился о рухнувшее дерево. Во рту почувствовался металлический привкус крови.

Пару мгновений он не мог прийти в себя. Но глаза все видели, а тело могло двигаться — он чудом выжил.

Как юноша потом убедился, это был отнюдь не обычный артиллерийский снаряд. Он, весь в грязи, приподнялся и убедился в этом. Земля, по которой он бежал всего мгновением ранее, превратилась в огромную воронку — трава была выжжена, все вокруг почернело. Эйден понятия не имел, чем их подстрелили, но ясно понимал — они обнаружены, и никто их не пощадит.

— Э-Эль… — тут он увидел ручку, которую так и не отпустил. И понял, что мальчишки нигде нет. — Где Эль… Где… Нет!

Еще теплая рука лежала в его ладони. И больше ничего. Ни головы, ни ног. Он ничего не видел, кроме половины руки, из которой торчали кости.

Сердце его стучало так сильно, что ему показалось, будто барабанные перепонки скоро лопнут. Он повернулся и заметил в отдалении, между двумя поваленными деревьями, маленькую, неподвижную голову.

— Эль! — судорожно крикнул он, почти что плача, и увидел, как голова чуть вздрогнула. Эйден облегченно улыбнулся.

— Слава богу, живой!

— Подожди меня… — услышав голос мальчика, Эйден почувствовал еще большее облегчение.

— Он жив. Он жив.

Мальчик задвигался и повернулся, чтобы взглянуть на него. Эль покрылся кровью, но был жив. Пусть и без руки, но все еще жив. Эйден готов был бежать с ним на руках, но едва он сделал шаг, как снова прогремели выстрелы. Он подумал, что стреляли из ружья. Юноша пригнулся, уклоняясь, но тут из темноты послышался чей-то визг.

— Чей-то … Ага, конечно, — единственными людьми в окрестностях были он да Эль.

Эйден лежал, пока не замолкли выстрелы, а сердце его плясало в диком танце.

— Слишком громко, сердце… Тише, тише…

«Почему вы так много стреляете? Неужели вам это нравится?», хотелось спросить ему.

Как только выстрелы затихли, он поднял голову и понял, что мальчишка перестал двигаться.

— Эль?

Глаза, пару минут назад смотревшие на него, как на единственного в мире человека, едва не выкатились из орбит. Рот мальчика все еще был приоткрыт — он так и не успел договорить. ��ль погиб, широко раскрытыми глазами глядя на Эйдена.

— А-а-а-а-а-а! — кричал во всю глотку юноша, убегая оттуда так быстро, как только мог. Он бежал как проклятый, чувствуя на себя взгляд неподвижных глаз ребенка.

Сердце все сильнее билось в грудной клетке. Эйден был напуган, в его голове словно кричали сотня человек. Быть может, все дело было в выстрелах. Или в последних словах Эля. Все его тело пылало, ему казалось, что он вот-вот сгорит.

— Эль погиб. Эль погиб.

Он знал, что на поле битвы пали многие. Кого-то наверняка убили пули или мины.

— Эль погиб. Эль погиб. Малыш Эль мертв.

— А-а-а-а! — все кричал Эйден от чувств, непонятных ему самому. Он хотел кричать во все легкие, но голос был так слаб, так ничтожен по сравнению с другими. — А-а-а! А-а-а-а-а-а-а! — по щекам текли слезы, а дышать становилось все труднее из-за заложенного носа. Но он все бежал, бежал, ни на секунду не останавливаясь.

— Нет, я не хочу умирать… — таким было его желание — инстинкт выживания, страх перед смертью. — Не хочу, не хочу, не хочу… Даже если я никогда не смогу играть в бейсбол. Не хочу я умирать, не хочу, не хочу… Я не хотел сюда приходить…

— Мама! Папа!

— Еще раз… Еще хоть раз, я хочу увидеть маму и папу… Я не хочу умирать. Я хочу стольких повидать…

Лица жителей его городка мелькали перед ним. И вот он вспомнил улыбку девушки — возлюбленной, оставшейся дома. Он не смог с ней попрощаться, не смог даже узнать вкус ее губ.

— Мария…

— Если бы я знал, как все обернется, я бы поцеловал, обнял ее — даже силой!

— Ах, Мария… — даже сейчас он продолжал с нежностью думать о ней. — Мария! — он чувствовал, что может умереть в любой момент, даже если останется жив. — Мария, Мария, Мария!

Как было бы печально, продолжай она думать о нем даже после его гибели.

— Нет, не хочу умирать! Не хочу умирать! — он думал о том, как это было бы жалко. — Нет, не хочу умирать! Нет, не хочу умирать! Нет, не хочу умирать! Нет, не хочу умирать! Нет, не хочу умирать! Нет, не хочу умирать! Нет, не хочу умирать! Нет, не хочу умирать! Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Я не хочу умирать на холодной земле под одиноким небом страны, чье название я даже правильно произнести не смогу. Я ведь ничего не знаю о настоящей радости и счастье в жизни. Всего лишь восемнадцать лет. Мне всего лишь восемнадцать лет. Я могу прожить куда больше. Неужели я рожден, чтобы умереть здесь, как собака? Я родился, чтобы быть счастливым. Разве не так? Разве я был рожден для страданий? Разве я родился не благодаря любви родителей? Я заслужил счастье. Вот так все должно быть. Я ведь не хочу убивать никого. За нас все решило пр��вительство. Я не хочу никого обижать. Я не хочу никого обижать. Не хочу никого убивать. Не хочу никого убивать. Разве в этом мире хоть кто-то родился, чтобы нести смерть другим? В чем смысл? Почему мы должны сражаться друг с другом лишь потому, что живем далеко? Что будет после нашей смерти? Кто решил, что все должно так закончиться? Я человек. Человек. У меня есть любящие родители. Есть дом, куда я могу вернуться, и люди, которые ждут моего возвращения. Почему я, совсем еще юноша, должен участвовать в войне? Кто это начал? Ведь не я. Я никогда не желал подобного. Никогда не хотел. Хочу домой. Хочу обратно в свой городок. Хочу обратно в свой городок. О, как я хочу вернуться. Хочу сейчас же уйти отсюда и вернуться в тот прекрасный сельский городок. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же. Сейчас же!

— Ах… — вздохнул он. Спина невыносимо горела, и ему пришлось опуститься на корточки после удара. Колени не смогли выдержать вес, и он упал на лицом на землю.

— Что?.. Будто позвоночник горит. Так жжет…

Не в силах сдержаться, юноша лег и простился с содержимым желудка. Вот только сегодня он и не ел ничего. Это была кровавая рвота.

— К-какого… Кровь… У меня… почему?..

Эйден пошевелился и взглянул на свою спину. Даже в темноте он смог увидеть разрастающееся черное пятно — явно не пот. Он убедился, что его подстрелили, когда услышал медленно приближающиеся шаги, а потом заметил несколько солдат, подбирающихся сзади.

Заметив, что Эйден еще может двигаться, они засмеялись. Будь это игрой, можно было бы решить, что они делали ставки на то, чей выстрел окажется самым метким. Скорее всего, с Элем и остальными обошлись так же.

— Он пятый.

Они были ровесниками Эйдена. И весь этот кошмар был им явно по душе — они дышали запахом крови и смерти полной грудью, упивались им. Быть может, родись они в другом месте и другом окружении, все было бы совсем иначе.

Эйден уже убивал на фронте, но только сейчас понял, что же такое война. Речь шла об убийстве людей — вот так вот просто и банально. А еще этим людям было весело. Существовало множество оправданий войны, но ее сущность от этого не менялась. Забавно, что он понял это, лишь сам оказавшись жертвой.

Неважно, чем руководствовались главы стран — в войне не было никакой ценности. Такой вот простой и жестокой была правда. Эйден был убийцей, враги были убийцами, и ни у кого из них не было выбора, кроме ��ак убить другого. И следующим на очереди был он.

— Почему все так вышло?

А солдаты продолжали ��олтать, не обращая внимания на лежащего юношу.

— Тридцать очков, если попал в спину.

— Я говорил тебе целиться в голову, тупица. Продуем же. — Все, завязывай. Поищем-ка еще кого, а то этот уже не двигается.

— Целься лучше в следующий раз.

Как только они договорят, его, несомненно, убьют. Быть может, самым зверским образом — одежду с него снимут, а тело протащат по земле.

— Нет… — слезы вновь потекли по его щекам. — Нет, нет, нет… — за ним не следили, и он медленно полз, пытаясь хоть как-то сбежать. — Не хочу умереть, как Эль. Нет, нет, нет, нет, нет. Все что угодно, только не смерть. Кто-нибудь… помогите. Помогите. Кто-нибудь… спасите… Кто-нибудь… Боже… Боже… Боже… Боже!

— Эй, куда собрался, — гаркнул кто-то из солдат и тут же выстрелил.

На этот раз попали в ногу. Раньше Эйден чувствовал лишь жар, ведь пуля угодила в позвоночник, но на этот раз он безумно кричал от ужасной боли, разрывавшей его обездвиженную ногу.

Вокруг все еще пели выстрелы. Происходящее напоминало игру. Все его конечности медленно пригвоздили пулями, одну за другой, словно не желая оставлять их без пары. С каждым выстрелом тело сжималось в судороге, а люди лишь смотрели да хихикали. Позор, унижение, отчаяние и печаль — все смешалось в Эйдене.

— Прям лягушка.

— Перегибаете, ребятки. Кончайте парня.

— Да! Грохни, грохни!

— Осталась только голова.

Послышался скрип заполненного магазина. Эйден, который именно этого и боялся, зажмурился и приготовился к смерти.

Вдруг что-то огромное свалилось с неба, словно удар молнии. Вращаясь, оно пронзило землю. Неужели грядет нечто великое, чтобы положить конец глупым конфликтам? Так в тот момент подумали солдаты. Но с неба спустилось вовсе не божество, а гигантский топор — серебряная сталь была пропитана кровавым дождем, а ручку украшал острый наконечник в форме цветочного бутона.

Топоры в любой войне пользовались куда большим уважением — более жестокие, чем огнестрельное оружие, более эффективные, чем мечи. Но даже топоры, при всей своей уникальности, обычно не падали с неба прямиком на поле боя. Но на этом странности не закончились — к ним что-то летело.

— «Козодой»!

Приближался моноплан. «Козодой» был популярен в оружейной промышленности, и распространился с процветающего севера на ��стальную часть страны. Двухместный истребитель, чуть больше одноместной лодки. Отличительной чертой моноплана была форма — с большими крыльями и острым наконечником фюзеляжа Козодой был похож на одноименную птицу, в честь которой и был назван. В основном он использовался для разведки — у него был тонкий корпус, и мало кто мог потягаться с ним в скорости.

— Чей он? Чей?

Ни Эйден, ни солдаты, что собирались его застрелить, не двигались. На чьей же стороне был «Козодой»?

Человеческая фигура цеплялась за длинную железную веревку, свисавшую с кабины. Человек протянул руку, чтобы схватить топор и уничтожить всех и вся, и несколько раз обернулся вокруг веревки, прежде чем опуститься на землю. Эйден глубоко вздохнул, наблюдая за этим, но дыхание его так и не выровнялось.

Таинственный человек медленно поднял голову. В темноте можно было увидеть лишь белое лицо — прекрасное, словно цветущая ночью роза. Хоть из-за слез Эйден и видел все размыто, он мог с уверенностью сказать, что незнакомка — а это явно была женщина — ошеломляла. Глаза, словно синие ирисы, напоминали о далеких южных морях, а губы были алые как восход луны в пустыне. Раньше ее лицо заставило бы сердце Эйдена забиться быстрее в волнении, но теперь он чувствовал лишь испуг. Золотистые волосы девушки, поддерживаемые бордовой лентой, ярко сияли даже в ночной тьме.

Никто не смог бы отрицать, что она была прекрасна, словно кукла.

— Простите, что помешала вашей беседе. Я взяла на себя смелость подлететь сюда, — громко произнесла незнакомка. — Господин Эйден Филд здесь?

Говорила она так же красиво, как и выглядела. Все были в недоумении — девушка была не иначе как ангелом или самим богом смерти. Вряд ли бы такая красавица смогла бы помочь кому-нибудь, очутившись на поле боя, но окружающие уж точно спросят у себя, не привиделось ли им? Эйдена, который немного успокоился, когда солдаты отвлеклись на нее, вновь охватил страх.

— Что?

Почему эта женщина искала его? Ничего не понимая, юноша попытался понять, как ему быть, но его хватило лишь на тихий короткий ответ:

— Э-это я. Я Эйден.

Но стоило ли ему так сразу называться? Вдруг станет только хуже? Как бы то ни было, лица жителей его городка вновь всплыли в памяти.

— Помогите мне… — хрипло взмолился он.

Холодный взгляд женщины остановился на все еще лежавшем на земле юноше.

— Рада знакомству. По желанию клиента я спешу куда угодно. Я Вайолет Эвергарден из службы автозапоминающих кукол.

Когда противники наконец пришли в себя и навели на нее ружья, она уже сжимала в руках топор. Он был куда выше нее, но она держала его двумя руками так, словно он весил не больше дикого зверя. Солдаты задрожали от страха.

— Да что с этой бабой, черт подери?! Плевать, просто прикончите ее! Прикончите!

— У-умри, умри, умри, умри!

Воплям вторили выстрелы, но девушку никто не задел — она продолжала держать в руках топор, не получив ни царапинки.

— Я иду… майор, — тихо прошептав, блондинка перепрыгнула через Эйдена, направляясь к врагам. Хоть она и казалась маленькой и хрупкой, каждый ее ш��г был отчетливо слышен.

Положение Эйдена не давало ему спокойно крутить шеей и оглядываться, но он так хотел увидеть бой, что каким-то образом смог наблюдать за ним боковым зрением. Казалось, будто Эвергарден танцует рондо, но на деле она просто неслась на врагов с топором, быстро крутясь. Техника ее была чрезвычайно причудлива. Девушка защищалась от атак, используя лезвие в качестве щита, а потом хваталась за зарытую в землю ручку и поднимала ее, вращаясь на пятках.

Солдаты, не способные защитить себя от ударов, наносимых прекрасной хозяйкой топора, сдались и закричали. Движения ее казались обманчиво легкими. Девушка владела множеством боевых искусств, которых Эйден и не видел никогда. Ружья она разбила кончиком рукоятки топора, словно стеклянные игрушки. И рукояткой же солдат поставили на колени.

— Чудовище! — закричал один из них, убегая. Никто его не преследовал.

Девушка сосредоточилась исключительно на нападающих, словно какой-то робот. Было заметно, что она привыкла к сложнейшим сражениям. Впрочем, «привыкла» — мягко сказано. Она жила на поле боя.

— Чертова баба! Сдохни, сдохни!

Эвергарден продолжала наступать на беспорядочно стреляющих в темноту солдат. Она без колебаний орудовала топором и медленно приближалась к ним, уклоняясь от пуль. Когда один из них потянулся за патронами в карман и бросился стреля��ь ей в живот, она закружилась на своих стройных ногах и ударила его по лицу.

Каждое движение было точно просчитано, каждый удар попадал прямо в цель. Разница в силе была ошеломляющей — будь противников хоть вдвое больше, она бы одержала победу. Казалось, её сила собралась в топоре, который девушка ни на секунду не выпускала из рук.

— Почему она не использует лезвие? — подумал с недоумением Эйден.

Воспользуйся Эвергарден таким оружием по назначению, все закончилось бы куда раньше. Но вместо этого кукла продолжала размахивать тупой стороной, никого не убивая.

Битва была недолгой. Обезвредив всех противников, девушка вернулась к Эйдену.

— Прошу прощения за ожидание, — она присела на корточки и взглянула на него.

Эйден вдруг заметил, что у Вайолет Эвергарден были детские черты лица. Красота ее была красотой зрелой женщины, но фигура — юной девушки.

— Так она моя ровесница?

— Господин… — Вайолет осеклась, разглядев его раны.

— С-спасибо за помощь. Только вот... Мы разве знакомы?

Едва он заговорил, с уголка рта потекла струйка крови. Вайолет подтащила поближе к себе сумку с бинтами и начала перевязывать его раны.

— Господин сам позвал меня. Вы ведь связались со службой автозапоминающих кукол, увидев нашу рекламу, да? Услуги уже оплачены.

Эйден смутно припомнил, как выпивал в каком-то баре рядом с прошлым местом сражения. Он разглядывал густо обклееную объявлениями доску и ему попалась на глаза одна из брошюрок.

— Значит, это не шутка? И автозапоминающие куклы и впрямь «прибудут когда угодно и когда угодно», — юноша улыбнулся, вспомнив фразу с рекламки.

Он ведь тогда действительно позвонил в службу — таким было его наказание за проигрыш в карточной игре. Мало того, что в карты продул — ещё и на куклу потратил кучу денег!

— Какую куклу желаете? Мы подберем для вас лучший вариант, — сказал тогда молодой человек, ответивший на звонок.

— Мне бы красивую и чтобы на фронт могла пробиться. И обязательно женщина! — немедленно ответил Эйден.

— Куклы, отправляющиеся в опасные места, куда дороже обычных.

— А нельзя как-то подешевле договориться?

— Дешевле всего — аренда на один день.

— Давайте так. Мой счет...

Потом он забыл отменить заказ. Да и вряд ли собеседник его понял — небось, бормотал что-то, напившись. Никто из его собутыльников ничего на следующий день и не вспомнил — похмелье брало свое.

— Вот это да. И впрямь пришла. Да какая! Совсем одна, в самое пекло... Все учли!

В его глазах отражалась Вайолет, прекрасная, словно сам ангел сошёл на землю.

— Как ты меня нашла? — спросил юноша, тяжело дыша.

— К сожалению, я не могу ответить — это тайна нашей фирмы, — резко ответила девушка, и ему пришлось замолчать.

Хорошая такая тайна, наверное, раз обычный секретарь на такое способен.

— Надо уходить, господин. Вам больно? Прошу вас...

— Да не сказал бы. Просто... очень жарко. Плохи мои дела, да?

Вайолет ничего не ответила. Лишь устроила топор в чехле за спиной и обняла Эйдена.

— Мне придется относиться к вам как к багажу, господин. Имейте в виду, пожалуйста.

И подняла его на руки. Хоть и говорила, что будет нести как поклажу, обращалась с ним, как с принцессой. Он смутился — даже в такое время, — и почувствовал, что смеется сквозь слезы.

А потом она резко перешла на бег. Эйден забеспокоился, не попадутся ли им на пути вражеские солдаты, но оказалось, что Вайолет направляли: время от времени из ее больших жемчужных сережек доносился чей-то голос, которому она негромко отвечала.

В конце концов они прибыли в заброшенный дом, решив использовать его как временное убежище.

— Тут точно безопасно? Вечно мы тут просидеть не сможем, — подумал Эйден.

Он знал, что у него мало времени. Вайолет оказала первую помощь, но кровотечение и не думало останавливаться. А значит, ему уже не помочь.

— Прошу, подождите.

Внутри домик зарос паутиной и пылью. Опустив юношу на пол, девушка порылась в сумке и вытащила одеяло.

— А она, видать, вместительная.

Вайолет чуть улыбнулась и расстелила одеяло. Переложив юношу, она осторожно укутала его.

— Душно...

— Скоро станет холодно.

— Да?

— Скорее всего. Мне так говорили, — это были слова человека, повидавшего не одну смерть.

Вайолет интриговала. Что она пережила? Почему такая сильная? Целый рой вопросов крутился в голове, но вслух он спросил совершенно о другом:

— Ты не могла бы написать за меня письма?

Лицо Вайолет стало напоминать маску.

— А может, это твое устройство может дозвониться до моих родителей?

— К сожалению, нет.

— Тогда, будь так добра, напиши за меня письма, — хрипло попросил он. — Я ведь тебя нанял, да? Напиши их, прошу. Я ведь скоро умру. Так что их обязательно нужно написать, — Эйден закашлялся, когда во ��ту пересохло.

Увидев, как он сплюнул кровь, Вайолет пожала плечами и кивнула.

— Как пожелаете, господин, — без колебаний ответила она.

Достав из сумки хорошую бумагу и ручку, девушка положила их на колени и сказала Эйдену приступать.

— Сначала... Маме с папой, наверное.

Он рассказывал о том, как они с любовью растили его. Как научили бейсболу. Как беспокоились — письма во время войны редко доходят до адресата. Рассказал о том, как последнее письмо превратилось в завещание. А затем поблагодарил их и извинился.

Рука Вайолет быстро порхала по бумаге, записывая каждое его слово. Всякий раз, когда слова начинали течь бессвязно, запутывая её, она переспрашивала. Эйден не мог часто писать родителям в том числе и потому, что ему было непросто выразить чувства на бумаге. Но с Эвергарден все было иначе — слова рождались одно за другим. Все, что он копил в душе долгие годы, полилось рекой.

— Мам, — с трудом говорил он, — хоть я и обещал тебе, что стану бейболистом и заработаю денег на восстановление дома... Прости меня. Папа... Пап, хотел бы я, чтобы ты побывал на моих матчах. Я был так счастлив, когда ты сказал, что тебе нравится наблюдать за мной, когда я играю. Я... Знаешь, я ведь и бейсболом увлекся, потому что хотел заслужить твою похвалу. Думаю, будь еще что-то, и этим бы занялся. Мне просто невероятно повезло с родителями. Почему, интересно? Я всегда был счастлив, и... Ну, трудностей я пережил немало, но чего никогда не предполагал — что вот так вот умру, — а ведь мама с папой никогда не учили его убивать. — Я и не думал, что так выйдет. Как обычно... Обычно ведь люди представляют себя взрослыми, находят возлюбленного, женятся, заводят детей. Я думал, что смогу о вас позаботиться. Даже представить не мог, что меня расстреляют неизвестно за что. Что умру в чужой стране, так далеко от вас. Простите. Мне грустно, но уверен — вам будет куда хуже. Я должен был... Должен был вернуться к вам невредимым. Я же ваш единственный сын. Я... Обязан был вернуться. Но не смогу. Простите меня. Простите.

Кукла не упустила ни слова.

— Я могла бы поправить текст, но... Думаю, будет куда лучше, если послание господина останется таким, как есть.

— Правда? И без красивых слов вышло неплохо?

— Мне кажется, без них даже лучше.

— Когда ты так говоришь, мне и самому так кажется, — он засмеялся, но смех резко ��борвался из-за нового приступа кровавого кашля.

Вайолет вытерла его губы уже пропитавшимся кровью платком.

— Может, хотите написать еще ��ому-то?

Вопрос напомнил ему о приближении конца. Эйден на мгновение замолчал. Все вокруг было размыто, но слезы больше не текли из глаз. Голос куклы звучал словно издалека. Должно быть, он ужасно выглядит, раз Эвергарден так торопится. Лишнее доказательство того, что юноша вот-вот умрет.

Он вспомнил улыбку скромной девушки с косой.

— Марии, — прошептал он ее имя, и любовь к ней отозвалась жаром в груди. Да так сильно, что ему захотелось что-нибудь сжать в зубах.

— Мисс Марии? Она из вашего города?

— Угу. Если отдашь ее письмо вместе с родительским — увидишь. Она друг детства, соседка. Мы с самого детства вместе, она мне как сестренка была. Вот только после ее признания я подумал, что она мне тоже нравится. Но я почти сразу сюда попал, и мы не успели сделать ничего из того, что делают влюбленные. С другом детства неловко встречаться. Надо было... Хоть поцеловаться. Я был бы рад, честно. Никогда не пробовал.

— Я перенесу ваши чувства на бумагу, господин. Ещё немножко... Продержитесь ещё чуть-чуть, пожалуйста, — девушка крепко сжала его руку, словно загадывая желание

— Ага, — он снова заплакал, будучи не в силах почувствовать даже не тепло, а просто ее прикосновение. Собравшись с мыслями, он начал: — Мария, у тебя все хорошо?

— Не хочу, чтобы ты почувствовала, как я умираю. Вот и начинаю так.

— Интересно, тебе без меня одиноко? Надеюсь, не плачешь каждый день… Это было бы очень грустно. Но я... Твое заплаканное лицо вижу с самого детства. Оно такое милое. Не показывай его другим, — воспоминания о времени с ней проносились перед ним. — Интересно, ты помнишь, как призналась мне? Сказала тогда забыть об этом, но знаешь, я был... По-настоящему счастлив.

— Ты улыбнулась в моих объятиях, а твои щечки залил румянец.

— Я был счастлив.

Ее еще детское тело. Время, когда она начала отращивать волосы. Он хранил моменты с ней, своей возлюбленной, глубоко в сердце.

— Тогда, наверное, было лучшее время в моей жизни. Больше и не припомню ничего. Похвала отца, победа в турнире по бейсболу... Куда счастливее этого меня делала...

— Моя Мария. Моя Мария. Моя Мария.

— Вспомнить хоть твоё признание в любви, — впервые он писал тому, кто любил его так же искренне, как и родители. — Честно говоря, я в тебе раньше видел только сестренку. Но ты была так прекрасна, что я влюбился. Теперь ты еще прекраснее, да? Как же я ревную ко всем тем парням, которые смогут тебя увидеть. Если бы только мог... Я женился бы на тебе. Построил бы небольшой домик и мы ��или бы в нашем любимом городке. Я любил тебя. Я люблю тебя, Мария. Мария... Мария...

— Ах, моя милая девочка. Если бы ты только была здесь...

— Мария, я не хочу умирать, — он слышал громкое дыхание Вайолет. — Я хочу вернуться к тебе, Мария.

— Сознание словно уплывает.

— Хочу вернуться к тебе, — он никак не мог открыть глаза. Юноша понимал, не сможет выдавить из себя ни звука. Слова давались все труднее. — Мария... Хоть даже одной душой, но я вернусь. Все хорошо, если я не «единственный». Просто подожди. Просто не забывай. Не забывай того, кому впервые призналась. И я не забуду. Даже после смерти... Я не забуду. Не забывай меня, Мария.

— Все записала, Вайолет?

— Как плохо... Глаза не открываются. Вайолет, я вверяю тебе мои письма. Спасибо, что спасла. Спасибо, что пришла. Я не один. Не один.

— Я здесь. Здесь, рядом с вами.

— Прошу... Дотронься до меня.

— Я держу вас за руку.

— И правда стало холодно... Я замерз. Замерз...

— Я легонько похлопала вас по руке. Все хорошо. Будет немного холодно, а потом вы окажетесь в теплом месте.

— Один...

— Все хорошо. Все хорошо, господин, — голос девушки звучал огорченно.

Эйден постепенно забывал, где он. Где это место? Почему в мыслях такая путаница?

— Пап...

— Эй, мне страшно. Мам, я почему-то ничего не вижу. Страшно.

— Мам...

— Мне страшно. Страшно, страшно, страшно.

— Все хорошо, — ласково сказал кто-то, и успокоенный юноша чуть улыбнулся.

Слова, которые он так хотел сказать несмотря на свое состояние, наконец вырвались:

— Мари, поцелуй меня...

— Я так хотел тебя поцеловать, но жутко смущался. Вот и подумал… Может, поцелуешь сейчас?

Вскоре Эйден ощутил прикосновение губ.

— Вот я и поцеловался с любимой... Спасибо, Мария. Спасибо. Давай встретимся снова.

— Спокойных снов, господин, — послышался чей-то голос.

Он не был уверен, что знает его обладателя, но в последний раз чуть слышно прошептал:

— Спасибо...

Вайолет обняла письмо юноши, умершего перед ней, прежде чем аккуратно уложить его в сумку. Уверенно встав на ноги, она обратилась к устройству связи.

— Я возвращаюсь. Сообщите местоположение посадочной площадки. Кроме того, это моя прихоть, но… Я оплачу транспортные расходы, поэтому, пожалуйста, позвольте мне взять с собой… один труп, — на ее лице не было ни слезинки. — Пусть это проступок, мне все равно. Я понимаю. Я не всегда так поступаю, поэтому… Да, пожалуйста. Большое спасибо, — она говорила бесстрастно, словно находилась в офисе. Но взяв его на руки, она была куда более нежна, чем в прошлый раз, совсем не обращая внимания на пятна крови, оставленные на белом платье. — Господин, я верну вас домой, — сказала она мальчику, чуть улыбавшемуся и закрывшему глаза. — Я обязательно… верну вас домой, — лишь красные губы подрагивали на ее безразличном лице. — Поэтому… вам больше не будет одиноко.

Обнимая его, она молча покинула дом. Из-за леса все еще слышались выстрелы и крики, но Вайолет так и не обернулась.

Секретари были тесно связаны с почтой, поэтому их письма как правило доставляли почтальоны. Но в этот раз адресат находился в далекой стране, охваченной войной, и автозапоминающая кукла отправилась туда лично.

Родной город ее заказчика был красивым сельскохозяйственным краем, окруженным золотистыми рисовыми полями. Юноша не преувеличивал: город был и впрямь словно с картины. Даже когда Вайолет, незнакомка, выглянула из окна экипажа, каждый прохожий приветствовал ее.

На эту чудесную землю она принесла печальное известие.

Она направлялась в родной дом Эйдена Филда. Вайолет рассказала все пожилой паре, открывшей ей дверь, и передала письмо — от него. Она продолжала рассказывать о его последних минутах, не забывая ни одной подробности. Мария, девушка, чью иллюзию он увидел перед тем, как уйти, тоже была там. Они слушали ее рассказ, безмолвно проливая слезы. Казалось, образ мальчика запечатлился в их сердцах, чтобы никогда не исчезнуть.

— Почему? Почему он умер? — не выдержав, спрашивала у Вайолет покрасневшая девушка, сжимая письмо Эйдена.

Вайолет не отвечала на вопросы. Но, хоть и была обычно ко всему безразлична и говорила лишь когда нужно, слова рыдающей женщины, которая обняла ее перед самым отъездом, удивили Вайолет:

— Спасибо, — неожиданно сказала та. — Мы никогда не забудем твою доброту.

Словно непривыкшая к общению, Вайолет напряглась и неловко дернулась.

— Спасибо… что вернула нашего сына домой.

Вайолет всем своим видом показывала недоумение.

— Спасибо.

Девушка уставилась на плачущую, благодарящую ее женщину — мать Эйдена. Для нее это было так невыносимо, что она слабо ответила:

— Нет… нет, — океан слез мягко пролился в синий глазах, смотревших на юношу. — Нет, — океан превратился в одну легкую каплю, легко пролившись по ее белоснежной щеке. — Мне жаль, что я… не смогла его защитить, — слова эти принадлежали маленькой девочке, а не автозапоминающей кукле Вайолет Эвергарден. — Простите… что позволила ему умереть.

Никто не обвинял ее. Даже сокрушавшаяся Мария не считала Вайолет виновной. Все просто обнимали друг друга, делясь своим горем.

— Простите… — продолжала извиняться Вайолет. — Простите, что дала ему умереть.

— Спасибо...

Никто тебя ни в чем не обвинял, Вайолет Эвергарден.

#Violet Evergarden #light novel #Akatsuki Kana #kyoani #Вайолет Эвергарден #перевод #Акацуки Кана #KA Esuma Bunko #ранобе

16 notes · View notes