#Навис

[henchberry]

текстовая зарисовка

тёплый вечер навис над городом; окутал его облаками цвета индиго и зажёг огни в глазах многоэтажек. где-то в центре в небо вздымались осколки небоскрёбов, а в парке... в парке было тепло.

она приходила сюда каждый вечер. гладила разместившихся на коленях бродячих кошек, пила кофе. а в наушниках — то «arctic monkeys», то лана дель рей. не зря же она была столь разносторонней натурой, что пробовала и играть на гитаре, и рисовать.

в один такой вечер её покой был нарушен.

— добрый вечер. — рядом, улыбаясь, присел молодой парень. — хороший вид, согласитесь?

она кивнула.

они провели весь вечер, непринуждённо общаясь и обсуждая разные темы. и ближе к ночи парень произнёс:

— одна моя знакомая говорил�� «жизнь — это водоворот». а мне кажется по-другому.

— и как же?

— мне кажется, что жизнь — это... вот, допустим, ты идёшь по следу кого-то. и тут начинается дождь, и следы смывает. но потом ты вновь находишь эти следы...

— поиск? — она неуверенно предложила. парень кивнул.

так и прошёл остаток вечера. она вернулась домой и задумалась о словах парня. « жизнь — это поиск » ...

***

— ...так вы знаете причину её смерти? — следователь наклонился ближе к лицу парня.

— да. — лицо парня ничего не выражало.

— и что же это?

— ... поиск.

[dasynke-jesus]

Прости, Артем. зарисовка by dasynke-jesus

ТВ: насилие, кровь.

В Иркутске началась зима. Холодная, мерзкая зима.

Если бы не школа, я бы вообще никуда не выходил. Радовал только Ануфриев, который жил у меня дома.

Мамка Тёмы выгнала его из дома из-за очередной нелепой ссоры.

Ануфриев не был спокойным соседом — вечно бродил по дому, съедал всю еду из холодильника, подолгу зависал в своей мобилке, что крайне мешало сну. Но в этом всём было что-то до боли родное. Для меня Артём был больше, чем другом, больше, чем возлюбленным, больше, чем семьёй. И я никак не могу это объяснить.

***

Наш район был не самым тихим и благополучным: постоянные драки, ссоры и ругань доносились из-за окна. Но зимой всё наоборот. Слишком тихо, слишком спокойно. Эта тишина в каких-то моментах пугала, а иногда даже раздражала.

Я сидел на полу рядом с Тёмой, смотря на него снизу вверх. Мне нравилось наблюдать, как он усердно что-то печатал в своём ноутбуке, изредка пуская смешок. Хотелось завести разговор. Любой, чтобы нарушить это странное молчание. Но почему-то я не мог выдавить из себя ни слова. Была ли это вина за то, что я всё ещё держался за него? Или что-то другое? В такие моменты хотелось умереть — было мерзко от самого себя.

Я аккуратно встал с пола и поплёлся в сторону ванной. Артём даже не заметил, что я куда-то ушёл. Единственное, что он сделал, — это с протяжным стоном потянулся и плюхнулся на диван.

***

Стены давили на голову, было страшно, мерзко, неприятно от собственной беспомощности. Я проронил пару слезинок, потом ещё, и вот я опять на полу, заливаюсь слезами. Возможно, светловолосый слышал, как я плачу, но он был увлечён очередной гениальной беседой по типу: «Почему "расчленённая пугач0ва" — самая лучшая группа, и всем надо её слушать».

Тихие всхлипы переходили в более громкие и жалкие. Возможно, я хотел, чтобы Артём услышал их. Возможно, я хотел, чтобы он утешил меня, как в старые добрые времена.

Шаги за дверью подтвердили мои ожидания. Его тяжёлая поступь была легко узнаваема, и через пару секунд раздались желанные стуки в дверь.

— Пиздюк, ты чё делаешь? Хули ноешь? — голос был столь безразличным, но в каком-то смысле раздражённым.

Я проигнорировал вопрос, лишь сильнее начал реветь. Было сложно сдерживать слёзы, я даже не понимал, почему плачу.

Удар в дверь немного привёл меня в себя, и я всё-таки открыл её.

Артёму предстала не самая лучшая картина: взъерошенные грязные волосы, красные и мокрые глаза, припухшие губы, из которых потихоньку сочилась кровь, трясущиеся ноги. Ануфриев смерил меня взглядом, в его глазах мелькнула какая-то искра.

— На себя посмотри, Некит. Че с тобой...  — тихо и с лёгкой насмешкой проговорил светловолосый.

Лёгким движением он вытолкнул меня из ванной в коридор. Взяв за волосы, он потащил мою тушку в комнату.

Артём кинул меня на кровать, а сам навис надо мной. Его тёплое дыхание обжигало кожу, стало так жарко. Напряжение росло, внизу живота стало очень тепло, я весь покраснел.

Может, Ануфриев и заметил бугор возле паха, но это он проигнорировал. 

— Эх, Некит, Некит, кем ты стал. Раньше ты вроде нормальным был, а щас размазня какая-то, — я молчал, пытаясь не встречаться с его глазами. 

— Да хули ты молчишь? — с уже явным раздражением прошипел Артём. Взяв меня за волосы, он резко оттянул их, вызывая болезненные ощущения, но всё же выбив хоть слово от меня. 

— Блядь, больно! 

— Неужели ты заговорил? — Тема начал ещё сильнее тягать меня за волосы, оголяя свою кривую ухмылку.

Ему всегда нравилось причинять другим боль. Ещё в детстве он мог без угрызений совести пнуть спящую и не очень животинку, мог дернуть за волосы одноклассницу, которая постоянно поправляла свои три волосинки.

Я чувствовал, как его пальцы скользнули от волос вниз, к шее. Он играл со мной, проверяя пределы. Сила в его движениях была почти гипнотической. Мне хотелось остановить его, но в то же время я не мог. Словно каждая новая вспышка боли приносила искру удовольствия: извращённого, отчаянного, но какого-то до безумия настоящего.

— Ты ведь знаешь, Никит, что без меня ты вообще никто, — прошипел он, приблизив лицо к моему.

Я смотрел в его столь глубокие глаза, которые будто высасывали из меня всё человеческое. Но мне это нравилось. Нравилось даже больше, чем "Расчленённая Пугач0ва".

Он прижал меня сильнее к кровати, заставляя моё дыхание сбиться. Я чувствовал, как его колено больно впивается в мой пах, но отводить взгляд не мог. Даже если бы и мог, то нельзя. 

Мне нравилось унижаться перед Артёмом, нравилось делать только то, что говорит он. Если бы Артём сказал вскрыться или скинуться с 10 этажа, то я бы сделал это.

Я не хочу разочаровывать Тему. Если я не сделаю то, что он просит, то будет плохо, и для меня, и для Темы. 

— Никит, блядь, ты только мой. Если кто-то узнает, что ты делал, у тебя будут большие проблемы. Никто тебя не поймёт, кроме меня. Без меня ты сдохнешь нахуй. Скажи это, скажи, ты только мой, — его голос звучал хрипло и раздавался эхом в моей голове.

Это не просто игра. Для него это способ удержать меня как можно дольше, сломать меня, сломать мою личность, чтобы больше никто не смог собрать меня обратно. 

— Да... Тема, я твой... только твой... я больше не огорчу тебя, никогда... — мой голос дрожал, я заикался, путался в мыслях, мне было страшно. Но этот страх был так... приятен? 

— Ну, разве это было так сложно? Теперь... — Артём замолчал и посмотрел на тумбу, где валялся всякий хлам.

Глазами он что-то зацепил и потянулся за ножом-раскладушкой, который был так любезно подарен им же годом ранее. — Сможешь кое-что сделать для меня? 

Я без раздумий кивнул. Может, стоило подумать прежде, чем соглашаться, но мой ответ ни на что бы не повлиял. 

Ануфриев слегка ухмыльнулся, подкатывая рукав моей излюбленной кофты, которую я уже не менял больше месяца. 

Его взору предстало белое полотно, с которым можно было делать всё, что угодно.

На руке были видны белые полосы от старых шрамов, разного размера и длины. Светловолосый провёл пальцами по шрамам, улыбаясь, надавил на самый большой, и относительно других — не до конца заживший.

Рука начала ныть и немного печь в том месте, где только что были его пальцы.

Вскоре Ануфриев убрал руку. Я хотел бы уже выдохнуть, но ощутил резкую боль. Из пореза вдоль руки потекла густая бордовая кровь, медленно стекалась на одеяло. Слёзы на глазах выступили мгновенно, и из-за этого я получил весьма сильную оплеуху. 

— Ты чё опять плачешь, баба что ли? — со смехом протянул Артём. 

Не дождавшись ответа, он сделал ещё один порез, который был глубже предыдущего.

Так каждый порез начал вырисовываться в слово. Не в слово, а в имя. Не очень разборчиво, большими буквами на руке было вырезано "Артём". 

На это ушло, дай бог, меньше 30 минут, но Ануфриев был горд собой. Но не я. Я лежал в полуобмороке, рука ныла и пекла, будто её напрочь отрезали. Хотелось умереть, было мерзко, мерзко, мерзко так страшно... я не хочу... уйди... мне страшно... страшно... мне страшно... помоги мне... страшно... уйди... мерзко... мерзко... не надо больше... я не хочу... я несу бред, изо рта тихонько доносятся слова... мне так мерзко... я не хочу... не надо, пожалуйста. 

Артём с недоумением пялился на меня. Это было похоже на бред психа, чем на слова абсолютно здорового человека.

Артём смотрел на меня с выражением, которое я никогда раньше не видел. В его глазах больше не было того привычного равнодушия или скрытой насмешки. Там было что-то другое — смесь отвращения и скуки. Он будто пытался понять, почему я всё ещё здесь, почему я позволяю ему делать со мной всё это. 

— Пиздец, ты вообще себя слышишь? — произнёс он, наконец, отстраняясь. Его голос был пропитан презрением. — Фу, блядь, мерзость какая-то. Ты не человек, Никит, ты ебаный псих. 

Я хотел что-то сказать, оправдаться, но язык словно примерз к нёбу. В горле встал ком, и я просто смотрел на него, в надежде, что он успокоится, что его взгляд снова станет тёплым. Но этого не случилось. Его глаза бегали по моей фигуре, словно он видел перед собой не друга, а неприятное препятствие, которое нужно убрать с пути. 

— Вот че за нахуй, а? — Артём ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было ни капли тепла. — Я думал, ты хотя бы что-то из себя представляешь, а ты... ничего. Жалкий, сломанный, готовый лизать мне ботинки, чтобы я хоть раз посмотрел на тебя нормально.

Эти слова били сильнее, больше, чем что-либо другое. Я чувствовал, как всё внутри меня сжимается, но сказать что-то в ответ я не мог. Я просто лежал, неподвижно глядя на него. А он? Он уже отвернулся, будто я перестал для него существовать. 

— Никит, ты заебал уже, сука, постоянно ноешь по каждому пустяку, блядь! — бросил он, направляясь к двери. 

С этими словами Ануфриев хлопнул дверью и исчез, оставив меня в комнате, погружённой в гробовую тишину. Моя рука болела, но эта боль казалась ничтожной по сравнению с тем, что творилось внутри. Меня раздирало чувство стыда, пустоты и отчаяния. Но больше всего меня добивало одно: я всё ещё хотел, чтобы он вернулся. Хотел, чтобы он снова посмотрел на меня, даже если его взгляд будет пропитан отвращением.

Я просто не мог понять, что именно я потерял в этот момент — его или самого себя

– Тём...

[marinakrinicina]

За одиночество, за ночь, Простертую во днях, За то, что ты не смог помочь, За то, что я лишь прах, За то, что ты не смог любить, За грохот пустоты... Довольно! Этому не быть. За все ответишь ты.

Ты мне являлся по ночам, Мгновенно озарив. Ты был началом всех начал, Звучаньем первых рифм. Являлся, чтоб дрожала мгла Световращеньем строф, Чтоб насмерть я изнемогла От щедрости даров.

Ты был безгласен, и незрим, И полон тайных сил, Как темнокрылый Серафим, Что Бога оскорбил. Ты кровь мою наполнил тьмой, Гуденьем диких сфер, Любовью (ты был только мой!), Любовью свыше мер.

Ты позабыл меня давно, Но я тебя найду. Не знаю где. Не знаю. Но В полуночном бреду Возможно все... По склонам скал Наверх (а эхо – вниз). Ты здесь, наверно, тосковал – Здесь мрак плотней навис, Здесь бесноватых молний пляс, И треск сухих комет, И близость безза��атных глаз, Дающих тьму и свет. Ты близок. Путь смертельных круч Окончен. Вперебой Толкутся звезды. Залежь туч. И бредится тобой. Ты здесь. Но звездная стена Увидеть не дает. Я прошибаю брешь. Она Надтреснута, и вот Я в брызгах радости, в лучах, В лохмотьях темноты, И, распростертая во прах, Смотреть не смею: Ты! Клубится мгла твоих волос, И мрачен мрамор лба. Твои глаза – предвестье гроз, Мой рок, моя судьба... Глаза! – Разросшаяся ночь, Хранилище зарниц... Ветрищу двигаться невмочь Сквозь душный шум ресниц. За одиночество... Не верь! О, мне ли мстить – зови... Иду, мой демон,– в счастье, в смерть В предел земной любви.

М Петровых

[legacyangel]

ВРЕМЯ ЗАМЕРЛО

Весь день я бродила по двору, пытаясь найти хоть какой-то приют среди безразличных объявлений о сдаче в аренду. Телефон был моим единственным спутником, постоянно прижатым к уху в надежде услышать голос с другого конца. Но кажется, все мои попытки связаться с родными обрывались в пустоте. Хранители, как мы их называли, обычно подавали знаки, сообщая о своём благополучии. Но сегодня тишина казалась особенно глухой.

Шон подкрался к мне так тихо, что я даже не услышала его шагов. Неожиданное его появление застало меня врасплох. Когда я попыталась открыть дверь, чтобы уединиться с собой, он нежданно навис надо мной, закрыв её своей рукой. В его глазах читалось непонимание, смешанное с тревогой. Я не могла понять, что он задумал, держа дверь таким образом.

Слезы начали накапливать на глазах, отражая тяжёлый груз неизвестности и разочарования, что висели в воздухе. Отодвинув его немного, я выбежала на улицу. Я не смогла сказать ему ничего — у нас ведь принято выражать чувства объятиями, а не словами. Когда я вновь столкнулась с его взглядом, его руки обняли меня, и я отдалась этому чувству утешения.

Мне хотелось рассказать ему все, обо всём, что бурлило во мне, но мой ум был полон сомнений. Не каждый готов принять мою непростую историю без осуждения или недоверия. Когда я пыталась отстраниться, его взгляд снова остановил меня. Между нами осталось всего несколько миллиметров. В тот момент время замерло, его глаза на миг погрузили меня в другой мир, и я почувствовала, как моё желание быть понятой становится почти осязаемым. Но я все еще боялась — риск слишком велик и наши истории могли не совпадать.

[norka-huan]

Говорят, что если бродить по самым тëмным удочкам по ночам, то можно навлечь на себя беду. Кто-то следует совету и идëт длинным путëм, кто-то же любит играть с огнëм. Ведь прекрасно это чувство лëгкого азарта, когда кровь слегка стынет в жилах, а после - наслаждение и удовольствие того, как твоë лицо освещает одинокий уличный фонарь на другом конце улочки.

Однако, когда-нибудь удача заканчивается даже у самых удачливых людей на планете. И Родион не стала исключением.

Пробегая в очередной день по тëмному переулку как по привычному короткому пути, она совершенно не ожидала удар по затылку, что тут же еë отключил. Очнулась она спустя время, и в нос тут же ударил кровавый запах вперемешку с ароматом специй. От этого аромата хотелось то ли есть, то ли избавиться как можно скорее от содержимого своего желудка.

Когда взгляд хоть немного получилось сфокусировать, не взирая на головную боль и тошнотворный воздух, Родя осмотрела помещение. Полумрачное, в красновато-коричневых тонах и белыми пятнами в виде кусков ткани, что даже так были запачканы чем-то красным - кровь, в чëм она не сомневалась.

– А ведь говорила мне Измаил не бродить по тëмным улочкам... – печально заключила Родион, тяжело вздыхая.

– И правильно говорила, пышечка. – с (неожиданно приятной, отчего у Родион даже пробежали мурашки) хрипотцой проговорил мужской голос где-то за еë спиной. Она нервно сглотнула и обернулась, тут же столкнувшись со взглядом по ту сторону стëкл очков. На них всë ещë были пятна крови, однако не скрывали карего взгляда, что с любопытством и некой жаждой глядел в еë распахнутые от шока синие, как водная гладь, глаза.

Она хотела отодвинуться от него, но не могла из-за того, что была привязана к стулу. А тот, в свою очередь, был прикреплëн к полу, не давая даже возможности отодвинуться на нëм от похитителя. Как всë чудно продумано.

– И всë же, мне интересно, что такая прекрасн��я и сладкая девушка делала одна в тëмном переулке? – незнакомец в очках протянул руку в перчатке и схватил Родю за подбородок, не давая ей отвернуться от него и издевательски добавляя. – Разве Вы, мисс, не знали, что длинный путь безопаснее короткого?

– А разве это по-джентльменски - похищать одиноких и безоружных дам? – вопросила она с ухмылкой, хотя ощущение холодного липкого страха еë никуда не покидал. Всë же не каждый день оказываешься в руках явного представителя двадцать третьего района.

Мужчина усмехнулся и прищурил взгляд, сжимая еë подбородок чуть сильнее. Было в этом что-то одновременно трепещущее сердце и ужасающее душу - словно во взгляде похитителя она могла разглядеть нечто иное, отличное от простой жажды утолить свой звериный голод.

Родион нервно сглотнула и попыталась вырвать своë лицо из хватки окровавленных пальцев, но безуспешно. Некто перед ней держал еë в цепкой хватке, и возможности сбежать не было.

– Что ты от меня хочешь? – спросила она резко и даже холодно. Мужчина хмыкнул, приблизившись к ней.

– Я? Хочу немного с тобой позабавиться. Знаешь, пышечка, ты выглядишь безумно аппетитно, однако... – он усмехнулся. – В моих руках ты оказалась совершенно не для того, чтоб украсить собой мой обеденный стол. Пока что.

Родион вопросительно изогнула бровь.

– В каком это смысле?

– Сначала, конечно, я думал использовать тебя в одном изысканном рецепте... Однако, услышав твой голос и глядя в твои глаза сейчас, я понял, что хочу оставить тебя в живых ещë некоторое время. – мужчина сильнее приблизился к лицу Роди, и их губы практически соприкасались, отчего у неë самой сердце застучало быстрее.

– Э-это ещë зачем? – она попыталась отодвинуться но получилось только запрокинуть голову назад. Однако мужчина вновь навис над ней.

– Никакой интриги держать не хочешь... – он вздохнул, шагая пальцами от еë локтя, по плечу, а после - подступая к шее. – Понравилась ты мне, сладость моя. И хотел бы я провести с тобой времечко, ну... Как обычно это делают нормальные пары.

Эти фразы застали Родион врасплох. Как нормальная пара? С каннибалом, похитившим еë? Бред сумасшедшего. С другой стороны, это способ прожить чуть-чуть дольше. По крайней мере, она совершенно не хотела оказываться на чужом столе в качестве прекрасного блюда.

И она согласилась на эту авантюру. Н��жно лишь правильно играть, а подстраиваться под ситуацию она умела отменно. Лишь бы не занесло в те крайности, где она уже будет бессильна. Те крайности, что будут считаться фатальной ошибкой в еë безупречном плане.

Всë пошло как по маслу. Сначала выстроила доверие, чтобы мужчина смог позволить ей чуть больше свободы - и всë он равно дальше нескольких комнат не пускал, аргументируя это тем, что его коллега совершенно будет не против пустить еë в какое-нибудь новое блюдо. Мол, рядом с ним Роде будет безопаснее, нежели самостоятельно во всëм здании.

Потом вступили в дело более близкие взаимодействия. Лёгкие прикосновения, держание за руки, объятия (на удивление тёплые) - чем дальше, тем было больше. Правда, всё ещё она вертелась от поцелуев в губы и более интимной близости, но то было понятно - её план был в усыплении бдительности и дальнейшем побеге. Силы нужно было беречь.

Следом пошли личные разговоры. То самое сокровенное, что можно было открыть лишь на определённом уровне. Ей открылось то, чего ожидать было тяжело, и... При каждом его слове что-то словно трогало душу Родион. Что-то неясное и непонятное.

На третьем этапе рухнул её безупречный план, и именно потому, что на разговорах задушевных не учла она фактора своего сердца. И того, что за лицом кровожадного каннибала скрывался довольно приятный и по-своему заботливый мужчина, которого звали Грегор Замза. Местами неловкий, местами циничный... Но что-то средь этого привлекало еë внимание. Может, даже всë то, что скрывалось от неë поначалу. И даже странно это - что она, заложница ситуации, вдруг стала питать симпатию к своему похитителю.

Родион сбилась со счëту о том, как долго она тут находилась. Рация давно уже не работает, так что она даже узнать не может, ищут ли еë вообще. Да и зачем - желание сбежать с каждым новым открытием о своëм похитителе всë слабело и слабело. В какой-то момент она и вовсе забылась о том, что планировала побег. Да и был ли теперь в этом смысл? Разговора о том, что пустят её на блюдо, никогда не затрагивался. Даже наоборот - Грегор каждый раз внемлил тому, что они всё больше и больше походят на самую настоящую пару. Странную по-своему, необычную, но пару искренне влюблëнных людей.

Теперь фразы о том, что он никуда никогда еë не отпустит звучали по-другому, а сладк��е слова и прозвища не воспринимались как попытка скрыть желание отобедать плотью Родион. Хотя, не исключено, что их эти отношения тем и закончатся... Но сейчас же девушка чувствовала по-странному счастливой, находясь возле Замзы и разделяя с ним каждые моменты этой безумной и больной романтической близости.

Вечерние танцы стали еë любимым завершением дня. В них она могла чувствовать его сердцебиение, его тëплую, чуть грубоватую от мозолей руку, его всего. И эти прикосновения к ней с его стороны, доселе ненавистные, стали желанными. Родя была опьянена этими неожиданными чувствами, и ей хотелось всë сильнее и сильнее в них утонуть окончательно.

Но всë никак не могла сказать Грегору о том, что по-настоящему и бесповоротно влюбилась в него по самые уши. Как глупая девчонка она краснела и замолкала каждый раз, когда пыталась произнести одну единственную фразу. Каждый раз подбирала не особо удачный момент, отчего слова утопали под бубнежом, и всë сходилось в итоге к словам "неважно, не беспокойся об этом". А у самой сердце кровью обливалось от того, что не знал Замза о еë отношении к нему.

Но вот наконец-то она собралась с духом. Их вечерние танцы всегда были местом откровения и признаний, и Родион решила воспользоваться моментом. Вот только в какое мгновение выпалить...

– Сладость моя, что-то не так? – прервал еë мысли мужчина, чуть ближе прижавшись к девушке. – Последние пару дней ты сама не своя. Что тревожит тебя?

– Знаешь, Грегор, я всë хотела сказать тебе... – она заметно замялась и даже оступилась во время их танца, но не отдалялась от Замзы.

– И что же? Ну же, не томи меня, пышечка. – он чуть улыбнулся, и этого хватило, чтобы набраться остатков смелости.

– Я люблю тебя.

⠀

. . .

⠀

. . .

⠀

. . .

⠀

– И я тебя тоже люблю. Очень сильно... Больше всех на свете...

Раздался нервной смешок на грани того, что кто-то словно расплачется. Затем - чавкающие и хлюпающие звуки вместе с тем, как отрезают часть чьей-то плоти. Отвратительное чавканье заполняет тишину в комнате.

– Тебе нравится, да? Правда ведь чудесно? – голос надломился к концу фразы, давясь чем-то, а после - вновь до жути неприятные и холодящие душу чавканье и хлюпанье.

Окровавленные руки глубже забирались в лежащее на полу тело для того, чтобы медленно и осторожно вытащить каждый из органов. Печень, почки, желудок, кишечник - всë по очереди покидало внутреннюю полость мертвеца, оказываясь на небольшом столике рядом.

– Вот так, шаг за шагом. Не спешим... Мы ведь не хотим ничего испортить?

Резкий хруст - сломали какую-то из костей отчего голос зашипел.

– Ах, чëрт... Прости, это не было запланировано. Хотя, знаешь...

Хруст за хрустом, ребро за ребром - и грудная клетка была открыта для взора обладателя голоса. Тот довольно хмыкнул, окидывая взглядом не тронутое сердце.

– А это, пожалуй, оставлю на десерт. Ты ведь сам говорил, что сердца лучше есть в последнюю очередь, хм?

Голос наклонился к груди и губами коснулся ещë не остывшего сердца, довольно мыча. Как же прекрасно, ещë тëплое и ощущается словно живое. Лучше и быть не может.

– Мы ведь любим друг друга, да? А значит должны быть едины, мой сладкий... – шепчет голос, а после зубами впивается в правое лëгкое, вгрызаясь и упиваясь струящейся кровью. Как же прекрасно, как же чудесно, как же вкусно.

Пролился свет от фонаря через окно, и в зеркале отражением голос видит себя: испачканную в крови и нависшую над телом некогда живого каннибала-похитителя. Прекрасные волны волос растрепались, а концы были испачканы также в крови. Как и нож, что крепко держала она в руках.

В зеркале видела Родион себя. Ту себя, что стала тем, от кого хотела она убежать... И ухмыльнулась своему отражению.

– Ах, красота какая! Приятного мне аппетита! – сказала она и опустила взгляд на Замзу и, вздохнув, добавила с благоговением и наклонившись к его лицу. – Спасибо за еду, мой сладкий Грегор. Я тебя так сильно люблю.

[lina-vas-dom]

Нас мало — юных, окрылённых,  Не задохнувшихся в пыли,  Ещё простых, ещё влюбленных  В улыбку детскую земли.  Мы только шорох в старых парках,  Мы только птицы,  Мы живём в очарованьи пятен ярких,  В чередованьи звуковом.  Мы только мутный цвет миндальный,  Мы только первопутный снег,  Оттенок тонкий, отзвук дальний,—  Но мы пришли в зловещий век.  Навис он, грубый и огромный,  Но что нам гром его тревог?  Мы целомудренно бездомны,  И с нами звёзды, ветер, Бог...

/Владимир Набоков

There are few of us, young and elated, Not suffocated in the dust, Still simple, still in love In the smile of a child's earth. We are only a rustle in the old parks, We are only birds, We live in the glamour of bright spots, In the alternation of sound. We are only the murky color of almonds, We are only the first-passed snow, A shade subtle, a distant echo,- But we have come into an ominous age. It looms, rude and vast, But what are we to the thunder of its alarms? We are chastely homeless, And with us the stars, the wind, God...

/Vladimir Nabokov

[lisolisa]

Нет предела совершенству

Остановившись перед огромным зеркалом, миниатюрная блондинка в очередной раз вспомнив слова хореографа о лишнем весе, придирчиво осмотрела собственное отражение.

Сколько себя помня, Винтер всегда могла похвастаться стройной и подтянутой фигурой – профессиональной балерины. Однако, из-за потери постоянной балетной практики, событий темного периода её жизни, беременность и последующая затяжная депрессия не могли не сказаться как на физическом, так и на её ментальном состоянии. Из-за чего выискивая в отражении «недостатки» она к собственному неудовольствию их всё же находила. Поражаясь тому, как всё это время была слепа и не замечала очевидного.

-Ты чего к зеркалу приклеилась? – Хриплый голос Юриана вырвал девушку из паутины собственных мыслей.

-Задумалась… - Машинально схватившись за длинные, свисающие шнурки своего топа, Винтер неуверенно развернулась к кровати – Думаю мне нужно похудеть…

Моментальная растеря��ность, отразившаяся на лице мужчины была красноречивей любых возможных слов.  

-Мне кажется, я сильно поправилась после рождения двойни и вообще как-то запустила себя… – Сказала девушка, наматывая шнурок между пальцев левой руки. 

Пододвинувшись ближе к краю кровати, рядом с которым остановилась его избранница, брюнет, аккуратно остановив её хаотично двигающиеся руки, с нежной улыбкой на губах сказал – Глупости. – Увлекая девушку к себе в объятья. – Вин, ты ведь буквально из тех людей что выиграли в генетическую лотерею. Красивая и стройная девушка. А глядя на твою маму, по-видимому, еще и не подвластная времени…

Смутившись, Монро расплылась в улыбке. – Спасибо за эти слова, милый, но я немного о другом. Для возвращения в балет мне нужно соответствовать некоторым стандартам…В идеале придерживаться золотого правила «минус 112»… - Из-за близости с ��рюнетом, мысли Винтер путались а взгляд так или иначе постоянно возвращался к его чувственным губам.

-И что же это за правило такое? – Придерживая девушку за талию, Юриан заметив её бегающий взгляд, откинулся на мягкий матрац двуспальной кровати.

Устроившись на широкой, мускулистой груди Горстера, блондинка, убирая от его бледного лица темные пряди волос, неспешно заговорила – Некая формула идеального соотношения роста и веса балерины. Считается, что балерина не должна быть тяжелее пятидесяти килограммов, но правильнее будет ориентироваться на расчеты – рост за вычетом сто двадцать два. И с учетом моих ста шестидесяти пяти сантиметров роста, идеальный вес должен составлять- сорок три килограмма. А мои нынешние пятьдесят два килограмма в любом случае - «за гранью дозволенного». – Неловко поджимая губы, она, осознанно избегая пытливого взгляда его черных глаз, едва касаясь кожи, повторяла узор татуировок, выглядывающих из-под воротника темно зеленого полувера. – И так как рано или поздно, но я всё же вернусь в балет, нужно похудеть…Понимаешь?

Тяжело вздохнув, мужчина с трудом скрывал своё недовольство. От одной только мысли о Винтер - потерявшей около десяти килограммов, его начинало мутить. Однако, прекрасно осознавая, как сильно девушка нуждается в его поддержке и понимании, брюнет молча перекатился и навис над хрупким женским телом. – Понимаю, только прошу тебя, давай без каких-нибудь экстремальных диет, хорошо?

-Юри… - Не ожидая услышать такого рода ответ от своего избранника, Монро импульсивно прильнула к его губам с коротком, но чувственным поцелуем – Естественно! Никакого голодания! Только спорт и сбалансированное питание! Можешь даже быть моим тренером! И всё-всё контролировать!

-Тренером значит… - Распаленный страстным поцелуем, он, подцепив несуразно длинные шнурки на топе девушки, сказал – Тогда как насчет «парной тренировки»? Совместим приятное с полезным…

[igrofox]

[previous_next]

Проводив подругу, Фел с сыном смотрели сериал до самого прихода Генри. Мальчик задремал на коленях у матери, пока та поглаживала его светлые волосы. Услышав ключи в замочной скважене, девушка аккуратно уложила сына с колен на диван и пошла встречать мужа.

-с возращением. Как поработал? -девушка чмокнула мужа в щеку.

-что на ужин? -игнорирую вопрос жены, Генри серьезно оглядел комнату-студию.

-мы пиццу заказали, она еще теплая. -открыв коробку, Фелиция потянулась за тарелкой.

-опять?! Сама приготовить ужин не можешь что-ли или сильно богатая? -с ноткой злости произнес мужчина и сел за стол. -а этот чего дрыхнет? Он уроки то сделал, в комнате убрался?

Раздраженно вздохнув, рыжая поставила тарелку с кусом пиццы перед мужем -у этого так-то имя есть и кто-то обещался его сыном считать.

-я уже говорил, что не сделаем тест днк он мне не сын, а нахлебник.

-Генри! Во-первых ты сам говорил, что примешь его, как родного сына. Во-вторых ты уже 4 года на него ни копейки не даешь, Рина всем обеспечиваю я. -Стэнфилд обижало и возмущало такое отношение Генри, она уже давно не узнавала в нем того влюбленного блондина, который смог вызвать доверие в самый сложный для нее период.

-да если бы не я - вы бы сейчас жили на улице и питались на помойке! Это мой дом и живешь ты на мои деньги, неблагодарная!- встав и оперившись на стол, Генри навис над женой.

-не ори на нее! Она все для тебя делает, а ты вечно недоволен! - Рин стоял в стойке возле дивана. Мальчик проснулся почти сразу как открылась входная дверь и слышал каждое слово диалога.

-молчать! Нахлебникам слова не давали! - переводя взгляд на пасынка, мужчина выровнялся. -марш в свою комнату! - Ринтаро не стал больше возражать, а лишь подошел к отчиму и пнув его по ноге метнулся в сторону своей комнаты. Но далеко мальчонке убежать не удалось, Виндзор поймал его за локоть. -ах, ты мелкий паршивец!

Мужчина уже замахнулся на ребенка, как его остановил крик Фел -не смей! Не смей его трогать, Генри Виндзор! -рыжеволосая вырвала сына из цепкой хватки мужа и отправила его к нему в комнату. -Даже не думай поднимать на него руку.

Секундное затишье прервалось звонкой пощечиной по нежной щеке. -не лезь, женщина, в воспитание этого паршивца!

После пощечины, девушка больше не взглянула на мужа, а лишь дождалась пока тот уляжется перед телевизором и молча направилась к сыну.

[tarrikz]

Чувствовал его любовь.

Макс грузно навис над Брайсом и слышно дышал. Поцелуи.

На лбу и шее брюнета сияли капельки пота.

Прежде, чем довести себя, мужчина довёл Саймона до оргазма. Тот вцепился рукой в простынь и словно попал под удар тока.

Поцелуи. Макс не прекращал целовать его в открытый голый живот, грудь и ниже пупка.

Тихий стон, отдышка. Батлер смотрел, как в полумраке Сай сходит с ума, и готов был обезуметь сам.

Почему он так его любил?

Слышное дыхание Брайса.

Макс не мог без него. Иногда мужчине казалось, что если он потеряет Саймона навечно, то рехнётся. На деле так и было.

Нужно было что-то делать с отношениями и Батлер это понимал. Если всё оставить, как есть, они придут к тому же самому исходу — им придётся расстаться. И на этот раз навсегда. А брюнет этого не желал.

— Запишемся к семейному психологу? — неожиданно спросил Макс, вновь сравнявшись с блондином глазами.

Тот хрипло усмехнулся, прокашлялся, а затем ответил:

— Это самое странное, что предлагали мне после секса.

— Фактически, он ещё не окончен [секс], но я могу воспринять это, как комплимент? — улыбнулся Макс.

— Я люблю тебя, — расплылся в улыбке блондин.

Аж замер.

Макс замер, когда мужчина это произнёс.

Он правда его любил?

Всё ещё?

После его измены? После того, как он грозился забрать детей навсегда?

Сай всё ещё его любил?

Сильный поцелуй. Макс поцеловал блондина в губы.

— Скажешь что угодно, да, лишь бы меня не доводить? — ухмылялся Батлер, нависая над Брайсом.

— Я надеялся, что так ты быстрее кончишь.

Макс рассмеялся, не сдержавшись.

Не скажет, да?

Саймон ждал, что Макс признается ему в ответ, пусть всё и было обращено в шутку. Брюнет защищался юмором, и Сай к этому уже привык.

— Я люблю тебя настолько, Саймон, что лучше бы ненавидел, — еле выговорил Батлер, отводя взгляд.

Это было тяжело. Саймон прекрасно знал, как подобное даётся Максу с трудом. Но он смог. Он это сказал. Сай улыбнулся.

— Что мне ещё наплести, чтобы ты меня довёл? — спросил Батлер, вновь сглаживая всё то, что произнёс, словно сказаное являлось дурацкой шуткой. Вот только Сай знал, что тот не шутил.

Сколько бы они не пробыли вместе, бабочки в животе до сих пор отплясывали чечетку, когда Брайс слышал подобные признания.

Улыбки. Поцелуи.

[tantrayam]

А эти кусочки произошли в те дни, но я не помню в каком порядке.

Он как то пришел среди дня. До его прихода была толпа людей, куча заказов. И вот он пришел. А все люди быстро исчезли. Я была на грани слез, очень устала. Он позвал меня с собой, на скамейку с обратной стороны кафе, под яблони. Девочка с которой я работала, увидев, что никого нет, отпустила меня. И я пошла. Он удобно уложил меня, голову на свои колени и гладил очень нежно, помассировал.

– Ты видела, видела как все вдруг ушли? Это я сделал. Я так хотел, чтобы ты отдохнула... - и его очаровательная улыбка и лучис��ые глаза в обрамлении кудряшек склоненные надо мной♥️

Мы всегда чуяли состояния друг друга. И знали где находится другой. Без связи, телефонов. Просто знали. (В горах, на природе это частое явление). Стоило мне почувствовать себя плохо – и он уже летел на помощь, движимый чутьем сердца. С моей стороны к нему – то же самое.

----------

Вечер, та же скамейка. Темно, светит Луна. Легкий ветерок. Тепло. Он целует мою шею, покусывает урча, постанывая от удовольствия, а я почти теряю сознание от остроты ощущений его губ и языка на коже. Погружение в mindspace, необычайно яркое, пронзительное, безумное. Мурашки. Трепет. Растворение в этом моменте. Вакуум и космос в голове. Я ощутила себя зверем.

-----------

Тогда, в первый раз, мы провели вместе прекрасную ночь. Это было очень уютно, спокойно, счастливо. Крепкие объятия, наконец-то мы касались друг друга.

Я никогда не забуду его запах. Его тело выделяло не похожий ни на что прежде унюханное запах. Он был воистину сладок. Но не приторный. А такой глубокий, медовый? Бархатный? Чуть пряный? С нотами мха, леса и трав. Я волной прижималась к нему, пытаясь укутаться, перенять этот запах.

------------

Утром я ушла на работу, а Барс остался в палатке, изучая мои книги и вещи, которые я успела к тому времени перенести от бывшего. Остальное по его рассказам – лежит, высунув голову, как он любит, читает книгу, никого не трогает. Приходит бывший, видит его и просто как ошпаренный, с непередаваемым выражением лица убегает)

На следующий день был мой выходной. Я разбирала вещи, чем-то занималась, и приходит бывший, выяснять отношения. Орал на меня матами и просил вернуться. Спрашивает, почему ты ушла? (Это был не первый такой разговор, но объяснять было походу бесполезно) я ему отвечаю, не зная куда себя деть, говорю уходи. Не уходит, навис надо мной, кричит, матерится. Меня тоже прорвало и я первый раз в жизни кричала матами, почти плача, трясясь. Тут появляется Барс, на моменте, когда я объясняю бывшему, что жутко уставала, а от Рузаля (имя бывшего) не вижу никакой поддержки, ни капли любви, лишь требования, при том, что он цел��ми днями ничего не делает и у него куча времени. Бывший отвечает – я тоже уставал. "И от чего ты уставал?" "Ну я же йогу вел" И вот тут я срываюсь на маты. Ибо единственное, что он делал – вел йогу по средам, час в день, с утра. И все. И это в сравнении с моими 12-16 часами практически непрерывной работы. Объяснила что от вроде посторонних людей вижу стократную поддержку и любовь. А с ним существование какой-то мрак, вечные скандалы на пустом месте и ....

И Барс подходит и обнимает меня, успокаивая. Все, я под защитой. Он смотрит на бывшего (они знакомы, пересекались за те 8 лет, что они приезжали на Возрождение, Барс прекрасно знал, что это за человек). Ты зачем ее обижаешь? Хочешь подраться?

Бывший при его появлении сразу замолчал, притих и присмирел. Он всегда боялся сильных, и вел себя паинькой при виде других мужчин. А уж после этих слов стал шелковым. Лебезящим тоном: Нет, брат, ты чего! Я уже ухожу! Подошел обнять Барса и ушел. После этого он общался со мной уже корректно.

(Барс любит красивые, благородные жесты, вроде защиты девушек и ему нравится борьба. Когда борьба это искусство и красота. Поэтому он был даже разочарован, что тот ему отказал, он хотел поиграться).

Я благодарно воскликиваю: Мой спаситель! Сп��с меня от дракона!

Он смеется: да разве ж это дракон?))

И хватает меня на руки, раскрутил, расцеловал, и прижав к груди, (руки под бедра, мои ноги с двух сторон обвивают его тело) и несется со мной по полю с радостным гиком.

Блаженно.

[dusuka]

AU, где Яойорозу с Шото идут на свидание.

Шото: Яойорозу, я готов, мы идём?

Яойорозу: я смогу встать с этой кровати только с помощью обнимашек и поцелуев))

Шото: *навис над девушкой и с серьёзным выражением лица* куда целовать?

Яойорозу смущённо: а... эээ.. я же пошутила!

[she-wolf-behind-the-last-desk]

Глава 4. Знакомство с призраками

- Вы совершаете ошибку, волков нельзя убивать, - быстро стала говорить я, и милое приветливое лицо хозяйки, окруженное копной черных волос, стало терять свою милоту и приветливость. Я напомнила себе, что нахожусь в доме столетних призраков, а также то, что мало кому удавалось выбраться из деревни живым.

У меня во рту пересохло, и, забыв про осторожность, я осушила чашку с чаем. Насколько я помнила из вчерашней лекции по призракологии, чай в их домах был хоть и старым, но не отравленным.

- Спасибо за гостеприимство, Лада, - сказала я формально, проклиная себя за то, что была не слишком внимательна на уроках по призракологии и не вспомнила, что дома призраков всегда выдает особенный, горьковатый привкус чая. – Мне пора идти.

Лицо хозяйки совсем перестало быть приветливым, и круги под ее глазами, казавшиеся излишком туши, потемнели еще сильнее.

- Ты никуда не пойдешь, Рея, - сказала она, делая акцент на моем имени, которое прозвучало жалко и беспомощно. Она с резким кляцанием пост��вила фарфоровую чашку на стол, и я увидела, что чашка оказалаь пустой и сухой – должно быть, чай был иллюзией. «Я оборотень», - напомнила я себе, - Я не самая глупая, - продолжала я думать, отступая к окну, в то время как женщина-призрак приближалась ко мне, увеличиваясь в размерах и словно расплываясь в воздухе. Ее кудри превратились в нечто наподобие закрученных выцветших веревок, а лицо высохло и постарело на глазах. Надо мной навис скелет, угрожающе клацающий челюстями. Задержав дыхание, чтобы не чувствовать запах тления, я с облегчением услышала за окном волчий вой.

Вслед за воем, послышался выстрел. Звук спущенной пули как будто разбудил меня, я отбросила от себя тлеющий скелет призрака и перемахнула через оконную раму, приземлившись с третьего этажа на все четыре конечности. Прыжок оказался безболезненным, и я, вскочив на ноги, впервые обернулась в недоумении.

Вместо ярко-белого дома с синей крышей, луна освещала старинный черный особняк, охваченными стеблями каких-то столетних растения. На остро-конечных крышах особняка сидели вороны, их острые клювы блестели под звездами.

Я бросилась вон с территории особняка, и не могла не заметить, что вокруг ограды вместо аккуратных деревенских домов были разбросаны обветшалые дома, напоминающие сараи, заброшенные, или сожженные. Так выглядела Деревня Призраков, столетие со дня своего сожжения заманивающая к себе заблудившихся оборотней.

Я решила, что была спасена, добравшись до калитки дома, которая теперь представляла высокую металлическую ограду с выведенной на ней надписью: «Графство ДеСан». Я вздрогнула – это была фамилия Сильвы...

[classical1970]

Автор: Нейросеть llama 3. "Репка" в стиле Буковски:

В тот день, когда я решил достать репку из земли, я был так же опустошен, как и сама земля. Грязь под ногами хлюпала, словно рвота после очередной ночи выпивки. Я навис над этой проклятой репкой, которая почему-то не хотела лезть из земли. Я пнул ее ногой, но она осталась на месте, упрямо зарывшись в проклятую землю. Я ругался с ней, как с последней шлюхой на улице. "Вылезай, чертова репка! Что ты там делаешь?!" Но репка не слушалась. Она оставалась там, где была, словно ждала смерти или чего-то похуже. Я начал рыть вокруг нее, но земля была твердая, как бетонный пол в баре. Тогда я позвал свою жену, бабку. Она пришла, глядя на меня с отвращением, словно я был послед��им говном на Земле. "Что ты делаешь с этой репкой?" - спросила она." Я пытаюсь ее достать," - ответил я. "Ну, конечно," - сказала она. "Ты всегда был таким дураком." Бабка взяла меня за руку и начала тянуть репку вместе со мной. Мы тянули и тянули, пока не услышали звук разрывающейся земли. И вот мы достали ее. Репка была огромная и грязная, словно моя собственная жизнь."Ну что?" - спросила моя бабка. "Ничего," - ответил я. "Просто еще одна репка." Бабка посмотрела на меня и сказала: "Ты знаешь, ты похож на эту репку. Ты тоже сидишь в земле и не хочешь вылезать и двигаться" Я ничего не сказал. Я просто стоял там, держа в руках эту грязную репку, и думал о том, что она права.

[filyayambartsu]

Зной

Как пыль навис

Бог надо мной.

Он журналист,

Ведёт он свой

Блог.

Записан шаг

Любой. Вопрос

Задать за так

Он может в нос

И лоб.

А что скрывать?

Что есть, то есть.

Даю читать

Себя и лесть

Не жду.

Хвалы не жду.

Живу? Живу.

Травлю вражду,

Любовь ловлю

В строфу.

И плавит небо

Подо мной

Песок. Нелепо

Переждать я зной

Хочу.

А всё плывёт.

И я плыву.

И сбился счёт.

Да наяву ли

Жизнь течёт?

15.IV.24

[rfo-ona]

В Минусинске на двух девушек-подростков напали за внешний вид

Об этом рассказало региональное издание «Взгляд Инфо». История случилась в Красноярском крае. Две 17-летние студентки колледжа культуры занимались вчера в библиотеке. За 20 минут до закрытия, около 18 часов, они пошли в соседнюю столовую «Съем слона», чтобы покушать. В процессе выбора блюд до них докопались двое: 16-летний парень и мужчина. Агрессорам не понравились короткая стрижка и нестандартный цвет волос, они стали мешать девушкам.

Когда подруги получили свои заказы и сели за столик, один из гопников подошёл к ним, навис над Ариной и сказал: «Эй, пойдём выйдем!» Та начала вызывать охрану — гопник ударил её по лицу. Подруга Арины тут же подскочила, пыталась остановить насилие — её ударили тоже. Она встала и попыталась догнать обидчиков. В итоге у обеих девушек сотрясения мозга, а у Арины также сломаны нос и скульная кость. Они попали в больницу.

Всё происходившее было снято на камеру видеонаблюдения. Один из агрессоров после опубличивания истории начал звонить маме пострадавшей, угрожать, «назначать встречу». По факту избиения студенток заведено уголовное дело по статье 116 УК РФ (побои). 16-летнего парня уже опознали — он живёт в селе Тигрицкое.

Авторство стоп-кадра: «Взгляд Инфо»

[yorg0s]

Холодна шкіра тіла річки Єднає місто і людину, Що, підкорившись давній звичці, Не вгору дивиться — в глибини.

Зростає міст як символ жаху, Безмежно далеко, високо, Він чоловіком, ніччю, птахом Навис над річкою і оком.

Безлюдно. Обіймає руку Потреба жити, тобто вітер, І здалеку здається другом, Хто саме, важко розрізнити.

Можливість снігу зупиняє Того, хто падав в сизу воду. Можливо все, тепер зима, і Краса вигадує погоду. 09.12.23