timnakhapetov - Tumblr blog

timnakhapetov · 10 years ago

Text

О постоянстве, честности и доброте

Знаете, я бываю до неприличия безответственной личностью. Н��пример, по части ведения дневника - я беспросветный лодырь. Ну и еще во многих сферах жизни я не то чтобы очень, ну и вообще прям ну нельзя же так.

За то время, что я сюда не писал и даже не заходил, я успел закончить универ, сменить работу и даже почти дописать книгу. Вот такие вот кренделя иногда случаются.

А еще я стараюсь практиковать максимальную честность (во всех ее проявлениях - начиная с себя самого и заканчивая мирозданием) - хотя далеко не всегда получается, все-таки я еще совсем-совсем глупый - но, тем не менее, могу сказать, что рекомендую хоть иногда заниматься сеансами честности. Очень хорошо прочищает мозги (в качестве побочного эффекта и приятного бонуса происходит очистка окружения - не все готовы выдерживать поток концентрированной честности, направленный на этого каждого). И даже если практикующий честность человек не превращается в знаменитого хромого доктора из сериала, а вполне себе даже следит за словами и старается беречь чувства окружающих (но при этом говорит именно то, что думает) - все равно это, как показывает практика, мало кому нравится.

Но ведь полезно же, черт возьми.

Ну и еще, параллельно, так сказать, в комплекте с честностью имеет смысл практиковать доброту. Не показную, которую и так частенько проявляют даже самые злобные и циничные люди, но идущую от сердца, настоящую доброту. Те, кто ощущал ее хоть раз, легко меня поймет, а остальным желаю понять меня как можно скорее - фактически, пока не поздно.

В качестве дополнения к последней сентенции - цитата главного героя из моей книги: "...не бывает злых людей, есть те, кто не смог найти в себе добро. А суть добра – не в том, чтобы быть безупречным, а в том, чтобы искать, все время искать в себе, в окружающих, в мире вокруг лучшее, стремиться и становиться лучше. И те немногие, кто избрал такой путь – путь очищения, роста над собой – именно они должны встать во главе общества..." Там еще много всякого социально-важного и, вероятно, вполне актуального, но вот этот кусок как раз про то.

Все люди добрые - но не все способны совладать с этой добротой в них, свыкнуться, сдружиться. Проще выплескивать в окружающее пространство потоки ненависти - так уж почему-то заведено. Возможно, это какое-то испытание для человечества или даже эксперимент - почем нам, простым носителям врожденного добра, знать?

Но я бы хотел оказаться среди тех, кто так или иначе вносит в этот баланс положительный вклад.

Но, как и все и всегда, есть еще одна сентенция - всё относительно. Нет ни добра, ни зла, ни хорошего, ни плохого. То, что одному кажется хорошим и добрым, для другого - зло.

И вот теперь финальный аккорд - нужно жить с добром в сердце - тем добром, которое у каждого свое. Оно может не коррелировать с добрами (как-то так, вероятно) абсолютно всех, кто тебя окружает - но если это твое искреннее внутренне добро, то, поверь - все правильно. Так и должно быть.

Вот. Всем спасибо за внимание, пойду заканчивать работу над книгой. Если мое добро совпадет с добром хоть какого-нибудь издателя, то сможете познакомиться (а, может, и подружиться) с моей книгой.

Добра.

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Text

Город-кит

Кашалот проплывал над облаками сизо-сиреневого цвета, уходящего там, куда не доставал багрянец закатного солнца, в фиолетовую черноту. Город, раскинувшийся на спине гигантского млекопитающего, высился сотнями остроконечных башен, блестел тысячами окон, пестрел соборами и садами. Особенно великолепны были эти сады весной, когда кашалот проплывал над южными морями. Сейчас, однако, была ранняя осень, и сады медленно, но верно меняли свою роскошную зелень и пышный цвет на желто-красную палитру, яркую, но несущую в своем великолепии ясный отпечаток грусти и забвения. Впрочем, это лишь подчеркивало общую картину запустения, царившую в покинутом городе на спине безумного кита.

Одноместный летучий скат вынырнул из клубящейся тучи чуть правее хвоста кита и устремился к его правому ��лавнику, на котором располагался небольшой аэропорт. На фоне громадного млекопитающего маленький блестящий скат казался ��е более чем искрой, бликом.

Проплывая между заброшенными многоэтажными зданиями, скат озарял их яркими электрическими вспышками, исходившими от его хвоста. Пилот сделал несколько кругов вокруг посадочной площадки, выбирая место получше среди обломков и скелетов летательных агрегатов, и, наконец, посадил летательную рыбу рядом со входом в здание терминала аэропорта, по своей архитектуре больше напоминавшего готический собор или что-то в этом духе.

Когда колыхание тела ската замерло, и сполохи его хвоста стали бить реже, крышка стеклянного купола кабины, вживленной в тело рыбы, отъехала в сторону. На бетонное покрытие посадочной полосы, подняв облачко пыли, спрыгнул пилот – высокий, плотного телосложения, с ног до головы упакованный в темно-серую эластичную пластинчатую броню. Поверх доспехов было намотано множество складок красной и охристой ткани со сложным флорическим рисунком. Из всего его обличия можно было предположить, что путешественник (или кем бы ни был на самом деле неожиданный гость заброшенного города) являлся представителем древнего клана хашашинов, наемных убийц высочайшего уровня. Случайный наблюдатель, если бы тут таковой мог бы найтись, определенно удивился бы – хашашины исчезли из поля зрения общественности многие сотни лет назад, и любые следы их существования были тщательно стерты; тем более удивительным было присутствие живого наемника в таком необычном месте, где и убивать-то некого было - все здесь уже давно сами умерли от эпидемии.

Как бы там ни было, сам наемник прекрасно знал цель своего присутствия в летучем городе. Немного поводив головой в стороны, будто принюхиваясь, он уверенно зашагал в сторону вздымавшихся вдалеке и в вышине города и бока кита, переступая через кучи раскрошенных камней и обходя крупные обломки башен. Шел он достаточно долго, и когда добрался до колышущегося китовьего тела, ореол долгого заката уже догорал где-то высоко над его головой, над остроконечными шпилями города.

К отвесному боку кашалота была пр��строена хлипкая деревянная лестница, явно новодел, возведенный на скорую руку мародерами. Хашашин задрал голову, оценивая масштабы предстоящего восхождения, затем угрюмо вздохнул и начал рискованный подъем. Начиная с высоты метров двухсот лестницу начало нещадно раскачивать – встречным потоком воздуха, в такт изгибам кита, от малейшего движения самого наемника. До вершины подъема, нижней смотровой площадки города, оставалась еще где-то сотня метров, когда ненадежная конструкция протяжно заскрипела и начала рассыпаться. Деревянные обломки посыпались вниз, после долгого полета разбивались о бетон плавника или, сносимые ветром, улетали в бесконечно долгий полет через облака. Цепляясь хваткими пальцами за неровности и наросты на теле кита, хашашин сумел не сорваться в бездну, но несколько секунд он был на грани. Впрочем, ему было не привыкать – игры со смерти были даже не профессией, а всей его жизнью. Ловко карабкаясь по отвесной стене, он наконец преодолел последние метры и вылез на рубиновую городскую мостовую.

Несколько минут посидел, привалившись к каменному парапету, переводя дыхание. Затем встал, оправил сложные складки тканей и внимательно осмотрелся. От достаточно широкой площади, в центре которой он очутился, отходили два просторных прямых проспекта и несколько извилистых узких проулков; все они шли под значительным уклоном вверх. Немного поразмыслив, хашашин выбрал один из проулков, змеившийся по направлению к центральной ратушной площади. Хоть город и казался абсолютно пустынным, лишняя осторожность – никогда не лишняя. Быстрым крадущимся шагом наемник потрусил по светящимся красными всполохами в бликах заходящего солнца рубинам мостовой, прижимаясь к стенам домов.

Раньше, когда хашашин только брался за этот заказ, он смотрел на предстоящее задание с обычным для него холодным безразличием, лишенным каких-либо эмоций (заказ как заказ, подумаешь, сколько всего было за его длинную жизнь), то теперь, оказавшись один на один с этим странным городом-призраком, он почувствовал себя до крайней степени неуютно. Да что там неуютно, его беспрестанно трясло от какого-то липкого, мерзкого ощущения одиночества, но одиночества не блаженного, как когда он возвращался в свой уединенный дом на скале после успешно выполненного задания и отдыхал за чтением или ��ренировками, а тоскливого, гнетущего чувства, будто он навсегда один и это никак не исправить. Ему вдруг подумалось, что это он ощущает тоску и боль одинокого, замученного, безумного кита, спину которого он топтал.

Когда вся эта буря эмоций достигла своего апогея, и хашашина накрыло волной неподконтрольной паники, он остановился. Где-то на краю сознания слабо билась последняя здравая мысль, что в таком состоянии от него будет очень мало толка, а задание надо во что бы то ни стало выполнить. Он сел прямо на холодную полированную мостовую в позу для медитации и начал очищать бьющееся в ужасе сознание, медленно вдыхая и выдыхая, сконцентрировавшись на узоре своей туники. Через минут десять он ощутил, что всегдашнее его состояние полного эмоционального покоя вернулось. Всепоглощающие панические атаки прекратились, он взял их под контроль и превратил в маленькую спокойную мысль: «это просто очень странное и одинокое место, как кладбище, только само это кладбище тоже мертвец». Теперь можно было продолжать путь. Он и так слишком много времени потратил на это задание, учитывая то, сколько он просидел в библиотеках, изучая историю и планы города, и сколько он его искал.

Достаточно скоро наемник вышел на главную площадь, представлявшую из себя обширный круг, полностью поросший деревьями с густыми кронами, через которые почти не проходил солнечный свет. В густом полумраке хашашин почувствовал себя значительно уверенней – тени всегда были его верными помощниками.

В центре площади располагался единственный вход в нижний город, представлявший из себя гранитный куб со стороной около десяти метров; этот вход и был нужен гостю. Поколдовав со сложным замком, он все-таки сумел его вскрыть, с большим усилием отодвинул гигантскую гранитную дверь. Из открывшегося темного прохода на наемника повеяло сильным затхлым запахом тузлятины – нижний город лежал во внутренностях кита, которые уже много лет медленно, но верно разлагались.

С отвращением передернувшись, наемник решительно вошел в дверной проем, включил мощный фонарик на шлеме и начал спуск. Это путешествие в мрачном затхлом мраке заняло очень много времени – с вынужденными привалами около десяти часов. Хашашин повидал за это время немало: и огромный главный зал в области желудка кита, с невероятных размеров колоннами-домами, и увядший, затянутый паутиной сад-сердце (которое уже почти не билось), и знаменитый в прошлом район судов в желчном пузыре.

Когда наемник наконец добрался до головы кита, он вновь чувствовал себя крайне удрученно, еще больше, чем раньше. До цели оставалось совсем чуть-чуть.

Головной мозг кашалота был весь изъеден, испещрен тысячами богато обставленных кабинетов. Здесь располагалось раньше правление города – ратуша наверху служила лишь для собраний граждан по праздникам. Собственно, именно эти бесконечные громадные кабинеты и убили в конечном счете город-кашалот. Животное выжило и приспособилось ко всему, кроме уничтожения его мозга. Точнее, кит до сих пор был еще жив, и его агония продлится еще пять-шесть столетий, но он стал абсолютно, бесповоротно безумен. Временами он спускался к самой земле, уничтожая своей тушей целые государства, а иногда поднимался почти до самой стратосферы.

Хашашин четко выполнил свое задание – методично прошел по каждому из трех тысяч кабинетов (это заняло у него около двух суток с учетом двух коротких перерывов на сон) и разложил на каждом столе по маленькой резной коробочке из своего заплечного мешка.

После этого он проделал весь обратный путь, выбрался в город. Постоял немного на смотровой площадке, грустно глядя в проплывающие внизу облака, задумчиво поглаживая камни города-кита. Он вновь наблюдал закат, который после почти трех суток в темноте казался ему теперь бесконечным.

Наконец, он вздохнул и медленно спустился по боку кита на плавник, уже неторопливо прошел к своему скату, дожидавшемуся пилота. Взлетел и сделал несколько широких кругов над городом. Потом направил ската на запад. Обернулся. Нажал кнопку на пульте.

Глаза кита брызнули водопадом, тысячами капель и осколков, разлетаясь на сотни метров. С безумным, протяжным скрипом, больше похожим на душераздирающий крик, кит начал крениться вбок и вниз.

Хашашин, тем не менее, различил в этом крике скорее радость освобождения от многовековой муки, чем страдание. Сам же он смотрел на гибнущий и тонущий в облаках город с бесконечной грустью. Но свое самое странное заказное убийство он в любом случае выполнил, и теперь направлялся в свой дом на скале, летел прямо в угасающий закат, последний закат для древнего города на ките.

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Text

Начало повести

Это была безысходность. Гнетущее, липкое чувство, которое накатывалось на него все чаще и чаще. Безысходность обволакивала его, заключая в свой мерзкий кокон, лишала кислорода и движения. Сначала он пытался как-то бороться с ней, пытался подняться на ноги и снова идти с гордо поднятой головой, но каждый следующий удар был сильнее предыдущего, бил точнее и оставлял все меньше надежды. В этой непрестанной борьбе шли месяцы, и сил уже не оставалось. В какой-то момент он просто сдался. Сидел в кафе, курил сигареты, прикуривая одну от другой, пил крепкий черный чай и думал. И, наконец, понял: хватит. Нет никакого смысла в этой борьбе, это война на истощение. Причем если запас его сил вполне ограничен, то у врага – бесконечен. С этим осознанием он уронил голову на руки и тихо заплакал, бесслезно, беззвучно, потому что и слез у него больше не осталось. С тех пор он как будто превратился в призрака, безмолвного, сутулого, блеклого, поглощенного своим недугом абсолютно. И если раньше, когда он еще пытался что-то исправить, люди хоть немного обращали на него внимание, то теперь он будто исчез со всех радаров. Старые студенческие друзья окончательно про него забыли, близких родственников не осталось, а с дальними он и раньше не поддерживал связи. Что он делал? Иногда спал, когда тупая боль в груди хоть немного утихала и отпускала его в сладостное неведение сна. Машинально ел полуфабрикаты. Читать перестал. Попытался было – но эмоций уж не было, а чтение к этому очень требовательно. Фильмы, музыка – все это было уже очень далеко от него, где-то за непробиваемой серой завесой «до». Так что целыми днями он бродил по городу, без цели, без смысла. Человек-призрак плыл по жизни, лишенный не только какого-либо смысла (а кто, в сущности, его не лишен), но и даже уже, возможно, самого права на существование. Кукла, пустой мешок из мяса, костей и органов. Или даже робот, бесцельно поддерживающий свое существование. Хотя в каком-то плане он мало отличался от большей части населения планеты, только вот был куда честнее и не пытался уже придать своей недожизни какое-то надуманное значение, не пытался заполнить пустоту души сладкой, но отравленной массмедийной блевотиной. Так продолжалось очень долго, хотя точно сказать сложно, ведь необходимость следить ��а временем отпала за ненадобностью. Ну, скажем, два года. Или три. А может, и пять, кто знает. Но однажды все изменилось.

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Text

Безликий вокзал

Вокзал стоял посреди Безликой пустоши уже несколько столетий. Это огромное кирпичное строение с паутинами витражных вставок громоздилось посреди почти бескрайних выжженных пустырей странным чуждым наростом, пугая одичавшие человекозвериные племена. На протяжении всего своего существования здание достраивалось, обрастало неимоверным количеством пристроек, так что в итоге превратилось в сложнейшую конструкцию, почти город в одном здании. К Безликому Вокзалу тянулось множество железнодорожных путей со всех концов света; часть из них до сих пор активно использовалась, но большинство было заброшено и превращалось в пыль, заносилось пеплом и песком. Из сохранившихся маршрутов регулярными были только три: Морской, который тянулся из Объединенной Восточной Республики большей частью по насыпи через Внутренний океан; Лунный, что шел из Светлого королевства; и, конечно, самый популярный, Подземный путь, который вел из самого Затерянного мира. Никто уже не помнил, зачем основатели Вокзала построили его в столь странном месте, посреди пустоши. Возможно, раньше тут был город, но ни одной постройки вокруг не сохранилось. Однако, со временем, сам вокзал стал важнейшим торговым пунктом, и к нему стали тянуться вольные торговцы, криминальные структуры и даже крупные государства. Здесь можно было продать и купить абсолютно все: от редчайших тканей, приправ и летательных аппаратов до наркотиков, оружия и экзотических наложников. Поезд семнадцать дробь сорок пять прибыл по Подземному пути с опозданием в три недели. Последнее время подобные задержки уже входили в норму – пути были старые, с деревянными шпалами, которые в туннелях отсыревали и рассыпались в труху, а следить за ними было некому. Так что поезд шел медленно, да еще приходилось время от времени чинить пути прямо по ходу движения. Но три недели – это был абсолютный рекорд, и Карл извел все нервы в томительном ожидан��и семнадцатого. Так или иначе, но поезд прибыл на станцию. Огромная машина с мощными светодиодными фонарями, пробивавшими своим светом вечную темноту Подземного пути, оглушительно ревела и исходила паром. Извиваясь между колоннами, поддерживающими свод здания, поезд медленно останавливался. Карл неторопливо шел по ходу движения поезда по гранитному перрону, засунув руки в карманы жилета. Когда он услышал о прибытии долгожданного состава, то понесся в главный зал сломя голову, преодолев за короткое время немалое расстояние – с верхнего яруса новых районов, где он снимал небольшую комнатушку, на самый нижний основной уровень. Мало того, что жители вокзала в принципе были мало приучены к физическим нагрузкам, так еще и черная дыхательная маска, закрывавшая все лицо, превращала дыхание в нескончаемую череду скрипов и хрипов, сильно затрудняя дыхание. Зато защищала от неимоверно загрязненного воздуха из окружающей среды. Сдвинув котелок на затылок, Карл принялся задумчиво стучать ладонью по титановому корпусу проползавшего мимо вагона. Оттуда раздался утробный рев, и вагон зашатался от сильных ударов изнутри. «О как, привезли-таки подземных стражей к нам»,- проскользнула мысль. Проскользнула – и унеслась. Не о том совсем сейчас он думал. А мысли его вились вокруг следующего: в одном из вагонов этого поезда сейчас находится его товар. Такое приобретение, за которое его в лучшем случае скормят подземному стражу, если узнают. В худшем – отправят в изгнание за стены Вокзала. Пешком. Без маски. Что делать с этим, Карл слабо представлял, но когда его постоянный поставщик из Затерянного мира через защищенный канал сообщил о находке, совладать с собой он не смог – просто сказал: «Везите». Очевидно, что продать такое практически невозможно. Причем не потому, что покупателя будет не найти – как раз наоборот; а потому, что быть единственным обладателем такого богатства – это величайшая мечта. Владеть им – уже огромное счастье, но суметь найти ему применение – это путь к абсолютно новому миру. Тем временем поезд остановился, и массивные двери вагонов с протяжным свистом отползли в сторону, выпуская пассажиров. К этому моменту уже начали подтягиваться остальные встречающие – в основном торговцы, но мелькали и совсем уж неприятные бандитские морды. Карл не зря спешил, и нужный вагон нашел почти сразу, ��о того, как началась привычная вокзальная толкотня. Третий вагон. Единственный, из которого не повалила толпа пассажиров. Воровато оглядевшись, Карл прошмыгнул в темноту гигантского вагона. Освещение в главном зале вокзала было весьма тусклым, так что к полумраку поезда глаза привыкли почти моментально. Изнутри вагон представлял собой длинный трехэтажный коридор, по краям которого шли узкие проходы с множеством дверей купе. В центральном пространстве были сложены крупногабаритные грузы вроде пятиметровых мерцающих грибов или шкур подземных червей. Карл искал купе номер тысяча сто тридцать и нашел его быстро. Стоя перед дверью, сильно втянул воздух ноздрями, прикрыл глаза, занеся руку для стука. Потом стукнул три раза. Дверь открылась моментально, и длинное щупальце, выпроставшееся из-за нее, втянуло Карла в абсолютную темноту купе. Ощупало его с ног до головы. Потом зажглась газовая лампа, трепеща слабым маленьким огоньком. «Шшшшто пришшшел чччеловеккк»,- зашипел октосапиенс, пассажир купе номер тысяча сто тридцать, - «Товарррр ззззабрать хоччешшшь». Карл только нервно кивнул. «Дддавввай плллату»,- продолжал свое сдавленное шипение продавец. Его склизкое осьмиручье тело на человеческих ногах подрагивало и колыхалось как мерзкий студень, а в купе стоял нестерпимый влажный смрад. Одно из щупалец протянулось к посетителю и требовательно задрожало – мол, давай, не тянннни. Карл полез во внутренний карман жилета и нащупал там маленький мягкий пакетик – почти все свои сбережения. Тоже редчайший товар, приобретавший особую ценность в Затерянном мире – звездный порошок. Вздохнул, опустил пакетик в вытянутую конечность, которая тут же втянулась в кожный мешок октосапиенса. В то же время пара других щупалец шуршали в дальнем конце комнаты, перебирая ворох тканей и пакетов. Наконец, колышущиеся конечности выудили металлический короб и протянули Карлу. «Вввваллли ссскорреее, сссмелый ччччеловечччек». Карл не заставил повторять дважды. Коротко кивнув, он опрометью кинулся прочь из мрачного купе, вон из темного вагона. На перроне, в гудящей многоликой толпе, он с трудом заставил себя идти медленней, не привлекая внимания, но как только вынырнул из главного зала на полупустую лестницу, понесся так быстро, как мог, перескакивая через ступени, и не останавливался, пока не за��лопнул за собой дверь своей каморки. Привалился спиной к холодному металлу двери, сполз по ней на пол, обхватил руками короб и тихо заплакал. Так он просидел очень долго. Потом вытер слезы и медленно открыл короб. В нем было оно. Маленькое, хрупкое, наверное, единственное во всем мире. Красное, трепещущее. Живое сердце. В стеклянной сфере. И скальпель. Карл дрожащими руками вынул из короба скальпель. Медленно расстегнул жилет, обнажив бледную грудь. Очертил скальпелем ровный круг чуть ниже груди слева и оторвал кожу. В пустое пространство под ребрами он вставил сердце. Испугался, что оно престанет биться, но… Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Теперь все изменится. Все станет, как в старых детских сказках, когда у всех людей были сердца. И это тук-тук вернет смысл всему. Он снова заплакал, от счастья. Потом начал отключаться. Все изменится… Навсегда.

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Text

Поток сознания. Про октябрь в Петербурге, писателей и булочников с сапогами

100 октября в замечательном городе Санкт-Петербург чудо как хорошо, особенно в пригороде оного. Тепло, мелкий (но чертовски приятный!) дождь накрапывает, благоухает по-осеннему влажная земля. И, в общем-то, неважно, что по календарю уже почти середина зимы - мне ваши морозы даром не нужны, право слово! Ну разве что немного снега на пару дней хотелось бы заказать, чтобы съездить на горнолыжный и там немного поупражняться в спуске-подъеме на снеговой доске, а то уже второй подряд сезон пропускать - моветон, конечно.

Хочется немного порастекаться словом по древу, и вроде мысли в наличии имеются разной степени ясности и гениальности, но что-то не вполне удается мне эти мысли поймать. Попробую организовать поток сознания.

Вот, например, давеча прочитал в ЖЖ г-на Чхартишвили (более известного под псевдонимом Б. Акунин) пост, где он затрагивает вопрос, кем должен быть писатель - интровертом или экстравертом. Хороший, как мне кажется, вопрос. По мнению г-на Акунина, беллетрист должен быть экстравертом (чтобы, соответственно, людей грамотным образом развлекать - чувствовать умонастроения масс, улавливать пожелания и так далее), а автор нетленных шедевров - непременно интроверт, чтобы правильным образом на читательский богатый внутренний мир влиять, переворачивая все вверх дном и меняя сознание. А как быть, если человек (гипотетический автор), то есть, например, ваш покорный слуга, и интроверт, и экстраверт? У меня много чего есть от интроверта: рефлексия - могу поделиться, самоанализ (читай, самокопание) - да сколько угодно, необщительность на грани аутизма - да я вас умоляю. Но и экстравертные штучки имеются - если уж приходится общаться с человеком, то подход точно найду (при желании, конечно), ну и при все том же желании (правда редко таковое имеется) могу даже т.н. "душой компании" побыть, что уж там. Ну и вот, собственно, вопрос: так ли уж важно, какой у тебя характер, если пишется себе и пишется?

В продолжение писательской темы - и все про того же г-на Чхартишвили-Акунина. Ну и про прочих. Для начала хочу заметить, что к творчеству данного персонажа отношусь если не с любовью, то во всяком случае с большой долей уважения и интереса. Литературные способности в рассматриваемом вопросе как раз таки ни при чем. Однако, если честно, лучше бы я так и продолжал читать про похождения Эраста Петровича Фандорина и т.п., не залезая в интернеты в поисках информации об авторе. Потому что Григорий Чхартишвили - представитель Российской Интеллигенции. Опять же, стоит оговориться, что в моем понимании интеллигентный человек и Российская Интеллигенция - это понятия не только различные, но и даже во многом противоположные. Нет, безусловно, я не ставлю под сомнение интеллектуальные способности, багаж знаний и прочие похожие добродетели этого круга людей (во всяком случае большой его части). Однако за всем этим вроде как положительным портретом кроется нечто совсем обратное. Сейчас поясню, немного пространно, но так будет понятней.

В некоторой стране, в некотором городе N на одной улице живут булочник и сапожник. Сапожник ремонтирует ботинки, штиблеты и прочие ботильоны. Булочник, что логично, печет замечательные пирожки, пирожные, торты и булочки, конечно же. Ходят они друг к другу в гости, обмениваются товарами, в общем вполне добропорядочно соседствуют. Но вот, в какой-то момент, булочник, склонный к глубокой рефлексии, замечает, что бу��ки ему, в общем-то уже поднадоели, захотелось разнообразия. И решает тогда булочник ремонтировать обувь. Накупает себе каких-то инструментов, похожих на те, что видел у соседа, вешает табличку "Ремонт штиблет" и ждет клиентов. Те, конечно, сначала опасаются неизвестного, но булки-то новый сапожник мастак был печь, так может он и ботинки славно чинит? Начинают приходить, оставлять свою обувь. А булочник-то еще и свой парень, весь город его знает, а вот старый сапожник - не особо общительный, его не так все любят. В общем, через несколько дней приходят почтенные господа за своими ботинками - и, мягко скажем, удивляются. Гвозди из пятки торчат, клей по дорогой коже обмазан, ну и так далее. Но думают граждане обыватели, что не может же такой замечательный парень булочник брак какой делать, вон булки у него какие расчудесные. Решают, что это все новая мода такая, и носят гордо уродливые сапоги, а мимо старого сапожника проходят с миной нескрываемого презрения. А мораль тут такая - если ты булочник, то сиди и пеки булки, а не лезь куда не просят, чтобы всякое, простите-с, говно культивировать.

Теперь для тех, кто не понял всей аллегоричности приведенной выше метафоры, перефразирую последнюю сентенцию: если вы, батенька, писатель (актер/спортсмен/на трубе дудец и так далее, нужное подчеркнуть), то сиди и делом своим занимайся. Ибо все остальное - хобби, а хобби далеко не всегда стоит выставлять на всеобщее обозрение. Не надо лезть, господа интеллигенты, в большую политику, там люди разбирающиеся сидят, они и без ваших советов разберутся. А то, что вы своими диссидентскими речами только говно в котле ворошите - как будто никто не осознает, и вы в первую очередь. Я понимаю, когда известные личности подписываются под каким-нибудь коллективным письмом в поддержку детей-сирот - это дело благое. А когда наша Интеллиегнция пытается с очень умным видом критиковать власть (ну или активно ее поддерживать, неизвестно что хуже на самом деле), получается глупо и бессмысленно. Потому что практических, реально применимых идей нет (да и откуда им взяться, если человек если и разбирается в политике, то только основываясь на теоретических знаниях), а только извечные интеллигентские прожекты, мало относящиеся к реальной жизни.

Резюмируя: если ты хорошо умеешь слова в предложения складывать - то занимайся этим делом. Если ты мяч пинаешь как бог - то пинай себе на здоровье! Если у тебя талант к политическим играм - то занимайся политикой. И не стоит булочникам пытаться сапоги чинить - говеные, простите, сапоги получатся.

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Text

Немного словоблудия

Это очень короткая история. Про человека, на которого всем было похер. Итак, жил был на свете один человек... Хотя, в общем-то похер.

К чему бишь я это. А, в общем ни к чему. Просто пингую, так сказать, журнал (а, скорее, свою Выдержку и Намерение писать в него хоть иногда). Завтра, думаю, на свежую голову что-нибудь более толковое напишу, Прожизненное. А может, и не такое, посмотрим.

Так вообще с Новым годом и Рождеством всё ползающее ходящее и так далее что ли, хорошая осення пора. В Питере-то.

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Link

Песня #1. Спрятанные двери.

#музыка

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Photo

Вот, собственно, подтверждение #1 к предыдущему посту - книга идет, некоторые куски сразу печатаю для удобства правки. Через годик ждите во всех книжных магазинах страны ;)

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Text

Оправдания и немного о

Начну, пожалуй, с оправданий. И правда, давно не писал ничего в дневник, но тому есть несколько вполне резонных причин.

Во-первых, я наконец-то перешел на новую работу (уже больше месяца как), и времени она отнимает уйму, особенно с учетом того, что находится в Стрельне, пригороде Питера, и чтобы приехать туда вовремя, вставать нужно в шесть утра. При том, что я ярко выраженная сова, и творческая активность у меня просыпается как раз-таки около 11 вечера, а раннее утро для меня - просто ад на земле, адаптация к новому режиму за месяц далеко не завершена. И все это еще прибавляется к тому, что параллельно я доучиваюсь в универе, последний семестр… Хотя однокурсники меня видят очень редко.

Во-вторых, я наконец-то начал полноценное написание книги (которая в моем несчастном маленьком сознании живет уже около шести лет). Сейчас готово уже около 50 страниц голого неправленного текста, и работа, на удивление, идет вполне споро и бодро.

В-третьих, я написал две песни и снял на них ролики (ссылки дам в следующем посту сегодня же), а это хобби, хоть и не является основным, но доставляет мне кучу щенячьей радости. К тому же, и не только по моему мнению, но и по экспертному мнению некоторых моих поющих друзей, за последние полгода постоянной практики мои вокальные и слуховые данные несколько улучшились, что не может не радовать.

В общем, через пару часов будет еще один пост, с ссылками на песни, предлагаю вам оценить их.

#оправдания #пеар #pr #ожизни #отворчестве #книга #музыка #исторяиодногомира

0 notes

timnakhapetov · 11 years ago

Text

А, а, а! Кстати! Я ж теперь все тексты набираю вслепую, десятью пальцами, научился таки. Вот эта замечательная штука помогла, уроки по-��оему очень толково организованы.

В общем, рекомендую.

#рекомендую #хвастаюсь #blindtiping

2 notes · View notes

timnakhapetov · 11 years ago

Text

о прокрастина... а ну нафиг

Самое неприятное для меня в писательстве - это когда ты открываешь блокнот или новый лист в Pages/Word или вот окошко нового поста - и не знаешь, что написать.

Ну вот буквально десять секунд назад была какая-то идея, мысль, и причем такая прям ах! Ну прям очень хотелось ей поделиться.

И вот ты сидишь перед условным чистым листом - и весь запал исчезает без следа, будто его и не было вовсе.

Я тут не буду задавать риторического вопроса, мол, пошто?? Ответ мне, конечно же, абсолютно точно известен. Все дело в самой банальной прокрастинации. До того момента, как перед тобой белый лист - ты всего лишь мечтатель. От тебя ничего не требуется, ты можешь написать текст сейчас, можешь потом, а можешь вообще забить и не писать ничего. Ты, можно сказать, свободен. Но вот если ты уже сделал этот первый подготовительный шажок - то все, дружище, ты теперь ОБЯЗАН. А это уже совсем другое дело. Теперь если ты ничего не напишешь, то тебе будет СТЫДНО. И это осознание обязаловки очень сильно связывает руки, сковывает мысли и вообще отбивает любое желание что-либо делать в этом направлении.

И вот мне, к сожалению, очень часто бывает именно так стыдно. Открываю блог с непреклонным желанием написать что-то невообразимо УМНОЕ, а в итоге ничего не пишу. И потом из браузера укоризненно пялится на меня вкладка Tumblr. И висит она такая сутки, и смотрит. И мне стыдно. Очень неприятный аспект. И, главное, несмотря на то, что я знаю его причину, я абсолютно не знаю, что с этим делать. То же самое, кстати, и с написанием какой-нибуь истории (а особенно чего-нибудь более-менее крупного) - ох уж эти первые строки... Потом-то, понятное дело, когда втягиваешься, легче, и история сама ложится на лист через твои руки. Но так каждый раз, когда начинаешь писать. Даже если написано уже много-много страниц, и вроде уже вся история в голове - а все равно начало идет туго.

Это я к чему, собственно: что делать-то с этой напастью? Стимулы какие-то придумывать что ли? Или что??

P.S. И, кстати, я не зря применил этот избитый термин "белый лист". Такая история ведь не только с писательством, она с началом любого дела, требующего применение усилий (а в особенности это относится к новым делам, в успешном исходе которых нет никакой уверенности). Вот такая загогулина.

#мысли #ожизни #прокрастинация #размышляю

1 note · View note