textgame

[textgame]

56. к 55.

Трижды три и двадцать,

И еще один

Яблоки лежали посреди корзин.

  .

Руки загорелые, синие банты,

Чувства перезрелые, рыжики,

Зонты.

  .

Вёдра переполнены, кладовые всклинь.

Привкус белой накипи

На губах, внутри.

  .

Тридцать три минуты

И пятнадцать лет

Тождество незыблемо мечущих планет.

  .

Россказни, бывалицы,

Дичь и чепуха:

Рассказали, встретили, выпили слегка.

  .

Сердце обожжённое

О кипящий пыл

Сникло, поистратилось, убыло и сил.

  .

Двадцать два, пятнадцать,

Три-четыре-два

Заключали некогда больше, чем слова.

  .

Сердце дораспахнуто,

Счеты сочтены.

Долежат ли яблоки эти до весны?

  .

14.07.2017 г.

С.П.

[textgame]

55. Судьба. к 54

С самого нашего рождения мы попадаем в капкан судьбы. С самого первого дня нашей жизни, ее холодные и безжалостные руки впиваются нам в шею и усаживают на конвейер, где каждое наше движение, каждый поворот регулируется механизмами. а любая попытка покинуть его неизбежно приводит к травме. и все мы сидим на этой ленте протянутой через всю историю человечества, а судьба толкает нас к самой пропасти, где уже закончили свой бег миллиарды человеческих душ. и куда упадет еще ни один миллиард. Все мы окажемся в этой яме забвения. какой дорогой нас бы не вели эти холодные руки, все мы окажемся в одной яме. В этот момент невольно задаешься вопросом: а в чем вообще смысл? И одни утверждают, что он есть где-то на этом конвейере, а другие неустанно внушают, что весь смысл в бездне. Ну конечно, все ответы всегда находятся в самом конце пути. Но все же легкая прогулка под пристальным взором судьбы - не жизнь. И каждому, кто хоть раз на протяжении всего своего жалкого существования оглянулся по сторонам и хотя бы на одно мгновение осознал действие огромного механизма под бдением страшного надзирателя, хотелось ускользнуть от этого взора, уйти с дороги,  медленно, но верно, приближающую его к неотвратимому концу. Но немногие решаются сделать шаг не в ту сторону, ведь некоторые из таких смельчаков ломали руки и ноги, застрявшие во внутренностях огромной машины. а может в этом и есть смысл... в прыжке, в неповиновении, в собственном выборе, наконец, в проявлении хоть каких-то признаков жизни, отличимых от движений марионетки в руках профессионального кукловода. А судьба очень профессиональна. Настолько, что даже сделав этот прыжок, мы все еще можем находиться в ее цепких пальцах, ведь никто не может знать, что у этой чокнутой старухи на уме. И иногда, когда нас слишком часто заносит на неожиданных поворотах, после очередного падения хочется вызвать ее на дуэль, так как подобные унижения для человека просто нестерпимы. мы пос��оянно укоряем ее в неровности наших дорог, ругаем за трудности, пытаемся заставить ее оправдаться за все посланные на нас проблемы, хотя ей плевать на каждое наше слово. И в лучшем случае она промолчит, а в худшем сделает нам одолжение в виде более короткого пути.  Думая обо всем этом человек, руководствующийся чувством справедливости, обычно считает, что это не честно, и разыгрывая из себя начальника пытается вызвать судьбу на ковер для отчета. Но она женщина гордая, так что выжившие стараются не повторять такой ошибки. И я уже давно перестала их совершать. Раньше я злилась на этот конвейер, на эти жесткие и холодные руки. Но теперь я наконец поняла, что это бесполезно. И меня радует, что теперь я осознала еще и то, что просто смириться со всем этим и спокойно ждать конца тоже не выход. Я собираюсь совершить прыжок, я готова к побегу, но больше всего меня пугают не сломанные кости, а возвращение с повинной, которое я совершала столько раз, что у меня сложилось впечатление, что каждый мой бунт входит в план этой старухи. Сейчас я смотрю ей в глаза и готова пойти в сторону против ее воли. я готова двинуться на встречу смыслу.

https://thedarkloneliness.tumblr.com/ 

[textgame]

54. к 53.

“- Кто это всё затеял, я вас спрашиваю? Кто это всё затеял? Для чего это нужно? Кому? Для какой шутки или по какому предлогу? Для чего это? Почему всё должно быть именно так? Я, быть может, хотел бы всё переменить: переменить события, обстоятельства, переменить положения…но это не в моих силах. Не могу я сделать этого. Что прикажете? Хотите пойду туда, пойду сюда? И дальше что? Нет, вы мне ответьте! Не надо прятать глаза. Давайте говорить начистоту. Говорите всё, что вы сейчас думаете. Говорите прямо! Да, сейчас, именно в эту минуту. Довольно, я слушаю! И не надо меня жалеть, я не растаю. Вперёд! Так не может больше продолжаться.”

05.05.17.

иивот.

[textgame]

53. Червоточина. к 52

«…ты знаешь, что скульптор, обнаружив в куске чистейше-белого мрамора чёрные вкрапления, скорее всего, не будет рубить из него большую скульптуру?… Почему? Неизвестно, что из этого будет… Другие цвета — это примеси минералов, они делают мрамор красивым, но хрупким. Неизвестно, во что разрастётся червоточина, если скульптор возьмётся за этот кусок. Может, разрастись и разрушить работу, а, может, и не разрастись…

Ты можешь представить себе, сколько раз я смотрела на красивых мужчин и примеряла их на себя — а что было бы, если бы я была им подругой, женой, любовницей? Красивые лица затмевали мой рассудок, и мне казалось, что их поступки тоже должны быть исключительно красивыми. Ну, не могут люди с такими лицами совершать что-то дурное — не могут быть жадными, мелочными, не могут идти против своих принципов, не могут лицемерить и лгать...

Но когда я узнавала их ближе — не прям, близко-близко, а чуточку ближе — оказывалось, что в каждом из них заключена червоточина. Неловкие движения, сказанные невзначай обидные слова, некрасивые жесты. Сначала эти детали казались мне незаметными и незначительными — «Подумаешь, — думала я, — не бывает людей без недостатков».

Но постепенно червоточины разрастались. Некоторые мужчины довольно быстро показывали своё истинное лицо. Некоторые показывали своё лицо позже и ранили жестоко и глубоко. И постепенно я стала мудрей: я по-прежнему вижу красивых мужчин, иногда у меня дух захватывает оттого, сколько вокруг красоты. Но я уже знаю, что в каждом из них заключена червоточина. И я придумываю каждому образ, какой я хочу видеть и любуюсь им издалека. А что там на самом деле внутри — мне уже совсем не интересно…»

Я умолкаю. Город постепенно погружается в ночь. Нас везёт таджик на пазике. Только такие отчаянные и ездят в такой час: нормальные водилы давно уже спят. Я держу самого дорогого мне человека за руку. Прерывая молчание, он спрашивает меня:

— А во мне тоже есть червоточина?

— Да, конечно, — отвечаю я. — Но твои червоточины мне знакомы, и я уже ничего не боюсь, я примерно знаю, во что они разрастутся…

Автобус продолжает ехать в ночи, его изрядно потряхивает, он скрипит всеми своими частями, как будто старый больной человек жалуется на свою никчёмную жизнь.

polusolnce

[textgame]

52. к 51.

- Как дела, Фил?

- Нормально…

- Понятно… Работа идёт?

- Идёт понемногу… Сегодня клиент заходил. Так, ничего особенного: ремонт кое-какой заказал. Там ерунда была – ремень наплечный. «Легко!» - говорю – «За пятнадцать минут сделаю». Клиент ушёл, сказал позже зайдёт. Ну, я сделал нашивку на плечо. Нашёл кожзам, похожий на кожу и раз, два! И готово. Потом он пришёл, смотрит, чего-то сомневается – думает одинарной строчки мало. Беру у него сумку и – раз, два! – делаю ещё шов. Дело мастера! – нормальная работа!

В тот день Никита освободился неожиданно раньше обычного и появилось окно. Теперь он вспомнил о необходимости, давно следовавшей за ним по пятам – порвалась любимая сумка и надо было её починить, но когда этим заниматься, когда ни минуты свободного времени с утра до самого вечера? Теперь он решил заняться этим, воспользовавшись случаем. Сначала он поднялся на второй этаж местного дома быта и сразу увидел ателье напротив лестницы. Женщина-мастер, а может заодно и хозяйка, уже в годах, что-то искала то на столе, то в коробках, то под столом. Молодая женщина, опрятная, но недовольная стояла рядом и с терпением ожидала чего-то. Начинала расти очередь. Вдруг Никита и женщина из очереди перед ним одно��ременно подумали об одном и том же и сделали движение в сторону выхода. Хохяйка-мастер тут же отреагировала, бросив первое и спросив очередного человека о его вопросе. Женщина осталась, а Никита вышел из ателье. Ровно напротив находилось еще одно ателье. Подойдя поближе, Никита спросил:

- У вас то же? – сделав неопределенный жест назад.

Две женщины подняли в ответ свои головы и ответили одновременно:

- Нет, у нас другое ателье.

- Хорошо. Вы можете починить сумку?

Взглянув на сумку, одна женщина спросила другую:

- Слушай, тут, наверное, толстая кожа нужна?

- Ну да. – ответила другая.

- У нас есть такая?

- Мне кажется, у нас нет такой. – ответила вторая женщина первой, а затем обратилась к Никите. – Вам лучше в ремонт обуви обратиться. У них наверняка будет то, что нужно.

- Хорошо, а где это?

Сапожники сидели тут же, за углом. Работали они вдвоем: крепкая, здоровая женщина и щуплый мужчина. Маленькая комнатка, в которой они сидели, имела всего пару квадратных метров площади, но работники как-то умещались на этой площади вместе со станками и материалами. Когда Никита обратился к ним, женщина отложила работу, взяла старомодный портфель и стала перебирать кусочки кожи и других материалов. После полной ревизии женщина отрицательно покачала головой и предложила обратиться к другим обувным мастерам, сидевшим на этом же этаже, но дальше по коридору. Никита отправился туда. Дор’огой он смотрел на комнаты, оборудованные под магазины – жалкие и разномастные. Вещи в этих магазинах не внушали никакого доверия и от того выглядели особенно жалкими. Сиротливые магазины, разбросанные без сортировки и порядка, смотрели через освещенные дверные проемы в темный и ободранный коридор. Дальше располагалось кафе и после него магазины еще мельче. В этой стороне за последним магазином находились те самые сапожники-мастера. Помещение, в котором они находились, вызывало единственную ассоциацию - «конура»: помещение тесное, но вытянутое вглубь, с верстаком, полками и вентилятором. Вместо окна открытая дверь. Мастер, сидевший ближе к выходу, занимался шитьем и в тот момент, когда Никита увидел его, он занимался налаживанием женской сумки. Второй мастер занимался обувью. Оба уже не молодые. Портной уже познал седину, хотя и одет был в яркую рубашку, сшитую по фигуре.

- Что у вас?

- Вот, сумка. Здесь надо нашивку сделать на плечевой ремень.

- А! Не проблема. Через пятнадцать минут будет готово.

- Я могу чуть позже зайти?

- Конечно.

Уходил Никита от чего-то с гадким чувством, точно коснулся чего-то грязного и липкого. Вернувшись через некоторое время, он нашёл глупый кожзам, пришитый криво и кое-как к ремню. Скандалить не хотелось, а только спросил про строчку. Седовласый юношистый мастер лихо взмахнул руками и отобрал сумку из руки Никиты.

- Счас! Одна минута! – и тут же на глазах Никиты сделал еще один шов.

Никита взял сумку и тут же убедился, что второй шов, положенный так же криво и небрежно, как и первый, совсем не улучшил положения. Более того: глупый кожзам противно вонял и прилипал к рукам за счет избытка гуталина. Досада разбирала Никиту, но он молча заплатил и ушёл оттуда.

- Наверное, каждому даётся пропитание, а иначе как они все тут находятся? – думал Никита, уходя из этого места.

12-13 апреля 2017 г.

pjvm

[textgame]

51. к 50

— … И тогда я решила, что если буду о чём-то писать, то только об искусстве. В общем, ушла я от них. Что думаешь?

— Ну, текстовикам сейчас в городе очень сложно, кризис. Материалы берут, а гонорары внештатным корреспондентам не платят, всех сокращают. Журналисты, наоборот, уходят в рекламу, чтобы хоть что-то заработать. Многие были бы рады работе, которая у тебя была.

— А ты знакома с N? Он пишет всякие обзоры про кино, про выставки, он то, наверно, не бесплатно это делает!

— Он то, конечно, не бесплатно. Но он давно этим занимается, он поэт, постоянно вращается в богемной тусовке. И он всё собой заполонил, всех растолкал и вытеснил, никому места не оставил. Этот N — везде. И, наверно, он всё-таки в штате какого-то издания, я точно не знаю.

— Ну вот… А Аркадий его знает немножко и говорит мне: «Спроси, обратись к N». Наверно он не захочет делиться, раз он всё собой заполонил…

— Нет, ты знаешь, в общении он очень приятный и открытый человек, у него 2 сына, младший — возраста твоего Очирчика. И на личную просьбу он может откликнуться и помочь. Тем более, что Аркадий его знает. Ты попробуй. Понимаешь, ему нужно так себя вести, он мужчина — ему нужно кормить семью и быть сильным и жёстким. Поэтому не знаю, попробуй.

3 апреля 2017

polusolnce

[textgame]

50. к 49.

- Вот, тебе уже тридцать… В это время меня как раз привезли в роддом… Сейчас вон: по двое, по трое у людей, а тогда вообще детей вокруг не было и беременных на улице нельзя было увидеть, потому что их не было. В твой год вообще очень мало детей родилось.

- Почему?

- Почему? Время было голодное.

- Боялись, что не прокормят?

- Да, все понимали, что детей кормить надо, а как их прокормить, когда самим есть было нечего? Да и христианской основы тогда не было, не знали как детей воспитывать.

- Правда?

- Да. Так и было, ходили друг к другу и спрашивали: учить ли их локтями себе дорогу пробивать, всех расталкивать или другому чему? Правду говорю, прямо так и было: ходили и спрашивали друг у друга.

- И кто-то всё-таки учил своих детей локтями всех расталкивать?

- Да, конечно... Вот они сейчас все и пробиваются локтями, всех расталкивают...

 27.03.2017 г.

sp-pjvm

[textgame]

49. к 48.

в лес. в тихий весенний день. через холмы и ложбины на родники мы выбрались с другом. мы говорили об одном о другом шли не спеша, я запоминал путь. у входа в лес увидели мы даму, в белой лёгкой курточк��, розовых брючках, обтягивающих, и чёрных резиновых сапогах. она выгуливала собачку на свежем воздухе говорила по телефону и посасывала тонкую сигаретку. маленький урод скрючившись гадил посреди дороги, тонкие ножки болезненно тряслись, а вытаращенные глаза выражали не то радость не то боль. тебе не кажется ужасным этот принцип селекции? что сделали с несчастным существом... поколениями собаку делали "карманной". и она родилась вот такой. в этот формат не влез мозг, мышцы, деформировались череп, лапки... одомашненные животные вызывают у меня чувство вины. уродливые, тупеющие, потерявшие последний рассудок от назойливого ухода своих невротических хозяев... когда люди просто не знают как поделиться любовью с ближним и изливают приторную душевную жижу на несчастных зверьков. ты резок. не знаю. не важно. посмотри как много всего хорошего вокруг! когда мы проходили мимо собачка уже сделала свои дела и от радости дёргала хозяйку вперед в лес. Когда ошейник впивался ей в глотку она издавала звук странно похожий на матерную брань своей хозяйки хохотавшей в телефон. что это было? мы прошли в лес. талый снег ещё лежал между тонких стволов обновлённого леса. а потом мне пришлось идти одному. и я припоминал наши разговоры, чтобы найти путь. конечно, я заблудился... подойди. зеркало скажет правду, проходили мы первую аллею, зеркало скажет правду. Есенин договорился с ним до чёрного человека и ударил себя тростью между глаз, не почувствовав боли. он умер? его убили. ритмичное биение о холодное стекло с бесчувственной амальгамой на обратной стороне. а черный человек пережил его. гуляет теперь свободно по душам и умам, наводит ужас. вот посмотри, сейчас за поворотом будет полянка с чабрецом. и мы вышли на пригретую солнцем лысину леса, сбавили шаг, смотрели под ноги. я заметил знакомые тонкие игловатые листики. пахло мокрой землёй и талостью зимней. я растёр пальцами душистую травинку, аромат вылился как джинн из лампы, такой огромный, такой стремительный. чабрец. одинокий, застенчивый, отстраненный, равнодушный, всегда на дистанции... это всё можно было бы сказать о человеке с характером чабреца. забавно. ты знаешь таких? да, конечно. возможно. вот с этой полянки нужно повернуть налево. хорошо, понял. теперь я шёл один к роднику. серебристая вкусная водичка. в прошлый раз мой приятель показал мне путь, который я успел подзабыть, конечно. начало и конец я знал хорошо, а середину старался восстановить по памяти. мы шли через город, а затем повернули за дом, старый, многоэтажный из уныло посеревшего кирпича и поднявшись на пригорок пошли в лес. легкая музыка ритмичного бега послышалась в прозрачном весеннем лесу. я обернулся. шла на обгон стайка спортсменов в разноцветных костюмах. куда они бегут? может быть в сторону родников? обогнав меня, они повернули направо и стали подпрыгивать, я вспомнил, тогда там была большая л у ж а, кото рая теперь видимо, превратилась в болотце. как ни странно, я не увидел там ни лёгкой жизни, ни гедонизма, ни упоения собой, а увидел свободу в своей простоте. свобода сейчас продаёт всё на свете. одежду, машины, дома, аксессуары.... они были спокойны, даже немного веселы, свободно ветерок играл в их кудрях и шифоне блуз. цветной и блестящий мир бликовал в стёклах солнечных очков. сколько стоит сейчас казаться здоровым и успешным? дорого, наверное, а может и нет. чем моложе, тем дешевле. ты не считал? нет. всё равно. мы проходили по тропинке в осиновой рощице, свет пробивался сквозь дрожащие веточки. зеркало неба сливалось со вздутой, влажной плотью прямой дороги впереди, за пригорком были родники. кажется а, вспомнил! эту тропу я видел, когда мы говорили о самбо. а этого дерева уже не помню. может, повернул не туда? куда же идти? тихо-тихо, людей не слышно, и лыжников нет рядом. значит родники далеко. за лесом виднеются многоэтажки, странно, я их совсем не помню. заблудился. я шёл мимо чабреца, прыгал через лужу с бегунами, но так и не нашёл осиновой рощи... того прямого пути нет и нет. как же? и день тогда был солнечный, а сейчас смурно и штиль. надо вернуться обратно, но как я шёл сюда? так много троп протоптано, а людей нет. тренер говорил двум новичкам, наблюдая их неловкую схватку. так, этот у нас пойдёт путём Геракла. знаешь кто такой Геракл? а? это путь силы. ты скорее пересилишь равного, нежели перехитришь. а есть ещё путь Аполлона. это путь техники. а вот тебе бы потренироваться ещё и посмотрим силой или техникой возьмёшь. да? ну что Аполлон или Геракл? мальчики как бы сосредоточились на схватке, чтобы не отвечать на вопрос, который не поняли. Дионис... ну это смотря что у тебя внутри. с чем пойдёшь к человеку, то от него и получишь. чаще всего так. а у меня внутри автономный комплекс. и может даже не один. да... но с пути я сбился окончательно. кругом незнакомые всё места. нужно лишь постараться вспомнить, включить голову, мыслить логически... да, тут у нас часть неподалёку. если идти по той дороге, но запомни нам по другой, вот сюда, где те осины. ах да, вижу, там вышка, связисты наверное? да, логично. армия - это вообще очень логично: или ты или тебя. что? я не могу... ты видел фотографии 44-45? когда Германии уже некому было воевать и в ход пошли дети? ну кому-то же надо было - это логично. в том-то и опасность. логикой можно вывести любой бред. говорят в армии - жизни учат. да, но какой? логичной, очень логичной. а потом ты уносишь эту логику с собой, а там, за холмом, не спуск ли к родникам? и лыжный тук послышался. ах вот и домик лесника! или не он? идёт человек навстречу с тяжёлым рюкзаком за спиной. а роднички там? да, вниз и направо. спасибо! спускаюсь с пригорка, вижу знакомый забор, лыжную трассу, разноцветных лыжников и в стороне открылась лощина с тысячью родников, ключей, ручейков. но. какой же выб ра т ь

?

Sunrise Dreams

15-20 марта '17

[textgame]

48. к 47. Карма (отрывок)

Когда я вспоминаю Очира сразу после рождения, мне хочется сказать: «Маленький пушистый комочек». Но он никогда не был комочком, он всегда был человеком с вполне конкретной анатомией, только очень миниатюрной. Многие мышцы ещё не сформировались, и оттого он казался худеньким и слабеньким. Кожа у него была тонкая-тонкая и бархатная на ощупь.

Когда Оченька плакал, он покрывался тысячей морщинок и становился похож на маленького старичка. Мы созывали консилиум – я, Аркаша и его мама вместе искали в��есте причину беспокойства и действовали – мазали натёртые места и опрелости кремом или давали анисовую воду, или я просто прикладывала Оченьку к груди.

Я прониклась величайшим сочувствием ко всем детям, которые растут без родителей. Я говорила Очиру: «Как хорошо, малыш, что ты родился именно в этой семье именно в это время и именно в этом пространстве…»

Как-то раз я спросила Аркадия: «Как же живут детки, которые растут в детских домах? Ведь никто же не будет каждому мазать красные полоски на попочке кремом, их так много…!» И Аркаша мне ответил на это: «Они с самого начала жизни терпят и постепенно становятся менее чувствительными к себе, боли и окружающему пространству».

7 марта 2017

polusolnce

[textgame]

47. к 46.

Вода. Мягкие волны расходятся кругами от места касания. Хочу прекратить их, но они продолжаются, расширяясь всё дальше. Любое действие рождает долгие последствия. Волны отражаются от берегов, деревьев: лежащих в воде стволов или погружённых в воду корней, отражаются и возвращаются обратно в общее поле звучаний и взаимодействий. Два касания обречены рано или поздно найти пересечения последствий. Встречаясь, они множатся и проходят дальше, пока не утихнут. Тишина. Утренние птицы едва только начинают свой день – они первые встречают зарю. Трава обновилась за ночь и всё дышит новизной: вчера был день, вечер, ночь и сегодня снова день, словно заново.

Вода принимает и уступает, но диктует свои правила: мягко, но непреложно. Движение открывает чувство упругости и ��угой податливости: не торопись, зачем тут резкость? Земной шар крутится с огромной скоростью и разве ты чувствуешь её? Резкость не добавит тебе скорости. Не торопись. Плавные движения гармоничнее и эффективнее.

Первая встреча – трезвящая прохлада, оставляющая домыслы позади. Последствия расходятся по сторонам и плавность мягко диктуется. Правила. Неопровержимость и несомненность. Не ведая того, учишься новой жизни, игре. Осознание придёт уже после, по встрече с твёрдостью прежних оснований и тогда познаешь разность. Прежнее станет непривычно и странно. Так странны кажутся люди, находящиеся в движении, когда стоишь и, стоящие на местах, когда сам перемещаешься в пространстве.

Чем сильнее отдаёшься, тем более упруго она учит тебя. Последствия расходятся большими кругами, а камыш и осока качаются в такт, слегка кивая в ответ головами.

02.03.2017 г.

sp

[textgame]

46. к 45

Ноябрьским утром группа людей ждала в очереди у подъезда пятого дома на улице Космонавтов, чтобы попасть на исповедь к отцу Артемию. Стояла терпимая минусовая осень, однако косточки людей (преимущественно, пенсионеров) промёрзли за два-три часа очередестояния. Воздух толпы разряжался с каждой минутой.

Засохшие петли начали поддаваться давлению изнутри, и очередь, как это бывает, затормошилась, говоря себе: «Ура. Ещё один». Сильнее и сильнее тряслась дверь. Следомстоящий майор в рабочей фуражке готов было дёрнуть сам, но остепенился. Дверь распахнулась, из неё вывалился пьяный мужик с запахом перегара. Майор брезгливо посторонился, но сразу же юркнул в образовавшееся пространство, не дожидаясь пока мужик сделает шаг на обледеневшее крыльцо.

Накинув головной убор неопределённого вида, мужик затараторил, размахивая руками, как это делают люди из простой среды, занимающиеся наёмным трудом за скудную плату.

— Закрывают церковь, не будет больше Артемия, не будет больше причастий.

— Ересь несёшь, проклятый! — заголосила полная краснощёкая дворничиха.

— Как тебе не стыдно, Матвеевич! — вторил крикливый баритон сторожа, мужа дворничихи.

— Особенно перед детьми, — внесла лепту подозрительно многодетная Мария, народом окрещённая фефёла Федо́ра по мужу Фёдору.

Мужик не приуныл. Взяв под козырёк и делая подзывающие движения руками, как будто он на��онял ветер в свою сторону, он заговорил. Лёгкий гам, обрушившийся на Матвеевича, приутих, и люди, следуя логике жестов рук, серпом обступили мужика. Вспоминая лихую молодость, он представил себя прапорщиком, а толпу зелёными новобранцами, которым во что бы то ни стало надо преподать первые уроки армейской выучки.

— Захожу я к Артемию. «Пил?» — спрашивает он и смотрит. «Пил» — говорю я и опускаю глаза. «Ну, Матвееич, больше не буду тебя исповедовать». «Как так?». «Не серчай», — успокаивает Артемий и дёргает бороду, — «Отбирают у нас приход. Будешь теперь с бабами к Ипполиту ходить за пятнадцать вёрст,» — говорит он. — «Тягались мы с ними, тягались, — ан, да ничего и не вышло!».

Сбивчивая речь мужика колыхнула общественное мнение, внеся ноту горечи в очерёдную группу.

— Что получается, — нам теперь к озеру по зимним проталинам шаркать придётся? — спросила дворничиха, обращаясь непонятно к кому, тем самым подогревая конфликт.

— Эх, а я только галоши на рынке приобрёл. Думал до следующей зимы как новые будут, глядишь, ошибся, — ударил себя в лоб сторож.

Люди, сбившиеся в полукруг, определённо жаждали перемены. Кто-то собирался ломиться к Артемию, забывая, что там такая же очередь, и его отговаривали, убаюкивая воскресным обедом. Кто-то наоборот, прочистив горло, клял на чём свет стоит клерикальную систему, а вместе с ней и администрацию города за пренебрежительное отношение к нуждам простого люда. Нашлись и такие, кто ушли, не оглядываясь, покорно бросив место в очереди.

— Да повесить их ��сех на наших фонарях! — грозно причитала дворничиха.

— Совсем обнаглели! — вторил ей муж.

Пока вёлся ожесточённый спор, неподалёку от богоугодного заведения припарковалась старая, но вычищенная до блеска «Волга». Обождав, водитель заглушил мотор, и, открыв дверь, кирзовыми сапогами опробовал промёрзшую землю. Уверенно подойдя к очереди, он тихо, но строго спросил:

— Кто слухи распускает?

В очереди слышалось имя Матвеевича. Сторож отпускал почтительные, но двусмысленные выражения, которые по ситуации могли быть истолкованы и в сторону мужика и категорически против него. Другие ругали, третьи вообще готовились выдать пьянь с потрохами, но Матвеевич после короткой тирады запропастился чёрт пойми куда, поэтому непонятно было, что думает он сам. Мужчина спокойно переводил взгляд с одного очерёдника на другого, и по негласным причинам люди, встречаясь с ним взглядом, отводили глаза. Наиболее рьяные блюстители совести делали жалостливые или смешные физиономии, давая понять, что они здесь только по одному намерению — оказаться как можно быстрее у отца Артемия, дабы исповедовать свои прегрешения, вольные и невольные.

Мужчина тихонько покашлял, и толпу как холодной водой захлестнуло — все насторожились, вытянулись и приготовились внимать каждое слово.

— Понимаете, граждане, сейчас обстановка тяжёлая. Что-то мы делаем, — мужчина улыбнулся беременной Марии, — а что-то не можем. Мне от отца Артемия звоночек поступил, — дескать, мешаете исповедь вести… Граждане, ну как так? — без умысла, почти шутя, он пристыдил несколько десятков человек, но, странное дело, никто не воспринял это как шутку или возможность поговорить с мужчиной, делясь своими мыслями на счёт порядка клерикальных или административных вопросов.

Одни исступлённо воротили головами, дистанцируя себя от толпы и как бы провозглашая: это точно не мы. Другие пристыженно, с наигранной болью в лице, кивали, давая понять, что слова мужчины точны. Мимика их насупленных бровей и сжатых в треугольник губ уверяла, что подобное не повторится — сегодня точно никаких склок или тяжб на очерёдной паперти.

— Хорошо, — с некоторым удивлением заключил мужчина, дивясь бесконфликтности людей, в его кругах заклеймённых штампом мелочности и сутяжничества. ��н уверенно хлопнул себя по карманам джинсов.

— А если будут вопросы, то в индивидуальном порядке к нам в часы работы, — и, подмигнув Марии, зашагал к машине.

Некоторое время толпа стояла неподвижно, а потом стала тихо перебрасываться не значащими фразами. В каком магазине дешевле ливерная колбаса. А где, наоборот, юркие продавцы, глядя на зазевавшихся покупателей могут обобрать, подсунув рубль вместо пятака. Беседа про приход стихла сама собой, и народ приободрился после уезда, видимо, важного служащего на чёрной «Волге», как заключила дворничиха.  Отворилась дверь. Майор с фуражкой в руках вышел из очереди, позвав следующего стояльца в коридор.

26-27. 2. 17

Александр Лаппо

[textgame]

45. ***. к 44.

О, музыка моего сердца, я услышал тебя впервые вместе с плачем моего новорожденного сына. Оглушающе-трепетный, резко-ласкательный, обрывисто-длительный. Будто ослепительный свет разлился по палате. Этот потрясающий звук - метафора огромной жизненной силы, разворачивающейся у меня на глазах в нежном, крохотном тельце. Уши мои как бы заложило, отделив сознание от мельтешенья большого мира. Тогда, пожалуй, единственный раз в унисон моему сердцу, пульсировал великий свет полноты жизни. Как тяжело было расти нам. Первые зубки, бессонные ночи. Жена заметила седину в моих волосах, когда я наблюдал совершенствующуюся координацию его движений - первые шаги. Какая большая мудрость в том, что первые муки человека исключительно телесны. Кожаные ризы, растягиваясь, принимают жёсткие удары окружающего мира на себя. Скоро я заметил, что потерять зуб ему уже не так больно и обидно, как непрочитанная сказка на ночь. Время шло, он менялся духовно и телесно. Иногда я с восторгом замечал его светящиеся вдохновением глаза, а иногда погасший звон усталого голоса обессиливал меня. Внешняя сторон�� отношений в нашей семье была неприметна, обычна, но кого это волновало? Никто же так и не разобрался в том, что было за нашими объятиями, что было когда я поддерживал его, маленького, за бочка на турнике или канате? В детстве он всегда спал на животике и с утра я будил его тем, что ладонью гладил спинку, он улыбался и говорил, что у меня шершавые руки, а промурлыкав, вставал в хорошем настроении и шёл в школу. А потом в колледж, а потом в институт. Объятия наши стали редки, а спина его так разрослась, что и не обхватишь. Да и требовал он уже не ласки, а практических советов в делах и поисках, реальной поддержки, а самое главное - серьёзного отношения к себе, как к равному. Когда он начал скрывать свою личную жизнь, приходить поздно, мама наша так болезненно восприняла это. Я беспокоился за неё, но, вроде, всё обошлось. Хотя, признаюсь, только не говорите сыну, что и у меня сердце ёкало, когда он был в армии, когда, позже, в археологических экспедициях на краю земли копал не весть что, какие-то капища... Что там было?.. Какая большая мудрость в том, что с возрастом телесные муки как-то странно связываются с духовным состоянием, чуть не выражают его, либо помогают его прояснить. Как-то раз малыш сломал руку на борьбе. Когда он, сильно задержавшись, пришёл из секции вместе с другом (хороший мальчик, сопровождал его в травмпункт) с гипсом на руке, то, посмотрев ему в глаза, я прижал его голову к груди и спросил, почему он не позвонил? Его боль перестала быть нашей общей болью, теперь он предпочитал справляться с ней сам. "Не хотел беспокоить". Ну что ж... И сердце моё залилось плачем, как тогда в роддоме. Какая мудрость, должно быть, в том, что люди в этом мире отдельные друг от друга существа. Мысль о смерти не так страшна, если знаешь, что твой потомок примет эстафету. А потом... Боже!.. Шли дни, были и печали и радости. Когда он привёл к нам в дом невесту, мы прыгали от счастья, но виду не показывали, как же! Помню, в один солнечный день, мы ремонтировали крышу, я попросил его подать мне молоток и с изумлением увидел эту жилистую, взрослую руку, тянущую мне инструмент. Как это? Рука как бы моя, но не моя... Высокое солнце углубляло тени рельефных мышц, разветвлённых вен, подчёркивая звенящую упругость сочной кожи. "Пап, ну что ты ��ам?" Я очнулся, взял молоток и увидел свои руки... шершавые...

В тот день мне хотелось петь вместе с ангелами, которых я слышал, но какая-то странная немота сковала меня, я не чувствовал рук. Сын плакал надо мною. Мне казалось, в слезах его отражался тот свет, что изображают золотом на иконах, и я удивлялся смиренной выдумке богомазов: они же видят как далеки от оригинала, божьи люди. О, музыка моего сердца, она становилась громче, в унисон с ангельским пением, похожим на плач.

Sunrise Dreams

24-25.feb’17

[textgame]

44. к 43. и маленько к 5.

Все учились в Абакане, но кто-то был из самого города, а кто-то из ближайших сёл и деревень. Почти все побывали в армии, ходили слухи, что у одного из них даже есть условная судимость. Питерские высокомерно называли их «пацанчики» или «турник-мэны» — они постоянно подтягивались на турнике, а ещё отжимались, качали пресс и очень красиво и слаженно работали на раскопе.

Я старалась не смотреть на них, но глаза нет-нет, а всё-таки невольно устремлялись в их сторону. И поэтому я смотрела и смотрела. Знаете, в их среде всё просто — если девушка пялится на парня, значит, она на кое-что намекает. Я жутко боялась этих ситуаций: из-за своих изучающих взглядов я часто попадала в дурацкие истории и поэтому старалась быть не слишком навязчивой. И они почти привыкли, что я на них постоянно смотрю, решили что я немного странная. Об этом говорило множество фактов: например, я унесла череп хорька с раскопок, почистила, помыла и хранила его в своей палатке. А ещё я почти не заботилась о своей внешности, не наряжалась и не красилась по выходным, постоянно ходила в растянутой футболке и мужских семейниках.

Даже, когда они просто стояли, сидели или ходили, они были прекрасны. Практически всегда без футболок — мы много времени работали на воздухе, а оказалось, даже в Сибири летом очень жарко. 

Солнечный свет скользил по их атлетичным телам. Самые выпуклые части становились очень яркими, ложбинки и впадинки – проваливались в темноту. Игра света и теней делала их тела ещё более отчётливыми, рельефными.  Я гоняла в памяти свои скудные знания о пластической анатомии: «Зубчатый мускул сплетается с прямым мускулом живота, у Дани это хорошо видно.  А этот треугольник над плечами - это, наверно, раскачанный капюшонный. А вон он сел, повернул голову, на шее виден грудинно-ключично-сосцевидный мускул». Они подтягивались, и можно было бесконечно наблюдать и наблюдать за работой мышц, сухожилий, суставов. Самые сильные подтягивались с деревянными чурбаками между ног.

Руки так и чесались порисовать их, но я жутко стеснялась и так их ни разу и не порисовала.

Я замечала, что у некоторых из них тела сухие и жилистые, а у некоторых - кажутся более объёмными. Аркаша говорил мне как-то, что сила и выносливость человека не зависят от объёма мышечной массы, а все эти огромные груды мышц, дельты, бицухи — лишь мыльные пузыри в погоне за сомнительной красотой. Чаще всего раскачанные ребята увлекаются протеиновыми коктейлями и прочим спортивным питанием. Не знаю, как далеко в этом зашли абаканские аполлоны, но в их телах не было никакой чрезмерности. Даже у Дэнчика — а  он был самый надутый. В нём была какая-то изнеженность, холёность: пухлый нос картошкой, пухлые губы, светлые, мягкие волосы, нежные черты лица. И надутость мускулов ему даже шла.

Однажды они сидели и разговаривали, а я, как всегда, смотрела на них и немного подслушивала. Один из них — Антон с кликухой «Кудрявый» — говорил: «Сколько ни качаюсь, похож на дрища. Вообще ничего не растёт. Я каждый день хожу в качалку. Надо, наверно, пить коктейли…» Его друзья-пацанчики кивали  и в один голос говорили: «Да-да-да, надо-надо»…

Они долго обсуждали спортивное питание, а я сидела и думала, как сказать этому человеку,  что лично мне его тело очень нравится? Что он подобен Дискоболу? Что за него бы дрались все академические мастерские? Я думала о том, что мужчине, наверно, приятно получить похвалу его внешности из уст женщины (женщине из уст ��ужчины точно приятно), но тут же начинала думать, как он это воспримет, как все они это воспримут? Наверно, он, наверно, они подумают, что я к нему клеюсь…  В нашей культуре комплименты внешности создают неловкости… Как отбросить все условности и сказать человеку, чтобы он не уродовал себя, что он прекрасен? Прекрасен… Возможно, ему или им всем никто такого никогда не говорил, и они действительно думают, что делают себя лучше. Возможно, какая-нибудь девушка тоже хотела это сказать, но боялась щекотливых ситуаций. Я так серьёзно задумалась об этом, что начала чувствовать свою ответственность: если я сейчас не скажу человеку прав��у, я разрушу ещё одно прекрасное божье творение, из-за меня Антон ступит на порочный путь. А если скажу — всё изменится, ему будет приятно, он поймёт, что он прекрасен, не будет уродовать себя и гробить своё здоровье, и даже если он думает что-то не то, это будет уже не важно…

В общем, я думала-думала, но так и не переступила через себя и ничего не сказала. 

Теперь вот иногда вспоминаю эту историю и думаю: 

«Как там Антон? Начал ли он пить эти химические коктейли? Раскачался или нет?»

22-25 февраля 2017

polusolnce

[textgame]

43. Краски. к 42.

Малиновый цвет на месте красного - это малодушие красного.

- Привет, Андрей!

- Привет. – Андрей едва подал руку и пошёл к своему столу.

У него давно появилась привычка здороваться едва подавая руку, давая скорее подержать её, прикоснуться к ней, чем используя её для рукопожатия. Поздоровался со всеми.

- Как съездил? – Никита знал, что Андрей тут же отзовётся на этот вопрос. Так и всегда случалось, но сегодня Андрей взорвался:

- Да еле доехал! Думал не доеду! – слова из него выходили дробно и резко с нарочно синкопированными паузами. Эта имитация или манера речи призвана была показать крайнюю степень возмущённости и возбуждённости. Между словами призраками мерещилась нецензурная брань: краткая и мелкая. Никита хорошо знал эту дутую манеру – за ней ничего не было: ни реального чувства, ни серьезности действия. Малейшее повышение голоса со��еседника способно прекратить подобный пассаж.

- Слава Богу жив остался! – едва вылетели эти слова, к большому удивлению самого Андрея, как всем стало понятно насколько он теперь пересолил. Ему стало совестно. В Бога он не верил и благодарить не собирался. Ему хотелось пожаловаться, чтобы его пожалели, как мама. Хотелось покапризничать, ни никто не купился. Все понимали, что Андрей это делал не от реальной обиды или страха опасности, а чтобы получить удовольствие, замурлыкав от приятности. Никто не хотел доставлять ему такого удовольствия и от этого он ходил надувшимся и закрывшимся в себе.

- На дороге такая метель была, что не видно вообще ничего было: где поле, где дорога – ничего не поймёшь! И машин нет как назло! Не за кем пристроиться. Вот и едешь – не зная по дороге или в поле сейчас въедешь.

Немного поспрашивали ещё и успокоились: кроме испуга никаких новостей.

- Еле откопался вчера: три часа снег чистили с соседом, чтобы выехать – так занесло, что не проедешь... У нас там вообще райончик никому не нужен, не чистят вообще ничего. Никому ничего не нужно... Так только сосед на уазике ковш цепляет и с разгона снег выгребает, но этот сосед дальше на дороге, а мы с лопатами... А летом вообще наркоманы какие-то шатаются. Один раз ко мне знакомая в гости приходила и часов восемь собрались уходить. Мы уже подошли к воротам, смотрим, а за воротами по дороге молодёжь идёт человек пятнадцать и все агрессивные какие-то. Идут, а сами рассуждают по дороге как их из милиции отпустили. «Как, мол, мы уговорили милицейских». «Да вот они нам, а мы их вот так» и т.д. В общем, агрессивная молодежь: только вышли, а уже обратно хотят. Неспокойный райончик. Этот район вообще никому не нужен... А дороги зимой: где-то вода потекла, ну и замерзла, конечно. И так машина едва проезжает, а теперь вообще ездить невозможно...

- У вас недавно наркоманы появились?

- Нет, наркоманы давно уже, ещё с советских времён. Только те уже все на кладбище лежат: кто спился, кто искололся, а сейчас новое поколение, помоложе. Сегодня, вон, у соседа машину обчистили.

- Прямо во дворе?

- Да, прямо во дворе, перед домом. Я ещё как-то был у него, говорю: «а что это у тебя машина открыта?» А он мне: «а кто залезет?» Вот и залезли. Они ещё пять машин в других домах обработали. У соседа-то три машины стоит: своя, служебный автобус и одного человека из дома напротив – он попросил свою машину тоже поставить. Это я в пять встал, видимо спугнул этих и они убежали, а так бы все три обчистили.

- Ну и дела…

- Да. У меня ещё весёлая поездка H-ово вышла. Там мою машину чуть алкаш не вскрыл.

- Как это?

- Я из клиники за товаром пошёл. Смотрю мужик какой-то копошится, а он пьяный совсем. Ну я потихоньку из-за сугроба прыгнул в машину и по газам! А он за рейлинги держится и не отпускает! Совсем, думаю, обалдел что-ли?! Ну, кое-как уехал. Весёлая поездочка вышла. А мужик вроде прилично одет, не бомж какой-то.

Андрей торжествовав: давно он не привозил столько новостей. Выручка небольшая, особо не похвалишься, а тут хоть события какие-то. Выручкой, правда, Андрей никогда не хвалился, лишь иногда вздохнёт, подсчитывая итог поездки: «да, хорошо хапнули» и всё. Сейчас Андрею нравилось всеобщее внимание, а ещё и то, что можно что-нибудь рассказать. Рассказывал он всегда что-то «плохое»: то дороги плохие ,то «погода ужасная»,  то «снег/дождь отвратительный», то «жара невыносимая». Все его пассажи решительно окрашены негативом и любой рассказ представлял собою не столько самостоятельную ценность, сколько эксплуатировал привлекательность чрезвычайного происшествия. Даже когда ему было скучно и событий не происходило никаких, то с его стороны можно было услышать что-нибудь негативное на нейтральную тему.

Никита начал терять терпение.

- Андрей, расскажи что-нибудь хорошее.

Этот вопрос озадачил Андрея. Только теперь он обнаружил, что никогда не думал в подобном русле и ни разу за последние годы не задал себе этот вопрос, отчего и думать так перестал или разучился.

- Хорошее?.. – от растерянности Андрей не мог даже сообразить сразу. – Хорошее?.. Мама рассаду высадила. – Сказал он, сам удивившись.

Никита понял и пожалел Андрея.

- Она сама сажает?

- Ну, да… свои огурчики-помидорки. Натуральные и экологически чистые.

- А то, что черта города и машины вокруг?

- Машины далеко от нас, поэтому ничего страшного. Всё очень съедобно. – сказав это, Андрей даже заулыбался, но теперь уже от спокойной и тихой радости и довольства.

19.02.17 г.

sp

[textgame]

42. к 41.

И о любви - Я решила научиться стрелять.  Она действительно несколько раз ездила на стрельбище, рассказывала много интересного про оружие и состояние обладания им. Уже не помню до или после...

Как всегда амбициозная с кучей новых проектов она пыталась осуществить очередную идею в филиале московского вуза, где в тот момент преподавала. Ей посоветовали обратиться к Такому-то. Вечером дня Х мы встретились. Я спросила как всё прошло. Она хмыкнула:

- Разговор был короткий. Он показал где стоит его машина и сказал, что там я должна у него отсосать. Потом мы сможем поговорить.  

Иногда мне кажется, что нам всем неплохо бы научиться стрелять. Нам. 

Когда отвечаю на звонок и слышу:- Малыш, у нас тут ЧП. Женя напился и избил Ольгу (жену) и Наташу (дочь, 15 лет). 

Когда бывшая выпускница рассказывает про вручение диплома:

- Это было отвратительно. Ректор прижался ко мне всем телом и шептал на ухо:”Ты моя сладкая”. 

Когда в сапсане по пути из Москвы в Петербург, зашедший в Твери православный паломник, смеясь, рассказывает своим попутчицам, как заставил младшую дочь признаться, что она его любит в обмен на пряник (старшие сразу сказали нужное, а трехлетняя сопротивлялась, полчаса она вновь и вновь подходила к папе требуя сладкое. А что в это время делала мама? А мама Ничего Не Должна Была Делать). 

Истории тянутся одна за другой. Я сижу за компьютером. На экране блондинка в леопардовом говорит:

- Девочки, вы часто спрашиваете меня как понравиться мужчине. Поймите. Вы должны выглядеть е-ба-тель-но ххх 14.02.17 zazuzai

[textgame]

41. к 40

Общение

Когда Николас сел за скрипучий деревянный стул и хрустнул костяшками пальцев, в голову пришла мысль: “Сейчас?” Но аризонская полиция не станет искать причин, из-за которых горе-студент пустил маузерскую пулю в девственный лоб и поставит чёрный штамп “Suicide” на папке его дела.

Поэтому он выдохнул, открыл вкладку Мозиллы с анонимной имиджбордой и создал тред — так назывались отдельные темы (дословно thread - нить).

Здравствуй Крупеп (назв. изменено). Сегодня я поведаю тебе историю похорон своей жизни.

Николас щёлкнул ручкой, подаренной бабушкой Стейси из Юты.

В одной руке я держу Pilot, — продолжил он — в другой Glock.

Николас проверил кобуру (всего один патрон), задвинул её обратно и взвёл курок.

Моего единственного друга сбил автобус.

Николас пристально глядел на ствол, вспоминая, где же он израсходовал обойму: Дикие голуби, которых прикармливает миссис Бодсон. И досталось тогда… Никого не погубил, но в участок отвезли.

Тони был лучшим, я всего лишь отражал свет его карих глаз. На похоронах была Мари, — та самая Мари, которой два года назад я предложил руку и сердце. Что ты вообразишь, читатель? За рюмкой джина она призналась, что всегда была его музой.

По щекам Николаса, тут же высыхая, текли горючие слёзы.

Это невыносимо. Бывало, спрашиваю я у Тони: “Брат, когда пойдём танцевать”. А он мне, хлопая по плечу: “Мэн (зд. мужик — англ.), какие танцы? Я к Мари! Потанцую на кожаном диване кокоточки!”

Злость ураганом пронеслась через Николаса.

Представляешь, — писал он, — Оказывается, тогда он ездил трахать Мари!

От раздражения Николас вскрикнул. Он не пытался понять, что больше его злит: смерть Тони, с отеческой нежностью холившего его, желторотого подростка, или отказ Мэри; любовный треугольник, разрешившийся не в пользу Николаса.

Всего час назад она ��опросила быть её другом. Крупные дождинки стучали по крышке гроба. Мари обняла меня, вздохнув: “Ах… Мне так тяжело без Тони…”

Николас прошёлся по комнате, разрывая на части порножурналы брата. Глянец поддавался не сразу, обнажённые поп-дивы беспристрастно, с удивлением смотрели на раскрасневшегося парня.

Она была не моей принцессой! — в отчаянии писал он — она была его принцессой! Сейчас я прострелю себе башку! Это ужасно! Я пытаюсь, успокоиться, Крупеп, но ничего не выходит.

Сжав челюсти, Николас потянул к себе оружие. “Это скоро закончится”, — мантрой твердил он.

Крупеп молчал  — за время создания треда никто не пустил ниток в интернет. И, вдруг, когда палец водрузился на курок, появилось сообщение.

Это глупо, перестань. Ты нужен нам. Не только мне, но и… себе

Фраза в духе Мари.

— Ахаха, — рассмеялся Николас и не уследил за дрогнувшей рукой. Громкий оглушающий хлопок, и металл прорвал узорчатую занавеску, угодив в стену. Слава Богу, осечка.

Что это сейчас было? Я пытался застрелиться, но не вышло. Нахожусь на пике куража. Это — удивительное чувство — ощутить дыхание смерти, но выбраться из её цепких лап. Аноним, ты спас меня!

Проблема-то ерундовая, — улыбаясь говорил себе Николас, — ведь умер он, а не я. У меня впереди большая жизнь!

Юноша рассмеялся, и стал в деталях описывать Крупепу произошедшее.

https://twitter.com/berbujo

[textgame]

40. к 39

Здравствуй, дорогой друг!

Прости, что долго не писала тебе, у меня, как всегда, всё очень странно. Мой кот заболел какой-то удивительной кошачьей болезнью, а я ездила в Москву, чтобы повидаться с подружками и посмотреть новую выставку в Третьяковке. Обнажённая натура, рубеж веков, советское время – как раз то, что нужно для моего диплома. Там я встретилась со своим ��юбимым Лебедевым (а ведь в фонды Русского музея весь учебный год мне было сходить не судьба!!). Конечно, его работы отличаются от того, что я видела в книжках. Самая лучшая печать не передаёт касания материала, неровностей, тонких граней интенсивности линии, неуверенности или смелости художника, фактуры бумаги. Самая лучшая печать у нас – это мелованная бумага. Мелованная бумага - плотная, шелестит со скрипом и визгом. Её неприятно трогать, она до безобразия гладкая – а если мнёшь, царапает руки. Она блестит, пошло блестит, а на такой бумаге у нас печатают и самые грязные сплетни, и шедевры изобразительного искусства. Ну какой художник в здравом уме выберет такую бумагу?

Ох уж этот Лебедев! С этим дипломом я совсем потеряла голову, упоминаю его по поводу и без, плохо сплю.  Это похоже на влюблённость или алкоголизм. Читала в учебнике по БЖД, что человек тогда становится алкоголиком, когда уже не ищет повода, чтобы выпить (например, праздники или что-нибудь трагическое или хоть сколько-нибудь значительное), а просто пьёт. Вот также и я – живу в состоянии постоянной влюблённости, влюбляюсь в живых и мёртвых, ищу значительное в незначительном, пишу тебе, чтобы всем этим поделиться. Надеюсь, ты не думаешь, что я влюблена и в тебя? Конечно, влюблена, но так, как художник любит весь мир, потому что всё является источником вдохновения. В общем, не бери в голову!

В Москве я ночевала у бывших одноклассниц. В нашей гимназии каждый выпуск делал журнал, там были стихи выпускниц, сочинения, эссе, рисунки, пожелания учителям и т.д., и т.п. – ну это же женская гуманитарная гимназия, все такие творческие-претворческие, возвышенные-превозвозвышенные! Один номер журнала оставался в архиве гимназии, другие - у выпускниц. Не знаю, существует ли сейчас эта традиция…

Мы вспоминали с девчонками наши школьные годы, я читала с серьёзным выражением лица следующий текст из журнала: «… вот и закончились 10 лет жизни, прозвенел последний звонок, наш класс опустел. Я благодарна нашим учителям за знания и опыт, которые они передали, за терпение, любовь и поддержку. Вы не просто учили нас разным предметам, вы пытались познакомить нас с жизнью.

Теперь у каждой из нас начинается новая жизнь. Мы разъедемся по разным ��ородам, будем учиться в разных местах. Неизвестность одновременно пугает и завораживает. Каждой из нас предстоит найти своё место в жизни. В новой жизни мне предстоит постоянно бороться, чтобы однажды стать просто счастливой».

Я старалась читать с пафосом, интонировать, поднимала руки кверху, как будто обращалась к небесам. Девчонки умирали со смеху. Когда мы немного успокоились от безудержного веселья, Катя сказала:

- А ведь Саша всё это написала, чтобы просто что-нибудь написать. Такие сочинения – это отписка.

Я неуверенно возразила:

- Ну, может, на тот момент она была искренней…

Катя продолжала:

- Да, нет, точно-точно. Как меня бесили в школе эти сочинения. Моё выпускное сочинение меня заставляли переписывать три раза – все учителя  тряслись за медаль. А я специально выбрала такую тему «Анализ стихотворения», чтобы не надо было сильно разглагольствовать, чтобы можно было просто – размер такой-то, рифма такая-то и тд,  и тп. Так эта ваша Ксения Вячеславовна, помню, заставила меня добавить такую строчку – «в этом стихотворении нет обличительных строк, зато есть лирические ноты с тоном грусти», что-то такое, это вообще меня так выбесило.

- А мне вот очень нравилось писать сочинения.

Уже не помню кто, Катя или Лера, ответили мне на это:

- Ну тебе то, конечно. Ты же всегда была такая. Творческая.

В общем, как ты понимаешь, я отлично провела время.

Когда я ехала домой в поезде, я думала вот о чём: а действительно – зачем и кому нужны эти странные сочинения-отписки? Благая идея сохранить детское творчество превращается в какой-то фарс, потому что творить можно только в строгих цензурных рамках. Можно писать либо хорошо, либо ничего. К чему эти бесконечные сладко-приторные восхваления учителей? Какое отношение это имеет к жизни? Перечитывает ли кто-то потом этот журнал, который остаётся в архиве гимназии? Скорее всего, нет, никогда. Это просто какая-то очередная бюрократическая бумажная повинность, прикрывающаяся благой идеей…

Моя страница в “Верлибре” была наполнена странными рисунками и не менее странными стихами… Что они говорили обо мне тогдашней? Что говорило это сочинение о Саше? О том, с кем она училась? О том, что чувствовала? О людях, с которыми она училась?

Я пыталась вспомнить, что я помню о школьных годах. Яркие вспышки. Я проваливалась в сон под мерный стук колёс. Вечно красные глаза биологички – я думала тогда, бухает ли она или, может, её бьёт муж? Галина Игоревна заставляла меня есть мерзкую еду в столовке.

Или Ксения Вячеславовна – однажды я встретила её в автобусе, хорошо, что она меня не видела. Она сидела на заднем сидении и с кем-то целовалась. Что ещё делать человеку в 25 лет? И я никому, никому об этом не рассказывала, поступая не по-детски мудро. Ведь учитель – это нечто сакральное, священное, они не должны ошибаться, должны быть всегда примером. И я интуитивно понимала, что ни к чему марать священное имя учителя грязными сплетнями.  Но какая же она была счастливая!

А знаешь, в чём заключалась главная ирония сочинения Саши и зачем я так паясничала, читая его? И почему девчонки смеялись?

Саша всегда была очень правильным человеком и никогда не оступалась.

Но однажды что-то пошло не так, и она соприкоснулась с грехом. Но не с теми мелкими грешками, за которые ты вечно коришь, ругаешь, истязаешь себя и меня, а с настоящим грехом. Настоящий грех налипает на человека вязкой, вонючей грязью, и, кажется, что никогда от него не отмоешься, что на всю жизнь останешься грязным. Но время, знаешь, идёт – человек не может вечно корить себя и считать грязным, со временем ему начинает казаться, что он очистился. Но, конечно же, это не так – грехи оставляют раны, борозды, рытвины, ямы, провалы внутри человека. Чем больше грешишь, тем глубже пропасть внутри... А Сашенька выбрала путь пачкаться больше и больше, погружаться в грех снова и снова, испытывать себя на прочность.

Что же такое страшное совершила Сашенька? А об этом я тебе расскажу в следующем письме. «Ну Лииииида! Если говоришь А, говори Б», - сказал бы ты, если бы был рядом. Но тебя нет рядом, и поэтому я творю, что хочу. Если хочешь узнать продолжение истории, пиши мне скорее и получай ответ или простой приезжай, Питер тебя заждался.

Жду тебя. Mit freundlichen Grüßen,

Лида.

3-9 февраля 2017

polusolnce