#шотландская литература

[regonen]

Про национализм и нации

Что такое нация? Что такое национальность? Если наш очерк мировой истории что-либо и продемонстрировал, так это смешение рас и народов, нестабильность разделов между людьми, бурлящее разнообразие человеческих групп и человеческих объединяющих идей.

Утверждалось, что нация – это большая группа человеческих существ, считающих себя единым народом. Нам говорят, что Ирландия – это нация, но протестантский Ольстер наверняка так не считает; итальянцы не думали, что являются одним народом еще долго после того, как было достигнуто единство Италии. Когда пишущий эти строки был в Италии в 1916 г., люди говори ли: «Эта война сделает нас единой нацией».

Опять же, англичане – это нация, или они влились и стали частью «британской

национальности»? Непохоже, чтобы шотландцы так уж сильно верили в существование этой «британской национальности». Нация не может быть расовым или языковым объединением, потому что шотландская «нация» состоит из гэлов («горцев») и «жителей низин» южной части Шотландии; основой нации не может быть ни общая религия (в Англии их десятки), ни общая литература, иначе почему Британия отделена от Соединенных Штатов, а Аргентинская республика – от Испании? Можно предположить, что нация – это фактически любое собрание, скопление или смешение людей, которые имеют несчастье обладать одним и тем же министерством иностранных дел для совершения коллективных действий, будто их нужды, желания и тщеславие являются куда более важными, чем благосостояние всего человечества.

«Национальность», которая господствовала в политической мысли XIX в., была в действительности не более чем романтическим и эмоциональным преувеличением разногласий и трений, возникавших в результате конфликта между естественной политической картой и неадекватными политическими решениями в интересах подобных «держав».

На протяжении всего XIX в., и особенно во второй его половине, происходило интенсивное развитие национализма во всем мире. Все люди по природе своей являются борцами и патриотами, однако естественный трибализм людей в ХIХ в. был неестественно преувеличен, доведен до раздражения и перевозбуждения и втиснут в рамки национализма.

Национализм преподавали в школах, о нем очень много писали в газетах, его доносили до сознания людей через проповеди, фельетоны и песни. Он стал чудовищным фоном, на котором разворачивалась вся общественная жизнь. Людей заставляли думать, что без национальности они будут выглядеть таким же неподобающим образом, как и без одежды на многолюдном собрании.

Восточные народы, которые ранее о национальности не слышали, пристрастились к ней точно так же, как они пристрастились к западным сигаретам и шляпам-котелкам. Индия, эта галактика непохожих друг на друга рас, религий и культур – дравидских, монгольских и арийских, – тоже стала «нацией». Доходило до смешного, когда, например, молодому лондонскому еврею приходилось решать, к какой нации он принадлежит – британской или еврейской.

Карикатуры и политические шаржи сыграли значительную роль в сотворении культа этих новых и более важных родовых богов – ибо таковыми, по сути, являются современные «нации». Этот культ стал господствовать над сознанием людей XIX века. Если полистать страницы журнала «Панч», этой странноватой хроники британской души, которая ведется с 1841 г., там можно увидеть фигуры Британии, Ирландии, Франции и Германии, которые обнимаются, спорят, упрекают друг друга, ликуют и печалятся.

Преподнесение политики в подобной форме склонному к сомнениям сознанию широкой общественности очень помогало дипломатам продолжать свою игру в великие державы. Простому человеку, который не желал, чтобы его сына посылали на верную смерть за границу, разъяснялось, что это происходит не в результате обычного упрямства и жадности двух правительств, а является частью неизбежной и справедливой гигантской борьбы между двумя из этих величественных и таинственных божеств: Германия причинила зло Франции, или Италия проявляла мужество в борьбе с Австрией.

Смерть молодого парня перестала казаться возмутительной для здравого смысла; она обрела нечто вроде мифологического геройства. Бунт мог облекать себя в те же романтические одежды, что и дипломатия. Ирландия стала богиней Золушкой, Кэтлин най Хулиэн, исполненной душераздирающих обид, которым нет прощения; а молодая Индия уходила от своих реалий в поклонение «Бандэ Матарам».

Основной идеей национализма XIX в. было «законное стремление» каждой нации к суверенитету – требование каждой нации самой управлять собственными делами в пределах своей территории, не считаясь с другими нациями.

Изъяном в этой идее является то, что дела и интересы любого современного общества могут простираться до самых отдаленных уголков нашей планеты. Например, убийство в Сараево в 1914 г., приведшее к мировой войне, вызвало нужду среди индейских племен на полуострове Лабрадор, потому что в результате этой войны прекратилась торговля мехами, дававшая им возможность приобретать такие предметы первой необходимости, как ружья и патроны, без которых они не могли добыть достаточного количества пищи.

Поэтому мир независимых суверенных наций означает мир непрерывных ссор и обид, мир, в котором государства постоянно воюют или готовятся к войне. Но одновременно и в противовес проповеди национализма среди более сильных национальностей проводилась активная пропаганда иного набора идей – империализма, в соответствии с которыми за мощной и передовой нацией признавалось право господствовать над группой других, менее передовых и менее развитых политически наций или народов, национальность которых пребывала в стадии становления и которые, по мнению господствующей нации, должны быть благодарны ей за защиту и господство.

Эти две идеи – национальность и империя (как вершина национального успеха) главенствовали в европейской политической мысли и фактически доминировали в политической мысли всего мира в течение всей второй половины XIX в. Их господство привело почти к полному исчезновению какой-либо иной, более широкой концепции всеобщего блага. Это были правдоподобные, но ошибочные и опасные практические идеи. Они не предлагали ничего фундаментального и имеющего непреходящее значение для понимания природы человека. Они не смогли удовлетворить потребность в новых методах управления всемирными делами и обеспечения безопасности во всем мире, которую механическая революция делала все более настоятельной.

#истокицивилизации #книги #нации #знания

[backpacksnstuff]

“Странная история доктора Джекила и мистера Хайда” Роберта Льюиса Стивенсона

Со мной произошло то же, что происходит с подавляющим большинством моих ближних: я выбрал свою лучшую половину, но у меня не хватило силы воли остаться верным своему выбору. 

Поездка в Эдинбург вдохновила меня на чтение Роберта Льюиса Стивенсона, и он оказался прекрасен, хотя я не думала, что меня удивит история, которую все вроде бы знают. Ещё как удивила! Стивенсон был очень интересным человеком, он обожал Эдинбург, но не мог в нем жить по причине слабого здоровья. Всю жизнь писатель безостановочно путешествовал; передвижения по миру, личные ежедневные открытия были очень важны для его творчества. Что касается любимого Эдинбурга, то одна из множества легенд этого мистического города, история Уильяма Броди, легла в основу готической новеллы “Странная история доктора Джекила и мистера Хайда”.

Уважаемый житель и член городского совета Эдинбурга, Уильям Броди, много лет вёл двойную жизнь. Броди был известным мастером-мебельщиком (в доме семьи Стивенсона также были изделия мастера), свои изделия он снабжал потайными ящиками, так ценившимися богатыми заказчиками; кроме того, Броди устанавливал и чинил замки. Таким образом, он всегда знал, где хранятся ценности, и у него естественно были дубликаты ключей всех состоятельных домов, которые воспользовались его услугами. По ночам, как вы уже догадались, Уильям Броди грабил дома и делал это настолько успешно, что мог обеспечивать двух своих любовниц с пятью детьми и играть в азартные игры. Криминальная карьера Броди длилась настолько долго, что он устал и нанял небольшую банду, которой и поручил грабить дома. Они попались в первую же ночь, а Броди был вынужден бежать. В конце концов злополучного грабителя нашли, доставили в Эдинбург и повесили на им же изобретённой (согласно сомнительному мифу) виселице.

Историю Уильяма Броди в Эдинбурге знают все, а Роберта Стивенсона она уже в юношестве вдохновила написать пьесу “Deacon Brodie, or The Double Life”. Позже писатель ещё больше увлёкся исследованием человеческой натуры и написал прославившую его новеллу “Странная история доктора Джекила и мистера Хайда”.

Если вы ещё не читали книгу и думаете, что ничего нового в ней не найдёте, потому что сюжет известен всем, то здесь я должна вас разубедить. Мне всегда казалось, что это история о неудачном эксперименте, о несчастном ученом и его создании, с которым он делит одно тело. На деле история оказалась гораздо глубже и психологичнее: не неудачный эксперимент, а сознательное желание отделить дурное начало от хороше��о, история о двойственности человека и осознании этой двойственности. Не знаю какие выводы сделаете вы, но мне кажется, что книга, которая подарила нам Халка, вдохновила Лавкрафта и продолжает заставлять волосы вставать дыбом, намного опередила своё время.