#терпким

[noseysilverfox]

August 2024

Dwarf everlast, and as immortelle, a sandy immortelle, a yellow cat's paws, a straw color, or a dried flower (lat. Helichrýsum arenárium). 

A perennial plant with a bright, sweet-tart aroma, so that the flowers can be used as a seasoning for fish or meat. It also makes cute dried flower bouquets that do not lose color and brightness for a long time.

It is noteworthy that sandy immortelle winters with green leaves, which die off in the spring, after the regrowth of young greenery. In snowless winters, when the soil freezes, it can freeze out, and if the snow cover is too large, it can rot.

Бессмертник песчаный, цмин песчаный, желтые кошачьи лапки, соломенный цвет, сухоцвет или златоцве́т песчаный  (лат. Helichrýsum arenárium). 

Многолетнее растение с ярким, сладковато-терпким ароматом, благодаря чему цветки могут использовать в качестве приправы к рыбе или мясу. Из него также получаются милые сухоцветные букеты, которые не теряют цвет и яркость долгое время.

Примечательно, что зимует цмин с зелеными листьями, которые отмирают весной, после отрастания молодой зелени. В бесснежные зимы при промерзании почвы он может вымерзнуть, а при слишком большом снежном покрове он может выпревать.

[warriorbushido]

Степь тоже дышит. Часть I.

По линии… режь по линии… ты умеешь, ты видишь их: они цвета крови, пульсируют, подсказывают. Ты умеешь держать инструмент, он продолжение твоей руки. Ты из рода Гаруспиков, степной хирург, и ты должен спасти…

Мужчина резко присаживается на кровати, распахивая глаза и начав часто дышать, будто от кошмара. Широкая ладонь ложится сначала на лоб, а после пальцы зарываются в волосы.

Это не кошмары…

Керосиновая лампа едва едва освещала логово, цепляясь светом за край стола да за фигуру хирурга, окончательно проснувшегося и начавшего осматриваться.

Должен.

Кому и что должен он знает прекрасно, весь город надеется на спасение, надеется на наследника Исидора да на Бакалавра, живущего у Евы Ян. Эмшэн умён, это видно по глазам, по уверенным словам, хоть и уставшим от всего этого ужаса. Каждый день заболевших становилось больше. Время пять утра. Пора вставать. Ноги сползают с жёсткого матраца и ��едут Артемия к столу с инструментом, рука поднимает скальпель и кладёт его в сумку, следом берёт нож и суёт его под пояс. Должно быть ойнон тоже готовится к встрече со Смертью в надежде победить. Каины им благоговеют, думают готов подчиняться. Как бы ни так! Даже Сабуров не имеет права взять под узду Бакалавра, ребятишки на улицах частенько перешёптываются.

Дядя Бакалавр умный! Он знает как лучше!

Умный, да. Только женщинами ведомый. Чего только стоит Мария, едва ль не на коленях просящая за Приближённых. Да и Ева туда же. Глупая девка.

Взяв из ящика пару бутылок твирина, Бурах наконец выходит из убежища. Солнце не может пробиться сквозь дымку тумана, воздух вокруг пропитан терпким запахом цветущей твири, одурманивающей голову. Хирург осматривается вновь, выискивая кроваво-рыжие пятна на стенах домов, и медленно ступает к Каменному Двору в Омут, чтобы обсудить с Данковским дальнейший план действий.

***

А в это время, вышеупомянутый, вместе с братьями Стаматиными, брели по улочке, аккурат возле дома Ольгимского, и подозрительно пошатывались. Видно танатолог дома не ночевал.

-А я говор… ил… — лепечет Андрей, придерживая брата за плечо. — Дан… Данковский, у нас заканчивается твирин…

-Да погоди ты… — Даниил, едва держась на ногах, подошёл к светловолосой малышке и присел на корточки перед ней. — милый ребёнок… хочешь орешков дам..?

-Дядь Бакалавр, а есть иголочки? — Девочка с упоением смотрела на него, пока он капался в своих карманах.

-Данковский, оставь ты ребёнка… пущай идёт… — встрял Пётр, отходящий к лавочке. — у нас дела как никак… осооообой важности… — он поднял палец вверх.

-Так… это не то… а вот, нашёл… — танатолог протягивает ребёнку ладонь с небольшой горстью лесных орехов. — порошочек есть?

-Неа, ещё в прошлый раз вам последний отдала. — Девочка пожимает плечами но достаёт из кармашка пару таблеток антибиотика и протягивает ему. — Спичка говорит они нам ни к чему, а вам, дядь Бакалавр, н��жнее.

-Спасибо… — Данковский отдаёт орешки, забирает таблетки и, поднявшись с корточек, подходит к лавочке, на которой уже успел разлечься Пётр, а Андрей уселся на асфальт подле него.

-Перекур… — произносит он, глядя на двоящегося в глазах Бакалавра. — а после за твирином…

-Ох и влетит нам о-от Хозяев… — отозвался первый. — дохтура столичного спаиваем…

-Не успеют… — Даниил упирается руками в спинку лавки и трясёт головой. — но дурно головам будет… это точно…

-Гаруспику бы на глаза не попасться… — старший из братьев оглядывается. — живьем сожрет… а если Лилич узнает…

-Да что вы так ее все боитесь… — на выдохе произносит Бакалавр. — баба как баба.

-Говорят, она к Бураху нервно дышит… задел девичье сердце, линии ее увидел… — романтичным тоном заявляет засыпающий Пётр.

-Прав ойнон. Обычная баба, таких пол степи ходит.

Троица одновременно уставилась на стоящего у здания Артемия, сложившего руки на груди, и, кажется, все трое даже протрезвели.

-Что ж вы ее тогда слушаете, коллега? — усмешливо интересуется Данковский, пытаясь собрать глаза в кучку.

-Так ежели не слушаться полгорода перевешает, на кой оно нам? Наше дело людей лечить, эмшэн, а не отдавать в железные руки. А ты чего разгулялся? У меня панацеи на тебя нет.

-Не будем о грустном! — Андрей вскакивает и поднимает близнеца с лавки. — Нас дела ждут, а то думать нечем будет… айда с нами, Гаруспик!

-Воздержусь. — Отрицательно машет головой мужчина, подходя к танатологу. — И ты тоже. Довольно время тратить, его и так немного.

Даниил укладывает ладонь себе на грудь мол «Ни капли больше!» и более уверенной походкой идёт за Артемием, пока братья плетутся в кабак за «дезинфекцией».

-Что ж ты, Данковский, позоришь нас? Люди гибнут, а ты?

-А я опрашиваю. — Гордо отвечает Бакалавр. — Моё дело за микроскопом стоять а не махать ножом. Вы ж у нас хирург? Это мне не дозволено тела вскрывать, а вам.

-Тэнэг. Говоришь как Стах.

-Не понимаю что вы сказали, но на всякий случай — сам такой.

-Эх ты. Нас Инквизитор ждёт. — Гаруспик встаёт на месте. — И если она учует твой перегар…

-А я лечился может? Заразы вишь сколько?

-Нет, ты точно дурак, эмшэн.

Пройдя мостик, мужчины пошли к Собору, где людей держали в карантине подальше от остальных. Еды хватало, лавочники понимали что лучше уж они пока будут отдавать провизию так чем потом ее некому будет продавать. Кто-то из людей находился в доме у Лары. А театр превратился в могильник. Аглая сидела на троне, оглядывая каждого находящегося в помещении, в окружении своей охраны и терпеливо ожидала обоих докторов.

-Время почти семь… — задумчиво произнесла женщина, глядя на свои карманные часы. — неужто спасители испужались меня? Или же у них есть дела поважнее чем разговор со мною?

-Путь от убежища Гаруспика до сюда не так близок, госпожа Инквизитор. — Молвил один из подчинённых. — А Бакалавр, возможно, ожидает его. Прикажете привести?

-Нет. — Она убрала часы обратно. — Если хотя бы одного приведут под конвоем, народ может зашуметь. Это нам ни к чему.

Наконец дверь в Собор открылась и двое вошли внутрь. Народ затих, глядя как они идут к Лилич.

-Доброго утра, господа. — Молвила женщина, поднимаясь с места. — Как прошла ночь?

-Благодарим за ожидание, Аглая. Ночь прошла дурно. — Ответил Артемий, краем глаза наблюдая за чуть пошатывающимся Бакалавром.

-А у вас, господин Данковский?

-За записями пробыл… голова не работает.

«Ещё бы, пить всю ночь.» — подумал Гаруспик, глядя на Инквизитора.

-Понимаю. — Аглая спустилась. — Хватает ли людям еды? Лекарств?

-Хватает. Лавочники люди не глупые, морить народ не будут. — Произнёс Данковский. — Да и заразы становится меньше, все по домам сидят, люди Сабурова разносят все необходимое.

-Что же… весть благая. — Инквизитор кивнула. — А господы? Никто из них больше не ставит себя на первое место?

-Каины горды, Ольгимский старший глуп и жаден, а Сабуров… ахар одним словом. Но они боятся тебя, Аглая.

-Это хорошо. — Она села обратно. — Ступайте, господа врачи, быть может сегодня вам улыбнётся удача.

Бакалавр поклонился ей, положив руку себе на грудь, а Бурах отделался одним кивком, хмуро осматривая женщину, после чего они покинули Собор.

-Эка важность, бабе кланяться. — произнёс менху отчуждённо.

-Манеры, даже в такое время, никто не отменял, коллега. — Бакалавр пожал плечами, после касаясь рукой своего ��ба. — Ох дурно… пойти до Стаматина что ли…

-Я те дам. — Фыркнул хирург. — Окстись, ойнон, людей лечить надо. Маску лучше надень, до Кожевенного пойдем, хочу отцовский дом осмотреть, может хоть какую подсказку найду.

-Вот там аккурат мимо кабака…

-Тэнэг ты.

-Сам такой.

Нацепив маску, Даниил пошёл за Артемием, попутно проверяя свои карманы. Актёры начали своё представление. Время семь утра.

[kori-astreia]

Дурниці

[bungou stray dogs | soukoku]

Яка це за рахунко�� цигарка? Скільки попелу він всадив у свої легені за ці кілька годин? Але, здається, це не мало значення. Зараз. У цей момент. Тільки в цей момент.

Накахара повільно видихав дим, роздивляючись панораму міста, яка відкривалася очам з його невеликого балкону. Уся Йокогама здавалася крихітною звідси, але й водночас нагадувала про свою велич. Місто, заради якого боролися сотні людей. Воно захоплювало своєю відкритістю вдень, і таємничістю вночі. Як іронічно, що Накахара досі так мало прогулювався нічною Йокогамою не заради завдання. Просто, для себе.

Порив вітру здмухнув вологе волосся з обличчя, відкриваючи чоло нічній прохолоді. Чорна атласна сорочка була завеликою для чоловіка. Вона опускалася подолом до середини стегна й повільно починала оголювати плече, сковзаючи з нього все через той же вітер. І Накахара сам цьому посприяв, остаточно спершись ліктями на огорожу.

Дорога тканина – матовий атлас – пахла чужим парфумом. Це були нотки хвої у поєднанні з чимось терпким і солодким. Цей запах ще давно закарбувався в пам'яті Чюї. Здається, власник цього парфуму ніколи й не думав про його зміну, як, власне, і сам Накахара. Скільки вже років він купує один і той же парфум?

Знову питання, яке не мало сенсу.

«Чомусь голова забита такими дурницями», – Чюя посміхнувся, підносячи цигарку. Фантомний присмак вишні знову лишився на внутрішній частині губ і піднебінні.

«І правда дурниці».

Погляд впав на відчинені настіж скляні двері. Нічне світло проходило крізь дверний отвір і потрапляло прямо в спальню, розсипаючись в ній сатиновими плямами. На двомісному ліжку, розвалившись зірочкою, спала без задніх ніг причина нічного паління.

Дазай завжди з'являвся несподівано, гучно. Створював гармидер і не бажав думати про наслідки. Проте якою ж насолодою було потім переводити його гучність зовсім в інше русло. Коли вже й сам не контролюєш, що саме кажеш, повільно потопаючи. Він не міг ��изнати, що любив такі моменти. До біса любив, коли Дазай починав благати його, коли він був повністю підвладним йому. Коли цілував палко й коротко – цього було достатньо, аби зрозуміти все.

Вони самі створювали гармидер, нещадно лишаючи свої сліди всюди – їхні тіла кожного разу були чистими полотнами. Накахара завжди отямлювався, коли бинти Дазая вже лежали десь поодаль ліжка, а його бліда шкіра де-не-де була вкрита багряними слідами. Деякі з них пропадуть до кінця ночі, а деякі не будуть сходити ще тижнями. Проте всі точно пропадуть до їхньої наступної зустрічі. І тоді точно Чюя не стримуватиметься.

Він казав так кожного разу. І кожного разу все закінчувалося в цей момент, потім – було багато поцілунків. Палких, жадібних, спраглих поцілунків. І руки, які блукали бажаним тілом, притискаючи його сильніше до себе.

Чюя брехав. Він просто не міг не поводитися стримано поряд із Осаму. Занадто солодкими були його благання нарешті подарувати бажану розрядку. Занадто солодкими були ці моменти уразливості, коли не хотілося тиснути. Тільки не в такі моменти.

«Повне божевілля», – кожного разу підсумовував Накахара, коли вже зранку сидів з горнятком кави й тарілкою лапші швидкого приготування, споглядаючи, як Осаму повільно «зализував рани» – сліди його повної приналежності. Він роздивлявся Накахару досі голодним поглядом, розуміючи, що найпотаємніші мрії досі лишалися нездійсненними. Що він так і залишатиметься спраглим до цього чоловіка, скільки б ночей вони не провели разом.

Саме тому це питання було несподіваним.

«Ти впевнений, що точно хочеш цього? Ти більше не в Мафії, Дазає. Навіть це вже має бути під питанням».

«Абсолютно».

А гармидер Чюя зможе прибрати й сам.

Проте не визнати, що сам зазвичай і створював ще більший безлад. Який навіть зараз панував над ним.

Залишки цигарки опинилися в попельничці. Накахара зайшов у приміщення, ховаючи оголені плечі від вітру.

Цей безлад вирував у голові. Цей безлад і був тими самими дурними думками.

Лише дурницями.

– Чює, ти холодний, – невдоволене буркотіння почулося від Осаму, коли Накахара ліг поруч.

Чоловік наступив брови, досі не розплющуючи очей, після чого трохи опустився вниз і сильніше притулився до холодного Накахари.

– Знову безлад у голові? – прошепотів він кудись у райо�� ключиць.

– Є трохи, – тихо відповів Чюя, зариваючись спочатку пальцямі в густі каштанові пасма, а потім і носом.

Тепер аромат здавався ще терпкішим, а ноток хвої майже не відчувалося. Тепер аромат заспокоював.

А може зов��ім не він. Можливо, це було рівномірне дихання й тихе сопіння Дазая, який знову так обережно обіймав за талію.

Чюя розслаблено заплющив очі.

Ці запитання знову не мали значення.

«Дурниці».

[mantikora09]

AU «Лисий дом» (где Ваймак усыновил близнецов Миньярд еще малышами, а Нил с десяти лет живет у своего дяди-копа, потому что они с матерью попали в аварию и она умерла)

часть 9

• В детстве, когда Нил только пришёл в команду, Сету Гордону уже доставалось от близнецов за шутки, касающиеся шрамов рыжего. Однако, узнав об отношениях Эндрю и Нила, Сет в очередной раз не сдержится, пренебрежительно бросив «гребаные педики». Миньярд бы пропустил эти слова мимо ушей, но то, как Джостен вздрогнул, словно и не задумывался раньше, что их отношения могут быть неправильными, заставило перейти в состояние ярости за 0,5 минуты. Эндрю успел разбить Сету лицо, прежде чем в раздевалку вломился Ваймак (Аарон вызвал несколько секунд перед тем как позвать тренера) оттащив сына от Гордона.

Раньше Джостен никогда не видел Дрю в такой ярости, это произведет впечатление на рыжего.

• Ещё в первый год их романа, Нил и Эндрю вводят свою валюту, используемую друг с другом. Нет, во��се не секс. Поцелуи. Помыть посуду — 5 поцелуев (Миньярд не любит возиться с тарелками, в то время как для Джостена это не составляет труда); пойти на утреннюю пробежку — 10 поцелуев (Нил неисправимый жаворонок и часто бегает по утрам, обычно с Ваймаком, но иногда тащит с собой Эндрю). Самая крупная ставка — 50 поцелуев — пришлась на полуфинал межшкольного чемпионата (им необходим был серьезный разрыв по очкам, а значит ворота должны были стать мертвой зоной).

Иногда, когда Дрю и Нил «раздают долги» в присутствии Аарона, тот весело считает вслух, либо пока в него не прилетает пульт от телека или подушка, либо пока эти двое не уходят в комнату.

• Нил — личный критик запахов у братье, он легко может отличить одного Миньярда от другого с закрытыми глазами. Эндрю пахнет сладко: дымом, ванилью и ромом. Дым и ваниль в геле для душа, ром и ваниль в одеколоне. Аарон любит более свежие запахи, например, можжевельника, хвои и трав; привык брать разные гели для душа не задерживаясь на чем-то одном, а одеколон у него нейтральный и едва слышный.

Сам Джостен пахнет мужским терпким одеколоном, который в пятнадцать подарил ему дядя (Стюарт долго выбирал аромат с консультантом, уточнив, что это первый парфюм у мальчика) поэтому Нил пахнет древесными нотками, пряными специями и чем-то цитрусовым.

• Нил любит трахаться на спине, если они в кровати, а не стоя и не с игрушками. Он прижимает Дрю к себе, утыкается ему в шею, чередуя поцелуи с укусами, поэтому особо яркий запах парфюма Миньярда для него будоражащий, невольно связан с сексом. Эндрю потом специально начнет брызгать одеколон не на шею, а на ямочки за ушами, ближе к волосам, чтобы рыжий не слизывал и не плевался.

• Однако утыкаться Аарону в шею и нюхать Джостен тоже полюбит, чем позже будет весьма смущать Кевина («А это нормально, что Нил тебя нюхает?»). Дэю сложно понять, что для Нила они в первую очередь родные. Оба Миньярда, за годы, проведённые вместе, привыкли к странностям Джостена (учитывая, что у рыжего пунктик на запахи, близнецы с детства подвергались тому, что Нил нюхал их мытые шампунем волосы, зарываясь носом в макушки во время просмотра телевизора или сна вповалку). Маленькие Миньярды пахли колой и лимоном или фруктами; Нил цеплял на себя эти запахи каждый раз, когда ночевал у братьев.

Детям важны родные запахи. Мамы больше у Джостена больше нет, запах Стью взрослый и мужской, чужой (отца рядом с Нилом не было, чтобы он мог привыкнуть к подобному), поэтому братья для него пахли очень успокаивающе, не сказать, что привычно, но чем-то напоминающем о доме.

• Иногда Нил честно говорит Аарону «прошлый гель пах лучше» или «никогда не бери ладан. Я серьезно!» забавно морща нос на очередные эксперименты. Дрю будет над этим посмеиваться. Аарон абсолютно не против, для него это очень привычный жест напоминающий о доме, о привычном порядке вещей. Тем более они с Джостеном все еще лучшие друзья.

Позже, начав встречаться, а не просто общаться с Аароном, Дэй обалдеет, когда на вопрос «Ты пахнешь по-другому, новый шампунь?» Миньярд ответит «Поменял гель для душа, Нилу не понравился прошлый».

А еще Джостен первым узнал, что эти двое спят. Привычно уткнулся во второго из братьев за вечерним просмотром кино, настороженно повёл носом, после чего спросил, почему Аарон пахнет как Кевин.

• Эндрю часто ходит с засосами, потому что обычно все так и начинается. Нил утыкается ему в шею вбирая полные легкие воздуха, Миньярд, смеясь, отпихивает рыжего, ведь с детства боится щекотки, тогда Джостен его кусает, присасываясь к шее. Миньярду даже нравятся эти метки, поэтому специально он их никогда не скрывает. Однажды эти двое заигрались и шея у Эндрю с одной стороны была в гематомах аж до самого плеча.

Один раз Нил оставил засос и Аарону, забывшись, чем удивил и смутил всех троих. Дрю подкалывал рыжего этим целую неделю, а его близнец напротив, забавно покраснел скулами, ушами, даже немножко шеей и предпочитал делать вид, что подобного никогда не случалось.

[yartim]

Our Hearts Goddamn Us

Раз-два-три-четыре-пять

Вышел Мишка погулять

Он пошёл по всем бульварам

Он искал друзей у баров

Спасибо. Считалочка

Суббота, 30 апреля

Резкое выныривание из тёмной воды, когда стекающие капли ещё некоторое время застилают глаза; постепенно проходящая дезориентация. Впервые за долгое время был заведён всего лишь один будильник, и то на одиннадцать утра – просто чтобы обезопаситься от подъёма совсем уж в позднее время. Организм нельзя было назвать выспавшимся: один из тех случаев, когда спать можно сколько угодно и общее состояние от это��о практически не изменится. Прокручивая в голове эту мысль и отгоняя навязчивое желание вернуться в забытье, я заставил себя вылезти из постели.

Непривычно и даже дико было осознавать, что на сегодня нет никаких важных и срочных дел. Естественно, дела были, но их без особого зазрения совести можно было пропустить или отложить, что не могло не радовать. Это давало ощущение свободы, а компенсировалось невероятно быстрым течением времени – несмотря на его неинтенсивность. Непозволительно долгий выбор завтрака, чтение, просто отдых и неторопливый сбор вещей в предстоящую поездку. Удивительно, какой приятный ��моциональный след может оставлять день, наполненный не событиями, а возможностью в этих событиях не участвовать (как жаль, что подобная возможность предоставляется столь редко).

Небольшая заминка с пальто – а, точнее, его отсутствием – к счастью, разрешилась: уже у входа в здание вокзала, в опасной близости от времени отправления поезда, со мной встретился господин Г., ради этого покинув своё свидание. Смена верхней одежды сразу после рамок металлоискателей, и вот уже в скором темпе мы шагаем по холодной плитке перрона вдоль поезда на Москву; куря без помощи рук, занятых вещами. Частицы пепла, вырванные потоками прохладного воздуха, остаются на тёмной материи, в голове – смесь остатков беспокойства и полуулыбки от происходящего. Объятие на прощание, возвращение недокуренной сигареты, посадка за пару вагонов до нужного. Две минуты, проведённые в переходах из тамбура в тамбур, поезд отправляется.

Воскресенье, 1 мая

Ночь прошла беспокойно: сон вперемежку с полузабытьем и слишком частое возвращение в реальность. Около четырёх утра невозможность провалиться в убаюкивающую чёрную пустоту заставила всё-таки вылезти из койки, и около часа я простоял в коридоре, наблюдая в окно за сменой кадров лесов, перелесков, полей и небольших поселений. Эта картина невероятно успокаивала и не требовала мыслительного процесса, превращая смотрящего в чистое созерцание. Вскоре сонливость накрыла мягким и тяжёлым покрывалом: я вернулся в купе и забылся почти до самого приезда в Москву. 

Первые полтора часа прошли в кофейне на территории вокзала – время было раннее, и небольшой выбор открытых заведений ему соответствовал. Слегка помятый экземпляр «О психологии бессознательного» удивительно хорошо сочетался с грязноватым столом, терпким кофе и наблюдением за разнообразными посетителями, только прибывшими или уже готовыми отправиться в путь. Мужиковатого вида работники вокзала, семьи с детьми, одинокие девушки, небольшая спортивная команда, вежливый бариста и официантка с крайне уставшим лицом, вскоре закончившая смену и быстрыми шагами покинувшая кофейню. Возможно, из-за раннего часа, в который при хорошем стечении обстоятельств лучше было бы поспать, но в тот момент за каждым из этих образов вырастала тень из проблем, которую фантазия стереотипно, но так реалистично выхватывала из невероятного ассортимента сложностей жизни. 

Эмоции почти не отозвались, восприняв работу сознания как нейтральный факт. Может, дело было в лёгкой физической разбитости – своё телесное состояние обычно с лёгкостью перекрывает потоки эмпатии, и сейчас это было к лучшему. Впереди был целый день, предвещавший что-то хорошее, что-то уже давно знакомое и новое – и это вдохновляло.

Просидев на одном месте сколь возможно долго, я удалился из кофейни и здания вокзала. За тяжёлыми створками дверей наконец возникло чувство приезда в одну из точек путешествия, каким бы локальным оно ни было. 

Москва, которую я не видел вот уже восемь месяцев, яркими пятнами врезалась в сознание в лучах уже набравшего силу майского солнца. Разворачивающиеся во все стороны масштабы и расстояния вновь напомнили об ощущении другой страны, несмотря на прожитые здесь пять лет. Это было и не приятно, и не дискомфортно – просто чуждо и непривычно, именно как при выезде за границу. Величина и размах, казавшиеся лишними и ненужными, воспринимались результатом нерациональной, даже стихийной траты энергии в безразмерное лоно гигантизма – и производимое впечатление не казалось достаточной движимой силой. Возможно, всего лишь не прошло тест моё честолюбие. 

*Название любого города* – город контрастов, и эта фраза в полной мере относится к Москве. Как и во многих других местах, здесь вокзал и окружавшая его территория более интенсивно демонстрирует данную особенность: взгляд опускается с видимой на огромном расстоянии сталинской высотки на неравномерные, хаотичные группы людей разительно отличающегося социального статуса (в которых естественным образом выделяются особые касты жителей районов транспортных узлов), а другие органы чувств – на смесь беспорядочных и по большей части неприятных (речь о привокзальных территориях) звуков и запахов.

Впечатления здесь почти каждый раз – одни и те же, и для скорейшего избавления от них необходимо переместиться на некоторое расстояние от места прибытия.

Но так уж вышло, что впереди ждала не Москва, а дача под Клином. Это обстоятельство скорее радовало, поскольку вносило элемент сумятицы в привычные ожидания от поездки из Петербурга – в воздухе витал флёр спонтанности, несмотря на спланированность всего мероприятия.

Я ожидал госпожу Е., знакомству с которой обязан господину Г. – и этому факту я не перестаю радоваться. До её прибытия оставалось ещё около получаса, которые, за неимением лучшего варианта, решено было заполнить неспешным брожением вперёд-назад по Комсомольской площади.

Рядом шумела обширная группа, состоявшая почти целиком из школьниц, прибывших то ли на экскурсию, то ли на какие-то соревнования. Мне было одновременно радостно и слегка грустно за них, поскольку сопровождение из «взрослых» в явном виде если не властвовало, то довлело, даже будучи представлено подавляющим меньшинством.

Одновременно и невольно возникли мысли и вопросы: сколько из них в будущем переедет сюда, сколько они испытают ярких, захватывающих эмоций, сколько раз будут проклинать этот город, задыхаясь от усталости и его давления, и сколько раз его боготворить, как много моментов одухотворяющего восторга и разрушительного разочарования переживут? Тезис для себя: как бы сильно вектор эмоциональной оценки пережитого здесь ни походил на изломанный пульс, на данный момент я ничуть не сомневаюсь, что опыт этот я не стал бы обменивать ни на что.

Несколько шагов в сторону и несколько затяжек. Спонтанное раздражение от необходимости нести две сумки и мгновенно возникшая благода��ность за то, что получилось уместить необходимый набор вещей в них же – объективно, совсем не больших и не слишком тяжёлых для перемещения.

Освободилось место в ряду скамеек, занятом десятками переживших сотни тысяч впечатлений микрокосмов. По соседству сидел пожилой мужчина, которого хотелось назвать «советским дачником». Потрёпанный плащ, штаны неопределённого цвета, излишняя в это время года шапка и чуть мутноватые очки с толстыми круглыми стёклами, от которых взгляд казался чрезмерно жалостливым. Дополняла образ прямоугольная сумка неадекватных размеров, стилистически подходящая разве что к потрёпанному плащу и штанам неопределённого цвета, да, может, к очкам с толстыми круглыми стёклами – но ни к чему иному. Усталый, но довольно бодрый внешний вид, кустистые и лохматые брови, немного одутловатые щёки, крупные черты лица и умные глаза – при взгляде на всё это можно было подумать об интеллигенте, который никогда не хотел им быть. К величайшему моему сожалению, сосед оказался из любителей завести совершенно неуместный разговор, от которого невозможно отказаться, не обидев собеседника. Я ненавижу обижать людей без повода, и, как можно было не без усмешки ожидать, ближайшие минут двадцать были проведены в попытках успокоить самого себя и привести себе же доводы, по которым к такому поведению незнакомцев следует относиться с пониманием.

Обстоятельства, благодаря которым этот человек из прошлого оказался именно в это время (около восьми утра) именно в этом месте (скамейка напротив Ленинградского вокзала) были одновременно драматическими и анекдотичными. Поссорившись с женой, и, получив от неё настоятельную рекомендацию в шесть утра покинуть семейную квартиру с целью временного дистанцирования на территории дачного участка, он совершил ход конём и начал день в пять часов утра, заявив, что по собственному желанию собирается съездить за город. Естественным образом день его супруги начался в это же время, что никак не входило в её планы. Перевернув таким образом игру, этот советский Мориарти направился к месту нашей с ним будущей встречи, позабыв, однако, то ли паспорт, то ли ключи (обстоятельства разговора не позволили с должной точностью запомнить эту деталь). Неумолимый рок судьбы призвал нашего героя обратно домой, и не менее неумолимый – его жену выйти за ним вслед с целью передачи забытого предмета повышенной важности. Как и можно было ожидать, они разминулись, однако через некоторое время встретились в общей квартире. К этому моменту дама его сердца (примем это имя с должной степенью лояльности к недостатку достоверных сведений) успела подостыть после вчерашнего конфликта. Однако мужчина твёрдых жизненных при��ципов был неумолим, и с видом воплощения уверенности вновь отправился к намеченной цели. Последний факт вовсе не убеждает в его приверженности первоначальным планам в ту минуту: по собственному опыту хочется с некоторой грустью подтвердить, что зачастую мы совершаем поступки из некоего внутреннего чувства «долга» перед самоуважением, даже если всё наше естество в этот миг противиться такому развитию событий. Приводит ли такая линия поведения к положительным результатам? Вероятнее всего, да, однако сложность жизни в широком смысле этих слов не позволяет хоть сколько-то насладиться результатами такого поведения; более того, как правило (опять же, в рамках субъективного опыта) не даёт никаких эмоций, кроме разочарования, сожаления и вины, слишком быстро поглощающего удовлетворение от «правильности» совершённого.

Очередной пережёванный многократно тезис для себя: ни черта не ясно, как правильно жить эту жизнь, и чем больше прожито, тем менее ясной становится карта предпочтительных действий.

И без того достигающий слишком высокой планки дискомфорт усилился, когда речь, не прекращающаяся более, чем на минуту (именно тот тип речи, когда ты только успеваешь с облегчением вздохнуть, а собеседник снова продолжает), перешла к изложению недавних фактов к вопросам, самим по себе безобидным, но в контексте ситуации заставляющим проклинать свою вежливость.

– Вы не против, если я покурю?

– Да, конечно

– Спасибо. Тут до вас сидела молодая девушка, когда я достал сигарету. Тоже спросил, не против ли она. Говорит, против. Предложил ей поменяться местами: ветер же в ту сторону. Вы же знаете, что такое «роза ветров»? А она обиделась и ушла. Про «розу ветров» не слышала…

– Хм

И всё в таком духе. Узнав, что нам ехать в одном направлении, мужчина явно обрадовался и даже предложил вместе выпить пива. Ясно осознавая, что ещё не достиг такого уровня спонтанности, невзирая на своеобразную привлекательность путешествий, отсылающих к «Москва-Петушки» в смысле богатства пережитого опыта, я всё же сообщил, что еду вместе с подругой – несмотря на очевидные последствия подобного ответа. С некоторой долей ехидности и легко читаемой уверенностью своих предположений мой собеседник (правильнее было бы сказать – оратор) сообщил в двух словах (спасибо и на этом), как его подруга в молодости стала уже упомянутой ранее героиней настоящего. Что бы ты в такие моменты ни отвечал – н��что не способно изменить мнение подобного слушателя, даже если ответы ограничиваются молчанием или улыбкой (особенно улыбкой).

***

Узнавание среди множества других образов; несколько метров, исчезающих за секунду; неконтролируемая улыбка, объятие и первые невнятные фразы, которые невозможно запомнить. Каждый раз это проходит примерно одинаково с близкими тебе людьми, и каждый раз ты знаешь, что это будет именно так, заранее представляешь – и всё равно процесс нисколько не разочаровывает. Более того, эти моменты по какой-то причине откладываются в памяти, символизируя настолько же банальное, насколько справедливое мнение Экзюпери о человеческом общении – с тем лишь уточнением, что зачастую для него не нужны вербальные сигналы. Судить об этом я могу лишь из собственного опыта, однако социальный характер нашего вида, несмотря на великое множество сдерживающих факторов, не вызывает во мне никаких сомнений – различны лишь его формы.

***

Около двадцати минут, проведённых на столь знакомой железной дороге в сторону северного направления от Москвы, и в открывающиеся с характерным звуком двери «Ласточки» входит господин В. Моё знакомство с ним и его последствия заслуживают отдельной – более того, многотомной – книги, скажу лишь одно: я крайне благодарен судьбе за выпавший случай.

Ехать предстояло около часа, и это расстояние протянулось, несмотря на обилие шуток и некоторого обмена впечатлениями. После путешествия из Петербурга в Москву разум отказывался воспринимать поездку до Клина как нечто, способное занять длительное время. 

Полусонный выход (выбирание) из вагона, светло-серое и такое типичное асфальтово-бетонное покрытие перрона, лёгкий весенний ветер и часто-переменная облачность, доносящиеся остатки табачного дыма и деликатное ощущение пробуждения после комы. Автоматически передвигаемые по ступеням перехода над железнодорожным полотном ноги, смена подъёма на спуск, успевший отвердеть взгляд упирается в беспорядочное размещение зданий привокзальной области. Никаких ожиданий, но полностью оправданные ожидания.

***

По какой-то причине любые, хоть немного походящие на масштабные, закупки перед праздниками/выездами/посиделками приносят массу удовольствия. Кажется, дело тут даже не в самом предвкушении чего-то приятного и в определённой мере выбивающегося из привычного порядка действий, а из раннего подобного опыта: первый отмеченный в отрыве от родителей Новый год, первые самостоятельно проведённые дни рождения и связанный с ними ворох воспоминаний, ярких, дерзких, пропитанных юностью, ограничениями и свободой, ощущением неразрывной дружбы, первой любви, запахом костра, морозным ночным воздухом, пением птиц в ночи, запахом утренней весенней свежести и свободного для новых сиюминутных планов времени.

Всё вышесказанное, пусть и опосредованно, привело к тому, что в супермаркетах было проведено минут сорок, что нисколько не внесло смятения тратой времени – ранний приезд позволял распоряжаться им с неслыханной щедростью, разбрасываться свободно и без сожалений, что, как мне кажется, является самой большой роскошью на свете. 

Дорога в такси до дач��, пусть и недолгая, с большим наслаждением была воспринята как разновидность отдыха: полураскрытое окно, бьющий в лицо и уже достаточно тёплый майский ветер; всё, что оставалось – это откинуть голову и закрыть глаза, встречать кожей свежие потоки воздуха, расслабить тело и впитывать волны ощущений, позволив мыслям совсем уйти из сознания.

Телепорт в новую локацию и смена тематики, но не настроения: вокруг раскинулся сосновый лес, пересечённый грунтовыми дорогами, вдоль которых располагались разнообразного вида загородные д��мики с участками. Наше место пребывания подкупало отсутствием какого-либо близкого соседства, что помимо прочих преимуществ способствовало тишине человеческого и более выраженному звучанию природного. 

То были прекрасные часы, одновременно являющиеся временем и психологической разгрузки, и вялотекущего, но дающего о себе знать испытания. Оба этих аспекта достаточно очевидны, но если первый кажется вполне естественным, то второй заставляет задуматься о своём отношении к некоторым вещам. Речь здесь о возникающем время от времени беспокойстве, при более внимательном рассмотрении оказывающимся чувством вины за время, потраченное впустую – и мелкие камушки этих мерзких мыслей могут потянуть за собой настоящую лавину связанных размышлений о самореализации, деструктивном сравнении себя с окружающими, беспощадной в своей бессмысленности прокрутке в голове пережитых неудач и т.д. и т.п. Что здесь является причиной, а что следствием – не имеет значения. Проблема в том, что, как правило, логические доводы, приводимые самому себе – о нормальности и, более того, о необходимости такого досуга – находят отклик лишь в определённой части сознания (не говоря уже о подсознании; что может твориться ��ри этом в этой части психики – боязно даже думать). В итоге, как правило, беспокойство уходит при достаточной степени увлечения каким-нибудь приятным и интересным раздражителем, а также при дополнительном воздействии. Иными словами, помочь забыть на время об экзистенциальных проблемах самовосприятия может порция коньяка и хорошая компания. Не на время – более кардинальные меры, о которых, возможно, пора бы уже задуматься.

Однако если отбросить всю эту ересь, то были всё же прекрасные часы. Спонтанная кулинария, еда и напитки, в которых обычно себя ограничиваешь, свежий воздух, звуки леса и такие иногда нужные разговоры ни о чём.

***

Ближе к вечеру возникло желание прогуляться ненадолго в лес. «В лес» здесь – скорее гипербола: поскольку лес был самый что ни на есть настоящий, на множество десятков километров – речь шла не о хоть сколько-нибудь дальней ходьбе (желание которой заслуживает отдельного размышления), а о небольшом променаде в окрестностях. 

Если не соблюдены даже формальные атрибуты похода, переставление ног по грунтовой дороге в обрамлении деревьев, полей или рек дарит отголоски прекрасной атмосферы зарождающегося приключения – даже если ты прекрасно осознаёшь, что никакого приключения нет и не будет. 

Это даёт некоторую надежду или что-то сродни ей: стремление открыть и испытать неизвестное, любопытство в одной из своих форм, неотъемлемо от тебя и будет присуще всей твоей жизни – пусть и скрытое многочисленными слоями забот и беспокойств.

***

Лес и его окрестности, начиная лет с одиннадцати – и особенно по осени – всегда вызывали тянущее вдаль чувство. Чувство настойчивое, проявляющееся более остро в моменты размышления о нём, когда отчётливо возникал перечень причин, по которым поддаться ему не представляется возможным. Это можно назвать слабоволием, однако зачастую это ощущение намеренно усиливалось соответствующей музыкой. Кажется, я знал его истоки: помимо, может быть, какой-то психологической склонности, причиной этого изъяна (хочется называть его именно так, поскольку выливалось оно чаще всего в эскапизм и лёгкую грусть) являлась вполне конкретная книга, перечитанная не один раз, а впоследствии и иные произведения, имеющие схожие черты. Не очень хочется приводить здесь конкретику – оставаясь в уверенности, что подобное положение вещей, пусть и в разных тонах и настроениях, может быть присуще множеству людей. 

Словом, в некоторых ситуациях прогулки на природе способны против воли – если этому не пр��тивиться – погружать в себя и вводить в состояние, близкое к смеси мечтательности и меланхолии, а также набрасывать блёклыми чернилами планы, настолько не соотносящиеся с прозой жизни, что почти физически ощущаешь горечь наподобие вкуса крепкого травяного ликёра – каждый глоток которого обжигает, обнажает и без того видимые скелеты мысленных паттернов, и оставляет долгое послевкусие – горечь которого тем не менее тебе не хотелось бы заглушать.

***

Мы остановились на довольно крутом берегу пруда, которое безотчётный поэтический дух упрямо пытался называть озером. Окружение наводило на мысли о ещё тёплых днях октября, несмотря на то, ��то май уже должен был начать разгораться. Поверхность водоёма покрывалась местами неровной и грязноватой коркой льда вперемешку с прошлогодними листьями и сонными, унылыми останками деревьев. Ветви некоторых молодых сосен и осин, окружавших нас, склонялись к самой воде, касаясь её холода и уединения. 

Здесь прошёл, кажется, почти час. Место способствовало умиротворению, неспешному погружению в свои мысли и спокойному, свободному от беспокойства созерцанию. Господин В. развёл небольшой костерок из разбросанного поблизости хвороста и сухих листьев. Поток дыма время от времени захватывал своим краем мою голову, но это почему-то совсем не мешало. В атмосфере, которая этому вполне способствовала, мы обсудили некоторые психологические вопросы или особенности друг друга – своеобразная форма терапии, помогающая каждому, кто высказывается с целью помочь другому, лучше понять и себя самого.

Без спешки мы добрались до дома. Одно доставляющее удовольствие действие, переходящее в другое, казалось несколько непривычным, но, безусловно, радовало. Согревшись после прохладного и свежего лесного воздуха, можно было начинать готовить ужин. Разведение костра, выставление тарелок и стаканов, подготовка еды и напитков – эти хлопоты кажутся обыкновенными, однако незаметно дарят моменты душевного спокойствия, ощущения безопасности и комфорта. Сам же процесс сотворения блюд погрузил в себя, позволяя отпустить мысли и одновременно направить энергию в созидательное, умиротворяющее русло. 

Постепенно мы переместились из тёплого уюта дома в прохладу ночи, освещаемую и согреваемую ярким пятном разведённого огня. Искры раскалённых дров взлетали неровными метеорами в небо, угасая в чернилах, расплескавшихся между густыми ветвями сосен; наш очаг света и тепла был подобен пузырьку воздуха, зацепившемуся за что-то под толщей тёмного и холодного океана. 

Смесь лёгкого удивления и небольшой досады вспенилась в черепной коробке – от того, насколько наше ментальное состояние зависимо от внешних воздействий. Окружение леса, пение птиц и музыка, тематически приготовленная еда, сухой вермут и игристое, близость дорогих мне людей – всё это мощным потоком смыло когнитивную слякоть. Пытаясь найти для себя наиболее близкую аналогию по совокупности переживаний, пришёл к неочевидной, но вполне конкретной: состояние после оргазма.

Понедельник, 2 мая

В очередной раз в сходных обстоятельствах мне удалось выспаться и пребывать в относительно комфортном физическом состоянии, чего нельзя было сказать о моих спутниках. Этому могло способствовать множество причин, воздействию которых, безусловно, я был благодарен – в совокупности они сводились к опыту. Утро, как и водится в таких ситуациях, шло крайне размеренно и неспешно. Поздний завтрак, состоящий из яичницы с ингредиентами вчерашних кулинарных ухищрений, удостоверил в ощущении полноты жизни. 

Невнятно и скомкано, но именно так, как того и хотелось, прошли несколько часов. Наша небольшая компания расторопно собрала вещи и забралась в такси до города, точнее, до самой интересующей в данный момент её части – вокзала. Простые разговоры и выкуренные сигареты, и мы садимся в подъехавшую электричку до Москвы. «Садимся» в данном случае – лишь дань традициям. Поезд был набит пассажирами немного менее, чем полностью, и значительно более, чем присуще комфортной поездке. Ситуация отсылала к бессчётным поездкам в родной город на выходных за годы обучения в университете. Воспоминания, накладывающиеся на испытываемое состояние, оказались на удивление травмирующими в своей способности выводить из себя. 

Всё имеет свойство заканчиваться – в данном случае, к счастью, и наконец двери нашего портативного чистилища раскрылись, позволяя окунуться в ощущение свободы и свежего воздуха. Насыщенный и неравномерный в своей логике движения поток людей, до боли знакомая плитка, отголоски запаха сигарет и стук колёс чьих-то чемоданов: перрон, переход, турникет – и мы покинули территорию вокзала. 

Лёгкое расставание: в одном случае – с тем фактом, что мы знакомы уже множество лет, и разлука даже на несколько месяцев не сыграет никакой роли в наших взаимоотношениях; в другом – с ожиданием скоро�� запланированной встречи; и такси везёт через сумерки, освещаемые бесчисленным количеством огней города, до места моего нового дома на ближайшие пару дней. 

Заселившись и оставив вещи, я вышел из ��одъезда и приблизился к находящейся поблизости трамвайной остановке. Рядом с ней располагались несколько одноместных скамеек, которые правильнее было бы назвать хард-креслами. Присев на одну из них, я надел наушники и предался расслаблению. Спешить никуда не было надобности, и ехать, к счастью, тоже – от подобного положения вещей я отвык, и оттого чувствовал себя несколько неуютно, несмотря на отсутствие каких-либо внешних предпосылок. Тем не менее в голову пришла мысль, что выглядит со стороны это всё несколько странно: маршруты прохожих пролегали в непосредственной близости, и в самоощущение невольно вторгались два образа: в качестве субъекта – оценивающей бабки у подъезда, в качестве объекта – некого музейного экспоната: сидящий, закинув ногу на ногу, персонаж в пальто на одиночной и обособленной от других скамье, от которого время от времени отлетают клубы никотиносодержащего пара.

Просидев около получаса, я дошёл до супермаркета и купил себе еды на завтрак и пару бутылок пива. Последние были с большой долей бессмысленности употреблены этим же вечером – и бессмысленность в данном случае заключалась в самом факте: его целью была попытка продлить вайб непрекращающегося движа псевдобогемного отдыха. Усталость давала о себе знать: откровенно хотелось спать, а в ногах расплывалось лёгкое гудение. Не без доли разочарования, возникающего спонтанно, несмотря на объективные факторы в виде, к примеру, двух часов ночи, уставшее тело опустилось на хлопок просторной кровати.

Перманентный недосып даёт свои преимущества – попытки уснуть оборачиваются неудачей крайне редко. 

Вторник, 3 мая

Первое пробуждение застигло около пяти утра – что было связано, вероятнее всего, с проехавшим неподалёку поездом, отчётливый стук колёс которого беспрепятственно проникал через открытое настежь окно. Обстоятельства не позволяли испытывать какое-либо разочарование по поводу излишне раннего пробуждения – это стало ясно, как только я подошёл к окну. Из-за высотки на Котельнической набережной плавно поднималось яркое майское солнце. Небо приобрело оттенок нежно-голубого цвета, ближе к солнцу переходящего в бирюзовый, зеленоватый, а затем в жёлто-оранжевый. Снаружи веяло свежестью и прохладным утренним воздухом. Выкурив сигарету, я вер��улся под всё ещё тёплое одеяло и уютно завернулся в него, отвернувшись от проникающего в комнату свободным потоком света.

До боли знакомое пиликанье будильника, напряжение век и усилия воли в попытках остаться в сознании. Подъём, сопровождаемый контролируемыми движениями каждой части тела, хруст суставов и безэмоциональное смотрение в пустоту в течение нескольких секунд. Несмотря на то, что часовая стрелка уже перевалила за отметку «10», о состоянии, которое можно было бы назвать бодрым, можно было только мечтать, да и посещало оно меня слишком давно, чтобы помнить ощущения в деталях. 

Выпив кофе, обнаруженный в кухонном шкафчике нового жилища, я выбрался на улицу в шортах и футболке. Возле дома за металлическими полосами забора располагалась многообещающая спортивная площадка, запримеченная ещё вчера вечером. Увиденное подтвердилось и многократно превысило ожидания: под крышей располагалось множество тренажёров, позволяющих заниматься с регулируемыми весами, рядом же, поливаемые настойчивыми лучами взошедшего солнца, находились несколько турников. Неподалёку, сидя на поребрике, отдыхали рабочие, а за высокими прутьями баскетбольной площадки группа школьниц репетировала танец – что вкупе с мягким весенним солнцем дарило чувство покоя и неспешности.

Спустя полтора часа кеды, покрытые слоем пыли, сбивчиво и нетвёрдо шагали по горячему асфальту мимо заборов и стопок кирпичей вечной московской стройки. Я заполз домой, принял душ, плавными и вялыми движениями приготовил завтрак и безвольно опустился на стул. Внутри расплывалась моральная удовлетворённость, снаружи – приятная свежесть, но в воздухе витало лёгкое ощущение совершённой ошибки: двигаться не хотелось вообще, а впереди ожидал целый день.

Пара беззаботных часов помогла отчасти вернуться в активную фазу. Распахнувшаяся дверь открыла перед собой солнечную Москву, и я направился в сторону Китай-города. Комиссариатский, затем Большой Устьинский мост – расстилавшиеся многокилометровые виды воспринимались всё ещё крайне непривычно после камерной атмосферы Петербурга. Воздух прогрелся до такого состояния, что комфортно гулять можно было бы и в рубашке, но снимать пальто совсем не хотелось – оно позволяло сохранять иллюзию защищённости от экстенсивного внешнего воздействия.

Свернув на Солянку, я испытал облегчение, несмотря на то, что и до этого находился в состоянии умиротворения. Узкие, по сравнению с предыду��ими, улочки, невысокие здания и знакомые уже много лет фасады домов, кафе, ресторанов и магазинчиков заставляли поминутно озираться и впитывать образы, звуки и запахи, погружаясь одновременно в спокойствие и волнение. Ни секунды не сомневаясь, я направился во дворик возле Большого Спасоглинищевского переулка, в котором было проведено столько вечеров и выпито столько вина, но что важнее – с которым связывали равно восторженные и горькие воспоминания. Их изображения вихрем пронеслись перед глазами, прежде чем я опустился на одну из скамеек. На соседних, как и пару лет назад, располагались такие разные, но одинаково наполненные жизнью компании. Мужчина и женщина, с виду коллеги, наслаждающиеся очередным творением местной пиццерии, с которой я был знаком по Петербургу. Группа ярко одетых парней и девушек, с чьей стороны доносилась музыка и громкий смех, сопровождаемый передачей единственной бутылки вина. Пара иммигрантов, один из которых – более старый и опытный – приводил молодому доводы в пользу того, что iPhone покупают лишь одни идиоты, и что ничего в нём нет, кроме голимого маркетинга.

Спустя полчаса чтения и выкуренную с не вполне убедительной претензией на элегантность сигарету я быстрым шагом направился в сторону Большой Ордынки. Погода и майские праздники способствовали перенасыщенной концентрации прогуливающихся, впечатление от которой усиливалось неадекватными пользователями электросамокатов. Тем не менее та же самая прекрасная погода наряду с наличием наушников позволяла выжать практически максимум из ощущения приятной скорой ходьбы.

Около Третьяковской я встретил госпожу Е. Мы немного прогулялись и посидели на одном из подобий скамеек на набережной Водоотводного канала. Прикупив пару бутылок Petrus Red (к большому моему сожалению, любимый Petrus Bordeaux найти поблизости не удалось), мы направились к осмотру Большой глины N4 – одного из наиболее заметных представителей современного искусства, удостоенных чести быть вписанными в ландшафт городского пространства. Скульптура впечатляла своей дерзостью: её нахождение в составе действующей набережной производило впечатление само по себе, несмотря на субъективные претензии относительно формы.

Лавирование с бумажными стаканчиками от потенциально крайне неприятных встреч с полицейскими патрулями завершилось на скамейке противоположного от упомянутой скульптуры берега. Сбоку доносились звуки духо��ых и барабанов: в относительной близости уличный оркестр демонстрировал чудеса переложения чартовых песен на классические инструменты. Новое прочтение отчасти избавляло от лёгкого чувства стыда, испытываемого при обычном их прослушивании, и носило облагораживающий оттенок джаза. 

Настроение посоветовало отправиться на Покровку, в один из давно знакомых баров. Играющая обыкновенно там музыка, наряду с выбором пива, как правило удовлетворяющим возникшие в мозгу причудливые потребности, позволяла добавлять красок на неровно исписанный лист вечерней прогулки. 

В этот раз обстановка оказалась нетипичной: мы прибыли к самому началу явления, известного как квиз. Это обстоятельство поначалу смутило, но заманчивость наблюдения за ходом мероприятия с лихвой перевесила возникшую неуверенность в выборе локации.

Следующий час пролетел под чередование нечленораздельной, однако заводной и энергичной речи ведущего и нарастающих сомнений в своих интеллектуальных способностях и эрудиции. Впрочем, это оказалось довольно весело. 

Приняв пассивно-активное участие в проводимом вечере и закончив со своими напитками, мы вышли на успевший заметно посвежеть воздух и неспешно направились на юг по Покровскому бульвару. Быстро стемнело, и небольшая схожесть с летним вечером сменилась на закономерное ощущение весенней ночи, всё ещё явно прохладной. По пути встречались парочки совершенно разных возрастов, а на скамейках, располагающихся вдоль усыпанной мелким гравием дороги, время от времени попадались небольшие и мирно шумящие компании. Периферия нашего движения в очередной раз вызвала мысль о кардинальном влиянии подсветки зданий на восприятие ар��итектуры города, мысль, только укрепившуюся за вечера, проведённые на улицах Петербурга. В настоящий же момент свет выхватывал из мрака ночного неба одну из Высоток, возвышающуюся над перспективой бульвара. Её огни навевали воспоминания о незабываемых моментах, пережитых поблизости – их я постарался как можно быстрее отогнать. 

Мы расстались возле входа на Третьяковскую. Шаг до дома – по привычке слишком быстрый для текущих обстоятельств. Небольшая, и давно ставшая классикой, пауза перед входом в подъезд: посмотреть на небо и окружающие дома, прокрутить в голове прошедший день.

Спустя полчаса я провалился в глубокий сон.

Среда, 4 мая

Этот и следующие пара дней не предвещали особой насыщенности: нелепые три рабочих дня посреди пра��дников, которые обыкновенно рабочими можно назвать лишь с натяжкой – ожидаемо оказались полны бесконечного списка задач без намёка на раннее освобождение. Тем не менее, смена локации способствовала и некоторой смене обстановки.

За полчаса до обеденного перерыва я быстро собрал вещи, к его началу – уже повернул в скважине и положил под коврик ключ квартиры, к которой за прошедшую пару дней успел привыкнуть. Гостить теперь предстояло у госпожи Е., и неблизкая дорога лежала на юг Москвы. Неприлично короткая прогулка до трамвайной остановки, посадка, и следующие минут двадцать чередовали наблюдение за проплывающими мимо улицами, находящимися внутри пассажирами и перепроверкой плана маршрута – дурацкой привычки, от которой, наверное, надо избавляться, поскольку она кроет за собой более глобальные психологические недоработки. 

Асфальт и здания из-за прошедшего недавно дождя приобрели приятный холодноватый оттенок, создающий в сочетании с достаточно тёплой погодой некое ощущение уюта. Возможно, вследствие ассоциаций, часть из которых я даже не помню – но подобное окружение вводило в состояние спокойствия, возникало чувство некой передышки и замедленного течения времени. Май – прекрасный месяц.

Приятная глазу архитектура сменилась на суровые и беспощадные параллелепипеды, и эстетический аспект вида транспорта капитулировал перед функциональным. На Варшавском шоссе я покинул трамвай и спустился в метро. Вновь волной нахлынули совершенно неконтролируемые воспоминания, от которых спасало только физическое отдаление от места.

В слегка смятённом состоянии я вышел из метро и направился по уже не один десяток раз распланированному короткому маршруту. Скорый шаг по новому району, сопровождаемый постоянной переброской взглядов вокруг, завершился у классической (сколько бы у неё ни было ипостасей) двери подъезда панельки. Двор был зелен и напоминал сотни виденных дворов, только слегка крупнее по масштабу. Бросив бессмысленное сравнение, я ввёл уже известный код от домофона и поднялся на четвёртый этаж. Возня с ключами от впервые встречаемого замка, к счастью, свелась к минимуму. Внутри, как меня и предупредили, ожидал кот. Я попытался поздороваться и посидеть немного, чтобы ко мне привыкли. Реакция оказалась довольно невнятной и напоминала более всего разочарование. Наконец, оставив тщетные попытки втереться в доверие, я неудовлетворённо хмыкнул, снял ботинки и повесил пальто.

Наскоро разложив вещи, я разместился на кухне и вернулся к рабоч��му процессу, параллельно заказав домой продукты на сегодня и следующие пару дней. Ноутбук стоял в опасной для продуктивного настроения близости с окном, и вид отвлекал не один десяток раз вплоть до удовлетворённого закрытия рабочего экрана.

***

Метро переместило меня на Новокузнецкую, в окрестностях которой я бывал за последнее время, пожалуй, уже слишком часто. Просидев около пятнадцати минут на скамейке в позе, демонстрирующей, как казалось, одинаково ожидание и готовность двигаться далее, наконец я увидел выходящего из дверей вестибюля господина К. Мы не виделись уже около года. Как правило, долгие перерывы в общении не сказывались на последнем.

Без спешки рассказывая друг другу произошедшие новости, мы дошли до планируемого к посещению заведения: пиццерии, название которой балансировало на грани остроумия и пошлости, тяготея всё-таки к первому. Радушного вида девушка с сожалением разрушила наши планы о проведении здесь части вечера – персонал занимался устранением последствий какой-то аварии на кухне. Не слишком сильно смутившись, мы развернулись и побрели по Пятницкой, благо обилие всяческих кафе, ресторанов и баров позволяло с лёгкостью найти замену на такой случай. 

Наш недолгий путь завершился в японском баре-ресторане с небольшим, крайне приятно оформленным помещением и открытой кухней, расположенной прямо за стойкой. В интерьере контрастировали тёмные тона и многочисленные маленькие источники освещения разнообразных оттенков. Столики и стулья казались не особенно удобными, но удивительная сочетаемость с остальным интерьером призывала закрыть глаза и принять этот недостаток.

Заказанные пара блюд и напиток вызвали противоречивые эмоции. Рамен, внешне безукоризненный и выгодно отличавшийся о своих классических собратьев ярким и контрастным оформлением, оказался довольно невнятным по вкусу, а порция суши оши, хоть и приятно удивляющая по вкусу, всё же вызывала недоумение своим неадекватно маленьким размером. Блёклый японский лагер, который можно было без проблем найти практически в каждом крупном городе нашей страны, отличавшейся от альтернатив слегка в худшую сторону ценой и одновременно вкусом, стоил здесь как один из лучших представителей крафтового пива в типичном баре. Этот факт отрезвляюще напомнил о городе, в котором я в данный момент находился. И в этом контексте обстоятельства не мотивировали, а, скорее, наоборот, ставили под сомнение некоторые жизненные приоритеты.

***

Обменявшись отдельными, более личными, чем в начале встречи, пере��иваниями, мы расстались с господином К. на перроне станции метро, направившись к поездам, ехавшим в разные стороны. В сознании висел материал, требовавший некоторой переработки. Делать эту переработку совершенно не хотелось. Наушники частично заглушили громкие и настойчивые звуки окружающей действительности, а музыка – голос накатывающих частыми мелкими волнами мыслей. 

Четверг, 5 мая

Работа, фильм Джармуша, бутылка вермута, откровенный разговор. Уязвимость и, одновременно, облегчение. 

Пятница, 6 мая

В околообеденное время приехал господин Г. Странно и сюрреалистично было видеть его здесь, но тем ценнее казалась эта встреча. Мы крепко обнялись и после некоторой рекогносцировки разошлись по своим делам: господин Г. – разбирать вещи, я же – до рабочего места, представлявшего собой кухонный стол с ноутбуком, парой блокнотов и остывшей на подоконнике кружкой кофе.

Дождавшись возвращения нашей хозяйки дома, мы вместе вышли на прогулку. Район даровал смешанную атмосферу: отчасти – уже давно знакомую по окрестностям общежития, в котором были проведены годы обучения в университете, отчасти – слегка стереотипичную для относительно окраинных районов Москвы, удивляющую тем не менее самобытностью архитектуры некоторых зданий. Обилие зелени, запах асфальта и сотни людей: бредущих куда-то, играющих в настольный теннис, выгуливающих собак, отдыхающих на скамейках – всё это наполняло воздух плотной мирной экзистенцией. 

Спустившись по серым ступеням под слои бетона, двое парней и девушка забрались в нутро одного из лучших и одновременно худших видов общественного транспорта. 

Отдающий инфернальностью подземный змей с диким гулом пожирал одну сотню метров за другой. Характер поездки погружал в задумчивость: житьё в самом сердце города удивительно быстро позволяло отвыкнуть от метро, и каждая поездка теперь воспринималась либо как аттракцион, либо как практически обусловленная необходимость. В голове мелькали сотни, если не тысячи проведённых подобным образом часов, большинство из которых ощущалось как некое подобие телепорта. Визг колёс на поворотах туннеля, затёртые поручни и борьба со сном; прослушивание свежей музыки; такие странные, с попытками перекричать шум, разговоры; тупое смотрение в темноту проносящегося за исцарапанным стеклом пространства; чтение; попытки доучить что-то к предстоящему экзамену; рука в руке и светлые мысли; рука в руке и тёмные мысли; борьба со сном; прослушивание затёртых до дыр треков; пустой вагон последнего поезда и дикая усталость; пустой вагон последнего поезда и смех вперемешку с улыбкой; построение планов; чувство триумфа; чувство разочарования; давящий на плечи походный рюкзак; слегка оттягивающая руку сумка с новыми надеждами; визг колёс на поворотах туннеля, затёртые поручни и борьба со сном.

Из недр земли мы вышли на Бауманской. Свет поверхности сменился с солнечного на электрический, пространства сузились, ��олько экзистенция стала более насыщенной, сменив свою окраску. 

Мне не очень нравился этот район, казавшийся слишком хаотичным с точки зрения планировки и слишком контрастным с точки зрения происходящего вокруг, однако с ним было связано одно из самых ярких и тёплых воспоминаний, какие могут возникнуть из спонтанного решения провести вечер и ночь с человеком, которого видишь в первый и последний раз. Это смягчало восприятие.

Прослушивая музыку, мы дошли до бара, рекомендованного госпожой Е. Желание его посетить подогревалось знакомством с другим проектом создателей данного заведения. В тот раз спонтанное брожение по Покровке обернулось настоящим восторгом от внутреннего оформления, кое напоминало сказочные или фэнтезийные миры; и ни скудный выбор напитков, ни отсутствие свободных столиков не перевесило полученного визуального удовольствия: в самом центре не слишком большого помещения с мрачноватым, но приятным освещением, располагалось раскидистое закрученное дерево, чьи многочисленные ветви крупной сетью покрывали скошенные грани потолка. Сам же потолок навевал мысли об избе какой–то сказочной колдуньи, будучи украшен многочисленными подвесными фонариками и непонятно откуда взявшимся пролётом лестницы. Довершали обстановку стопки книг, искривившиеся в нереалистичной гармошке. 

Ментально вернувшись с Китай-города, со всеми этими мыслями я вступил в незнакомое доселе пространство, предваряемое слышимыми с улицы звуками музыки и многочисленными посетителями близлежащих заведений. Первые впечатления выкристаллизовались из мрака, высоких потолков, многочисленных источников света и поражающих свежестью звуков электронного этно. Свободные столики отсутствовали, более того: очередь стояла даже на барную стойку. Тем не менее толпы не было – малое количество посадочных мест в сочетании с большой площадью позволяло сохранять комфортные объёмы пространства. Перспектива провести на ногах даже полчаса не пугала, интерес был сильнее. Постепенно привыкающие к освещению глаза выхватывали стволы берёз, интегрированный в интерьер балкон панельки, люстры в стиле ретро, ковры, старую мебель и многочисленные более мелкие предметы, отсылавшие к различным периодам российского прошлого. Взятое со стойки меню оказалось приятно лаконичным и одновременно интересным: достаточно ограниченный ассортимент крафтового пива был подобран со вкусом; перечень напитков дополняли интересные позиции вроде коктейлей с берёзовым соком; и практически каждое блюдо из небольшого списка хотелось попробовать.

Здесь мы провели около часа: минут двадцать возле бара в ожидании и обмене первыми впечатлениями, остальное же – за массивным столом, на внушительной высоте от которого висела винт��жная люстра из многочисленных фрагментов. В сочетании с фоном из намеренно неотремонтированного потолка, покрытого лоскутами облупившейся краски, она создавала изумительный фон, создающий атмосферу богемной квартиры – или же заброшенной, но некогда богатой. 

Употребив тартар из говядины с маринованной черемшой и малиной, выпив пару удачных сортов пива и так и не поняв смысла коктейля с берёзовым соком, лёгкость которого никак не сочеталась с гигантским куском льда, заполнявшим большую часть бокала, я пришёл к консенсусу со своими спутниками относительно дальнейших планов: ехать домой совершенно не хотелось. 

Господин Г. обладал выдающейся способностью обрастать знакомствами, и одно из них – на этот раз связанное с его увлечением велосипедами – навело на интересную идею касательно следующей локации. Мы вызвали такси.

С водителем на этот раз не слишком повезло: несколько раз пропущенный поворот удлинил поездку в несколько раз, однако настроение было таково, что ситуация казалась лишь отчасти досадной, и по большей части – забавной. 

Машина остановилась недалеко от Белорусской, в районе, наполненном дорогими домами, стройками, выползающими из баров вчерашними школьниками и милого вида магазинчиками, расположенными на первых этажах зданий. По навигации господина Г. наша компания отошла немного в сторону и углубилась в кирпичные джунгли. Окружение составляли, казалось, склады и цеха, статус которых сложно было понять из-за доносящейся неподалёку музыки и подсвеченных снизу стен отдельных зданий. Приближаясь к источнику звука и свернув за очередной угол хаотичной с виду застройки, мы внезапно пересекли ту тонкую грань между заброшенными промышленными помещениями и лофт-пространством. Звук, свет, рамки металлоискателей, пара здоровяков при них, десятки людей и разлетающиеся клубы дыма различного содержания крас��оречиво заявили о достижении цели нашего маршрута. 

Вход в здание был подобен включению «Экстаза» Гаспара Ноэ: мрачное электрическое освещение, вгоняющее в подобие транса техно, неопределённые в тенях масштабы пространства и двигающиеся в странном ломаном ритме люди. Говоря объективно, делать здесь было нечего: из-за громкости любые разговоры затруднялись практически до невозможности, выбор напитков оставлял желать лучшего, а характер музыки наводил лишь на вопросы вроде «как под такое можно танцевать?». Тем не менее, всё это в совокупности с интересной локацией создавало атмосферу, в которой хотелось находиться, ощущение, что ты являешься незримым участником происходящего кинематографического чуда. 

Продолжение вечера затерялось в тёмных вспышках памяти.

Суббота, 7 мая

Закономерно позднее утро прошло в ленивом и неторопливом темпе. В ожидании, пока встанет господин Г., я провёл пару спокойных часов на кухне за ноутбуком, время от времени поглядывая в окно, из которого изредка доносились крики птиц. Примерно к часу дня нам удалось собраться и медленно выбраться на улицу. 

К этому времени утренний голод начал раздражать совсем уже откровенно, но позавтракать хотелось чем-то нетривиальным. Последовав рекомендации госпожи Е., мы доехали до Тверской и побрели к Патриаршим, на Малую Бронную. Позднее начало активности, которую таковой можно было назвать лишь с натяжкой, великолепная солнечная погода, отсутствие шума и мирно прогуливающиеся горожане создавали неповторимую атмосферу свободного от дел дня. Обилие зелени, узкие улочки и постепенно появляющиеся летние веранды успокаивали и вводили в состояние умиротворения. Возможно, это лишь субъективное восприятие, но, кажется, это один из немногих районов Москвы, в котором может показаться, что спешить, в общем-то, особо некуда.

***

Небольшие ступеньки, яркая синяя дверь, контрастно выделяющаяся на фоне пастельно-жёлтого кирпича, смелое, но удивительно гармоничное сочетание тёплых и холодных цветов интерьера – первые впечатления уже располагали к себе. Мы разместились за не слишком большим, но достаточно массивным деревянным столиком неправильной формы в углу внешнего зала: в такую погоду не хотелось уходить слишком далеко от окон и свежего воздуха. 

Меню, совпадающее по тону с кладкой внешней стены здания, было изучено с интересом и некоторой досадой: из-за описания блюд и давно проснувшегося аппетита попробовать хотелось практически всё. Выбор оказался достаточно сложным, однако с завидной долей уверенности мы с господином Г. заказали по бокалу игристого – белого и розового соответственно, кое подавалось здесь во внушительного размера тяжёлых хрустальных фужерах – максимально неудобных, но безумно красивых. Госпожа Е., в выборе напитков ограничившаяся капучино, поймала взгляд, полный отеческой грусти.

Начало завтрака примерно совпало с перевалившей за четыре часа дня стрелкой – что красноречиво сообщало о его необходимости. Господин Г. взял себе лимонные сырники с соусом из смородины и сметаной, украшенной листиками мяты и вкраплениями малины; госпожа Е. – иранские оладьи с лососем, яйцом пашот, базиликом и песто; мой же выбор пал на швейцарский драник с моцареллой, карамелизированным луком, трюфельно-сливочным соусом, пастрами, руколой, слабосолёным огурцом и манго. Следующие полчаса прошли в состоянии, больше всего походящем на гастрономический оргазм, а также во взаимных дегустациях. 

В приподнятом настроении и блаженном состоянии духа наше трио направилось сначала на Малую, а затем на Большую Никитскую – одни из самых, как мне кажется, приятных улиц города. Не слишком широкие, относительно тихие, с невысокой архитектурой, достаточным количеством зелени, ресторанов и кофеен, изобилующих верандами; в утренние и дневные часы они дарили чувство спокойствия, в ночные же – чувство празднования собственного существования.

После Моховой обстановка изменилась кардинально, более того, контраст можно было назвать чудовищным. Невообразимое количество людей, машин, полицейских, заборов, шума и перекрытых проходов раскатывалось крайне неприятными волнами, эпицентр которых находился где-то на Манежной площади. К большому сожалению, маршрут наш проходил именно здесь. Образы, через хитросплетение мыслей отсылавшие на оставшихся позади улицах к книгам Фицджеральда и Моэма, испарились со скоростью вылетевшей пробки от шампанского, сменяясь мрачно овеществляющимися образами «Дня опричника». Залитое ярким светом пространство не сглаживало впечатления, но создавало жутковатый контрапункт сродни феномену «полуденного ужаса». 

Казавшийся бесконечным переход через строительные настилы вдоль одной из стен Красной площади, наконец, закончился; выход из толпы был подобен глотку свежего воздуха – напряжённое лицо разгладилось, как расслабилась и рука с сумкой, заведённая за спину во избежание столкновений. В более расслабленном состоянии, но обдумывая испытанный контра��т, мы прошли мосты через Москву-реку и добрались до Пятницкой. На этот раз уже пташки госпожи Е. нашептали о проходящей в одном из здешних заведений лекции о музыке. Какой музыке и почему – оставалось загадкой, но спонтанные вещи обладали особой притягательностью.

Найдя нужный дом на Климентовском переулке, мы ненадолго остановились, сделав перерыв на сигарету, и вошли в здание. В отличие от подавляющего большинства баров и ресторанов, попасть в этот можно было лишь после поездки на лифте и пары поворотов коридора, что добавляло своеобразной атмосферы, но, судя по всему, не способствовало популярности заведения.

Новое место казалось противоположностью посещённого утром: огромные пустующие залы, достаточно громкая музыка и полутёмная, но многоцветная атмосфера. Помещение располагалось под крышей, так что стены возле низких кресел и диванов переходили в наклонные плоскости, чередовавшие толстые слои бетона и впечатляющего размера окна. Часть поверхностей была расписана замысловатыми яркими узорами, часть – достаточно банального стиля граффити. Тем не менее последние, будучи нанесёнными многократно на одни и те же участки стен и потолка совершенно разными красками, смотрелись удивительно гармонично в сочетании с огромным количеством стульев, люстр, ширм и светильников в стиле ретро. Вышеописанное, вкупе с многообразием оттенков, ароматами благовоний, расположенной между мебелью растительности и причудливо выстроенным освещением, составляли образ ни на что не похожего пространства.

Лекция проходила в соседнем зале, очень условно выделенном отдельными частями интерьера. Парень и девушка вели рассказ, как показалось, про становление и разновидности электронной музыки, что было не слишком интересно, но воспринималось в хорошем смысле забавно в качестве фона. Местная кухня, продолжая тенденцию, заданную самой локацией, стремилась подарить ощущения, совершенно отличные от утренних: маленькие, дорогие, и не слишком вкусные порции сглаживали впечатление разве что своей самобытностью: состав блюд, как и меню в целом, были посвящены испанской и мексиканской кухням.

Дослушав остатки лекции, со смешанными чувствами мы вышли из полумрака на оживлённый переулок, всё ещё непривычно светлый на фоне медленно отступающих воспоминаний зимы. Атмосфера располагала к прогулке, так что путь наш пролёг через Садовнический проезд и дальше – на Большой Устьинский мост. Здесь была сделана пауза, да и трудно было не задержаться при виде простирающихся вдаль ухоженных улиц, широкой реки, объёмного неба, меняющего свой цвет от г��лубого – и через бирюзовый – к жёлтому и оранжевому, и огромного, медленно заходящего солнца. Наблюдаемая картина направила ход мыслей в неопределённое, полное трудностей, но такое светлое будущее, которое зависело лишь от нашего желания, терпения и силы воли. 

***

Посетив в очередной раз Покровку, мы, уже порядком уставшие, отправились домой. 

День окончился дома уже сильно за полночь: недавно испытанный кулинарный опыт сформировался в отчётливое стремление приготовить драники, на что было потрачено около часа; впрочем, результат стоил того.

Воскресенье, 8 мая

В списке идей на проведение этого дня значилась поездка на природу. Или, как минимум, организация пикника. Великолепный план несколько омрачало состояние простуженности, начавшееся ещё вчера. Пытаясь отогнать неприятные симптомы, я не намеревался отказываться от намеченного, и после выхода из дома вместе с велосипедами мы первым делом направились в аптеку. Запив порошок местного производства (с таким подходом к лекарствам я столкнулся впервые), и для верности проглотив пару таблеток, я вновь сел на велосипед.

Заглянув в супермаркет, располагавшийся поблизости, мы приобрели кое-что для пикника: багет, круассаны, крем-соду, грушевые чипсы, ванильный глазированный сырок, пончики, пару бананов, нарезанный слайсами чеддер, риет, вяленую говядину, паштет и шоколадный напиток на основе берёзового сока. Не то чтобы это был необходимый запас для поездки, но, если начал покупать вкусности, становится трудно остановиться. Единственное, что вызывало у меня опасение — это последний упомянутый напиток. Я знал, что рано или поздно мы перейдём и на эту дрянь.

С под завязку набитыми сумками, постоянно сползающими со спины во время езды, мы поехали в сторону Битцевского парка. 

Словно в подтверждение возникавших много ранее мыслей – ещё год назад, во время пробежки по Сокольникам ранней весной – меня посетило странное состояние, возникающее в московских парках. Здесь никак не можешь почувствовать себя на природе: она совсем не похожа на вольные леса, знакомые с детства по поездкам на дачу – даже если это всего в нескольких километрах от черты города. Здесь природа как будто забита, и при виде деревьев возникает ощущение не свежести и дикой флоры, но какой-то серости, напряжённости и уныния. Сомневаюсь, что многие разделят это мнение, и в особенности коренные жители Москвы, но чувство это нельзя назвать эфемерным: оно возника��о неоднократно и отчётливо, будучи обострённым моим трепетным отношением к нечастым посещениям леса. Катализатором этих мыслей послужило изрядное количество посетителей и не слишком большой выбор локаций для остановки, наложившийся на общее физическое состояние. 

Постаравшись отвлечься, я сосредоточился на сменившейся обстановке и привезённых с собой возможностях для создания кулинарных излишеств. Сочетание шоколада и берёзового сока слишком манило своей необычностью, так что порядок дегустации был предрешён. Как можно было догадаться, мельком представив взаимодействие вышеупомянутых ингредиентов, напиток оказался редкостной дрянью. Впрочем, это обстоятельство не особо смутило – в подобных случаях можно было утешить себя фактом получения нового опыта и знания новой вкусовой комбинации. Кроме того, остальные продукты оказались великолепны: как по отдельности, так и вместе, будучи совмещёнными неожиданным образом.

***

Господин Г. отправился на встречу со своими велосипедными коллегами. Вечер хотелось провести спокойно, и просмотр кино под еду из доставки подходил наилучшим образом. Выбор оказался достаточно спонтанным, и комбо этого вечера представило собой «28 дней спустя» + корейская кухня. Фильм оказался крайне своеобразным – будучи полноценным детищем нулевых годов, он не отличался особой логикой действий персонажей и выделялся каким-то безумными операторскими решениями; а в отношении супов куксу я окончательно определился с тем, что холодная версия нравится мне в разы больше.

По изначальному плану поездки в этот вечер я должен был покинуть квартиру госпожи Е., однако на месте консенсуально было принято волевое решение остаться на ночь здесь же, и покинуть временное обиталище рано утром, что значительно облегчало ментальную карту и потакало обыкновенной человеческой лени наряду с атмосферой неспешности происходящего. 

Понедельник, 9 мая

Первое пробуждение, как иногда бывает перед событиями, которое наше своенравное подсознание считает значительными, застигло около 5 утра: об этом красноречиво и буквально красноциферно говорили круглые электронные часы, находящиеся на столе рядом с кроватью. Меня застигло великолепное ощущение застывшего и одновременно происходящего момента. Полумрак комнаты, освещаемый лёгким светом облачного утреннего неба, был наполнен прохладой. Запах постельного белья смешивался с ароматом свежего воздуха, плывущего через полуоткрытое окно, а из–за стекла виднелась зелень обдуваемых лёгким ветерком деревьев и доносились отрывистые звуки птиц – воссоздавая знакомый образ ранне��о утра второй половины весны, в момент которого ты ещё не спишь и живёшь ту самую жизнь, которую запечатлевают в книгах и фильмах.

До звуков будильника оставалось ещё некоторое время, но дожидаться их совершенно не хотелось – спонтанное бодрствование переносится, как правило, легче, чем насильственное. Провалявшись ещё несколько минут, я выбрался из плена посте��и и начал совершать стандартные утренние ритуалы.

Малое количество сна одаряет память (по крайней мере, субъективно) довольно отчётливым и странным свойством: осознание реальности происходит скорее не непрерывно, как обычно, а отдельными шагами, пространство между которыми потом тяжело поддаётся анализу и воспоминанию. Это обстоятельство в сочетании с дальнейшим последовательным нарушением наших с госпожей Е. планов внесло в характер утра настоящую сумятицу. 

Кафе на Патриарших, уже посещённое нами пару дней назад, открывалось ещё нескоро относительно нашего обескураживающе раннего подъёма. Тем же свойством обладала ещё пара заведений, состоящих в составленном перед поездкой списке рекомендованных к посещению. Кроме того, маршрут до многих мест был затруднён многочисленными ограничениями в связи с предстоящим праздником. Последнее свело на нет одну из наших попыток позавтракать, другая же завершилась уже откровенно обидным образом – кофейня должна была быть открыта, и по факту также оказалась открыта, но не принимала заказы по каким-то техническим причинам.

Ситуация была тяжелейшей. Спустя неопределённое количество переходов через отчасти заблокированные улицы мы пришли к выводу, что планы планами, но терпеть назойливое чувство голода больше терпеть уже нет никакой возможности. На Калашном переулке удача, наконец, повернулась к нам своей передней частью лицевой области, и с огромным облегчением я распахнул дверь кофейни, с холодного, несмотря на яркое солнце, уличного воздуха, погружаясь в тепло, пропитанное сиропами и кофе. 

Количество сахара, поглощённое в следующие полчаса, вряд ли поддавалось какому-либо исчислению, но кофе с халвой вкупе с шоколадным печеньем воспринимались настоящей амброзией в состоянии недосыпа и пустого желудка. На фоне этого и без того приятный интерьер, характерными особенностями которого являлись большие окна, немногоцветность и использование дерева в сочетании с кирпичом и металлом, казался превосходным. Отечественный инди-рок, звучащий из колонок, составлял отличный фон для такого момента. В голову пришла мысль, что наилучшим образом этот музыкальный жанр проявлял себя в моменты пограничного состояния – бессонной летней ночи или слишком раннего утра. 

Стоит отметить, что при мне всё это время был увесистый рюкзак господина Г.: уехав на велосипеде к своим знакомым, он намеревался остаться на несколько ближайших дней у них, в связи с чем попросил передать по возможности свои вещи. Ехать предстояло на Дмитровскую, и ближайшим порталом к ней на данный момент являлась станция Арбатская. Сверившись с навигатором, мы двинулись по намеченному пути. За одним из поворотов мы увидели перекрытую уродливыми блоками забора улицу, что кардинально меняло карту наших возможных маршрутов. Этот факт можно было в сердцах оценить, как настоящую метафизическую насмешку, но к тому времени подготовленное сознание уже воспринимало всё происходящее с иронией: с полуулыбкой началось обдумывание возможных вариантов передвижения.

Внезапно к нам подошла оптимистичного и немного потерянного вида женщина, вероятно, находившаяся в сходных обстоятельствах: перейдя сразу к делу, она поинтересовалась, не планируем ли мы заказывать такси – и если наши намерения таковы, то предложила поехать вместе. Такой вариант нас полностью устраивал; более того, дорога лежала в сходном направлении. Немного удивлённые, но вполне довольные, мы вызвали машину.

Не могу сказать, что попутчик в данном случае был кстати (по каким-то причинам женщина выказывала изрядную общительность и слегка чрезмерную жизнерадостность), однако найденное решение проблемы не могло не радовать. Доехав до нужной станции, мы вышли на поверхность, и, не успела ещё догореть первая сигарета, как из подмостного туннеля показался господин Г. Поприветствовав друг друга, мы передали вещи и вскоре попрощались – уже до встречи в Петербурге. 

Вновь спустившись в подземный технологический мир, госпожа Е., и я устремились по тёмным туннелям в сторону Патриарших и одновременно – наконец, к адекватному завтраку. Единодушно определившись, что наилучшим местом для последнего будет уже посещённое нами ранее заведение, мы, подгоняемые голодом, зашагали на Малую Бронную. 

С большим облегчением после столь долгого начала дня со слегка чрезмерным количеством перемещений, мы уселись за один из стоящих в углу столиков, аккомпанемент которому составлял диван – вещь в подобной ситуации просто незаменимая. 

Завтрак, в этот раз начавшийся уже в более привычное время, состоял из яичницы-болтуньи (не могу заставить себя использовать слово скрэмбл) с гуакамоле из горошка и пастрами, а также проверенного прошлым посещением варианта – бокала сухого игристого. Госпожа Е. избрала более экстравагантное блюдо: поджаренную бриошь с сальсой, карамелизированным беконом, листьями салата и яйцом пашот, приправленная голландезом и розовым сливочным соусом со слайсами жареного батата. Стоит ли говорить, что первый нормальный приём пищи подарил массу положительных эмоций и, откровенно говоря, был великолепен.

В процессе акта гедонизма происходило обсуждение дальнейших планов на день. У меня уже были пока ещё не до конца сформировавшиеся, но достаточно явные идеи насчёт его второй половины, но до того ещё оставалось время. Прекрасной возможностью представился вариант сходить в какой-нибудь кинотеатр: их я посещал редко, практически каждый раз предпочитая посмотреть фильм дома, если только это не был особенный случай.

Дальнейшие события заслуживают как минимум короткометражной экранизации.

Около двадцати минут мы проводили жесточайший анализ московских кинотеатров на предмет открытости, адекватности цен, физической доступности с учётом транспортных ограничений, а также подходящего по предпочтениям и времени показа ассортимента фильмов. Обстоятельства оставляли желать лучшего, однако один из вариантов всё же оказался в той или иной степени приемлемым. 

Выйдя под яркие лучи дневного солнца, мы уже намеревались вызвать такси, но предполагаемый маршрут автомобиля сразу же сменил наши ожидания – на попытку придумать, как можно добраться до нужной точки иным способом. К величайшему прискорбию, наиболее быстрым способом на тот момент являлся электросамокат. С большим сопротивлением и душевной болью я постарался принять такое развитие событий. Мы приблизились к стоянке этого воплощения изумительной идеи и чудовищного претворения в жизнь, и с подёрнутым экзистенциальной усталостью лицом я произвёл необходимые действия для начала поездки, неоправданного ухудшения финансового состояния, а также морального разложения.

Кое-как закрепив на узкой платформе одну сумку с вещами, и перекинув вторую – с ноутбуком – за спину, я неуверенными рывками направился вслед за госпожой Е., выполнявшей роль штурмана. Мой опыт использования этого средства передвижения сводился к одному разу и оставил крайне смешанные впечатления; тогда же мой знакомый во время езды разбил экран своего смартфона. Однако ключевое значение в формировании столь скептического отношения отводилось проявлениям окружающей действительности. К большому сожалению, электросамокаты в определённой мере повторяли судьбу каршеринга, иными словами – замечательная идея оборачивалась иногда ужасающими проявлениями. И если катание без шлемов было объяснимо, поскольку в данном случае все риски ложились на водителя, то езда на одном самокате вдвоём по тротуару, запол��енному людьми, где-нибудь на Тверской в Москве, Невском или набережной Невы в Петербурге, сопровождаемое пропитанными уверенностью в своей правоте звуковыми сигналами – это было выше моих сил.

Однако сейчас ключевым фактором являлась скорость. С лёгким чувством ненависти к себе и по возможности минимальным образом используя пешеходную зону, мы ехали через центр, постоянно натыкаясь на преграды в виде перекрытых дорог. Потратив в итоге столько же времени, если не больше, чем выбрав такси, мы добрались наконец до кинотеатра, соседствовавшего с Третьяковской галереей.

На начало сеанса мы, разумеется, опоздали. В кино я опаздывал раза два за всю жизнь, отчего проход на свои места наполнил сознание одновременно ощущением неуюта и ироничным восприятием в контексте всей ситуации, соседствующими с лёгкой эйфорией – для себя, как для человека, который ненавидел опаздывать, она объяснялась чувством контроля над временем и обязательствами.

Сожаление об опоздании оправдалось лишь в том смысле, что не удалось увидеть фильм целиком (отчасти закрыл я этот гештальт только спустя пару месяцев, в Твери, на пробежке, слушая часовой подкаст об этой же картине). «Всё, везде и сразу» в некоторые моменты преисполнял восторгом, в некоторые – дарил неудержимый смех. Регулярно возникающий контраст безбашенного ребячества и серьёзных тем несколько смущал, но создавал условия для возникновения эмоциональных качелей, ставших столь редкими после просмотра определённого количества картин. Визуальная составляющая, привлекательная тематика и саунддизайн наряду с саундтреками вызвали настоящее восхищение. Не особенно рискуя ошибиться, я могу назвать проведённые здесь два часа одними из самых приятных в моей жизни.

Госпожа Е. и я, в состоянии, как это зачастую бывает в подобных случаях, затруднённого и неохотного возвращения в реальность, погружённые отчасти в свои мысли, вышли из-под колонн кинотеатра в расположенный по соседству парк. 

Настало время прощаться. В последний полный день в Москве мне ещё предстояло увидеться с господином А., с которым мы пару лет делили кров в студенческом общежитии, а также однажды летали в Калининград.

Душевно обнявшись с госпожой Е. и поблагодарив её за проведённое время, я зашагал по направлению к Новокузнецкой – на трамвайную остановку, попутно пролистывая в голове кадры последних дней.

***

В вагон удалось забраться очень вовремя: моросящие местами с неба капли превратились в настоящий ливень, погода сегодня оставалась переменчивой, и ежегодный разгон облаков никак не справлялся с силами природы. Встреча с господином А. была назначена в уже дважды посещённом за эту поездку баре. Размеренно приползший трамвай останавливался метрах в ста от нужного места.

До назначенного времени оставалось ещё около получаса, так что после пары дегустаций я заказал саур и приступил к оперативному поиску жилья ещё на одну ночь.

Господин А. появился, когда я ещё находился в процессе рассмотрения вариантов для ночлега поблизости. На наши лица наползла невольная улыбка, про себя же я отметил чувство искренней радости от встречи. Дальнейший процесс выбора было откровенно сложно осуществлять: нас захватил разговор, начавшийся с жадного получения информации об общих знакомых, с которыми пару лет назад общение проходило гораздо плотнее ввиду общности быта. Удовлетворив отчасти любопытство, выпив ещё по напитку и, в моём случае, определившись наконец с вариантом жилья, мы вышли на лёгкую морось и окрашенную влагой плитку Белгородского проезда. Воздух был наполнен своеобразным, но отчего-то приятным запахом асфальта после дождя, а улица – многочисленными прохожими: идущими куда-то, смеющимися, задумчиво курящими и болтающими обо всём подряд. Дождь не был способен остановить стремление к экзистенциальной красоте. 

В выборе локации ночлега я руководствовался исключительно утилитарными соображениями, так что дорога к отелю заняла минут пять: до располагавшегося по соседству Покровского бульвара. Скорость процесса заселения ограничивалась исключительно расторопностью администратора, и уже через десять минут с явно прослеживающимся флёром энтузиазма мы шагали в сторону одного из двориков Большого Спасоглинищевского переулка – последний день поездки настраивал на лёгкий бархоппинг. 

Бар с неприметной электронной вывеской, у входа в который стояла пара неоправданно высоких, скамеек жёлтого цвета и другая пара – ещё более высоких столиков, не привлёк бы внимание, если бы не полученная рекомендация (к слову, целесообразность «барной» мебели, из-за своей высоты неудобной вообще всегда, вызывала большие вопросы). Нас встретило крохотное помещение, обилие странных запахов и неприветливый официант. Цены на напитки, по-московски обескураживающие, могли компенсироваться лишь неординарностью содержимого: господин А. заказал настойку на гречке, обладавшую неочевидным цветом малинового киселя. Она обладала именно таким вкусом, какой можно предполагать, и оставила после себя сомнения в целесообразности своего существования. 

По возможности растягивая удовольствие, предпочитая свежий воздух, мы минут десять провели на эрзац-веранде, и после обмена впечатлениями двинулись в соседнее заведение, представлявшее собой что-то среднее между мини-баром и магазином крафтового пива. Довольно долгий поиск способа удивить себя закончился на сочетании жасмина и цитруса: уже третий раз за день относительно случайно выбранный напиток превосходил ожидания; что, возможно, говорило просто о хорошем настроении. 

Гений вечернего Китай-города направлял наше спонтанное брожение, и минуты сгорали в пламени духа юности, стремящегося усилить и поглотить все доступные эмоции. Маросейка и её старшая сестра – Покровка – бурлили многоцветными огнями, обрывками фраз, смехом, камерными драмами, гротескными проявлениями социального расслоения, ароматами национальных кухонь, деньгами, бедностью, запахом сигарет, женскими слезами, мужской ревностью и обоюдными попытками сублимировать либидо, сохраняя лицо и требуемую долю изящества.

Повинуясь стихийно возникшему желанию, мы зашли в дверь без вывески. Этот руин-бар я посещал лишь однажды, и воспоминания остались достаточно смутные, однако вполне соответствующие нашему внезапному намерению. Здесь господствовала юность и разгильдяйство; молодые, наглые и беспардонные молодые люди, слетающиеся на нереалистично доступный для центра Москвы прайс. Даже господин А., будучи на пару лет младше меня, воспринимал моментально заполнившее все чувства окружение скорее с позиции наблюдателя: пространство было насквозь пропитано принципом carpe diem.

***

Спустя неопределённое время я проводил господина А. до метро, последние поезда которого отправлялись с окраин навстречу своим пунктам назначения. Впереди его ждала поездка под землёй, затем – по асфальту, в соседний город, к своей девушке. Я улыбался, будучи откровенно рад такому развитию событий.

***

Жажда экзистенции была ненасытна, многочисленные события дня лишь способствовали сами себе, пробуждая безумную тягу даже не к запечатлению, но к максимально возможному осуществлению каждого из происходящих моментов: pura vida.

Я вернулся в последний посещённый нами бар. В попытке ухватить как можно больше флюидов жизни – обратился в наблюдение. В одном из углов, за столиком, заметно выделяясь на фоне иных посетителей, сидел мужчина лет пятидесяти, одетый просто, но со вкусом, с аккуратной бородкой и собранными в хвост волосами, и с полуулыбкой общался со своей спутницей. Воображение тут же дост��оило потенциальный портрет этого персонажа: режиссёр искал здесь вдохновения для будущей картины, и попытка эта явно венчалась успехом. Второстепенная мысль, перекрытая почти полностью гармонией наблюдаемого, всё же поражалась этой гармонии: столь контрастирующий образ не вызывал явного удивления ни у кого из бесконечно смеющихся, радующихся и поглощённых моментом аватаров юности. Бесконечное разнообразие ресторанов, кафе, баров, рюмочных, театров и кинотеатров, картинных галерей, музеев и выставок развёртывалось картой обитания вечно существующих среди людей начал; где-то властвовал Дионис, где-то – Брахма, Бэс или Тэндзин. Кто-то овеществлял своим участием господствующий дух, кто-то – пытался прикоснуться или хотя бы понять его, будучи направляемым иной движущей причиной; кто-то, покинутый своим гением, плыл по инерции или старался собственными силами обрести новый смысл и новую силу. Искры размышляли о том, стоит ли им гореть ярче или скорее потухнуть; ничто не имело смысла и всё имело смысл. Пламя пока ещё горело.

***

Пустой холл отеля, подъём в узком лифте на третий этаж, заглушающий шаги мягкий ковёр, нужный номер на двери. Умывшись и скинув с себя одежду, я упал на кровать – совершенно обессиленный, но с улыбкой на лице. Впереди ждала дальняя дорога.

[zombie869]

Поменять вектор (название может быть изменено)

Часть 1

Колонки с яростю выдавали мощные басы, неоновые лампы тихим мягким светом подсвечивали столы, играя бликами на стаканах, бокалах, фужерах или бутылках. За столам оживленно болтали люди, кто-то покорял танцпол, уже не координируя движения или же просто лавируя между людьми и покачиваясь в такт мелодии. Все радовались: как новоприбывшие гости, так и заядлые посетители этого острова безумия. Нужен ли был им повод? Ощущения того, что сегодня наконец-то настал вечер столь долгожданное пятницы и следующими за ней выходными вполне хватало.

И кому захочется торчать дома, когда есть такой шикарный способ отпустить все свои мысли, забывшись в духоте среди пьянящих ароматов, и насладиться терпким, жгучим ощущением радости?

Он, что удивительно, не стал выламывать двери ногой при входе, или... а, он ещё был слишком трезв для столь громких появлений. Умело и грациозно лавируя между живущей своей, совершенно иной, пока не особо понятнй жизнью толпой, брюнет быстро проделал путь от самых дверей через танцпол и оказался у барной стойки. Напиться в хлам? Нет, столь сильно напиваться Гамбиту не хотелось... Хотелось ощутить лёгкую и весьмаприятную жгучую сладость, разъедающую горло, и отпраздновать очередную небольшую победу над очередные придурками, "вставшими на пути мира, добра и справедливости"... А хотя... Никто же не расстроится, если он вернётся лишь завтра вечером (ведь в фразе "вернусь примерно к 11 вечера" ничего не сказано о дате возвращения).

- Добрый вечер, мисье, - брюнет сел на стул, вальяжно закинув ногу на ногу, и оперся левой рукой на стойку, в правой периодически перебирая несколько карт. Всю колоду доставать не хотелось, но и возможность остаться безоружным в случае внезапного нападения ему не нравилась. - А что у вас есть из... Хмм... Крепких напитков? Может какой-то фирменный коктейль? Или напиток дня?

- Извини, такого нет. У каждого свой вкус. - ответил бармен, протирая стойку влажной тряпочкой после предыдущих посетителей, и с любопытством посмотрел на новоприбывшего посетителя. Затем, оглянувшись на уходивший чуть ли не в самый потолок стеллаж со всевозможными бутылками, играющими разноцветными бликами под неяркими лампами, мужчина задумчиво спросил. - Лонг-Айленд подойдет?

- Не откажусь. - с лёгкой улыбкой ответил Гамбит, подперев голову свободной рукой.

Брюнет наклонил голову, не понимая, как он упустил момент приготовления и подачи напитка. Загипнотизированный отточенными годами движениями бармена, он и не заметил, как чуть не покинул эту реальность, поэтому несколько секунд бездумно смотрел сквозь бокал, не видя совершенно ничего. Конденсат, выступивший на блестящем стекле, и разящий холод от кубиков льда приятно контрастировал с душным и жарким помещением. По коже пробежала не заметная дрожь, на губах мелькнуло подобие то ли улыбки, то ли ухмылки... Хотя какая разница?

Гамбит поднёс бокал к сухим губам, но неожиданно его рука дернулась в совершенно противоположном направлении. Бокал с дребезгом разбился о стойку, кубики льда с громким шмяком упал на пол.

"Что за чертовщина...?" - неожиданно пронеслось в мыслях мутанта. Он вскочил со стула, инстинктивно потянувшись за полной колодой, подумав, что 2-3 карты вряд ли его спасут. Но в толпе не было никаких подозрительных личностей... А, точно, подозрительные люди же ведут себя максимально неподозрительно, а вот всякие рпандомные придурки... Постоянно сбивают с толку, мягко говоря.

А если это был кто-то из телепатов, на подобие Ксавьера... Тогда все становилось гораздо сложнее, ведь телепат может находиться даже не в этом помещении. Это ещё сильнее сбивало с толку, чем уже напившиеся или только начавшие свой вечер в баре люди, шатающиеся между столиков.

Выпивать почему-то расхотелось... Сколько атомов... Казалось бы, обычный стакан... Насколько красиво переливалось убитое и больше никому не нужное стекло... И насколько медленное, но необратимое действие, заставляющее разлагаться не только давно прогнившую плоть, но и саму свою сущность.

[ekoduh]

Варенье из сосновых шишек - сосновый мед +++ Сосна отдает нам самое ценное, что может быть использовано для лечения человека. Это и живица, и почки, и хвоя, и сосновые шишки, которые широко используются в народной медицине. Кроме того, иголки сосны получили широкое применение в производстве целебных эфирных масел. Каждый может заготовить себе на холодную осень и долгую зиму целебный "живичный" мед из сосновых шишек. Однако, чтобы варенье из зеленых шишек оказалось действительно целебным и полезным для организма, шишечки следует правильно собрать и приготовить. Сбор сосновых шишек Итак, когда же нужно собирать сосновые шишки? Молодые сосновые шишки в разных климатических поясах собирают в разное время. В Украине это середина мая — начало июня, в средней полосе России — 21-25 июня. Варенье можно варить из тех шишек сосны, которые легко разрезаются ножом или прокалываются ногтем. Для сбора подходят шишечки, достигшие 1-4 см в длину. Собирая сосновые шишечки, обратите внимание на их внешний вид. Бывает, что сосна может быть поражена насекомыми: с такого дерева шишки собирать не стоит. Есть несколько рецептов "меда" и варенья из сосновых шишек. Все приведенные ниже рецепты употребляются с небольшим количеством воды натощак 3 раза в день. Для чего? При помощи лечебного "меда" из шишек хорошо лечатся заболевания органов дыхания, кроме того, варенье применяют и как общеукрепляющее средство, благоприятно влияющее на иммунитет человека. 1. "Мед" из сосновых шишек. примерное соотношение : 0,3 кг шишек, 1 л. воды, 1 кг сахара. Собранные шишки перебрать, промыть, удалить подпорченные. Шишки засыпать в кастрюлю и залить их холодной водой. Воды нужно налить столько, чтобы она немного покрывала шишки (на 1-1,5 см). Следует довести воду до кипения и добавить 1 кг сахара (из расчета 1 кг сахара на 1 л воды). После того, как сахар растворится, довести смесь до кипения и на небольшом огне томить около 1,5 часов. Чтобы варенье было прозрачным, в процессе варки нужно снимать пену. Когда варенье будет готово, шишки пропитаются сиропом и станут полупрозрачными, слегка красноватыми. 2. "Солнечное" варенье. Промытые шишки режем на кусочки, обваливаем в сахаре. В банки укладываем получившуюся сладкую смесь в виде слоев толщиною 1,5-2 см, каждый из которых также засыпаем сахаром (верхний слой шишек должен быть покрыт им полностью). Банки накрываем чистой салфеткой или марлей, ставим в солнечное теплое место и встряхиваем время от времени, чтобы сахар полностью растворился и образовался сироп. Когда сахар растворится полностью, "солнечное" варенье можно пробовать. Закройте варенье плотной крышкой и поставьте в прохладное темное место. 3. рецепт "Фирменный". Собранные шишки промывают и разрезают для лучшей пропитки сиропом. Сироп готовят из расчета 1кг сахара на 1,5 стакана воды. Сахар используем в количестве 1,5 кг на 1кг шишек. Шишки заливают горячим сиропом и настаивают 3-4 часа. После этого смесь ставим на огонь, постепенно доводя ДО температуры кипения — примерно 80-85°С, снимаем с огня и выдерживаем до полного остывания. Затем повторяем нагревание еще раз. Важно: на этой стадии не кипятить! Пропитка шишек сиропом лучше происходит в горячем виде. Ставим варенье на огонь третий раз, доводим до кипения, кипятим 40 минут. За время кипячения сироп становится янтарным, терпким на вкус, а шишки — мягкими. Готовый продукт снимают с огня и закрывают в банки. Употреблять готовое варенье лучше между приемами пищи. Для лечения десен можно разжевывать и сами шишечки (не глотайте их!), так как они являются прекрасным бактерицидным средством, позитивно влияющим на слизистую оболочку ротовой полости и десен. 💥 Эпохальные мероприятия по здоровью и саморазвитию https://ekoduh.ru

[chudozozh]

Варенье из сосновых шишек - сосновый мед +++ Сосна отдает нам самое ценное, что может быть использовано для лечения человека. Это и живица, и почки, и хвоя, и сосновые шишки, которые широко используются в народной медицине. Кроме того, иголки сосны получили широкое применение в производстве целебных эфирных масел. Каждый может заготовить себе на холодную осень и долгую зиму целебный "живичный" мед из сосновых шишек. Однако, чтобы варенье из зеленых шишек оказалось действительно целебным и полезным для организма, шишечки следует правильно собрать и приготовить. Сбор сосновых шишек Итак, когда же нужно собирать сосновые шишки? Молодые сосновые шишки в разных климатических поясах собирают в разное время. В Украине это середина мая — начало июня, в средней полосе России — 21-25 июня. Варенье можно варить из тех шишек сосны, которые легко разрезаются ножом или прокалываются ногтем. Для сбора подходят шишечки, достигшие 1-4 см в длину. Собирая сосновые шишечки, обратите внимание на их внешний вид. Бывает, что сосна может быть поражена насекомыми: с такого дерева шишки собирать не стоит. Есть несколько рецептов "меда" и варенья из сосновых шишек. Все приведенные ниже рецепты употребляются с небольшим количеством воды натощак 3 раза в день. Для чего? При помощи лечебного "меда" из шишек хорошо лечатся заболевания органов дыхания, кроме того, варенье применяют и как общеукрепляющее средство, благоприятно влияющее на иммунитет человека. 1. "Мед" из сосновых шишек. примерное соотношение : 0,3 кг шишек, 1 л. воды, 1 кг сахара. Собранные шишки перебрать, промыть, удалить подпорченные. Шишки засыпать в кастрюлю и залить их холодной водой. Воды нужно налить столько, чтобы она немного покрывала шишки (на 1-1,5 см). Следует довести воду до кипения и добавить 1 кг сахара (из расчета 1 кг сахара на 1 л воды). После того, как сахар растворится, довести смесь до кипения и на небольшом огне томить около 1,5 часов. Чтобы варенье было прозрачным, в процессе варки нужно снимать пену. Когда варенье будет готово, шишки пропитаются сиропом и станут полупрозрачными, слегка красноватыми. 2. "Солнечное" варенье. Промытые шишки режем на кусочки, обваливаем в сахаре. В банки укладываем получившуюс�� сладкую смесь в виде слоев толщиною 1,5-2 см, каждый из которых также засыпаем сахаром (верхний слой шишек должен быть покрыт им полностью). Банки накрываем чистой салфеткой или марлей, ставим в солнечное теплое место и встряхиваем время от времени, чтобы сахар полностью растворился и образовался сироп. Когда сахар растворится полностью, "солнечное" варенье можно пробовать. Закройте варенье плотной крышкой и поставьте в прохладное темное место. 3. рецепт "Фирменный". Собранные шишки промывают и разрезают для лучшей пропитки сиропом. Сироп готовят из расчета 1кг сахара на 1,5 стакана воды. Сахар используем в количестве 1,5 кг на 1кг шишек. Шишки заливают горячим сиропом и настаивают 3-4 часа. После этого смесь ставим на огонь, постепенно доводя ДО температуры кипения — примерно 80-85°С, снимаем с огня и выдерживаем до полного остывания. Затем повторяем нагревание еще раз. Важно: на этой стадии не кипятить! Пропитка шишек сиропом лучше происходит в горячем виде. Ставим варенье на огонь третий раз, доводим до кипения, кипятим 40 минут. За время кипячения сироп становится янтарным, терпким на вкус, а шишки — мягкими. Готовый продукт снимают с огня и закрывают в банки. Употреблять готовое варенье лучше между приемами пищи. Для лечения десен можно разжевывать и сами шишечки (не глотайте их!), так как они являются прекрасным бактерицидным средством, позитивно влияющим на слизистую оболочку ротовой полости и десен. 💥 Эпохальные мероприятия по здоровью и саморазвитию https://ekoduh.ru

[itmediaseo]

 Шу пуэр — это разновидность китайского чая, известного своей глубокой землистой нотой и насыщенным вкусом. Его производство включает искусственное ускорение ферментации, что придает чаю характерный темный цвет и густой аромат. Шу пуэр обладает крепким, терпким вкусом, в котором можно уловить древесные и шоколадные оттенки. Этот чай часто ценится за свои полезные свойства, включая улучшение пищеварения и очищение организма от токсинов. Специфический вкус и процесс созревания делают шу пуэр особенным напитком, который высоко ценится как новичками, так и опытными ценителями чая.

[la-graphique]

Гранат и янтарь рождены быть носимыми осенью, в догорающих лучах заката. Прятаться среди листьев дикого винограда и на дне бокала с терпким вином.

Завершает свой бег очередное лето. Теперь — время граната и янтаря.

[arno-madina]

Так мало правды скажут вслед

Лукавство слов где в такте лесть

Искусно ненавижу ложь

Что мается за кольчатой душой

Меняя облик вшитый свой

повинен тот , кто веру нёс

Зачем же лгать верстой пролом

У правды нынче тон другой

Во лжи благоприятен час-

Что млеет наготу души ,

Столь терпким ядом в вечный мрак.

Самообман брезжит насущно

В глазах мгновения

Где штиль сомнения

Уж падко меркнет в звон тиши

Это я ела булочки мне сказали , что они с творогом, но творога там не оказалось

Зачем ты так булочка с творогом 🥲💔

[xerokaeri]

Освобождение

Фэндом: the Elder Scrolls: Oblivion Жанр: ангст Объем: мини Персонажи: м!Чемпион Сиродиила, Хаскилл, Релмина Вереним Предупреждения: весьма альтернативные хедканоны

2018 Описание работы: – У меня всего один вопрос, – наконец, хрипло бросил Церо, не оборачиваясь, чувствуя, что Хаскилл идет полукругом, медленно приближается к трону, на котором, будто мостик, переброшенный  через резные перила, лежит посох. – Я хочу знать, –  голос его постепенно обретал силу. – ЧТО ты такое, Хаскилл?

На Дрожащих островах стояло лето — лето восхитительное и буйное, напоенное солнечным светом, дурманящее запахами трав и цветов. Вокруг дворца и по всей столице в изобилии росли сияющие лилии, белые и искрящиеся как снег, буйно-алые лепестки огненного папоротника, льдисто-синие колокольчики, колышащиеся на ветру среди высоких трав, соседствующие с алоказией и грибами почти в человеческий рост. Дули ветра — всегда теплые, всегда с моря, приносившие упоительные ароматы странствий и удивительное чувство бесконечного светлого ожидания. Теплые дожди смывали грязь и пыль с темных улочек Крусибла, крупными каплями падали в гладкие поверхности чистых, словно стекло, прудов Блисса.

Из узкого окна превосходно был виден внутренний дворик дворца.

Лето длилось четырнадцатый год подряд — за это время ни единая снежинка не коснулась белокаменных мостовых и узорчатых крыш.

Хаскилл прислонился лбом к стеклу. Прохладный вечерний воздух разрывался от криков птиц и стрекота насекомых. Стекло подернулось легкой дымкою от теплого дыхания и Хаскилл стер ее сухощавой ладонью, напряженно вглядываясь в темноту, туда, где желтым квадратом света, упавшим из дворцового окна была выхвачена из окружающего мрака коренастая фигура.

— Я не думаю, — хриплым голосом говорит Ремина Вереним, и Хаскилл вздрагивает, потому как в раздумьях своих не услышал ее невесомых шагов, — что он позволит себе снова сбежать. Не сейчас. Не теперь. Он лишь только вернулся. И — вы знаете, Хаскилл, он чист.

  Чист. Хаскилли вправду знает это. Кивает, чуть рассеянно, потому что именно этот факт и настораживает, и пугает его больше всего. После побега и отсутствия длиной в несколько лет — столь малый срок для Хаскилла! — отчего-то растянувшихся до масштабов вечности.

  — Встреча с Драконорожденным, — решается он, наконец, и поворачивается к данмерке, глаза которой — о боги — горят кармином слишком близко от его собственного лица, — должна была наложить отпечаток. Он помнил. Он говорил — Дервенин слышал его слова. Снова отрубленная голова, бабочки, золотой дракон. Спустя столько лет. Но, — Хаскилл снова поворачивается, чувствуя, как шею щекочет чужое дыхание — непривычное, чуждое ощущение, — ничего. Ни бунта, ни попыток побега. Никаких признаков раскола.

— Должно быть, он и вправду растворился. Почти без остатка. — Релмина улыбается, и Хаскиллу не нужно видеть ее, чтобы понять это, даже не нужно слышать голос — он чувствует ее улыбку.

  — Я надеюсь на это, — твердит Хаскилл как заклятье, прислоняясь сморщенным лбом к прохладному стеклу и ища взглядом человека в лиловом камзоле, сидевшего на лужайке, но его уже и след простыл.

— И все же, — Релмина касается его ладони своей, и Хаскилл чувствует, как по телу бегут неприятные мурашки, — вы волнуетесь. Вас беспокоит… что? Бесконечное лето?

  — Бесконечное лето и все эти цветы. Крусибл и Блисс стали слишком напоминать… Сиродиил.

Релмина качает головой и Хаскилл чувствует ее горечь. Снова. Не слыша голоса и не видя лица.Поворачивается всем корпусом, чтобы посмотреть в темный кармин ее глаз. Но она отводит взгляд.

Они думают об одном и том же. Эти две сотни лет были борьбой. Бесконечной.

***

  Он, не дыша, смотрит в темную поверхность воды.

  Лиловый камзол изорван — лоскутами на предплечья спускаются рукава. Колени саднят, и изодранные в клочья золотые бриджи перепачканы густым и терпким травяным соком. Он лежит животом на плоском камне, брошенном у самого края воды, видя — в отражении — как багровеет небо над его головой.

Он знает — если он посмотрит направо, то увидит горящий город. Налево — блуждающие тени людей и меров, которых давно нет в живых. А если взглянет прямо, подняв голову и отбросив с лица непокорные смоляные кудри — то он увидит сияющую белую башню, царапающую небосвод острыми клыками обломанных зубцов. Но он смотрит в воду. Смотрит, не в силах оторвать взгляд.

Темная ладонь касается поверхности, погружается в глубину темной воды, и он ощущает — это доставляет ему удовольствие — какая она густая. Уже в считанных дюймах от поверхности исчезает в ней его темная кожа. И тут он чувствует, как что-то касается его пальцев. Холодное и скользкое. Не в силах одернуть ладони или отвести взгляд он видит, как из темной, густой, как смола, воды, всплывает лицо мертвеца.

Его лицо красиво. Красиво настолько — что больно смотреть, и почти не тронуто тлением. Орлиный нос и густые черные брови, и кожа, белая, словно снег, и длинные, темные ресницы, и губы, уже тронутые мертвенной синевой — их и касаются пальцы. Черные волосы кольцами сворачиваются на густой поверхности воды, черные, словно смоль, как сама ночь, на бесшумных крыльях спускающаяся с востока.

Хочется кричать. Но он не может. Вместо него кричит мертвец, распахнув рот и провалы опустевших глазниц, кричит, исторгая потоки багровой крови на ладони, горящие теперь мучительным огнем.

Он просыпается.

Испариной покрылся лоб — высокий и испещренный морщинами. Шеогорат потер его дрожащей ладонью, чувствуя, как капельки холодного пота стекают между лопатками.

Посох, посох. Посохпосохпосох, но посоха нет, нет ни в руках, ни на постели, нет вообще, и от этого только хуже, только страшнее, потому что он пытается понять, что происходит, но понять не может; он не в силах вспомнить, что это, что жив��т в нем, что оно такое, как оно связано с мертвецом из черной воды и черными руками, что рвут его на куски каждую ночь, и отрубленной головой и драконом, сияющим силуэтом из золота и огня в половину неба.

Безумный бог сел на постели. Чуть подумав — спустил с края ложа голые ноги. Босые ступни коснулись холодного каменного пола. Во дворце стояла звенящая, пугающая тишина. Что-то пульсировало внутри. Билось. Дергалось, мерзко шевелилось, словно жалкий, отравляющий его существо паразит. В голове отчетливо стучится лишь одна мысль. Нужен посох.

Попытавшись отогнать навязчивые видения и противный зуд внутри головы, он встал, прошелся по комнате, босыми ногами шлепая по каменному полу. Подошел к окну, протер стекло, прислонился к нему лбом. Медленно кружась в воздухе, на резной подоконник упала первая снежинка.

  И тогда Церо проснулся по-настоящему.

***

В голове царила ясность — непривычная, пугающая ясность: он больше не слышал ни хохота, ни голосов. Тронный зал был пуст: ни привычных вытянутых фигур стражей, ни снующих всюду по мелким поручениям властителей Мании и Деменции слуг.

Церо стоял спиной к дверям, чувствуя на себе пристальный взгляд — холодный, изучающий, лишенный каких-либо эмоций и чувств.

Но Церо знал — даэдра его подери! Действительно знал! — что Хаскилл уже все понял.

— У меня всего один вопрос, — наконец, хрипло бросил он, не оборачиваясь. Чувствуя, что Хаскилл идет полукругом, медленно приближается к трону, на котором — переброшенный, будто мостик через резные перила, лежит посох.

— Я хочу знать, — продолжил Церо, и голос его постепенно обретал силу. — ЧТО ты такое, Хаскилл?

— Вы уже знаете ответ, милорд, — голос Хаскилла был сух, словно лист пергамента, тих, холодно-учтив… голос, который может принадлежать кому угодно, но только не живому человеку из плоти и крови.

  — Ты такой же, как я. Ты был… чемпионом. Сильнейшим. Шеогорат позвал тебя сюда, на Дрожащие Острова, и превратил в часть цикла. Но ты вырвался. Я хочу знать как.

— Я не вырвался, — мягко возразил Хаскилл. В полутемном зале на миг воцарилась тишина. — Я пережил цикл целиком.

Церо повернулся к нему. Его глаза — белый пустой глаз Шеогората и темный, синий глаз Церо, через который смотрел на мир чемпион Сиродиила — уставились в лицо бессмертного. Хаскилл остановился. Не сводя взгляда с посоха.

 — Я распадался и собирался вновь, словно мозаика; я рассыпался на тысячи кусков, мое сознание было разорвано в клочья… я был одержим. Звуками, запахами, образами. Волна ощущений буквально смяла меня, я погрузился в эту пучину, а потом… — Хаскилл облизнул губы. Глаза его странно блеснули, — потом эта же волна вышвырнула меня на берег. Иссушенного. Опустошенного. Я знал, что не буду прежним. Я знал, что не стану ни тем, кем был, когда оставался человеком, ни тем, кем я был, когда был… вместилищем… Ты ведь уже понял, Церо. Все сложнее. Это не титул. А смертный на троне — не Шеогорат.

 — Шеогорат — дух самих Островов. Он и Острова неразделимы: поэтому это происходит каждый раз… умирают цветы и бабочки. Кристаллы высотой до небес вырастают из земли на месте домов, таверн и башен. Люди… сходят с ума…

— О, напротив, — Хаскилл улыбнулся и от этой улыбки Церо сделалось дурно. — Они приходят в себя… Тебе лишь предстоит испытать эту ясность.Почувствовать, каково это…

— Циклов было множество, — холодно сказал Церо, сделав шаг влево, — но выжил лишь ты. Ты один.

— Не совсем, — улыбка Хаскилла сделалась чуть шире, — есть еще Диус. Нам двоим повезло… чуть больше других.

  И тогда он прыгнул, метнулся к посоху, надеясь успеть первым, но Церо не стал кидаться ему наперерез.

Он откатился в сторону по ковру, вскочил на ноги, чувствуя, как постепенно поднимается изнутри волна гнева, одним прыжком достиг каменного постамента.

Меч Джиггалага лег в его ладонь, как влитой. Церо помнил его другим: меч был больше, длиннее его собственного тела, но сейчас ему казалось, будто клинок сделан точно по его руке. Он услышал, как Хаскилл издал глухой, странный звук, а потом вскрикнул.

Церо бросился на него.

Клинок засвистел в воздухе, выписывая восьмерки и дуги, отбив в сторону сгусток энергии, слетевший с оголовка посоха безумия. Один удар — ровно один — и Хаскилл упал на ковер, сжимая в ладонях жалкие обломки.

— Ты даже не представляешь себе, — бледными высохшими губами прошептал он, — что ты сейчас натворил.

Церо плюнул ему в лицо. А потом — воткнул клинок ему чуть ниже ключицы.

***

Он смутно помнил, как бежал, бежал вперед, не оглядываясь, и не останавливаясь ни на секунду: когда кто-то или что-то возникало на его пути он рубил не глядя, наотмашь, и путь его был устлан мертвыми телами. Он смутно помнил, как выскочил на улицу и застыл всего на мгновение, ослепленный белым нестерпимым сиянием с небес, ощущая, как лица касаются принесенные холодным ветром крупные хлопья снега, и рванул вниз, по лестнице, а стражницы бросились ему наперерез. Голова первой — она некстати попалась под горячую руку — покатилась по белокаменным ступеням, оставляя за собою смазанный алый след. Вторая рухнула, зажимая рану на обнаженном бедре — кровь толчками выбивалась между ее пальцами, а вместе с ней из тела уходила и жизнь. Третью он одним мощным ударом поверг наземь и добил, вонзив клинок Джиггалага между грудей.

Остановить его не мог никто.

Церо словно обезумел, взгляд застилала сплошная кровавая пелена; сердце, как ему казалось, вот-вот готовилось вырваться наружу. Он слышал, как кричали люди. Как гремели доспехи стражников, пытавшихся взять его в кольцо — безуспешно, он утекал из-под ударов, как вода. У него было преимущество перед ними, да.

Они не смели поднять на него руки.

Хаскилл, конечно, приказал его схватить и доставить во дворец живым. А как иначе — повредить вместилище значит прогневать господина, а этого дворецкий Безумного Бога желал меньше всего, совсем не понимая, что господин УЖЕ был разгневан. Церо чувствовал, как клокочет внутри бешенство — не его — как бьется вместе с сердцем чужая сущность, оказавшаяся запертой внутри, и ликовал.

Он не помнил, как выбрался. Каким образом ему хватило сил прорвать кольцо, а затем — саму завесу; с треском и грохотом он провалился, рухнул в тем��ую и густую воду, и та захлестнула его с головой.

Капли. Капли, капли, капли, влажный шорох дождя и нежное постукивание по сочным, блестящим и упругим листьям. Церо не раскрывал глаз.

Ему казалось, что он все еще плавает в той кошмарной, густой черной жиже, словно в вареве из его собственных кошмаров, квинтэссенции всего и одновременно с тем — ничего. Звенящая, мучительная, поглощающая тебя пустота все еще была вокруг и — самое страшное — в нем.

Было холодно. И — все еще очень мокро. Капли ударяли его по лицу, отмеряя время мгновение за мгновением, как плавно качающийся маятник часов. Мгновения складывались в вечность, темнота за плотно сжатыми веками была непроглядной, такой, что не хотелось и открывать глаз.

Свет. Скорее почувствовал его, чем увидел — выплывший из-за блестящих стволов теплый шар из бумаги, внутри которого билось что-то живое, нежное, источающее сияние, словно маленькое солнышко. Приоткрыл веки — это далось ему с мучительным трудом. Сквозь полуопущенные ресницы увидел фигуру, одетую в багрянец и черноту, и белое лицо — размытое пятно под темным капюшоном. Захотел вскрикнуть.

Не смог.

Чьи-то цепкие, сильные пальцы, мощные руки в темных потоках бархатистой ткани, живое тепло под покровом темного плаща. Вода стекала с одежды, сбегала капельками по голеням и лодыжкам. Капли были розовыми — вода смешивалась с кровью, чужой и, возможно, его собственной.

— Держись, — прошептали бледные губы у самого его уха (Церо кое-как извернулся, попытался заглянуть спасителю в лицо, но увидел лишь треугольный подбородок да серые губы под темным водопадом струящейся мокрой ткани). Церо попытался сделать хотя бы один шаг, но не смог — подкосились колени.

— Проклятье. — Выругался человек в плаще. И Церо, внезапно, осознал, что это была женщина.

[mantikora09]

Эндрю и новенький из школы

Эндрю всегда был мрачным. Казалось, что за ним всегда тянется шлейф тяжёлой музыки на грубом немецком языке, а его взгляд был достаточно неприветливым, чтобы отталкивать людей.

Его не гнобили, но никто не стремился и общаться с ним, помня дурной нрав и нежелание идти на контакт.

Это могло бы показаться странным, но даже такие люди находят свою компанию. Будь то мальчишка-спортсмен Дэй или отличница, милая девчушка Рене. По школе ходили слухи, что эти двое встречаются, а ещё ходили слухи, что видели Эндрю на одной из вечеринок сосущимся с другим парнем. И почему-то люди всегда делали выбор в сторону сплетен про Рене.

А зря, Эндрю и правда больше по душе парни. Но он точно не собирался кого-то посвящать в эту маленькую тайну.

Еще у него был брат. «Нормальный близнец».

Аарон выглядел более цивильно, только вот по характеру тоже был не сахар. Впрочем, за всю милоту их семьи отвечал кузен Ники, вот кто оказался по-настоящему обаятельным.

Именно Ники первым познакомился с новеньким. Хэммик всегда любил заигрывать с людьми и чаще всего это ничего не значило, но рыжий ему правда приглянулся. Поэтому он притащил пацаненка за их стол на обеде.

— Эту симпатягу зовут Нил. Он теперь наш друг. Нил, это Рене, Кевин, Аарон и Эндрю, я бы сказал, что ты их можешь перепутать, но поверь, не перепутаешь.

Джостен смущенно улыбается и приветливо машет рукой.

Что может быть скучнее новых людей? Это же заново заставлять себя интересоваться тем кто они, что им нравится. Вот только у это мальчишки прятался джокер в рукаве, а точнее — на руках и лице.

Шрамы.

Это как яркий флаг для Эндрю. Такое не сделаешь сам, такое может только жизнь сотворить. Миньярд всматривается в мордашку Нила, и тот сначала вроде бы смущается, но потом хмурится.

Интерес Дрю максимально небрежен, однако он не отказывается, когда Ники зовет его где-то потусить. Эти семейно-дружеские сборища Миньярду мало интересны, но наличие на них Нила делает идею привлекательнее.

Кажется Джостен умудряется даже подружиться с Аароном, что делает его ещё пикантнее, ведь мало кто может тянуться к таким, как близнецы Миньярд.

Они с братом тоже успели хлебнуть своего горя, пока в семь лет их не забрали к себе жить родители Ники. У Дрю от детства остались шрамы на ноге.

Мать очередной раз знатно напилась и била Аарона. Он заступился. Она толкнула его на стеклянный стол. А потом скорая, соцопека, Хэммики.

С тех пор Дрю ненавидит алкоголь, этим запахом слишком пропитались его воспоминания о матери.

Шрамы Нила оказываются следствием аварии, она забрала его родителей, но почему-то оставила его. Нил рассказывает это торопливо и ни на кого не смотрит при этом. Эндрю знает это взгляд, эту боль где-то внутри.

Он чувствует себя ещё на шаг ближе к рыжему парню.

Мальчишка стоит того, чтобы начать с ним разговаривать первым, научить курить, чтобы единолично выманивать в любимое одинокое место Эндрю и проводить часы в разговорах ни о чем и обо всем, в сизом никотиновом дыму. Нил отчего-то не столько курит, сколько позволяет сигарете тлеть в пальцах и это тоже нравится Миньярду.

Миньярд целует его сам, но прежде спрашивает разрешения. Джостен смешно кусает губы, обдумывая предложение, кивает согласно.

Его шрамы под кончиками пальцев для Эндрю — древние письмена, которые полны тайн, но однажды они помогут прочесть этого парн�� до конца.

Поцелуй мягкий, почти нежный. Нил пахнет лимонами и чем-то терпким.

Дрю всегда предпочитал всем цветам мира чёрный, начиная от одежды, заканчивая постельным бельем, но сейчас в его мире появилось рыжее пламя. Оно прячется между кучеряшек Джостена и глубоко за рёбрами Эндрю.

[da4nikru]

Самые красивые луговые цветы (50 видов с фото и описанием)

Цветущий луг, лесную опушку или злаковое поле с яркими цветочными островками забыть сложно. Среди растительного разнообразия в природе легко заметить дикорастущие луговые цветы. Дачники часть цветов лесов и полей вообще «перенесли» в цветники и миксбордеры. Большинство разновидностей причислены к целебным травам, применяемые в фитотерапии и фармакологии. Рассмотрим краткий обзор 50 видов цветущих растений, «жителей» наших полей, лугов и лесн��х полянок. Разновидности дикорастущих цветов В понятие «луговые цветы» входит цветущая растительность не только лугов, но и полей, степей, опушек лесопосадок и лесов. Цветы, растущие на открытом пространстве, впитывают энергию солнца и научились выживать в засуху. Цветущие растения, предпочитающие полутень, выбрали для обитания именно такие комфортные условия. В каждом российском регионе разные луговые и полевые виды, но все они представлены как: • многолетние; • двулетние; • однолетние растения. Размножаются они самосевом, вегетативными методами, при помощи насекомых-опылителей и птиц. Окраска лепестков представлена широкой палитрой: от белоснежных до тёмно-синих тонов. Также различают по высоте кустов: ползучие, почвопокровные, низкорослые – их размеры не превышают 5-15 см, среднерослые – до 50 см, и высокие – до 2 м. И вот сразу подборка картинок луговых цветов: В последние годы полевые и луговые цветущие культуры используются при благоустройстве дач и приусадебных наделов, а также при создании деревенских и мавританских газонов. Чтобы удобнее было рассматривать цветы, они в статье распределены по окраске лепестков. Желтоцветы на лугах и полях Их огромное количество, украшающие своими тёплыми, яркими оттенками пашни и луга, ароматные или с терпким запахом, цветущие с приходом весны или в середине лета. Рассмотрим часть желтоцветов. Одуванчик Встретить одуванчик можно абсолютно в любом месте: на берегу водоёма, посреди пшеничного поля, на обочинах дорог, даже в щелях между кирпичами на стенке постройки. В пасмурную погоду вы не увидите цветущие одуванчики – они исчезают, в зелёной чашечке очень плотно закрывая цветочки. В солнечную погоду соцветия раскрываются и закрываются по своему расписанию, в одно и то же время. Стоит отметить, что жёлтая часть одуванчика образована из огромного количества тоненьких трубочек-цветочков. После цветения мы все наблюдали, как вместо жёлтой шляпки появились белёсые… Продолжение в источнике: https://da4nik.ru/cveti-rasteniya/11108-lugovye-tsvety.html

[albireo-mkg]

У вас солнышко светит и греет? Надеюсь, это именно так, чтобы вы не простыли и не отпаивали себя как вот героиня из Фироками) «- Доброе утро. Желаете чего-нибудь? - Доброе. Да, будьте добры горячее вино от простуды. Тайра поежилась, ее знобило, и предрассветный серый вид на снежную гору не согревал своей красотой, а только больше морозил. Возможно, все изменится, когда из-за пиков выглянет красный шар солнца, когда вся серость вспыхнет золотисто-розовым переливом. А может быть, ей покажется, что снег залит кровью, что будет большей жизненной правдой, потому что и снег, и солнце в горах обманчивы, и тут они не привычные цивилизованно-милые, как в Городе, а убийцы с красивыми лицами. - Пожалуйста. Перед Тайрой поставили вино, от которого повеяло терпким запахом пряностей». Про цикл книг о Фироками, вы уже думаю наслышаны, но напомню, что про некоторых героев из города, о самом городе, можно дополнительно прочитать в сборнике историй "Hi from reality". Кстати, там вы и сами можете придумать историю) #AlbireoMKG #книгидлявзрослых #цитаты #цитаты_о_зиме #цитаты_о_природе #цитаты_о_людях #Hi_from_reality #кусочки_историй #сложи_свою_историю #история_с_картинкой #фэнтези #fantasy #wewrite #мыпишем #книгиэтосчастье #чтение #читайтекниги #чтениекниг #книгмногонебывает #readers #берегите_себя (at Бургас, България) https://www.instagram.com/p/Cnq2OmdIug2/?igshid=NGJjMDIxMWI=