#разрешичувствовать

[hanna-lisovez-blog]

¾

Когда бежишь, иногда хочется обернуться на повороте или возвышенности, посмотреть, сколько там позади. Смогла. На 20 километре полумарафона в голове появляется сладкая мысль, что впереди всего 1. Ты уже видишь эту конечную точку. Просыпается резвая антилопа, бежит к источнику. Все шаги как последние. Предвкушение и счастье, которое непременно наступит. Потому что есть эта точка.

Это поэтично и образно, во мне уже все сидит у открытого окна и дышит весной.

Моя точка приблизилась. Работа по распределению закончится всего через полгода, а значит полтора остались позади. Шутка ли, две осени, две зимы, два любимых сентября. А впереди уже маячит как последний километр весна. Она всегда быстрая, потому что захватывает теплом и плавно переходит в звездное лето. Летом надо будет собрать чемодан и куда-то там двигаться дальше, конечно же, метафорично в гору (читай, Минск или еще какие иные города), куда увезут поезда.

А теперь, можно тем самым быстрым взглядом из-за поворота глянуть на мои ¾ . С любовью, конечно, потому что уже прошли и очень быстро. Были болючими порой, многое ломалось и сражалось все это время, но, только пережив можно оценить послевкусие. Все намереваюсь сравнить это с забегом на большие дистанции. Потому что мне самой это близко и понятно, но кому-то может быть ��овершенно чуждо.

Конечно, не все бы поехали работать в белорусскую провинцию (очень полюбила это слово) в районную газету, жить в небольшом городе. Я не сверхбаба, не белорусская дива прессы, просто смирилась, потому что не захотела прогибаться, чтобы избежать такого поворота. Поехала. Работала. Работаю. И свободное время отдала спорту, бегала и тягала железные блинчики. И научилась за это время, как на работе, так и вне ее тому, что не дал бы ни родной Минск, ни Киев, куда я с особой симпатией всегда рвалась.

Я жива.

Все мифы о том, что студенты Института журналистики, садясь перед списком предполагаемых мест работы, получают районную газетенку и непременно страдают там, для меня тоже ожили. Но, если честно, я была так твердо настроена, что вообще первые месяцы не понимала и не принимала ничего. Многие, видимо, обладая даром ободрения, непременно при встрече начинали разговор со слов «Бедная, как ты там?! Я бы не смогла. Ездить. Работать в таких условиях. И оставаться счастливой». У меня ведь почти всегда такой довольный вид, что непременно в масле оливковом купаюсь каждый вечер (всего одна капля язвительности).

Да, вы бы не смогли, поэтому это Я. Езжу, работаю. Это мое сейчас. 

М о ё.

Я отшучивалась в ответ, рассказывала забавные истории, рассказывала о людях, с которыми стали друзьями в моей провинции, о работе. Пару месяцев спустя я почувствовала себя выжатой. Люди, дорогие мне и не очень, забывая, что это моя жизнь, шутили над ней. Знаете, как бы не был хорошо настроен, со временем все прорастает, если ходишь с открытым сердцем и собираешь эти слова как земля семя. Я закры��ась, надоело мне доказывать, что я счастлива, что это мое состояние, что я нашла ��озможность заниматься тем, что мне нравится, там, где я есть, и получаю удовольствие, а не вот это: «ты ущемила свои амбиции, девочка, похоронила мечты из-за отсутствия перспективы и возможностей». Мир в сердце не требует доказательств, а на мой активно покушались. Назревала война.

Везде не та.

В Минске я была уже не на своем месте, в провинции у многих сложилось, что я «столичная», а значит, не понимаю. Вот живешь и будто доказываешь, что все у тебя хорошо и там, и там. А главное, ты одним рассказываешь про других и дополняешь непременно, что «они хорошие, живые, настоящие», и те минские, и те провинциальные. Я столкнулась с тем, что люди по-разному воспринимают людей просто из-за расстояния, хотя 250 км – это не другая культура.

Это другие люди.

Но люди.

Вот, например, утром идешь на работу и встречаешь одних и тех же людей. Если вышел на пару минут раньше или позже – уже не встретил. А если очень долго не встречаешь кого-то – закрадывается мысль, а не уехал ли он, или, если тот был в возрасте, умер? Так, я узнала, что мой друг (я позволяю себе так называть людей, с которыми ведешь около 8 утра искренние разговоры только потому, что вы ходите в одном направление уже полгода) в больнице сражается за жизнь.

Приходя на мероприятие, встречаешь с десяток-второй-третий людей, с которыми успел уже поработать, еще больше людей знают тебя. И вообще – тебя тут знают, говорят о тебе, рассматривают очень пристально, как ты одета и накрашена, пока ты стоишь в кассе. Ты знакомишься с человеком, а он знает, где ты обедала полгода назад. В Минске встречи в городе – чудо, здесь чудо – не встретить одних и тех же людей. Девочкам понравится: здесь одни парни сливают информацию про других. Вообще, только в местных тренажерных залах я узнала, какие парни трындючие (хотя точнее было бы нелитературное описание).

Но, что самое, везде л ю д и. И они живут. И никто не вправе оценивать их жизнь. Я сама вначале мысленно улыбалась, когда встречала эти разности в понятиях, в обыденных вещах, даже в том, что девочки могут есть стооооооолько картошки и батона каждый день, когда я в поисках ��вежего шпината. Уважение вместо осуждения и оценивания. Коров кто-то доит, чтобы в районе было молоко. Это работа. В минских редакциях пишут про открытие очередного кафе. Кафе открыли. Это работа. Пишут об этом. Это тоже работа. И не в праве никто оценивать ее важность. Точка. Это даже не христианство и любовь. Это вне и одновременно внутри всего.

И да, ты в фазе защита.

Ты вынуждена защищаться порой там, где не ждал нападения. Здесь можно привести кипу историй, но короче будет о последствиях. «Остервенела и не такая милая», потому что делаю не все, что подается под грифом «делай». Потому что по жизни «с принципами», если так можно говорить о вере и с целями. Если человек не гнется под вас, он же непременно черствый и бесчеловечный.

Если ты запрещаешь себе чувствовать, то со временем становишься бесчувственным. Это было про меня. Я потом только поняла, как охладела, очерствела из-за состояния защищенности. Бегала, молилась – и потом пришла моя весна. Все стало просто, потому что надо было просто пережить этот период внутренней борьбы. Надо было потерпеть. Дать себе время. Увидеть свою злость, обиду, отрицание, –  все, что н е л ь з я чувствовать. Прочувствовать и оставить за чертой города. Всему свое время – самое мудрое, что мне тогда надо было говорить. И самое честное.

(Про эмоции после будет).

Что мне здесь в огромное удовольствие, я могла убежать далеко, вокруг – воздух. Резко пробегали зайцы, разлетались стаи птиц. Падало солнце. Размазывался розовым кремом закат. Иногда проступали и звезды. Сигналили машины, потому что я нашла лучшее место для бега – бегать вдоль трассы по так называемой «олимпийке» (дорожке, которая чуть ниже самой дороги, а потом на 4,5 км от города обрывается и дальше я бегу, соблюдая ПДД, навстречу транспорту). Вот и убегала вечером в сторону замка. Хотя тренера при встрече на мероприятиях ругались, чтобы шла в лес. Но знаете, бегать в лесу вдоль железной дороги не хотелось и не хочется. 

Так что я открываю окно, потому что мне пахнет весна. Скоро достану кроссовки и побегу вдоль трассы. Хочу дышать. Наслаждаясь. Было много разного, но это было мое. И что дальше – не могу знать, только карандашом накидывать. А жить сегодня. Здесь. В провинции, где я познакомилась с тишиной и увидела себя с другой стороны. Где по-настоящему тихое время и небо, усеянное золотыми и серебряными звездами. Где я разрешила себе чувствовать. Писать и публиковать стихи. Жить. М о е. И да, до некого поворота осталось ¼.