#линии ускользания

[dyadkova]

Опьянение от чистой воды

Поскольку немецкий язык Праги детерриторизируется на многих основаниях, мы всегда пойдем дальше, к интенсивности, но в смысле некой новой трезвости, новой неслыханной коррекции, беспощадному выпрямлению, поднятию головы. Шизофреническая учтивость, опьянение от чистой воды.24 Мы заставим немецкий язык удирать по линии ускользания; мы насытимся голоданием; мы вырвем у немецкого языка Праги все точки отсталости, какие тот хочет скрыть; мы заставим его кричать, но только трезвым и суровым криком. Мы извлечем из него лай собаки, кашель обезьяны и жужжание майского жука. Мы превратим синтаксис в крик, который поддержит жесткий синтаксис такого иссушенного немецкого языка. Мы доведем его вплоть до детерриторизации, которая более не будет компенсироваться культурой или мифом, которая будет абсолютной детерриторизацией, даже если этот синтаксис медлителен, вязок, створожен. Медленно и постепенно уносить язык в пустыню. Использовать синтаксис, дабы кричать, дабы наделять крик синтаксисом.

- “Кафка: за малую литературу” Жиль Делёз и Феликс Гваттари

[rhapsodic-machine]

[радуйся]

очень сложно сказать,

как это должно выглядеть.

может быть,

золотые шары где-то сбоку подвешены:

праздность, невесомость и...

может быть,

иногда прилетает сорока читать газету

(и читает газету),

пока кто-нибудь,

наблюдая за ней,

жадно сходит с ума,

наблюдая за ней.

может быть, 

это вы.

а я улыбаюсь как ангел:

четко и невыносимо остро.

может быть,

это всё.

и нет никакого “кто-нибудь”.

и всё -

это ничего, ни о чем, никакое,

а именно это.

и некому улыбаться,

и некому улыбаться.

ровная череда сумрачных шпилей лаванд��

ослепительно белым в высокой траве глаза беспощадные ��лацнули зверя что не ел 300 дней

я же -

не ел никогда

а все равно улыбаюсь, как ангел:

лезвие этой улыбки -

ужасающе острая радость -

как разрез -

всюду проникнет,

куда улыбаюсь.

может быть,

это всё.

и всё это 

всегда про другое:

не про вас, а про зверя,

не про сороку, а про высокие травы,

не про меня, а про сумерки над лавандой.

и выглядит 

невыносимо

живым:

я истошно ору.

пожалуй, так и должно это выглядеть -

моя абсолютно

несокрушимая

радость.

[rhapsodic-machine]

пряничный домик у меня во рту 

растаял

бывает же