Сон отпускал ее мягко...
Сон отпускал ее мягко. Что-то едва ощутимое потянуло ее из бездонного бархатного забытья на поверхность. Под сомкнутыми веками она различила легкую печаль, которая прохладной волной скатилась по шее на плечи. Теперь, после того, как он ее обратил, она всегда чувствовала его, даже более чутко, чем когда их связывали личинки.
Открыв глаза, она приподнялась на локте. Он стоял оперевшись на дверной проем балкона и смотрел куда-то в темноту, на готовящийся засыпать город. Лунный свет ласково обнимал его силуэт, отражался от бледной кожи, сочился сквозь белоснежные кудри. Казалось, будто луна обожала его, стремясь окутать мерцанием и облизать своим сиянием. И только дьявольские шрамы на спине, словно стайка щетинящихся маленьких чудовищ, нарушали его единение с луной, отбрасывая рваные тени. Когда она смотрела на них, она всегда испытывала грусть и тихую клокочущую в груди ярость, но сегодня она не хотела напоминать ему о них. Вместо этого она прикрыла глаза, сделала медленный глубокий вдох и наполнилась восхищением, восторгом, нежностью. Для него.
Он почувствовал ее, и оглянулся вполоборота.
— Дорогая, если бы я только мог краснеть. Пожалуйста, продолжай, — с улыбкой тихо проговорил он и снова отвернулся.
Она открыла глаза и продолжила молча смотреть на него. Она знала, что проснулась не случайно и терпеливо ждала. Вдалеке раздался смех и обрывки веселой мелодии, которую кто-то складно наигрывал на лютне.
— Знаешь, раньше я получал капельку свободы только ночью. Я мог не опасаясь покинуть этот проклятый замок, хоть немного ослабить ненавистный поводок. Для вампира ночь — это время жизни, но никогда я не чувствовал себя менее живым, чем по ночам.
Она услышала в его голосе ту самую печаль, которая совсем недавно разбудила ее.
— Я приходил в какую-нибудь забытую богом таверну, пахнущую потом, кислым вином и горячей кровью, — продолжил он с нарастающим раздражением, — и растворялся в толпе этих маленьких беззаботных мотыльков, чья жизнь так коротка и беспечна. Я ненавидел то, что меня заставляли делать, но я также ненавидел их за их жизнь. То, как они упиваются ею, как смеют наслаждаться каждой минутой!
Он почти выкрикнул последние слова и его голос резко оборвался. Он тихо продолжил:
— Это было время злобы, презрения и стыда. А теперь ночь — это просто ночь. До сих пор не могу привыкнуть к этому.
Она мягко позвала его:
— Астарион, иди ко мне.
Он помедлил мгновение, неспеша подошел к кровати и лег рядом с ней. Обнял, уткнувшись лицом в холодную шею. Она тут же прильнула к нему, обхватив ногами его бедра, чувствуя как прохладный струящийся шелк его брюк разделяет ее ледяную кожу и его горячее, словно кипяток тело, запустила руку в непос��ушные кудри.
— Знаешь, зверек, — его дыхание обжигало ее кожу, — когда я вижу себя через тебя… Это приятно. Спасибо.
Едва слышимая мелодия лютни за окном сменилась на плохо исполняемый скабрезный мотив «Однажды рыжеволосая Долли» — песню с бесконечным количеством куплетов, повествующую о похождениях дочки мельника. Видимо, кто-то отобрал у музыканта инструмент. До них доносилось пьяное пение, но слов они не могли розобрать.
Астарион отстранился немного, и весело воскликнул:
— Я предлагаю немедленно ворваться в эту чертову таверну! Я накину поверх доспеха ту отвратительную шкуру, которую мы нашли в гостевой спальне, а ты будешь сидеть на мне верхом, абсолютно нагая, как сейчас, — он провел пальцем по ее боку и бедру, прочертив горячую линию, — устроим им алый рассвет! — радостно хихикнул он.
Она легонько оттолкнула его и села на него сверху. Мысли о крови возбуждали ее, она машинально приоткрыла рот и облизала языком острые клыки, чувствуя волну трепета, прокатившуюся по телу, ее хвост нервно забился из стороны в сторону. Но она не была голодна. Все, чего она хотела - это он. Она наклонилась и прикоснулась губами к его губам. Астарион ответил на ее поцелуй, жадно, почти хищно, его ладони сжались на ее бедрах.
— Сегодня без кровавой резни, прелесть, я понял.
Он обхватил ее руками и сел, оказавшись с ней лицом к лицу. Они замерли на мгновение. Астарион молча смотрел на нее из-под пушистых ресниц, слегка опустив голову. Она заглянула в его задумчивые глаза, которые ей редко удавалось разгадать. Она растворялась в них, теряла себя, чувствуя, как кровь стучит в висках от опьянения им.
Наконец он едва уловимо улыбнулся, его жадный взгляд заскользил по ее лицу. Астарион провел тыльной стороной ладони по ее щеке а затем приложил большой палец к нижней губе, и легонько потянул вниз.
— Ты прекрасна. И это навсегда, — прошептал он.
Она ощутила, как Астарион мягко положил ладонь ей на затылок, нежно отклоняя ее голову в бок, прижимая ее еще ближе к себе. Она обмякла в его руках, охотно подчиняясь его воле. В ее сознание начала плавно перетекать его жажда, ненасытность, одержимость, мысли о том, как она великолепна, и как ее ледяное тело электризовало пальцы. Она прикрыла глаза и улыбнулась эмоциям, которые Астарион не мог сдержать. Его клыки мягко, почти нежно вошли в ее шею и она коротко и сладко простонала. Струйки крови побежали по груди. Он сделал первый глоток и она задрожала от его эйфории, нарастающей с каждой секундой. Если она испытывает лишь отголоски, то что же чувствует он? Возбуждение внизу живота разливалось внутри сладкой истомой. Его руки все крепче прижимали ее к себе, а ногти впивались в спину и затылок. Маленькая струйка крови потекла вдоль позвоночника, приятно щекоча, но она почти не чувствовала этого, она стегала хвостом шелковые простыни, ее захлестывали волны блаженства. В тот момент, когда она поняла, что больше не сможет сдерживать крик, Астарион резким движением отстранился, опрокинув голову назад и громко выдохнул. Кровь стекала по его подбородку и шее, глаза сверкали а на губах играла безумная улыбка. Он тяжело дышал и эйфория в ней начала утихать, уступая место теплу, приятно разливающемуся по всему телу и покалывающему кончики пальцев. Она, все еще подрагивая от удовольствия, упивалась его блаженством.
— Ох, моя прелесть, если бы ты знала, какая ты вкусная! - воскликнул он, опуская голову и снова глядя на нее. — Я даже не знаю, это твоя новая диета, или такова твоя великолепная природа.
Он поднес свое свое лицо так близко, что она чувствовала его дыхание на своих губах и прошептал:
— Но я просто не могу могу от тебя оторваться.
Легким движением Астарион перекинул ее на спину, словно она была невесома, и навис над ней, уперевшись руками в кровать. Капелька ее крови упала с его подбородка и поползла по щеке за ухо. Она лежала, затаившись, словно маленький мышонок, над которым возвышается большой хищный кот. Она обожала в нем это могущество, эту мощь. Сегодня, когда полная луна была совсем близко, его сила так и рвалась наружу а их связь была особенно обострена. Он был совершенен. И она была его.
— Я… Я люблю тебя, — эти слова почти беззвучно, словно бабочки, сорвались с ее пересохших губ.
Он усмехнулся и впился в нее, целуя глубоко и страстно, словно он хотел овладеть ею и лишить остатка воли через этот поцелуй. Ее кровь размазывалась с его подбородка по их лицам, оставляя острое послевкусие. Она обняла Астариона и ее пальцы мягко побежали по его спине, жаля коготками, словно маленькие осы. Сквозь поцелуй он издал стон и прижался к ней полностью. Она раскинула ноги и обхватила его за талию, подтянув еще ближе к себе. Их тела и сознания переплелись блаженством, которое ныло в затылке, взрывалось под закрытыми веками. Они были каждым, они были одним, они были продолжением друг друга. На мгновение вынырнув из забытья, она выгнулась дугой, дразня его, приглашая. Он обхватил ее талию так властно, что она пропустила вдох, а затем они снова сплелись, растворившись друг в друге полностью. Она слышала его ушами свои хриплые частые стоны, а он чувствовал ее нутром, как желание вот-вот разорвет ее на части. И вот они сжались до размера булавочного ушка, замерли на долю секунды и взорвались экстазом, словно сверхновая. Чувства постепенно возвращались к ней, она поняла, что стоит на четвереньках на кровати, а ее когти впиваются в подушки, оставляя дыры в ткани. Она чувствовала на себе его влажное, горячее тело, его глубокое дыхание, полное неги, щекотало ухо. Она захлебывалась его жаром, пытаясь снова нащупать себя. Астарион, все еще тяжело дыша, рухнул на кровать и она опустилась рядом, мурлыча от сладкого блаженного послевкусия.
Какое-то время они просто молчали. Музыка и крики на улице совсем стихли, город окончательно погрузился в сон, выпив эту ночь до дна. Где-то ухнула сова, вышедшая на охоту. Было настолько тихо, что ей показалось, будто мир за пределами этой комнаты перестал существовать. Занавески бесшумно парили, словно приведения, впуская нежный летний ветер, наполняющий все вокруг пьянящим запахом свежей травы и медовым ароматом сирени.
— Я больше не боюсь ночи, — он поколебал тишину мягким шепотом, — я принимаю ее с распростертыми объятиями. Теперь и я чувствую себя живым. И, пожалуй, счастливым? Я не уверен, я не помню, каково это, — добавил он бесцветным голосом.
Его слова звучали в унисон с едва уловимым звоном в ее голове. Она осознала, что он совершенно открыт перед ней и невольно озвучил свои мысли вслух. Ей не хотелось нарушать этот хрупкий момент, поэтому она промолчала. Астарион, поняв что забылся, спохватившись повернулся к ней, положа руку под голову, глаза его заблестели и хитро прищурились от обычной шаловливой улыбки.
— А чего хочет мое сокровище, чтобы быть счастливой? Проси что угодно, и я сделаю это для тебя.
— Я счастлива, когда счастлив ты.
Он серебристо рассмеялся.
— Какая ты милая! Я знаю это, но я хочу, чтобы ты действительно подумала для меня.
Она задумалась, нахмурив красивое личико. Полгода они бежали наперегонки со смертью и она каждый день думала о том, что он может стать ее последним. Словно раненный зверь, вокруг которого затягиваются силки, она из последних сил боролась за свою жизнь и за жизни остальных, которые успели стать ей дороги. Многие из них не пережили битву, чтобы встретить первый спокойный рассвет во Вратах Балдура, и вспоминать об этом было больно. Когда все закончилось, она даже не почувствовала радости, только пустоту, зияющую дыру в душе, которую, казалось, было ничем не заполнить. Что-то вдруг оборвалось в ней тогда и она совершенно лишилась сил, оцепенела. Она помнила, как будто это происходило не с ней, как Астарион подхватил ее на руки, замкнувшуюся, соскользнувшую в черную бездну внутри себя. Он принес ее в красный дворец и запер двери. Она вспомнила, как он прижимал ее к себе, когда она истерично рыдала о тех, кто погиб в этой бойне, как он целовал ее мокрые щеки и укачивал, когда по ночам она просыпалась от кошмаров, в которых видела окровавленные, изуродованные маской смерти лица друзей.
Постепенно она поняла, что может чувствовать Астариона через их связь, чуять его настроение, ощущать запах его мысли. Это не была телепатия, образы были расплывчатые и едва уловимые, но они словно делили часть сознания на двоих. Он тоже это понял и начал думать о ней, чувствовать для нее и за нее, заполнять пустоту в ее душе собой. Со временем кошмары стали терзать ее все реже и она, словно ребенок, заново училась жить: наслаждаться солнечным светом на коже, жмуриться под щебетание птиц, смеяться.
Он вдохнул в нее жизнь — дважды, и она никогда не забудет этого.
Несмотря на то, что период исцеления закончился, ей все равно хотелось еще немного продлить это волшебное мгновение. После стольких месяцев ужасающей гонки, ей казалось, будто она обманула судьбу, затерявшись из поля ее зрения в красном дворце вместе с ним. Она боялась, что эта невероятная магия может рассеяться в любую секунду. Пусть это подлится еще немножко, еще чуть-чуть.
— Я хочу, — ее голос дрогнул и она тихонько кашлянула. — Я хочу свернуться калачиком около тебя, пока ты читаешь мне «Легенды Фэйруна». Я хочу смотреть восход солнца и мечтать о том, что принесет нам этот день. Я хочу позвать лютниста, зачаровать его, и плясать для тебя, пока я не свалюсь с ног, а потом выпить его вместе досуха. Я хочу смеяться над тем, что кукушка не сможет прокуковать столько, сколько нам осталось быть вместе. Я хочу любить тебя каждую ночь, без остатка.
Астарион протянул руку и ласково погладил ее по щеке. Она прикрыла глаза, накрывая его ладонь своей.
— Да будет так, — тихо сказал он и добавил с улыбкой — захват мира может подождать пару лет. Пусть болваны порадуются жизни еще немного.
— И твоя идея, — она улыбнулась, — ну та, со шкурой, это мне тоже нравится!
Он заливисто рассмеялся и она подхватила его смех.
Вдруг где-то в глубине дворца раздался странный шум, который они уловили чутким вампирским слухом. Лицо Астариона на мгновение встревожилось. Он замер, и тревогу сменила зловещая улыбка.
— Дорогая, кажется у нас непрошенные гости.
* * *
— Не нравится мне это место, Хругар. Ой как не нравится. Здесь воняет проблемами.
Воры знали, что дворец пустует, но все равно чувствовали себя неуютно. Они старались тихо красться по пустым коридорам, но несмотря на осторожность, их шаги разносились по дворцу эхом, казавшимся оглушительным в гробовом безмолвии этого склепа.
Галрика никто никогда не мог назвать трусливым гномом. Он всегда был первым когда нужно было броситься в драку, опрокинуть крепкую чарку, или схватить самую красивую девку. Ему было противно это признавать, но у него тряслись коленки. Зачем он только связался с этими паршивыми дуэргарами? Как они лили ему в уши вчера, дескать, вомпёр Киседор отбросил коньки, оставив полный замок всякого добра, которое только и ждет, чтобы его кто-то заграбастал. Мы можем быть первыми, умасливали его они, можем забрать себе все золотишко, что он копил веками. Веками! Вчера в Ласке Шаресс эта идея казалась отличной, но сегодня, когда он протрезвел, Галрик понял, в какое дерьмо вляпался. Но отступать уже поздно, Галрик никогда не отступал и бежать, держа портки, не собирался и сейчас.
Коридоры пугали его могильной сыростью, тени от деревьев отплясывали на стенах, заставляя вздрагивать.
Они зашли в огромную гостиную, украшенную головами животных и многочисленными картинами. Галрик бросил взгляд на камин и заметил в нем полусгоревший портрет в сломанной золотой раме. Ему почему-то это показалось странным.
— Эй, Хругар, — позвал он шепотом. — Что это такое?
Хругар, самый старший из дуэргаров подошел и вытащил картину из камина, расправил то, что от нее осталось мыском ботинка. С обугленного портрета на них смотрел мужчина с ястребиными чертами лица. Черные волосы спускались на плечи, а глаза незнакомца горели красным. Хругар склонился над портретом, пока остальные обшаривали гостиную в поисках наживы. Один из дуэргаров взял с полки книгу, повертел в руках и бросил на пол.
— Так это ж и есть Киседор, которого замок, стало быть, — сказал Хругар.
— И что же его портрет в камине делает, если замок евонный? — недоверчиво спросил Галрик.
— Да он сам, поди, и сжег! — хохотнул Хругар и его скрежещущий смех громко отразился от высокого каменного потолка гостиной. — Я б на его месте так же поступил, глянь какая уродина!
Галрик ничего не ответил, но нахмурился еще больше. Не нравилось ему это место, ой как не нравилось.
В гостиной они ничего толкового не нашли. Мологой дуэргар, которого все называли Фигуля — Галрик не знал почему, и не хотел знать — стал было отковыривать золото с фолиантов, но Хругар влепил ему затрещину, и цыкнул, чтоб тот не тратил время впустую на книжонки, когда в замке без того полно ценностей.
Минуты тянулись, словно смола, стекающая по стволу гнилого дерева, а они все плутали по пустынным коридорам замка. Наконец, они вышли в большую обеденную залу с высоким потолком. В центре стоял длинный стол, заставленный посудой, за которым могли поместиться, пожалуй, человек пятьдесят. Тарелки, кубки, чаши, подсвечники и соусницы потеряли былой блеск, покрытые толстым слоем пыли и паутиной. Вся утварь стояла идеально ровно, словно по линейке. Галрик подумал, что все это выглядит особенно жутко в могильной тишине дворца, словно его хозяин все еще тут, бродит в ночи по своим угодьям. Он покосился на Хругара, тот коротко хохотнул и его глаза блеснули в предвкушении. Он подошел к столу, схватил тарелку, стер рукавом пыль и поднес поближе к лицу, чтобы рассмотреть.
— Серебро! — громыхнул он, и его голос отразился от каменных сводов. — Я уж думал мы ноги до самой задницы сотрем, пока найдем евонные запасы. А они вон, на скатерочке стояли, только нас и дожидалися.
Другой дуэргар тоже подошел к столу и с любопытством взял кубок. Галрик заметил, как в лунном свете блеснул камень. Дуэргар достал кинжал и подковырнул его, не веря своим глазам.
Он протянул кубок Хругару.
— Глянь-ка, изумруды что ли?
Хругар бросил взгляд на кубок.
— Да уж ясное дело, не фитюльки какие-то! — Он обвел руками зал, — Киседор золотишка не жалел. Зуб даю, это настоящие бриллианты!
Находки подняли дуэргарам настроение. Радостно переговариваясь, они начали хватать посуду со стола и запихивать ее в мешки.
Галрик не спешил присоединяться ко всеобщему веселью. Он смотрел по сторонам и от нервов в животе у него ползали противные червяки, а страх липкими лапами сдавливал глотку. Вдруг он замер. Он почувствовал, как на шее выступает ледяной пот, а по телу прокатывается волна ужаса. Он ощутил у себя на затылке чей-то взгляд. Галрик медленно обернулся и поднял глаза вверх. В темноте в углу залы под потолком светились два глаза. Ветер качнул деревья за окном и луна на мгновение выхватила из сумрака фигурку, которая на корточках сидела на балке сводчатого потолка. Заметив взгляд Галрика, фигура ловко спрыгнула, оттолкнулась от стены и в каком-то совершенно невероятном бесшумном прыжке приземлилась на обеденный стол. Дуэргары от неожиданности бросились в стороны, а Галрик увидел в силуэте девушку, тифлинга. Она была совершенно нагая, глаза светились красным, как два угля, хищный оскал перекосил красивое, почти кукольное личико. В каждой руке девушки был кинжал, и даже в такой темноте по острому блеску Галрик узнал адамантин - гномова работа, опасные клинки.
Девушка замерла всего на мгновение, а после этого резко рванула вправо, к Фигуле, который оказался к ней ближе всего. Совершенно неуловимым точным движением она полоснула его по горлу. Фигуля схватился за шею, выпустив грохочущий мешок с тарелками из рук. Он закачался, споткнулся о покатившийся из мешка кубок и упал на пол с открытым ртом, захлебываясь собственной кровью.
— Братцы! — взвыл Хругар, — Бей-убивай! Киседорова приспешница-дьяволица!
Дуэргары начали выхватывать топоры, слишком неуклюже, слишком медленно. Они не поняли, что смерть уже плясала среди них.
Седой дуэргар, который обычно раздавал команды вместе с Хругаром был проворнее остальных. Он замахнулся на тифлинга своим коротким топориком. Седой был опытным воином, движение его было точным и резким, он проделывал его сотни раз в бою, сокрушая врагов. Но девушка легко, играючи, уклонилась от удара, замахнулась и с разворота воткнула кинжал седому в глаз. Не отпуская рукояти она лягнула его в грудь так сильно, что он отлетел наискосок в другой конец комнаты, ударившись об стену. Галрик не понимал, откуда в этой хрупкой фигурке столько силы. А потом он увидел, как в лунном свете блеснули клыки. Проклятая вампирша. Его руки, сжимающие рукоять короткого меча мгновенно вспотели и оружие так и норовило выскользнуть из непослушных пальцев.
Девушка быстро и невесомо запрыгнула на стол и пробежала по нему несколько шагов, не задев ни одной тарелки. Она оттолкнулась и прыгнула на Хругара, который пытался обойти стол с другой стороны, чтобы зайти ей за спину. Она мягко приземлилась рядом, закружилась в пируэте. Он замахнулся, но потерял равновесие из-за того, что она двигалась против его инерции. Этого мгновения было достаточно, чтобы она успела сделать три точных удара: наклонившись она полоснула Хругара под коленом, ткнула в бок, а затем в шею. Кровь из его сонной артерии алым фонтаном брызнула на стену, чуть не задев Галрика, который едва успел отпрыгнуть в сторону.
Один из оставшихся в живых дуэргаров рванул к противоположному концу комнаты, в ужасе бросив товарищей. Она заметила это и одним прыжком настигла его у выхода из залы. Девчонка запрыгнула ему на спину, обхватив ногами и впилась в горло. Дуэргар заверещал, протяжно и так надрывно, что от этого вопля кровь стыла в жилах. Он замахал короткими руками, пытаясь ее сбросить, сделал несколько шагов по инерции, пока она грызла его, и упал. Вампирша ловко поднялась, держа в руках его оторванную голову. Кровь стекала с ее подбородка на грудь. Она посмотрела на Галрика и двух оставшихся дуэргаров и захохотала так, что у гнома волосы на затылке встали дыбом.
Галрик вышел из оцепенения.
— Держаться вместе! — рявкнул он. — По одному она нас разделает!
Дьяволица, услышав его крик, залилась еще более громким и отвратительным хохотом. Дуэргары парой обходили ее с другой стороны стола, и Галрик тоже начал мягко наступать, надеясь зажать гадину в углу и прикончить. Девчонка отбросила голову в сторону, облизала кровавые губы и бросилась в атаку на дуэргаров, не давая им никакого преимущества.
Галрик быстро вскочил на стол, надеясь достать ее мечом с высоты, пока дуэргары по очереди атаковали ее. Она кружилась, словно плясунья, уходя от их ударов ловкими вольтами. Галрик никак не мог выгадать возможность для атаки, но он видел, что она играет с неуклюжими дуэргарами словно кошка с добычей, и ей никакого труда не составляет убить их прямо сейчас. Она двигалась с нечеловеческой скоростью.
Видимо игра ей наскучила, она сделала пируэт вправо и ткнула ближайшего дуэргара кинжалом в висок. Он мгновенно обмяк и упал. Его товарищ в ярости замахнулся топором, вкладывая всю силу в удар, от которого она легко уклонилась, поднырнув под его левой рукой. Топор дуэргара рассек воздух и он, потеряв равновесие, начал падать вперед. Она толкнула его в спину, дуэргар упал навзничь и вампирша, сев на него, с двух рук нанесла ему несколько быстрых, сильных и яростных ударов, протыкая его тело по самую рукоять кинжалов. Он закричал и задергался под ней, но очень быстро затих.
Галрик так и остался стоять на столе в оцепенении. Ноги и руки отказывались слушаться. Забыв о смелости и о том, что он никогда не отступает, Галрик опустил меч и медленно попятился. Девчока-тифлинг, вся покрытая кровью с ног до головы, поднялась, стоя к нему спиной. Она задержалась на мгновение, глубоко втянула носом воздух, словно наслаждаясь металлическим запахом крови и смерти, от которого Галрика выворачивало на изнанку. Она медленно обернулась и посмотрела на него. Ее глаза горели, словно две преисподние, прожигая в нем дыру, а рот медленно расплывался в окровавленной улыбке.
Галрик заскулил и почувствовал как по штанине потекло что-то теплое.
* * *
— Можно я с ними разделаюсь, пожалуйста!
Она осталась собой после превращения, но Астарион любил эту проснувшуюся в ней кровожадность, ему нравилось, как сверкали ее глаза, когда она убивала. Это всегда его восхищало, он даже не мог объяснить почему. Она была намного сильнее, чем он до ритуала, видимо его кровь была могущественнее крови Касадора. Не удивительно. Он превосходил его во всем.
Астарион взял ее за подбородок, и притянул к себе. Она смотрела на него словно девочка, которой вот-вот ку��ят имбирный пряник. Он улыбнулся и тихо сказал:
— Моя прелесть, как я могу тебе отказать?
Она пискнула радостно, обняла его за шею, поцеловала в щеку и бесшумно побежала по коридорам, выискивая нарушителей их спокойствия.
Он неспеша побрел за ней, подумав, что он давно не видел ее такой радостной. Астарион поморщился, вспомнив то время три месяца назад, когда ему пришлось по кусочкам собирать ее после битвы со Старшим мозгом. Он понимал, что это глупость — тратить на нее столько времени, но почему-то не смог ее оставить.
Связь между Астарионом и ею не была такой же, как когда-то между ним и Касадором. Касадор. Он сплюнул это имя на пол. Он больше не боялся его, не испытывал ярости, не вздрагивал при звуке имени. Он не чувствовал ничего. Касадор остался в прошлом, он был ему безразличен. Он использовал их связь, чтобы отдавать команды. Астарион рассчитывал на что-то похожее с ней. Но с ней вышло иначе.
Он отчетливо помнил ту ночь, когда ему приснился кошмар. Он вскочил на кровати, открыл глаза, но кошмар никуда не ушел. Его сердце колотилось, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, на спине проступил пот. Астариону было нечем дышать, он не мог понять, что с ним происходит, а потом он повернул голову и увидел ее. Личико искажено гримасой боли, ладони сжимаются и разжимаются, хватая маленькими кулачками пропитавшуюся холодным потом простынь. Астарион вдруг почувствовал ее на самых кончиках пальцев, в голове у него что-то болезненно вспыхнуло и он осознал, что это ей снится кошмар, который она каким-то образом транслирует ему. Он обнял ее, холодную и мокрую от пота, притянул к себе. Она мгновенно обхватила его руками, прижалась, дрожа словно слепой котенок. Он укачивал ее в темноте, шептал на ухо. Постепенно ее кошмар начал отступать из его сознания, превращая его мысли в прохладное гладкое море. Она уснула в его объятиях, а Астарион еще долго машинально качал ее пытаясь осознать произошедшее.
Со временем он начал чувствовать когда она радуется и когда тревожится. Иногда ощущал, что она думает о нем. Ее мысли о нем всегда ослепляли его каким-то чистым, светлым и до невероятности нежным чувством, природу которого он никак не мог понять. Но, черт возьми, как же это было приятно.
Ей часто снились кошмары, она часто замыкалась в себе, и каждый раз он слышал это, чувствовал затылком. Боль, которую он ощущал, была практически невыносима в эти моменты. Если он испытывал лишь отголоски, то что же чувствовала она? Астарион с большей готовностью согласился бы снова быть похороненным в гробу на год, чем опять впускать ее в свое сознание. Умом он понимал, что она — обуза, неудачный эксперимент, что надо убить ее во сне, избавиться от нее, сделать все, лишь бы не чувствовать снова этой пытки. Но почему-то не делал этого, раз за разом укачивая ее после кошмара, целуя ее мокрые от слез щеки.
Астарион злился на себя за эту слабость. Не для того он прошел через дьявольский ритуал, не для того стал величайшим в мире вампиром, чтобы возиться с какой-то соплячкой. Но стоило ему услышать запах ее мысли, он бежал на него, словно волк к собственному детенышу.
В конце концов он, научился не только чувствовать ее мысли, но и транслировать ей свои. В моменты особого отчаяния он с усилием, зажмурившись, сочинял в своей голове слащавые небылицы и это как будто бы помогало - она успокаивалась и иногда на ее губах играла улыбка. И он с удивлением обнаруживал, что тоже улыбается, гладя ее шелковистые волосы.
Постепенно она оправилась и как будто бы стала прежней собой. А ему было все теплее и мягче с ней рядом. Он признавал, что иметь кого-то, кто мог так тонко его чувствовать - приятно.
Астарион продолжал идти на ее жажду убийства и на источник шума, который, судя по всему, находился в главной обеденной зале. Ну конечно, паршивые воришки не смогли удержаться перед фамильным Касадоровым серебром. Он вышел на внутренний балкон и увидел ее.
Она уже успела разделаться с одним дуэргаром, он с перерезанным горлом хрипел в углу комнаты. Остальные были настолько медлительны и неуклюжи, что он еле сдержал смех. Лунный свет озарял ее, словно она была его чемпионом. Одним ударом в лицо она зарезала седого дуэргара, откинув его через по-комнаты и тут же тремя ударами разделала следующего.
У них не было шансов. Она была прекрасна. Она была совершенна.
Ее тело было покрыто горячей кровью, от нее шел пар. Каждый мускул играл в лунных полутонах, притягивая взгляд. Он зажмурился и волна наслаждения от убийства захлестнула его. Он почувствовал близкий запах крови врагов, их липкий страх. Он ощущал силу в каждом сантиметре своего тела. Она горела. Азарт ее охоты был настолько силен, что захватывало дух.
Один из дуэргаров решил убежать. Смешно. Догнать. Уничтожить.
Он открыл глаза и увидел, как она наскочила на него, перегрызая ему глотку. Астарион, совершенно завороженный, смотрел на нее. Его грудь вздымалась от частого и нервного дыхания, возбуждение накрывало его с головой.
Мышат осталось только трое, какая жалость, забава подходит к концу. Она, словно уловив его мысль, начала играть с двумя оставшимися дуэргарами. Они атаковали ее неуклюже, медленно,а она кружилась, великолепная, изящная, неуловимая. Астарион прикрыл глаза, возбуждение и радость близкого убийства сладко томились на губах. Он облизнулся, увидел ее глазами, как один дуэргар умер от удара кинжалом в голову. Ее ярость переполняла его так сильно, что было тяжело дышать. Он и она, они вместе, повалили последнего дуэргара на пыльный каменный пол, они били его кинжалами в спину, а его жалкое тельце трепетало под ними. Упиваясь собственной силой, они поднялись, вдыхая сладкий металлический запах крови, которым обеденная зала пропиталась так сильно, что воздух, казалось, можно пощупать. Астарион резко открыл глаза, вынырнув из ее сознания. Остался только один воришка.
Гном, стоявший на столе пятился, опустив меч, неуклюже спотыкаясь об оставшиеся предметы сервировки, его ужас еще больше раззадоривал Астариона.
Она медленно наступала. Спина, прямая как стрела, бедра мягко покачиваются при каждом шаге, грудь вздымается от волнения.
— Остановись, — нежно сказала она.
Гном оцепенел, рука с мечом задрожала. Он попытался его поднять, и эта попытка была жалкой. Она не обращая внимания, продолжала идти к нему. В итоге он сдался, меч выпал из руки и звонко ударился о каменный пол. Он остановился, безропотно ожидая своей судьбы.
Она встала перед ним, выпустила кинжалы из рук и присела на корточки. Гном вонял страхом и мочой.
— Шшшш… — тихо прошептала она, гладя ладонями его бородатое грубое лицо. — Все будет хорошо.
Гном расслабился, ожидая укуса. Астарион ухмыльнулся.
Она, продолжая гладить его, слегка приблизила свое лицо к нему, а затем резким движением сломала ему шейные позвонки. Гном обмяк и с грохотом упал со стола на пол.
Волна самого чистого счастья захлестнула Астариона. Он прикрыл глаза, какое-то время наслаждаясь этим моментом. Потом он посмотрел вниз.
В комнате царил настоящий хаос. Астарион сделал глубокий вдох, впитывая каждую деталь. Стоявшая в идеальном порядке посуда теперь была разбросана по столу, раскидана по полу, высыпана из мешков, заляпана красным. Камень стен, пористый от времени, с благодарностью принял в себя брызги крови, превращая их в прекрасные, блестящие в лунном свете артистичные мазки. Скрюченные, изуродованные тела дуэргаров валялись на полу в забавных позах, под ними растекались черные густые лужи. Тот, которого она ударила кинжалами в спину, едва слышно булькал кровью в легких, царапая ногтями пол. Она стояла на столе — безупречное завершение этой прекрасной картины! — и смотрела на него. На ее лице сияла абсолютно чистая и счастливая улыбка.
Он наконец понял. Он понял это странное чувство, которое испытывал к ней.
Это была любовь.
Астарион мягко спрыгнул с балкона и подошел к ней. Он подхватил ее под бедра и закружил, а она обвилась вокруг его шеи. Ему не очень нравилась кровь дуэргаров, у нее были неприятные землистые ноты, но смешиваясь с ее ароматом, даже такая кровь становилась нектаром.
Он провел языком от ее ключицы до мочки уха, слизывая еще теплую кровь с ее бархатной холодной кожи. Она отклонилась назад, не отпуская руками его шеи, выставляя вперед красивые упругие грудки. Одной рукой Астарион отбросил окровавленные тарелки, чтобы расчистить место, и опустил ее на стол. Она улыбалась и смотрела на него, такая хрупкая, такая беззащитная. Он склонился над ней.
— Ты совершенная, — шептал он, покрывая поцелуями ее шею и грудь. — Ты божественная. Ты восхитительная.
Его слова отзывались в ее сознании и наравне с удовольствием возвращались к нему тем самым ослепительным чистым, светлым и нежным чувством, которое словно тисками сжимало его сердце. Ее эмоции были настолько сильны, что Астариону было физически больно.
Его поцелуи опускались все ниже и ниже, он скользил по ее покрытой кровью коже, она изгибалась от нетерпения. Он опустился на колени, она закинула ноги ему на плечи и он целовал ее нежные атласные бедра. Она трепетала под его поцелуями. Астарион погрузил свое лицо между ее ног. Она застонала, когти впились в полированную столешницу, оставляя рваные борозды на красивом дереве. Астарион закрыл глаза и позволил своему разуму открыться полностью. В него, словно в пересохшую впадину, потекла ее нега, сначала мягкая и томная, но поток быстро ускорился, забурлил наслаждением, запульсировал. Ее пятки надавили на его спину, еще сильнее прижимая его к ней, бедра задвигались, словно она хотела вырваться на свободу. Астарион обхватил ладонями ее тонкую талию, пригвоздив ее к столу. Вдруг в его голове что-то бешено заколотилось, словно пойманная в неволю птица и он совершенно потерял себя. Он снова стал ею, слился с ней воедино. Внизу живота горел пожар, комната смазалась и превратилась в сверкающий звездный калейдоскоп, ничего в мире больше не существовало, кроме этого трепещущего в ее лоне блаженства. И когда Астариону казалось, что большего удовольствия выдержать уже невозможно, блаженство взорвалось на тысячи осколков и бешено до боли запульсировало, перехватывая дыхание. Он кричал ее голосом, стискивая свою голову между ляжек. В следующее мгновение он с шумным вдохом пришел в себя. Она глубоко дышала, извиваясь на столе перед ним. Астарион поцеловал внутреннюю поверхность ее бедра, чувствуя, как она дрожит в его руках. Он терпеливо ждал, пока она насладится последними каплями утихающего экстаза.
Мгновение спустя, она приподнялась на локтях, встала и опустилась рядом с ним на колени. Она прижалась к его груди, обхватив своими нежными руками, он улыбнулся и обнял ее в ответ. Дуэргар наконец перестал булькать. Они сидели так какое-то время, эмоции утихали, словно замедляющиеся качели.
Она подняла на него глаза и сказала:
— Я твоя. А ты мой.
— До конца, пока не рухнет этот мир.
1 note
·
View note