#доктор кадаверин

[palestinebird]

Доктор Кадаверин часть 1

Доктор Терра Тенеброса - единственный доктор био-морфологического института, относящийся к катастрофе Тёмного Потока, чья личность была посмертно установлена. Впервые появляется в первой части книги "БиКвает" как сирота, растущий в пансионе для особо трудных подростков, имеющий многочисленные физические отклонения, включая врожденную травму позвоночника и тяжелую форму туберкулеза. Он не выходит из лазарета, а его основным кругом общения является подросток-революционер Алан Ретт, который на тот момент исповедует неонацизм и теорию о выбраковке. Главный герой характеризует Терру как социопата с наклонностями гения, отмечает скверный характер, но также подчеркивает способность постоять за свои права. Собственная инвалидность Терру не смущает, хотя он выступает на школьных дебатах против Алана, получая комментарий последнего, что Тенеброса просто пользуется привилегией того, что все испытывают к нему жалость из-за тяжелой болезни. Терра тяжело переносит любые попытки физического контакта, избегая даже рукопожатий. ****************************************************************

- Ты хочешь меня обнять? - лицо Терры перекосилось, будто от зубной боли, - Обнимайся с вешалками в продуктовом магазине, не со мной.

- В продуктовых магазинах нет вешалок, - растерялся я, очень далекий от подобных аналогий, - Там холодильники.

- И там не брод��т по проходам магазина молоко и яйца, не танцуют по полу буханки хлеба? - Терра скрестил искривленные пальцы руки на груди. Его как будто всего выточили из вулканической лавы, и он ещё не остыл.

- Нет.

- Пидора ответ, - пожал плечами больничный гений.

[palestinebird]

терра о алане ретте

— Я Терра Тенеброса. Ты выглядишь очень странно, Джеффри. Наверное, ты ожидаешь, что я подчеркну жирным шрифтом слово особенный, но нет. Среди флаконов духов с резным слоником на крышке, тебя заткнули пробкой от шампуня. Или вообще забыли заткнуть, и ты пахнешь на весь лазарет полувыдохшимся спиртом.

Я прижал к себе одеяло, оно было в прорехах и комьях лежалой овчины. Будучи развязанным, я мог бы позволить себе полениться, принять любую сидячую или лежачую позу, но меня пугало, что я не вижу конца кровати за своими ногами, зато могу ощупать рукой бортики гроба по обоим сторонам от меня. Меня распекала мысль о смерти, о том, как на неё отреагируют другие ученики, кремируют ли меня в костре, разведенном посреди комнаты, и хватит ли упаковки тампонов из рекламы, чтобы впитать слёзы Пружинки по моим усопшим чертам.

— Я начал с тобой говорить, чтобы ты прекратил уже доставать Алана Ретта. Я знаю, что ты напросился ему в друзья. Но, чёрт возьми, это не делает тебя его x2 +2 ax. Мне постоянно приходится отгонять от Алана людей, которые дружески кладут ему ладонь на плечо, а потом ладонь оказывается укусом в шею. И ты, наверное, хочешь спросить: С чего такая привязанность? Алан катает тебя на инвалидной коляске? Алан нанизывает тебя, как бусы на нить? Неужели ты обещал быть с Аланом и в горе, и в радости? Мне больше по вкусу девушки, но Алан — заглянуть в глаза Алану — как заглянуть в зеркало нарушенных клятв, льющейся крови, случившегося изнасилования, разлучённой семьи и других аттракционов. Даст Бог, мы вырастем из наших кличек-обезличек, потом из юношеского признания: "Я такой же как ты, только с моторчиком!" Когда я вырасту, я стану кочегаром в медицине. Я растоплю тысячи мертвецов, чтоб не было им холодно. Чем больше трупов, тем короче дорога к сердцу Алана. Аминь

[palestinebird]

Меня зовут Смоль и никак иначе. Врачи пробовали называть меня другими именами, но все их попытки ухнули в лесную чащобу — утром я был Новаком, а по окончанию ночи — Вишневским. Чужая память отказывалась держать в себе моё имя, как если бы вы пытались прикрепить мёртвый лист к ветке расцветающего по весне дерева. И я представился Смолью, чтобы от меня отстали. С момента своего появления здесь я чувствовал себя птенцом неизвестной породы, который вылупился в инкубаторе вперёд всех остальных яиц. Я мог бы придумать себе дыру и сбежать в неё, но параллельно с этой безошибочной мыслью какой-то нелепый внутренний голос взвизгивает во мне решительно и бойко: «Нет, не смей! В любом другом месте тебе откажут в покое, да и сбежав, ты подставишь людей, работающих здесь!» И как в доме повешенного не говорят о веревке, так и я не рефлексирую о побеге — даже про себя. Это место мне друг — оно щедро на еду и тактично в заботе обо мне. Порой кажется, даже если бы мне стало совсем невтерпёж, и я бросился на кого-то из санитаров с кулаками, подобно пьяному дебоширу, размазывая по лицу хмельные грязные слезы дурацкого страдания, меня бы просто уложили обратно в постель, стараясь не причинить ненароком вреда. Моя палата — это врата Винвуда, украшенные не граффити, а вырезками из дешёвых журналов и плевками в потолок. Если меня нет в ней, то я свободно хожу всюду среди смеха персонала, как ходят по лесу или на ветру, но стоит мне встретиться с кем-то взглядом, как этот взгляд зарастает льдом. Обо мне говорят только в третьем лице — Смоль плохо спит, у Смоля судороги по ночам, как Смоль умудряется так долго ковыряться в своей тарелке, камон! Единственный шанс для меня выстрелить из всех орудий — это разговор с моим лечащим врачом. В отражении стёкол его очков я чувствовал себя как в камере-одиночке. Порой на них, как на натянутом экране, воспроизводились мои сны, рождались из пуганой мозговой подкорки. Хотя, чего мне бояться теперь? Я неуязвим, потому что я — беспамятство. Но я собираюсь добровольно расстаться со своим бессмертием. Стать тем, что сохранит в себе медицинская карточка. Поймите, Божья мысль о реке есть сама река. «Был этот день его последним днём, средь медсестёр и слухов; его тела провинции отважились на бунт, вмиг опустели площади ума, молчание заполнило окраины. Всё замерло. Он становился речью.» автор арта - t0desengel