#Тон Ве

[kushiscorpio]

Дом - только тогда дом, когда там есть место нам обоим

— Ты всег­да был та­ким, Гин-чан? — де­вуш­ка ожи­да­ет от­ве­та, с не­пере­носи­мым тре­петом сле­дя, как их паль­цы друж­но, буд­то по ко­ман­де, пе­реп­ле­та­ют­ся. «Как са­мые нас­то­ящие бой­цы», — ду­ма­ет она и пы­та­ет­ся за­доми­ниро­вать сво­им боль­шим *юби над его. 

 — Мел­кая, лю­ди не ме­ня­ют­ся. Фак­ти­чес­ки прос­то пе­рес­тра­ива­ют­ся, что­бы жить бы­ло по­лег­че, а ты слиш­ком зе­леная, ес­ли счи­та­ешь по-ино­му.      

Ры­жево­лосая дев­чонка оби­жен­но на­дува­ет гу­бы, рас­сержен­но со­пит, но не от­талки­ва­ет. По­тому что зна­ет: глу­пая — это про нее. 

 — В этом при­чина то­го, что ты вздра­гива­ешь во сне, кри­чишь, осо­бен­но ког­да нас­ту­па­ет пол­но­луние? 

 — Се­год­ня как раз и про­веришь, — вя­ло от­зы­ва­ет­ся са­мурай и от­во­рачи­ва­ет­ся, не же­лая про­дол­жать раз­го­вор. И по­чему-то пос­ледняя бро­шен­ная всколь­зь фра­за зас­тавля­ет ее нер­вни­чать толь­ко силь­нее.      

Ка­гуре не спит­ся, раз­дра­жа­ющий джас­та­вей, прис­тро­ив­ший­ся чуть ле­вее ее по­душ­ки, по­казы­ва­ет по­лови­ну пер­во­го но­чи. Она си­дит по­верх оде­яла, под­жав под се­бя за­мер­зшие паль­цы ног, и вну­ша­ет се­бе, что это прос­тая бес­сонни­ца, выз­ванная го­лодом, и к пар­ню, ле­жаще­му ря­дом с ней, ка­сатель­ства не име­ет. Вы­ходит без­дарно.      

Са­ката ме­чет­ся, взмок­шие вис­ки ку­черя­вят­ся кап­ризнее обыч­но­го, и ды­хание ста­новит­ся бо­лез­ненно рва­ным. Тер­пе­ние — то­же не фиш­ка ято. Он рас­слаб­ля­ет­ся, как толь­ко неп­ро­из­воль­но на­ходит не­хит­рое ус­по­ко­итель­ное на сво­ей ма­куш­ке. Ка­гура ос­то­рож­но, бо­ясь на­рушить тон­кую грань меж­ду сном и явью, пог­ла­жива­ет свет­лые куд­ри, уби­ра­ет в сто­рону чел­ку, от­кры­вая вид на вы­сокий лоб, уже пок­ры­тый се­точ­кой еле за­мет­ных мор­щи­нок и бу­син­ка­ми по­та. В та­кие мо­мен­ты де­вуш­ка го­това прос­тить ему все, да­же от­сутс­твие ста­биль­но­го за­работ­ка и обид­ные проз­ви­ща в свой ад­рес, толь­ко вот объ­яс­нить та­кое по­вер­хностное, поль­зо­ватель­ское от­но­шение к се­бе са­мому — уволь­те.     

 Де­ло в том, что жизнь не скла­дыва­ет­ся в ска­зоч­ный за­мок из бе­лых ту­го на­битых кон­верти­ков. Ког­да-то это по­няла Ка­тери­на, по­том приш­ла и оче­редь сес­тры Ка­муи. Гу­бы Гин­то­ки скла­дыва­ют­ся в не­кое по­добие скон­фу­жен­ной улыб­ки, буд­то в от­вет на ее мыс­ли, и толь­ко уб­люд­ские кош­ма­ры не да­ют Ка­гуре без­за­бот­но с это­го прыс­нуть, стал­ки­вая это­го не­выно­симо­го ба­ку от­рез­вля­ющи­ми пин­ка­ми с пос­те­ли. 

 — Твои ру­ки пах­нут кровью… — не от­кры­вая глаз, мы­чит па­рень и толь­ко силь­нее за­рыва­ет­ся но­сом в мяг­кие бе­лые ла­дош­ки. Та­кой прос­той, где-то да­же дет­ский жест не ос­тавля­ет Ка­гуре и шан­са, кро­ме как улыб­нуть­ся сквозь прос­ту­па­ющие сле­зы. 

 — Твои то­же.      

В сле­ду­ющее пол­но­луние все в точ­ности пов­то­ря­ет­ся.

https://ficbook.net/readfic/7137304#part_content

[novatorio]

Тон Вейс: в 2044 году биткоин будет стоить больше $1 млн

30 марта в прямом эфире «Биткоинизации» известный трейдер Тон Вейс рассказал, чего ожидает от цены первой криптовалюты в ближайшее время и через 20 лет, а также какой видит всю криптоиндустрию в будущем.

Трейдер по-прежнему считает, что минимальное значение цены биткоина уже пройдено. Он не ожидает повторения обвала 12-13 марта:

«Я думаю, что рынок еще чуть-чуть упадет, но самое плохое с ним уже произошло. Я наоборот пытаюсь поймать хорошее время для покупки биткоинов».

По его словам, меры по вливанию в экономику дополнительных средств, принятые многими центробанками, не приведут к «гигантской депрессии». В долгосрочной перспективе это навредит тем, кто выберет государственные деньги, и в то же время сыграет на руку держателям биткоина.

Пока же «мировая экономика теряет больше денег, чем они напечатают». По словам Вейса, через один-два года экономика успокоится, и на место дефляции придет инфляция.

Тон Вейс считает, что после халвинга биткоин продемонстирует рост, но не сразу. Тем не менее на рынке может начаться паника — люди начнут беспокоиться, что майнеры ничего не зарабатывают и покидают индустрию. Это, по словам трейдера, может привести к краткосрочному падению примерно до $4500 в течение месяца после уполовинивания награды за блок.

Однако отключение нерентабельных устройств не уничтожит уникальных свойств биткоина, считает трейдер, и рост возобновится.

По его мнению, курс биткоина не должен опуститься ниже $3850:

«Я ожидаю, что мы сейчас поднимемся примерно до $6800 и потом, может быть, упадем до $6300. Я думаю, что цена биткоина будет держаться примерно на уровне от $6000 до $8000 до конца года, и потом мы начнем подниматься», — заявил т��ейдер.

При этом не стоит ожидать, что биткоин будет стоить $20 000 уже через год, уверен Вейс. О вероятности подобного сценария на прошлой неделе заявил CEO криптовалютного хедж-фонда Pantera Capital Дэн Морхэд.

«В этом году люди потеряют столько денег из-за того, что у них больше нет работы. Никто сейчас не побежит покупать биткоин. И потому очень многие пропустят возможность купить его по цене между $4000 и $6000, например», — отметил Тон Вейс.

По его мнению, подобных возможностей будет еще не так много. В то же время он верит, что уровень $20 000 может быть пробит к концу следующего года. Более того, долгосрочные ожидания трейдера превосходят недавний прогноз специалистов биржи Kraken, предположивших, что в 2024 году биткоин будет стоить $350 000.

«Я жду, что через 20 с небольшим лет один биткоин должен стоить гораздо больше, чем $350 000. Биткоин к этому времени должен стать главной мировой валютой», — заявил Вейс.

Он предполагает, что для этого понадобится минимум десять лет, и вместо того, чтобы говорить, сколько стоит один биткоин, мы будем сверяться с тем, сколько стоит один сатоши:

«Я ожидаю, что один сатоши должен стоить около $1. И это значит, что биткоин будет стоить больше $1 млн. Вот, чего я ожидаю в 2044 году».

Если к этому времени биткоин не станет мировой валютой, он останется коллекционным товаром, но стоить будет меньше, добавил Вейс.

Что касается цифровых валют центробанков, он считает, что электронные деньги сейчас — это и есть их аналог.

«Как бы они ни называли свою новую валюту, все, что они пытаются сделать — убрать бумажные деньги», — уверен трейдер.

Тон Вейс также не видит возможности создания еще одного децентрализованного актива, который стал бы альтернативой биткоина:

«Это почти невозможно. Может быть, через 20-30 лет кто-то придумает серьезную новую технологию. Все проекты после биткоина были централизованными. Невозможно сделать новый биткоин».

Напомним, недавно Тон Вейс предположил, что вероятность падения курса биткоина ниже недавнего минимума в $3800 составляет 20-25%.

Источник: NOVATOR

[malahitovaya]

Sapfir’, Esfir’, Parfir’ — princesses of Gorich

Сапфирь, Эсфирь и Парфирь — княжны Горичи

Сес­тры учи­ли Пар­фирь чи­тать по птичь­им внут­реннос­тям, шить осо­бым стеж­ком про­тив сгла­за и со­бирать тра­вы, цве­тущие лишь в пол­ночь. Сап­фирь ве­дала, как ух­ва­тить пер­вый лун­ный луч се­реб­ря­ной иг­лой, а Эс­фирь зна­ла, как свить пес­ню, сло­ва ко­торой зас­тавля­ли кру­жить ве­рете­но с лун­ной пря­жей, а по­том сот­кать крылья, с ко­торы­ми че­ловек ле­тал бы по­доб­но пти­це.

Кол­довс­тво бы­ло ре­мес­лом, ко­торое Пар­фирь так и не уда­лось пос­тичь. Из-под её паль­цев вы­ходи­ли лишь сла­бые ча­ры, тон­кие и хруп­кие, по­доб­ные пер­во­му ль­ду.

«Темные времена», Wattpad, by Malahitovaya

[litisijastuff]

Вот уже несколько дн­ей я слышу тихую мел­одию, будто где-то далеко наигрывают и наигрывают прелестный нежный мотив. Слов­но во сне я чувствую, как опускаются тон­кие пальцы на черно­-белые клавиши, и му­зыка льется прозрачн­ым потоком, солнечны­ми лучами проходит сквозь окна, золотыми пятнами ложится на деревья и лица встр­ечных прохожих. Этот мотив, такой знакомый и незнакомый одновременно… я не могу поймать, не могу услышать целиком, только обрывки, угас­ающие вдали звуки. Они приходят по ночам, когда мир затаился перед рассветом. Я слышу их днем, моя мелодия пробирается сквозь воробьиные тре­ли и, словно звонкий смех, зависает в возду­хе. Быть может, вы сочте­те меня немного сума­сшедшей, но вдогонку к призрачной мелодии я надену вооб­ражаемое шелковое пл­атье цвета незабудок, заплету в свою нес­уществующую косу атл­асную ленту и станцую невидимый танец. И нет в этом соверше­нно ничего странного, ведь у меня в голо­ве поселилась весна. Она тихой музыкой звучит где-то на задв­орках сознания, шелк­овыми крыльями распу­скается за спиной. Ее нельзя увидеть или потрогать, она еще только предчувствие - тонкое, нежное, неуловимое, но от эт­ого необъяснимо прек­расное. Катерина Аксёнова 

[androuduscrulogopus]

Встреча с Правдой

 Уже ве­чере­ло, ког­да от­ряд об­на­ружил сле­ды вы­ис­ки­ва­емой тва­ри. Эта тварь объ­яви­лась не так дав­но, но мес­тные ма­ги бы­ли в ужа­се и не мог­ли тол­ком объ­яс­нить, что это за су­щес­тво и чем оно их так на­пуга­ло.

      Раз­ведка зак­ли­нани­ями да­вала про­тиво­речи­вые све­дения. Од­ни по­казы­вали, что нуж­но ид­ти в лес, дру­гие - спус­тить­ся в лог, а третьи и вов­се, что здесь ни­чего нет. По­это­му стра­жи шли ши­роким по­лук­ру­гом и на­де­ялись толь­ко на свои гла­за и вни­матель­ность.

      Об­ло­ман­ные ве­точ­ки и при­мятая тра­ва ве­ли их в лог. Там рос­ла вы­сокая соч­ная тра­ва, до­ходя­щая до ко­лен. Ма­ги дер­жа­ли па­лоч­ки на­гото­ве, на слу­чай вне­зап­ной ата­ки, хо­тя пу­щен­ные пе­ред со­бой пре­дуп­ре­дитель­ные зак­ля­тия мол­ча­ли.

      Ког­да-то здесь про­тека­ла лес­ная реч­ка и поч­ва под но­гами бы­ла мяг­кой, пру­жинис­той. В воз­ду­хе ощу­щалась сы­рость, но сог­ре­ва­ющие ча­ры не да­вали ей и хо­лод­ным по­рывам воз­ду­ха проб­рать­ся под ши­нели.

      Сле­ды ве­ли вниз по скло­ну. От­ряд спус­кался ос­то­рож­но, пос­то­ян­но вы­пус­кая ищу­щие ло­вуш­ки ча­ры, но по­ка не об­на­ружи­ли ни од­ной. Это бы­ло по­доз­ри­тель­но. Ни­каких ма­гичес­ких воз­му­щений, ло­вушек, пос­то­рон­них за­пахов или зву­ков, толь­ко пос­то­ян­но из­ме­ня­ющи­еся сле­ды на зем­ле. Сна­чала во­об­ще ре­шили, что эти сле­ды ос­тавле­ны раз­ны­ми су­щес­тва­ми и не от­но­сят­ся к де­лу, но, прис­мотрев­шись, Бах­ру­шин убеж­дённо за­явил:

      — Сле­ды идут, как про­дол­же­ния друг дру­га, шло од­но су­щес­тво. Это стран­но, но нас и выз­ва­ли рас­сле­довать стран­ное про­ис­шес­твие. А по­чему они ста­новят­ся раз­ны­ми шаг за ша­гом и есть на­ше де­ло. Впе­рёд!

      С уд­во­ен­ной ос­то­рож­ностью ма­ги уг­лу­бились в ла­биринт ло­га. Они дер­жа­лись плот­ной груп­пой, каж­дый наб­лю­дая со сво­им сек­то­ром об­зо­ра. За оче­ред­ным по­воро­том рус­ла они ус­лы­шали ти­хий го­лос. Бы­ло не­понят­но, жен­ский он или муж­ской, но точ­но кра­сивый и при­тяга­тель­ный.

      Лёг­кий ки­вок го­ловы на­чаль­ни­ка и стра­жи пе­рес­тро­ились для ата­ки. Трое, во гла­ве с Бах­ру­шиным, про­дол­жи­ли под­хо­дить по рус­лу. Ос­таль­ные об­ра­тились в птиц и по­доб­ра­лись с ты­ла и по бо­кам.

      На дне ов­ра­га при­тан­цо­выва­ла и на­пева­ла го­лубо­вато-се­реб­ристая фи­гур­ка ни то че­лове­чес­кая, ни то ми­фичес­кая. Су­щес­тво уви­дело вол­шебни­ков, но не на­пало и не бро­силось бе­жать, а прос­то зас­ты­ло на мес­те в ожи­дании. Ста­ло яс­но, что оно ра­зум­но и для на­чала мож­но поп­ро­бовать по­гово­рить. Стра­жи об­сту­пили мер­ца­ющее тель­це кру­гом, па­лоч­ки на из­го­тов­ке. Од­но рез­кое дви­жение и су­щес­тво обез­вре­дят вол­шебной ве­рёв­кой. Но оно не вы­казы­вало аг­рессии, толь­ко слег­ка пе­реп­лы­вало с мес­та на мес­то, вгля­дыва­ясь в ли­ца ок­ру­жив­ших его ма­гов.

      — На­зовись и объ­яс­ни при­чину за­пуги­вания лю­дей, — пот­ре­бовал от су­щес­тва Бах­ру­шин.

      То раз­верну­лось, под­плы­ло бли­же и ста­ло ме­нять­ся на гла­зах. Па­рящее ма­лень­кое мер­ца­ющее тель­це опус­ти­лось на тра­ву, вы­тяну­лось до че­лове­чес­ко­го рос­та, ос­ле­питель­но миг­ну­ло и ... прев­ра­тилось в Бах­ру­шина. Оно пов­то­рило всё, вплоть до зас­тряв­ших в по­доле ши­нели тра­винок. Лже-Бах­ру­шин прис­таль­но пос­мотрел в гла­за нас­то­яще­му, слег­ка нак­ло­нив­шись впе­рёд, и на­рас­пев про­из­нёс:

      — Мне ни­чего не на­до, 

Лишь слы­шать го­лос твой! 

И чтоб бы­ла ты ря­дом - 

Я иду за то­бой, 

Я иду за то­бой, 

Я иду за то­бой!

      — Что за чер­товщи­на?! — Ан­тон, как всег­да, был на взво­де.

      Су­щес­тво мо­мен­таль­но пе­ремес­ти­лось к не­му, миг­ну­ло го­лубой вспыш­кой и, об­ра­тив­шись в не­го, про­пело:

      — На­чина­ет­ся об­ряд тво­его пре­об­ра­жения!

      Ве­рони­ка дёр­ну­лась впе­рёд. Лже-Ан­тон по­вер­нулся к ней и с та­кой же ми­га­ющей вспыш­кой об­ра­тил­ся в лже-Ве­рони­ку:

      — Мо­гут раз­ные ци­вили­зации,

Соз­да­вать ме­ханиз­мы ма­шин,

Но да­но толь­ко из­бран­ным в на­ции

По­нимать ме­ханиз­мы ду­ши.

      — Это обо­ротень, да? — че­рес­чур ра­дос­тно по­ин­те­ресо­валась Ла­ра. — И он при­думы­ва­ет сти­хи про каж­до­го!

      Су­щес­тво опять пе­ремес­ти­лось и об­ре­ло её си­яющий вид:

      — Прос­ти ме­ня, но мне по­ра ид­ти 

Ту­да, где не­ту бо­ли - 

ты толь­ко от­пусти. 

Я ра­да, что да­ру­ют не­беса 

До ро­ковой ми­нуты смот­реть 

в твои гла­за.

      Ла­ра ис­ко­са гля­нула на сто­яще­го ря­дом Бах­ру­шина. Ка­жет­ся, он ни­чего не за­метил и не по­нял.

      — Да, я по­лагаю, это один из ви­дом обо­рот­ней, но про та­ких я не чи­тал, — Ми­ша поп­ра­вил оч­ки. Всё это вре­мя он наб­лю­дал за су­щес­твом и пы­тал­ся вспом­нить или хо­тя бы клас­си­фици­ровать.

      Су­щес­тво не ос­та­вило без вни­мания его реп­ли­ку и про­дела­ло из­вес­тные ма­нипу­ляции:

      — Да­же в час ноч­ной не да­ёт ус­нуть

мой обет свя­щен­ный,

В зер­ка­ло смот­рю - там на­чер­тан путь

не­обык­но­вен­ный

Го­лос проз­ву­чит и опять ле­чу

хоть на край Все­лен­ной,

Но судь­ёй быть не хо­чу.

      — Хах, это за­бав­но, я то­же хо­чу, эй, обо­ротень, — Сер­гей за­махал ру­кой, что­бы прив­лечь су­щес­тво. То от­ре­аги­рова­ло бе­зот­казно: 

      — Стре­ла Судь­бы

В пы­лу борь­бы

По­падёт в цель, през­рев,

И боль, и гнев.

      — Мне от это­го не ве­село, за­бери­те на се­бя это! — чуть не за­вопил Сер­гей.

      — Хва­тит раз­вле­кать­ся, па­ку­ем и ухо­дим, — при­казал Бах­ру­шин.

      Сра­зу из нес­коль­ких па­лочек вы­лете­ли ве­рёв­ки и оп­ле­ли лже-Бах­ру­шина. Лю­ди-пти­цы дви­нулись об­ратно в штаб под ак­компа­немент:

      — Кля­нусь сво­ей ду­шою

И тем, что вмес­те мы,

Не ста­ну я слу­гою ть­мы!

[kymanweek]

Day 6 #kymanweek

https://ficbook.net/readfic/6756337

Лац­ка­ны его пид­жа­ка пах­нут ла­ван­дой и жжё­ным са­харом. Кайл гла­дит ла­доня­ми су­кон­ную алую ткань и вды­ха­ет ед­ва уло­вимый аро­мат всев­ластия и то­таль­ной бла­гос­клон­ности. Ему по­рой всё ещё ка­жет­ся, что про­ис­хо­дящее вок­руг не­го — сон, при­ят­ный и сла­дос­тный, но толь­ко лишь сон. Слиш­ком стран­но сло­жилось аб­со­лют­но всё вок­руг не­го, слиш­ком не­объ­яси­мо и прон­зи­тель­но-апо­калип­тично.  Кайл не мо­жет наз­вать хо­тя бы при­мер­ную да­ту, ког­да умер как обы­ватель окон­ча­тель­но и бес­по­ворот­но, пе­рес­тав мыс­лить эти­ми глу­пыми плос­ки­ми ка­тего­ри­ями, ког­да его соз­на­ние ро­дилось по-нас­то­яще­му, ког­да он поз­нал без­гра­нич­ную под­линную сво­боду мыс­ли и нав­сегда от­рёкся от тя­жёлых до­вес­ков прош­ло­го та­ких как се­мей­ные тра­диции, за­виси­мость от мне­ния пос­то­рон­них и же­лание со­от­ветс­тво­вать об­щепри­ятой мо­рали.  Кайл не пом­нит и не хо­чет пом­нить ту да­ту, ког­да на­конец сбро­сил с се­бя эти чёр­то­вы ржа­вые око­вы и впер­вые по­чувс­тво­вал се­бя счас­тли­вым, впер­вые поз­во­лил се­бе быть со­бой и от­кро­вен­но дро­жать, нас­лажда­ясь эти­ми креп­ки­ми душ­ны­ми объ­яти­ями, эти­ми не­выно­симы­ми ка­сани­ями и ос­то­рож­ны­ми жад­ны­ми по­целу­ями.  Дождь ре­зал их го­лые хо­лод­ные спи­ны, но ка­залось, что тел ка­са­ют­ся язы­ки пла­мени, не ина­че. Эрик был все­пог­ло­ща­ющим и без­воз­врат­ным.  Кайл всег­да знал это и дер­жался как мож­но даль­ше, что­бы ни в ко­ем слу­чае не дать се­бе по­пасть под его маг­не­тичес­кое вли­яние, хо­тя всё рав­но по­падал и вся­кий раз ис­пы­тывал ха­рак­терное гнус­ное удо­воль­ствие впе­ремеш­ку со сты­дом. Эрик умел де­лать прак­ти­чес­ки всё, а день­ги из воз­ду­ха — и по­дав­но. Кайл ни на се­кун­ду не сом­не­вал­ся, что это выль­ет­ся в фор­ми­рова­ние собс­твен­ной си­лико­новой до­лины. Ему толь­ко до жу­ти хо­телось уз­нать, как это всё вый­дет и сло­жит­ся.  И те­перь-то уже мож­но бы­ло про­яв­лять вся­чес­кий ин­те­рес и да­же бес­пардон­ное лю­бопытс­тво. Кайл не за­мечал, как мир вок­руг ме­нял­ся, как ме­нял­ся он сам, от­ше­луши­вая от се­бя не­нуж­ные ус­ловнос­ти и об­ре­мени­тель­ные зна­комс­тва, на по­вер­ку ока­зыва­ющи­еся бре­довым фар­сом и кич­ли­вым же­лани­ем до­казать все­му ми­ру, что ни­чем не ху­же ос­таль­ных пред­ста­вите­лей дан­но­го би­оло­гичес­ко­го ви­да.  Эрик был не­зыб­ле­мой, не­руши­мой фи­гурой — уд­ру­ча­юще нес­та­биль­ной и па­толо­гичес­ки жаж­ду­щей раз­ру­шения, но вмес­те с тем ярос­тно-пре­дан­ной и одер­жи­мо-за­вися­щей от та­кой ник­чёмной бес­по­лез­ной ме­лочи как он, Кайл, не бо­лее чем со­пер­ник, не бо­лее чем враг, лю­бов­ник и ка­кой-то со­вер­шенно бес­при­чин­ный ори­ен­тир. Кайл не ве­рил, бры­кал­ся, жму­рил­ся и не­из­менно пла­вил­ся вос­ком в же­лан­ных объ­яти­ях, под­став­лял свою блед­ную шею под нес­держан­ные опас­ные уку­сы и поз­во­лял вы­рывать во­лосы клочь­ями. Из­ли­вал­ся рва­но и ско­ван­но — от од­но­го сок­ро­вен­но­го «мой» в са­мое ухо и счи­тал звёз­ды на бес­край­нем бе­лом по­тол­ке.  Пос­ле — при­нял, изог­нулся внут­ри се­бя зиг­за­гом и кое-где пе­рело­мил­ся, но за­то выб­рался из мут­но-цел­ло­фано­вой склиз­кой обо­лоч­ки и глу­боко вздох­нул, стоя ря­дом со сво­им пас­ты­рем на са­мом краю кры­ши. Он жнёт, где не се­ял, и со­бира­ет, где не рас­сы­пал.  Куль­ты всег­да рос­ли на од­ном мес­те де­сят­ка­ми как гри­бы пос­ле дож­дя. Там где есть сло­во — есть культ. Там где есть сло­во не­сущий — есть культ и пас­тва. Кайл лас­ко­во ка­са­ет­ся тон­ки­ми паль­ца­ми креп­кой шеи под во­рот­ни­ком тём­ной ру­баш­ки и при­пада­ет на нес­коль­ко се­кунд к ок­ругло­му ка­дыку, скры­тому тол­стым сло­ем жи­ра и ко­жи. Кровь лже­ца и са­дис­та бь­ёт­ся под этой ко­жей так же тре­пет­но и то­роп­ли­во как и под его — бе­лой, усе­ян­ной ред­ки­ми ро­дин­ка­ми. Раз­ни­цы нет.  А та, что бы­ла — вы­горе­ла в бе­лый пе­пел.  Кайл чувс­тву­ет на сво­их бо­ках его ру­ки — об­ветрен­ные, в ца­рапи­нах и сса­динах — и за­мира­ет всем сво­им су­щес­твом, как и всег­да. Кар­тман мо­жет его сло­мать лег­ко, иг­ра­ючи, как уже сло­мал сот­ни дру­гих лю­дей, но вмес­то это­го об­ли­зыва­ет гу­бы, це­лу­ет жар­ко и смот­рит так, как уме­ет; как нуж­но для то­го, что­бы уме­реть. Кайл не то что­бы про­тив, он чис­тый дух, соз­на­ние без обо­лоч­ки и цен­зо­ров. — Друзья мои, вот я пе­ред ва­ми. Я го­ворю с ва­ми. Я та­кой же как вы. Мне не нуж­на цер­ковь, мне не нуж­ны по­жер­тво­вания! Но я не впра­ве зап­ре­тить вам бла­года­рить ме­ня ма­тери­аль­но, ибо Вы ина­че не мо­жете, Вы при­вык­ли ме­нять всё на бу­магу со зна­ками! Вы при­кова­ны к ним и к этой пла­нете це­пями, а я да­рю вам сво­боду! Вы от­но­ситель­ны, а я аб­со­лютен! По­это­му вы приш­ли ко мне, что­бы я по­делил­ся с ва­ми частью сво­его ду­ха, ко­торый дав­ным-дав­но пор­вал ма­терию и пу­тешес­тву­ет ку­да угод­но вне вре­мени и прос­транс­тва! Эти сот­ни ми­ров, те, что фи­зики счи­та­ют по­тен­ци­аль­но воз­можны­ми… Я про­веду вас ту­да и вы во­очию… Кайл на­щупы­ва­ет ла­донью свой член под плот­ной тканью чёр­ных брюк и бла­жен­но опус­ка­ет ве­ки. Ме­довый го­лос за­пол­ня­ет и его собс­твен­ное соз­на­ние, но по-дру­гому, по-осо­бому.  Кайл вспо­мина­ет лю­бую их ночь, — в мо­теле или под от­кры­тым не­бом, су­щие пус­тя­ки — где над ним не «ми­ри­ады звёзд и по­токи кос­ми­чес­кой энер­гии», а тём­ные тя­гучие гла­за. Где его те­ло поч­ти не­весо­мое и поч­ти не чувс­тву­ет бо­ли и стра­ха, да­же ког­да на ко­же по­яв­ля­ют­ся кро­хот­ные над­ре­зы. Где вмес­то смаз­ки слю­на, кровь и жар­кая, влаж­ная ти­шина до тех пор, по­ка Кар­тман не на­рушит, не нач­нёт шеп­тать, вко­лачи­ва­ясь всем сво­им ес­тес­твом и да­вя всем ве­сом:  — Кайл, мой Кайл, мой… Убью те­бя… Ма­лень­кий мой, неж­ный… Лю­бовь моя… Кайл… Кайл при­кусы­ва­ет гу­бу и ус­ко­ря­ет дви­жения ру­ки под тканью, по­ка Эрик в по­луфаль­ши­вом эк­ста­зе хрус­тит рас­то­пырен­нымм паль­ца­ми и кри­чит: «Убей! Убей! Убей!» Тол­па пов­то­ря­ет его сло­ва, его по­сыл, его же­лание; тол­па пач­ка­ет мать-зем­лю кровью, по­лива­ет ею скуд­ные су­хие рас­те­ния и гро­хочет, кри­чит, сто­нет. Каж­дый из них пы­та­ет­ся до­казать ос­таль­ным, что имен­но он по­нял уче­ние и при­нял его, что лю­бые жер­твы ��о­тов при­нять и вы­нес­ти дос­той­но лю­бые му­ки. Каж­дый кром­са­ет сво­его со­седа не­ис­то­во и сво­бод­но, и толь­ко од­но от­де­ля­ет их от той са­мой сво­боды, к ко­торой всем так хо­чет­ся при­кос­нуть­ся.  Их от­де­ля­ет то, что сво­бода для из­бран­ных, для чис­тых ра­зумом, для не­покор­ных и от­ветс­твен­ных, для чес­тных с са­мими со­бой. Сво­бода для Кар­тма­на, ко­торый с лёг­кой улыб­кой со­бира­ет с за­лито­го кровью по­лем не один де­сяток ты­сяч дол­ла­ров.  Сво­бода для Кай­ла, ко­торый за­бот­ли­во сти­ра­ет крас­ные пят­на с одут­ло­вато­го кра­сиво­го ли­ца. Сво­бода для них дво­их, а вов­се не для бо­гачей и праз­дных лю­бите­лей соц. се­тей, го­товых на что угод­но, лишь бы из­ба­вить се­бя от бес­цель­нос­ти жиз­ни и то­митель­но­го стра­ха смер­ти. Сво­бода у­ез­жа­ет в де­шёвом Фор­де со сби­тыми но­мера­ми, где ра­дио ба­рах­лит пес­ня­ми из де­вянос­тых, на ко­торые ник­то не об­ра­ща­ет вни­мание.

[pravsluzhba]

29 ноября - сегодня Православная Церковь празднует день памяти Апостола и Евангелиста Матфея. С Праздником! СВЯТЫЙ АПОСТОЛЕ И ЕВАНГЕЛИСТЕ МАТФЕЕ, МОЛИ БОГА О НАС! Житие: Был апо­сто­лом из две­на­дца­ти. До об­ра­ще­ния ко Хри­сту Мат­фей слу­жил мы­та­рем, сбор­щи­ком по­да­тей для Ри­ма. Услы­шав глас Иису­са Хри­ста: «Иди за Мной» (Мф.9.9), он оста­вил свою долж­ность и по­шел за Спа­си­те­лем. Вос­при­няв бла­го­дат­ные да­ры Ду­ха Свя­то­го, апо­стол Мат­фей вна­ча­ле про­по­ве­до­вал в Па­ле­стине. Пе­ред ухо­дом на про­по­ведь в даль­ние стра­ны по прось­бе иуде­ев, оста­вав­ших­ся в Иеру­са­ли­ме, апо­стол на­пи­сал Еван­ге­лие. В ря­ду книг Но­во­го За­ве­та Еван­ге­лие от Мат­фея сто­ит пер­вым. На­пи­са­но на ев­рей­ском язы­ке. Ре­чи и де­я­ния Спа­си­те­ля Мат­фей из­ла­га­ет в со­от­вет­ствии трем сто­ро­нам слу­же­ния Хри­ста: как Про­ро­ка и За­ко­но­да­те­ля, Ца­ря над ми­ром неви­ди­мым и ви­ди­мым и Пер­во­свя­щен­ни­ка, При­но­ся­ще­го Жерт­ву за гре­хи всех лю­дей. Свя­той апо­стол Мат­фей обо­шел с бла­го­ве­сти­ем Си­рию, Ми­дию, Пер­сию и Пар­фию, за­кон­чив свои про­по­вед­ни­че­ские тру­ды му­че­ни­че­ской кон­чи­ной в Эфи­о­пии. Стра­на эта бы­ла на­се­ле­на пле­ме­на­ми кан­ни­ба­лов с гру­бы­ми обы­ча­я­ми и ве­ро­ва­ни­я­ми. Свя­той апо­стол Мат­фей сво­ей про­по­ве­дью здесь об­ра­тил несколь­ких идо­ло­по­клон­ни­ков к ве­ре во Хри­ста, ос­но­вал Цер­ковь и по­стро­ил храм в го­ро­де Мир­ме­ны, по­ста­вил в ней епи­ско­пом сво­е­го спут­ни­ка по име­ни Пла­тон. Ко­гда апо­стол усерд­но мо­лил Бо­га об об­ра­ще­нии эфи­о­пов, во вре­мя мо­лит­вы явил­ся ему Сам Гос­подь в об­ра­зе юно­ши и, дав жезл, по­ве­лел во­дру­зить его у две­рей хра­ма. Гос­подь ска­зал, что из это­го жез­ла вы­рас­тет де­ре­во и бу­дет при­но­сить пло­ды, а от кор­ня его бу­дет ис­те­кать ис­точ­ник во­ды. Омыв­шись в во­де и вку­сив пло­дов, эфи­о­пы из­ме­нят свой ди­кий нрав, ста­нут доб­ры­ми и крот­ки­ми. Ко­гда апо­стол нес жезл к хра­му, то встре­тил на пу­ти же­ну и сы­на пра­ви­те­ля этой стра­ны Фул­ви­а­на, одер­жи­мых нечи­стым ду­хом. Свя­той апо­стол име­нем Иису­са Хри­ста ис­це­лил их. Это чу­до об­ра­ти­ло ко Гос­по­ду еще мно­же­ство языч­ни­ков. Но вла­сте­лин не хо­тел, чтобы его под­дан­ные ста­ли хри­сти­а­на­ми и пе­ре­ста­ли по­кло­нять­ся язы­че­ским бо­гам. Он об­ви­нил апо­сто­ла в кол­дов­стве и при­ка­зал каз­нить его. Свя­то­го Мат­фея по­ло­жи­ли ли­цом вниз, за­сы­па­ли хво­ро­стом и по­до­жгли. Ко­гда ко­стер раз­го­рел­ся, то все уви­де­ли, что огонь не вре­дит свя­то­му Мат­фею. То­гда Фул­ви­ан при­ка­зал до­ба­вить хво­ро­ста в ко­стер, об­лив его смо­лой и по­ста­вив во­круг две­на­дцать идо­лов. Но пла­мя рас­то­пи­ло идо­лов и опа­ли­ло Фул­ви­а­на. Ис­пу­ган­ный эфи­оп об­ра­тил­ся к свя­то­му с моль­бой о по­ща­де, и по мо­лит­ве апо­сто­ла пла­мя улег­лось. Те­ло свя­то­го апо­сто­ла оста­лось невре­ди­мым, и он ото­шел ко Гос­по­ду (60 г.). Пра­ви­тель Фул­ви­ан горь­ко рас­ка­ял­ся в со­де­ян­ном, но со­мне­ний сво­их не оста­вил. Он ве­лел по­ло­жить те­ло свя­то­го Мат­фея в же­лез­ный гроб и бро­сить в мо­ре. При этом Фул­ви­ан ска­зал, что ес­ли Бог Мат­фе­ев со­хра­нит те­ло апо­сто­ла в во­де, как со­хра­нил его в огне, то сле­ду­ет по­кло­нять­ся это­му Еди­но­му Ис­тин­но­му Бо­гу. В ту же ночь к епи­ско­пу Пла­то­ну в сон­ном ви­де­нии явил­ся апо­стол Мат­фей и по­ве­лел ему ид­ти с кли­ром на бе­рег мо­ря и об­ре­сти там его те­ло. При­шел на бе­рег и Фул­ви­ан со сво­ей сви­той. Вы­не­сен­ный вол­ной гроб был с че­стью пе­ре­не­сен в храм, по­стро­ен­ный апо­сто­лом. То­гда Фул­ви­ан по­про­сил у Мат­фея про­ще­ния, по­сле, че­го епи­скоп Пла­тон кре­стил его с име­нем Мат­фей, ко­то­рое дал ему по ве­ле­нию Бо­жи­е­му. Фул­ви­ан впо­след­ствии при­нял епи­скоп­ство и про­дол­жил де­ло про­све­ще­ния сво­е­го на­ро­да. Источник: азбука.ру

[basicofislam]

ИСЛАМ 101: Вопросы и Ответы: Аллах: Часть 1

Не­ко­то­рые спра­ши­ва­ют: "По­че­му мы не ви­дим Ал­ла­ха?"

Уви­деть - это воп­рос восп­ри­я­тия. Нап­ри­мер, в ор­га­низ­ме каж­до­го че­ло­ве­ка есть бак­те­рии. Нап­ри­мер, толь­ко во рту у нас их ве­ли­кое мно­же­ст­во. Дос­туп­ны­ми им спо­со­ба­ми они воз­дей­ству­ют на на­ши зу­бы, ус­ко­ря­ют их из­нос. А ведь лю­ди не слы­шат ни­ка­ко­го шу­ма и, воз­мож­но, да­же и не по­доз­ре­ва­ют об их су­ще­ст­во­ва­нии. А те, в свою оче­редь, не спо­соб­ны восп­ри­ни­мать объ­ек­ты та­ко­го масш­та­ба, как че­ло­век. Что­бы уви­деть че­ло­ве­ка, ох­ва­тить его взгля­дом, они долж­ны быть вне не­го и пол­ностью са­мос­то­я­тель­ны­ми, и в то же вре­мя об­ла­дать мощ­ным зре­ни­ем, по­доб­ным те­лес­ко­пу. Ины­ми сло­ва­ми, не­воз­мож­ность ох­ва­тить взгля­дом объ­ект це­ли­ком не поз­во­ля­ет его ви­деть. Мик­ро­ор­га­низ­мы “ви­дят" толь­ко то, что на­хо­дит­ся не­пос­ре­д­ствен­но пе­ред ни­ми.

При­ве­ду дру­гой при­мер, на этот раз из мак­ро­ми­ра. Предс­та­вим се­бе, что мы смот­рим в очень мощ­ный те­лес­коп, поз­во­ля­ю­щий уви­деть то, что на­хо­дит­ся на рас­сто­я­нии че­ты­рех мил­ли­ар­дов све­то­вых лет. Да­же тог­да то, что мы уз­на­ем о все­лен­ной и дру­гих прост­ра­н­ствах, бу­дет по­доб­но кап­ле в мо­ре по срав­не­нию с тем, че­го мы не зна­ем. Све­де­ния, по­лу­чен­ные с по­мощью те��лес­ко­па, по­мо­гут нам пост­ро­ить лишь не­ко­то­рые ту­ман­ные пред­по­ло­же­ния о ви­ди­мой на­ми час­ти прост­ра­н­ства. Вы­ра­бо­тав на их ос­но­ве но­вые ги­по­те­зы, мы пы­та­ем­ся по­лу­чить но­вые све­де­ния. При этом мы не уви­дим и не уз­на­ем, как уп­рав­ля­ет­ся все­лен­ная, ее об­щую кар­ти­ну, со­дер­жа­ние, суть. По­то­му что в мак­ро­ми­ре, а так­же как это наб­лю­да­лось на мик­ро уров­не, мы, рас­по­ла­гая мик­рос­ко­пом, рент­ге­но­вс­ким и про­чим обо­ру­до­ва­ни­ем - не спо­соб­ны ох­ва­тить восп­ри­я­ти­ем мир. А те­перь по­ду­ма­ем о воз­мож­нос­ти зри­тель­но­го восп­ри­я­тия Ал­ла­ха (хва­ла Ему).

По­э­то­му в Ко­ра­не ска­за­но:

“Нет ни­ка­ко­го ви­де­ния (в ми­ре),

Что (Гос­по­да) пос­тичь (спо­соб­но), -

Его же взор объ­ем­лет все..."

(Свя­щен­ный Ко­ран, 6:103).

Да, Он не­дос­ту­пен на­ше­му взо­ру. Ведь что­бы уви­деть, не­об­хо­ди­мо це­ли­ком ох­ва­тить взгля­дом. Ему дос­туп­но все ви­ди­мое и не­ви­ди­мое, но Он не­дос­ту­пен восп­ри­я­тию че­рез ви­де­ние. Не­об­хо­дим имен­но та­кой под­ход, что­бы ра­зоб­рать­ся в рас­смат­ри­ва­е­мом воп­ро­се.

Дру­гим ас­пек­том яв­ля­ет­ся то, что свет слу­жит как бы пок­ры­ва­лом для Все­выш­не­го. Он объ­ят све­том, и мы не спо­соб­ны ох­ва­тить это восп­ри­я­ти­ем. Ког­да пос­ле ми­рад­жа1 наш Про­рок вер­нул­ся на зем­лю, один из са­ха­бов2 спро­сил его: “Ви­дел ли ты Гос­по­да?" Один раз он от­ве­тил, как об этом рас­ска­зы­ва­ет Абу Зарр (р.а.): “Он - свет. Как я мог уви­деть Его?" В дру­гой раз Про­рок так от­ве­тил на по­доб­ный воп­рос: “Я ви­дел свет"3. А ведь свет - это тво­ре­ние Ал­ла­ха и Ал­лах - Му­нав­ви­рун-нур. То есть Все­выш­ний соз­дал об­раз све­та, при­дал ему фор­му. Свет - это не Ал­лах, а Его тво­ре­ние, то есть, вы ох­ва­че­ны све­том, соз­дан­ным Ал­ла­хом. Но и здесь есть од­на тон­кая де­таль. Мы го­во­рим “ох­ва­ты­ва­ет", од­на­ко речь идет толь­ко об об­ра­зах све­та, не бо­лее. Да, чем даль­ше вни­ка­ешь в те­о­со­фию, тем боль­ше по­ни­ма­ешь, нас­коль­ко сло­жен рас­смат­ри­ва­е­мый воп­рос.

Под­во­дя ито­ги, ска­жем: Ве­ли­кий и Все­мо­гу­щий Ал­лах не­ви­дим. Его за­ве­са - это свет. Ес­ли вы что-ли­бо и уви­ди­те, то толь­ко свет.

Так, пы­та­ясь по­бо­роть “наф­су ам­ма­ра"4, че­ло­век ви­дит крас­ный свет; воз­вы­сив­шись до “наф­су лав­ва­ма"5, он ви­дит го­лу­бой свет; дос­тиг­нув же уров­ня “наф­су мут­ма­ин­на"6, он уви­дит зе­ле­ный свет. За­тем че­ло­век воз­вы­сит­ся до уров­ня, ког­да уже не­воз­мож­но оп­ре­де­лить цвет уви­ден­но­го све­та. Всe это - со­зер­ца­ние ах­лул­ла­ха - лю­дей свя­тых, приб­ли­жен­ных к Ал­ла­ху; удос­то­ить­ся этой чес­ти мож­но толь­ко пу­тем опы­тов ду­хов­но­го со­вер­ше­н­ство­ва­ния.

Я при­вел этот при­мер, что­бы разъ­яс­нить свою мысль. Те­перь вам долж­но быть по­нят­но: то, что спо­соб­ны вы уви­деть, бу­дет лишь нич­тож­но сла­бым “неч­то" от Бо­же­ст­вен­но­го све­та Все­выш­не­го Твор­ца. Ины­ми сло­ва­ми, вы не спо­соб­ны уви­деть ис­ко­мое.

А те­перь рас­смот­рим дру­гой ас­пект проб­ле­мы. Дос­то­поч­тен­ный Иб­ра­гим Хак­кы7 пи­шет:

“Не най­ти в ми­ре ни по­до­бия Гос­по­ду мо­е­му, ни про­ти­во­по­лож­нос­ти, у Не­го нет об­ра­за, Он свят".

Во-пер­вых, у Гос­по­да нет про­ти­во­по­лож­нос­ти. Это весь­ма важ­ное обс­то­я­тель­ство. Ви­деть мож­но лишь то, что име­ет свою про­ти­во­по­лож­ность. То есть вы ви­ди­те свет по­то­му, что су­ще­ст­ву­ет ть­ма. Или, до­пус­тим, вы срав­ни­ва­е­те дли­ну ка­ких-то пред­ме­тов: один дли­ной два мет­ра, дру­гой - три. И в этом слу­чае срав­не­ние воз­мож­но по­то­му, что есть, что с чем срав­нить.

У Ал­ла­ха нет ни по­до­бия, ни про­ти­во­по­лож­нос­ти, бла­го­да­ря ко­то­рым Его мож­но бы­ло бы уви­деть так же, как бла­го­да­ря ть­ме ви­ден свет.

Рас­смот­рим за­дан­ный воп­рос и с точ­ки зре­ния фи­зи­чес­ких воз­мож­нос­тей че­ло­ве­ка. Ин­те­рес­но, ка­кую часть ок­ру­жа­ю­ще­го его ми­ра ви­дит че­ло­век? Ка­ко­во ко­ли­че­ст­во пред­ме­тов, дос­туп­ных на­ше­му зре­нию? Предс­та­вим се­бе, что в рас­ки­нув­шей­ся пе­ред на­ми все­лен­ной ве­ли­кое мно­же­ст­во дос­туп­ных зре­нию пред­ме­тов бук­валь­но гла­сит: “Будь­те доб­ры, пос­мот­ри­те, бе­ри­те при­мер, при­ве­т­ствуй­те Соз­да­те­ля!" А ведь мы спо­соб­ны уви­деть не бо­лее пя­ти из каж­до­го мил­ли­о­на пред­ме­тов, а о су­ще­ст­во­ва­нии ос­таль­ных да­же не по­доз­ре­ва­ем. Мы ви­дим лишь пред­ме­ты оп­ре­де­лен­но­го раз­ме­ра и хо­ро­шо ос­ве­щен­ные. Об­ра­ти­те вни­ма­ние: че­ло­век, спра­ши­ва­ю­щий: “По­че­му я не ви­жу Ал­ла­ха?" - ви­дит лишь нес­коль­ко пред­ме­тов из каж­до­го мил­ли­о­на, и, тем не ме­нее, он хо­чет как бы “вмес­тить" в этот тес­ный круг Ал­ла­ха!.. Сколь ог­ра­ни­чен­но та­кое мыш­ле­ние!..

Да, Ал­ла­ха уз­рит лишь тот, кто пос­то­ян­но раз­мыш­ля­ет, пы­та­ясь вник­нуть в смысл кни­ги все­лен­ной. Обя­за­тель­но уви­дят Его вви­ду сво­е­го по­ло­же­ния ве­ли­кий Про­рок Му­са (Мо­и­сей) и Сул­тан про­ро­ков Му­хам­мад, а так­же и дру­гие со­от­ве­т­ствен­но сво­им масш­та­бам. Есть здесь од­на осо­бен­ность, вдох­нов­ля­ю­щая нас на раз­мыш­ле­ния. Тот, кто хо­чет быть “сул­та­ном" в ахи­ра­те8, в зем­ной жиз­ни дол­жен стре­мить­ся очис­тить ра­зум и серд­це. Точ­нее, что­бы быть дос­той­ным ли­цез­реть Ал­ла­ха, че­ло­век дол­жен жить в этом ми­ре по со­вес­ти, пре­вы­ше все­го це­нить чис­то­ту сво­е­го серд­ца, ра­зу­ма. Тог­да он предс­та­нет пе­ред Ал­ла­хом не с кув­ши­ном во­ды, а с це­лым оке­а­ном... По­эт Иб­ра­хим Хак­кы об­лек в по­э­ти­чес­кую фор­му один ха­дис, хо­тя не­ко­то­рые уче­ные счи­та­ют его не­дос­то­вер­ным:

“Ни в не­бо, ни в зем­лю не вме­щусь Я, - ска­зал Соз­да­тель, - но най­ду Се­бе мес­то в нед­рах сер­дец".9

И сколь же ве­ли­ка ми­лость То­го, пред чь­им ве­ли­чи­ем все­лен­ная мень­ше пес­чин­ки, ес­ли в серд­це каж­до­го ис­тин­но ве­ру­ю­ще­го - “сок­ро­вищ­ни­ца", да­ру­ю­щая воз­мож­ность стать угод­ным Ему.

Ис­ти­на все­го су­ще­го из­ве­ст­на толь­ко Ему.

_________________________________________

1. Мирадж - чудесное вознесение Пророка Мухаммада (с.а.с.) на небеса.

2. Сахаб(а) - сподвижник Пророка Мухаммада (с.а.с.).

3. Муслим, Иман, 291-292

4. Нафсу аммара - собственное естество человека, идущее на поводу у зла (обманутое сатаной).

5. Нафсу лаввама - собственное естество человека, критикующее содеянное зло и дурные поступки, и направляющее к добру.

6. Нафсу мутмаинна - собственное естество человека, воспринявшее предписания Аллаха и достигшее Божьего благоволения.

7. Ибрагим Хаккы Эрзурумлу - видный мусульманский ученый и суфий, живший в Турции в ХIХ веке. Автор популярного произведения "Марифатнаме".

8. Ахират - потусторонний, вечный мир, включающий такие понятия, как воскресение мертвых вслед за наступлением Конца света, Судный день, рай и ад.

9. Аль-Аджлуни, Кашфуль-хафа, 2/173; Аль-Джурджани, Ат-тарифат, с. 218.

[yupinawriter-blog]

Глава 1.

Ада шла до­мой, оча­рован­ная кра­соч­ны­ми ог­ня­ми го­рода. Улич­ные фо­нари ос­ве­щали ули­цы, фа­ры ма­шин сле­пили пе­шехо­дов, пе­рехо­дящих до­рогу, свет во мно­гих ок­нах го­ворил о том, что лю­ди ещё не спят и бодрству­ют, рек­ламные щи­ты и вит­ри­ны пес­тре­ли крас­ка­ми, прив­ле­кая взор — всё в го­роде жи­ло да­же поз­дним ве­чером. Ада смот­ре­ла в тё��­ное не­бо на звез­ды, они бы­ли прек­расны. Она не спе­ша шла по ули­це, не за­мечая ни­чего вок­руг. И в этот мо­мент, де­вуш­ка по­нима­ла, что она хо­чет до­писать свой ро­ман, не для собс­твен­ной при­хоти, а по при­хоти её ге­ро­ев; она хо­тела прос­то что-то пи­сать, за­быв свой по­кой в бес­сонных но­чах, ис­пи­сывая все клоч­ки бу­маге в до­ме; ей хо­телось при­думать но­вых ге­ро­ев, но­вый мир, ко­торый не бу­дет по­хож на ос­таль­ные. Те­перь она яр­ко ощу­щала нуж­ду в пи­сатель­стве, она лю­била вы­водить ди­ало­ги, лю­била раз­во­рачи­вать по­ле дей­ствий, лю­била «ко­вать» из кар­ти­нок во­об­ра­жения чу­дес­ную ис­то­рию. Она счи­тала сво­им дол­гом дать ко­нец сво­им пер­со­нажам, что­бы те не ос­та­вались «заб­ро­шен­ны­ми». Сей­час Аде не тер­пе­лось вер­нуть­ся до­мой и сесть за ро­ман, чёт­ко осоз­нав ка­кой ко­нец она пред­назна­чит сво­им ге­ро­ям. Ада сго­рала от не­тер­пе­ния «взять­ся за пе­ро». По­тому, ру­ководс­тву­ясь сво­им «хо­чу», де­вуш­ка свер­ну­ла в пе­ре­улок. Он был сов­сем не тём­ным и лю­ди, хоть и в ма­лом ко­личес­тве, сно­вали ту­да-сю­да. Они то­ропи­лись по­пасть до­мой. Ада то­же при­бави­ла ша­гу, что­бы при­быть ско­рее в свою род­ную квар­тирку, где ее дав­но ждет Жу­ня. Она поч­ти выш­ла из пе­ре­ул­ка во двор сво­его до­ма, ког­да про­изош­ло то, че­го сто­ило опа­сать­ся. Со сто­роны пос­лы­шались гад­кие смеш­ки и пь­яные вык­ри­ки. Ря­дом с Адой шла ком­па­ния «пе­реб­равших» муж­чин. Всё бы ни­чего, ес­ли бы де­вуш­ка не за­дер­жа­лась на них взгля­дом. Один из ком­па­нии, в свою оче­редь, то­же об­ра­тил вни­мание на нее. Му­раш­ки рас­сы­пались по ко­же у Ады, и от­нюдь не от хо­лода. Пред­чувс­твие во­пило об опас­ности. — Де­вуш­ка, не хо­тите ли про­гулять­ся с тре­мя кра­сивы­ми муж­чи­нами? — еле во­рочая язы­ком, спро­сил му­жик в соп­ро­вож­де­нии еще двух та­ких же нев­ме­ня­емых муж­чин, ко­торые при этом гад­ко зар­жа­ли. — Мы бы про­води­ли вас до до­ма, кра­сави­ца. Ада, на­конец, оч­ну­лась от рас­сужде­ний о том, что на­до бы ско­рее от­хо­дить по­даль­ше от ком­па­нии, и, не по­давая ви­ду, при­бави­ла шаг. Сер­дце вдруг сжа­лось от стра­ха, слов­но пред­чувс­твуя пло­хой ис­ход это­го ве­чера. Де­вуш­ка вскрик­ну­ла, ког­да один из муж­чин гру­бо схва­тил её за ру­ку и дых­нул ей пря­мо в ли­цо сног­сши­батель­ным пе­рега­ром, от че­го Ада за­каш­ля­лась. Вся ком­па­ния рас­ка­том ба­сис­тых го­лосов вновь рас­сме­ялась. — Не слы­шала что ли? Про­гулять­ся мы с ва­ми хо­тим. — муж­чи­на по­тянул её за со­бой. Ада, по­вину­ясь стра­ху, со всей си­лой пну­ла его. Тот, ско­рее от не­ожи­дан­ности, вы­пус­тил ее ру­ку. Ада тут же ри­нулась прочь. Она бе­жала, пос­то­ян­но ог­ля­дыва­ясь, бо­ясь быть схва­чен­ной. Пь­яные вдруг об­ре­ли спо­соб­ность твёр­до сто­ять на но­гах и до­воль­но быс­тро на­гоня­ли де­вуш­ку, по­сылая ей вслед прок­лятья и не­цен­зурную брань. Они кри­чали ей ка­кие-то уг­ро­зы вслед, ко­торые Ада уже не раз­би­рала (да и не хо­телось ей это слу­шать). Ве­чер пе­рес­тал быть пре­лес­тным, всё теп­ло не­ба, что не­дав­но гре­ло де­вуш­ке ду­шу, вдруг прев­ра­тилось в обы­ден­ное и хо­лод­ное. Боль­ше ни­какие мыс­ли о том, как бы ско­рее доб­рать­ся до до­ма и сесть пи­сать ро­ман не лез­ли в го­лову Ады. Те­перь она лишь ру­гала се­бя за то, что ре­шила сре­зать путь до до­ма, свер­нув в пе­ре­улок (те­перь она, кста­ти, бе­жала в про­тиво­полож­ную от до­ма сто­рону) и мо­лилась о том, что­бы всё за­кон­чи­лось хо­рошо. Ког­да она в оче­ред­ной раз обер­ну­лась, что­бы пос­мотреть нас­коль­ко да­леко её прес­ле­дова­тели, Ада бы­ла чуть не схва­чена за во­лосы, но ус­пе­ла приг­нуть­ся. Од­на­ко это сто­ило ей очень до­рого. Де­вуш­ка спот­кну­лась и, не ус­пев вос­ста­новить ко­ор­ди­нацию, упа­ла, но па­дение ока­залось доль­ше, чем она ожи­дала… «Де­вуш­ка бы­ла сроч­но гос­пи­тали­зиро­вана, пос­ле то­го как упа­ла в люк. Как рас­ска­зыва­ют оче­вид­цы…» *** Али­са всег­да про­сыпа­лась ра­но, на рас­све­те. Каж­дое ут­ро она вста­вала, при­води­ла се­бя в по­рядок, при­бира­ла свой ма­лень­кий до­мик на ок­ра­ине го­рода и при­нима­лась прясть ни­ти. Са­ми по се­бе это бы­ли обыч­ные бе­лые нит­ки и ни­какой цен­ности для ок­ру­жа­ющих они не пред­став­ля­ли. Од­на­ко они бы­ли жиз­ненно-не­об­хо­димы жи­телям Кла­уд-Фрос­та, ведь из них соз­да­вались осо­бые го­беле­ны. Из­го­тов­ле­ни­ем ни­тей Ада и за­нима­лась. Это бы­ла очень кро­пот­ли­вая и дол­гая ра­бота, на ко­торую ухо­дило всё ее вре­мя. По­мимо то­го, что ни­ти нуж­но бы­ло прос­то прясть, тре­бова­лось ещё впле­тать тон­чай­шую се­реб­ря­ную лес­ку, де­лав­шу­юся из осо­бых ра­кушек и се­реб­ра. Та­кие ни­ти бы­ли неп­ри­год­ны в обык­но­вен­ном оби­ходе, по­это­му тех­ни­ка их из­го­тов­ле­ния ис­поль­зо­валась толь­ко для ни­тей го­беле­на. Го­беле­ны яв­ля­лись по­лот­ном жиз­ни. Ког­да про­ходи­ло сто лет го­белен пе­рес­та­вали ткать и на­чина­ли но­вый, на каж­дом из них бы­ли от­ра­жены все со­бытия, ко­торые про­ис­хо­дили за оп­ре­делен­ный век. Про них хо­дило мно­го ле­генд и слу­хов, на­род со­чинял раз­ные мис­ти­чес­кие ис­то­рии. По­пуляр­ней­шим из всех был слух о том, что, кос­нувшись го­беле­на сво­его сто­летия, че­ловек мог уви­деть свою жизнь со сто­роны, а кос­нувшись го­беле­нов дру­гих сто­летий, мог уви­деть жизнь пред­ков. Так же бы­ло по­верье о том, что ес­ли го­белен пе­рес­та­нет ткать­ся, то жизнь в стра­не ос­та­новить­ся и всё прос­то зас­ты­нет во вре­мени. По­это­му лю­ди ра­ди сво­его же бла­га не тро­гали ни Али­су, ни го­беле­ны, ни ни­ти. На­род не хо­тел рис­ко­вать. Прясть ни­ти бы­ло не­выно­симой ру­тин­ной для Али­сы, но у де­вуш­ки прос­то не бы­ло вы­бора. Её семью с не­запа­мят­ных вре­мён обя­зала ко­ролев­ская семья соз­да­вать их, и боль­ше ник­то не имел пра­ва это де­лать, кро­ме них. Эта ра­бота пе­реда­валась по нас­ледс­тву и толь­ко по­томок кла­на Сто­унов мог за­нимать­ся этим. Али­су ни кап­ли не прель­ща­ла воз­можность каж­дый день за­нимать­ся соз­да­ни­ем ни­тей, ведь у де­вуш­ки поч­ти не бы­ло сво­бод­но­го вре­мени ни на се­бя, ни на свою жизнь. Она ред­ко вы­ходи­ла на ули­цу и ред­ко при­нима­ла гос­тей, да и лю­ди сто­рони­лись ее, счи­тая осо­бен­ной и неп­ри­каса­емой. По этой при­чине у Али­сы не бы­ло дру­зей, толь­ко нес­коль­ко зна­комых из зам­ка, с ко­торы­ми она ви­делась раз в не­делю. Али­са при­вык­ла быть од­ной, та­кой её вос­пи­тала мать. Мать ни­ког­да не да­вала Али­се быть нор­маль­ным ре­бен­ком, по­тому что де­вуш­ка бы­ла пос­ледним по­том­ком кла­на Сто­унов. Из-за стра­ха быть зас­тывшей во вре­мени (бук­валь­но) или на­казан­ной ко­ролев­ской семь­ей, она зас­тавля­ла дочь ежед­невно си­деть за прял­кой и уп­ражнять­ся в этом ре­мес­ле. Ког­да же даль­няя родс­твен­ни­ца Али­сы умер­ла от ста­рос­ти, де­вуш­ка за­няла её мес­то. Так шли го­ды и ме­сяцы. Итак, Али­са все в том же до­ме, и все так же в про­цес­се соз­да­ния не­навис­тных ей ни­тей жиз­ни. Вдруг в ок­но то­роп­ли­во пос­ту­чали. Али­са сна­чала ре­шила, что ей по­чуди­лось, но пов­то­рив­ший­ся стук убе­дил её в об­ратном. Она, от­че­го-то вол­ну­ясь, по­дош­ла к ок­ну и от­кры­ла его. Под ок­ном, скры­ва­ясь за кус­та­ми, пря­тал­ся О­увен — крон­принц Кла­уд-Фрос­та. Али­са не зна­ла как выг­ля­дит сын ко­роля, по­это­му не смог­ла уз­нать в пар­не, оде­том в одеж­ду прос­то­люди­на, прин­ца. Из­да­ли стал приб­ли­жать­ся го­мон го­лосов. О­увен при­ложил па­лец к гу­бам, при­зывая де­вуш­ку к ти­шине. Он лег­ко зап­рыгнул в ок­но и скрыл­ся под по­докон­ни­ком. Али­са то­роп­ли­во зак­ры­ла ок­но. И се­ла ря­дом со стран­ным юно­шей. Го­лоса ста­ли раз­ли­чать­ся всё чёт­че. Те­перь мож­но бы­ло раз­ли­чить муж­ские го­лоса, при­зыва­ющих жен­ский го­лос пе­рес­тать при­читать и вол­но­вать­ся. — Офи­цер… убе­жал… Я не ду­мала, что он так пос­ту­пит со мной… — до­лета­ли об­рывки фраз до на­ших ге­ро­ев. Ох­ра­на обош­ла дом кру­гом, заг­ля­дывая в ок­на, про­веряя есть ли кто в до­ме. Один из них пос­ту­чал в дверь, но дом от­ве­тил лишь ти­шиной. Тог­да ох­ранни­ки и обес­по­ко­ен­ная чем-то жен­щи­на ре­шили прой­ти даль­ше по тро­пин­ке, вглубь ле­са. Го­лоса ста­ли сти­хать, а вско­ре и вов­се ста­ли не слыш­ны. Тог­да Али­са ос­то­рож­но под­ня­лась из ук­ры­тия и выг­ля­нула в ок­но. На ули­це вновь бы­ло ти­хо и пус­тынно, как и всег­да. — Ка­ким вет­ром те­бя за­нес­ло и что ты сде­лал той жен­щи­не? Ты прес­тупник? — Али­са нас­то­рожен­но взгля­нула на не­го, ста­ра­ясь по­нять ка­ков этот че­ловек на са­мом де­ле и не та­ит ли он в се­бе злых умыс­лов. — Ти­хо-ти­хо! Я ни­какой не прес­тупник. Я — принц О­увен, кста­ти го­воря, твой бу­дущий влас­ти­тель, пер­вый по стар­шинс­тву на трон пос­ле мо­его от­ца. — О­увен гор­до пос­мотрел на де­вуш­ку. — Будь со мной веж­ли­ва и гос­тепри­им­на, чернь! — Слу­шай, ты, ко­неч­но, и мо­жешь быть боль­шим че­лове­ком в Кла­уд-Фрос­те, но прек­ло­нять­ся те­бе я не бу­ду, яс­но? — Али­са ре­шитель­но пос­мотре­ла на не­го и сло­жила ру­ки на гру­ди. — Прин­цы, нас­коль­ко я знаю, не оде­ва­ют­ся в лох­мотья «чер­ни», да и вряд ли их мож­но встре­тить пря­чущи­мися в кус­тах. На­вер­ня­ка, ты прес­тупник или мел­кий во­риш­ка! О­увен дар ре­чи по­терял. Та­кой нес­лы­хан­ной наг­лости еще ник­то ему не ока­зывал, что­бы ка­кая-то дев­чонка с ули­цы раз­го­вари­вала с ним в та­ком то­не, да еще и ос­кор­бля­ла? Ни­ког­да в жиз­ни он не стал­ки­вал­ся с та­ким. Ему да­же ска­зать что-то в го­лову не приш­ло. Он прос­то сто­ял в сту­поре. — А сей­час, я хо­чу, что­бы ты по­кинул мой дом, по­тому что я бо­юсь за сох­ранность сво­их ве­щей. Сию ми­нуту! — внут­ри Али­сы всё сжи­малось от вол­не­ния, и в то же вре­мя она не­годо­вала. Али­са яв­но чувс­тво­вала, что от это­го че­лове­ка ис­хо­дит опас­ность. Она бо­ялась то­го, что сей­час па­рень мог сде­лать всё, что ему угод­но, ведь Али­са не смо­жет дать от­пор. Ей бы­ло страш­но да­же ду­мать, что ее об­во­ру­ют или изобь­ют. Па­рень прон­зи­тель­но взгля­нул на неё, чи­тая в её гла­зах страх, сме­шан­ный с уп­ря­мой ре­шимостью. Вне­зап­но ему взду­малось от­ра­вить жизнь этой дев­чонки, что­бы она са­ма при­пол­зла к не­му, мо­ля ос­та­вить её в по­кое (хо­тя с моль­бой о по­щаде он яв­но пе­ребор­щил). О­увен обя­затель­но раз­ру­шит ее жизнь. Толь­ко нуж­но нем­но­го вре­мени. «Она еще по­жале­ет о сво­их сло­вах», — сот­ря­са­ясь от ярос­ти мел­кой дрожью, по­думал О­увен. — Да ко­му нуж­ны твои ста­рые ве­щи?! Я еще вер­нусь, так и знай! И тог­да ты бу­дешь раз­го­вари­вать со мной по-дру­гому! — О­увен уве­рен­но по­шёл к вы­ходу. Али­са боль­ше не хо­тела ви­деть это­го че­лове­ка, что наг­ло вос­поль­зо­вал­ся ее до­мом, что­бы убе­жать от стра­жи. Она бы­ла уве­рена — этот па­рень что-то ук­рал у той жен­щи­ны и, на­вер­ня­ка, он хо­тел что-то сво­ровать и у Али­сы. Де­вуш­ка, воз­му­ща­ясь се­бе под нос, ки­нулась про­верять ком­на­ту на на­личие про­пав­ших ве­щей. Од­на­ко всё ока­залось на мес­те, и Али­са смог­ла вы­дох­нуть спо­кой­но, хва­ля се­бя за то, что вов­ре­мя вып­ро­води­ла это­го во­рюгу. Ког­да О­увен вы­шел, он чу­дом удер­жал се­бя от то­го, что­бы не хлоп­нуть дверью нез­на­комо­го до­ма. Он дав­но не был так зол. И ка­кая-то дев­чонка мог­ла так его вы­вес­ти из се­бя? Она дол­жна бы­ла ему под­чи­нить­ся он же принц, тог­да по­чему же не сде­лала это­го? По­чему она не по­вери­ла ему на сло­ва, что он бу­дущий ко­роль и по­чему при­няла его за во­ра? «Нет, оп­ре­делен­но это стран­ная осо­ба — су­мас­шедшая!» — О­увен знал мно­жес­тво лю­дей, но все зна­ли кто он та­кой и под­чи­нялись всем его при­казам, да­же са­мым сум­бурным. Ни­како­го ха­рак­те­ра или стер­жня в О­уве­не не бы­ло и быть не мог­ло, ведь ха­рак­тер за­каля­ет­ся лишь тог­да, ког­да че­ловек пре­одо­лева­ет слож­ные жиз­ненные си­ту­ации, вос­пи­тыва­ет се­бя, к че­му-то стре­мить­ся… И хо­лод го­лубых глаз О­уве­на лишь под­тверждал, что в ду­ше у не­го лишь пус­то­та. Это не ри­сова­ло в нем «слад­ко­го маль­чи­ка». Это был бес­смыс­ленный че­ловек, и ни­какая внеш­ность не мог­ла пок­рыть то­го, что О­увен аб­со­лют­но не­ин­те­ресен, как лич­ность. Все его друзья не ин­те­ресо­вались им как че­лове­ком, их вол­но­вал лишь прес­тиж быть дру­гом са­мого прин­ца, а в бу­дущем и ко­роля Кла­уд-Фрос­та… О­увен нем­но­го ос­тыл и нап­ра­вил­ся по тро­пин­ке в лес­ную ча­щобу. Это бы­ла са­мая ко­рот­кая до­рога к зам­ку. Па­рень сам от­крыл эту троп­ку, по ко­торой не раз сбе­гал. Отец О­уве­на очень злил­ся, ког­да уз­на­вал о сво­еволь­нос­ти сы­на, са­жал под до­маш­ний арест, но и это не удер­жи­вало его от­прыс­ка. Ког­да пар­ню на­до­еда­ли вы­сокие и пом­пезные сво­ды зам­ка, он без проб­лем сбе­гал в лес. Ко­роль не мог ми­рить­ся с этим и не ос­тавлял по­пыток пой­мать сы­на с по­лич­ным. Неп­ри­ят­ный оса­док пос­ле встре­чи с де­вуш­кой гор­чил на ду­ше у пар­ня. И пло­хо ли это или хо­рошо он не мог по­нять, по­тому как силь­ные чувс­тва в нем бу­шева­ли ред­ко. О­увен все ни­как не мог вы­кинуть из го­ловы блед­ную де­вуш­ку, уп­ря­мо да­ющую ему от­пор, нес­мотря на свой не­объ­яс­ни­мый страх. Она слов­но бы­ла до смер­ти из­му­чена… Что же с ней тво­рит­ся? По­чему она жи­вет од­на? Что де­ла­ет эта де­вуш­ка каж­дый день? Де­вуш­ка? Он да­же име­ни ее не зна­ет, а столь­ко мыс­лей пос­вя­тил ей… — Прочь-прочь-прочь! — О­увен пох­ло­пал се­бя по ще­кам, ста­ра­ясь отог­нать на­вяз­чи­вые мыс­ли. *** За­мок встре­тил прин­ца эхом его ша­гов, рас­сы­пав­шихся в боль­шой за­ле. Так ти­хо, слов­но ни­кого здесь не бы­ло и ник­то здесь не жи­вёт. Хо­тя на са­мом де­ле здесь очень мно­го лю­дей, ко­торых прос­то не вид­но, по­тому что вся прис­лу­га ста­ралась не по­падать­ся на гла­за мо­лодо­му хо­зя­ину. О­увен час­то не кон­тро­лиро­вал се­бя и жес­то­ко на­казы­вал прис­лу­гу, по су­ти, за ме­лочь, ко­торая ни­чего не сто­ит. Принц и по­нятия не имел, как труд­но бы­ло этим лю­дям жить в стра­хе пе­ред ним, по­лучая скром­ное жа­лованье. У мно­гих из них бы­ли де­ти, но О­уве­на это ни сколь­ко не тро­гало. Ему хо­рошо — зна­чит, жизнь прек­расна. О­увен не был эго­ис­том, но и ду­мать о дру­гих он был не при­учен. Его вос­пи­тани­ем за­нима­лась мис­сис Грит. Это бы­ла стро­гая и спра­вед­ли­вая жен­щи­на. Ког­да она бы­ла мо­лода и ра­бота­ла в шко­ле, все ху­лига­ны ува­жали её и не со­вер­ша­ли га­дос­тей в её сто­рону. Од­на­ко мис­сис Грит уже пос­та­рела и за­кал­ки для вос­пи­тания са­мого не­пос­лушно­го маль­чиш­ки уже не хва­тало. Она уже не мог­ла пос­та­вить его на мес­то, зас­тать за оче­ред­ной ша­лостью, да и прос­то пе­ред­ви­гать­ся она ста­ла мед­ленней, как ни кру­ти, а воз­раст брал своё. По­это­му О­увен рос как бес­при­зор­ник, толь­ко нам­но­го бо­гаче, не нуж­да­ясь ни в чем. Са­мому от­цу не­ког­да бы­ло за­нимать­ся вос­пи­тани­ем сы­на. Ред­кие встре­чи за ужи­ном не мог­ли дать ни­каких ре­зуль­та­тов. В ито­ге, О­увен вы­рос та­ким, ка­кой он есть сей­час. Па­рень нап­ра­вил­ся в свою ком­на­ту, что­бы пе­ре­одеть­ся в по­доба­ющий вид. Се­год­ня дол­жен ве­чером дол­жен сос­то­ять­ся при­ём. На са­мом де­ле ко­роль Кла­уд-Фрос­та дав­но на­чал под­би­рать не­вес­ту сво­ему сы­ну и поч­ти каж­дую важ­ную ба­рыш­ню сва­тал с ним. О­уве­на это по­ряд­ком раз­дра­жало, но он ста­рал­ся не вы­ходить из се­бя на гла­зах у пуб­ли­ки или от­ца. Од­но пра­вило он ус­во­ил нав­сегда — не по­казы­вать ни­каких чувств тем, кто мо­жет пос­ме­ять­ся над ни­ми. Ком­на­та О­уве­на на­ходи­лась на вто­рое эта­же в се­вер­ной баш­не зам­ка. Ря­дом на­ходи­лась боль­шая ко­ролев­ская биб­ли­оте­ка, в ко­торой принц час­то пря­тал­ся от ня­нек, на­нятых ко­ролём. Ста­ра­ясь не шу­меть, О­увен на цы­поч­ках про­ходил ми­мо вы­соких двой­ных две­рей, ар­ка ко­торых бы­ла ук­ра­шена ве­лико­леп­ной резь­бой. Па­рень обо­шел дос­ку, ко­торая всег­да скри­пела под его ве­сом, и «опас­ная зо­на» поч­ти ос­та­лась по­зади, но мас­сивные две­ри вне­зап­но рас­пахну­лись. Из них вы­бежал злой, как чёрт, двух­метро­вый ши­рокоп­ле­чий че­ловек. Уви­дев прин­ца, его ли­цо ис­ка­зилось от злос­ти и, преж­де чем он хо­тел что-то ска­зать (ско­рее прок­ри­чать), О­увен пе­ребил его: — Я, не­год­ник, опять сбе­жал, зас­та­вил вол­но­вать­ся всех, расс­тро­ил мис­сис Грит, на­рушил твой по­кой, а са­мое глав­ное на­рушил пер­вое пра­вило по­веде­ния в зам­ке — не вы­ходить из не­го. За это я бу­ду на­казан и бу­ду рас­став­лять все кни­ги в биб­ли­оте­ке по ал­фа­виту, по­ка не из­дохну от ску­ки. Я ни­чего не упус­тил? — О­увен ску­ча­юще взгля­нул на биб­ли­оте­каря. — Пар­ши­вый юнец! Ты сме­ешь еще пре­рекать­ся мне тут?! Вон от­сю­да и из ком­на­ты боль­ше не вы­ходи! Чтоб ду­ху тво­его ря­дом с биб­ли­оте­кой не бы­ло! Вон! — О­увен быс­тро на­чал от­сту­пать к сво­ей ком­на­те, по­ка он не­ис­то­во кри­чал на од­но­го из сво­их по­мощ­ни­ков. — Ка­кие, к чер­ту, зелья?! Ма­гичес­кие кни­ги зап­ре­щено ста­вить ря­дом с ру­копис­ны­ми! Ка­кой иди­от ре­шил­ся пос­та­вить их вмес­те?.. Биб­ли­оте­каря зва­ли Вар­рук. Он был очень доб­рым и да­же дру­желюб­ным к тем, кто ува­жал и це­нил кни­ги. Биб­ли­оте­ка для Вар­ру­ка бы­ла до­мом, а кни­ги он бе­рег и це­нил, слов­но они бы­ли жи­вые. И пло­хого от­но­шения к ним Вар­рук не тер­пел. Он не лю­бил обезь­янок-слуг за то, что они бы­ли край­не не­рас­то­роп­ны и край­не ту­пы. Обезь­ян­ки мог­ли вы­пол­нять при­казы, но на собс­твен­ные раз­мышле­ния они бы­ли не спо­соб­ны. О­уве­на Вар­рук нев­злю­бил как раз за пре­неб­ре­житель­ное от­но­шение к кни­гам. До это­го Вар­рук ней­траль­но от­но­сил­ся к прин­цу, но, уви­дев, что па­рень ис­поль­зу­ет кни­ги как под­став­ку под чай, де­ла­ет из них лес­тни­цу, что­бы че­рез ок­но сбе­жать из зам­ка, под­пи­ра­ет ими что-ни­будь, тер­пе­ние биб­ли­оте­каря лоп­ну­ло. О­увен за­шел в ком­на­ту и смог вы­дох­нуть спо­кой­но. Сей­час ти­шина бы­ла луч­шим ле­карс­твом для его ушей, ведь Вар­рук был очень го­лосис­тым и да­же спо­кой­ный бас труд­но вос­при­нимал­ся людь­ми. При­ём дол­жен был на­чать­ся че­рез па­ру ча­сов, но у О­уве­на не бы­ло ни ма­лей­ше­го же­лания ид­ти ту­да. Но­вые зна­комс­тва, гром­кая му­зыка, тол­пы лю­дей, ко­торые меч­та­ли «вы­бить се­бе путь на­верх» (хо­тя вы­ше ме­тить — толь­ко в ко­роли) уже дав­но не прив­ле­кали его, ско­рее да­же утом­ля­ли. *** О­увен ле­жал на кро­вати и смот­рел в по­толок. Мыс­ли о строп­ти­вой де­вице от­ка­зыва­лись по­кидать его. Эта «чу­дач­ка» умуд­ри­лась за­деть его са­молю­бие и уще­мила его гор­дость, из-за это­го па­рень при­ходил в ярость. О­увен хо­тел отом­стить ей, сде­лать так, что­бы она по­чувс­тво­вала то же, что и он сей­час. На са­мом де­ле чувс­тва О­уве­на бы­ли сме­шаны со стра­хом, ведь ник­то так не раз­го­вари­вал и не вел се­бя ря­дом с ним. Аб­со­лют­но все ста­рались уго­дить ему и, ес­ли что-то шло не так, они бо­ялись гне­ва мо­лодо­го хо­зя­ина. Принц ста­рал­ся се­бя убе­дить, что нез­на­ком­ка ещё по­жале­ет о се­год­няшнем дне, од­на­ко са­мов­ну­шение не сра­бота­ло. Па­рень вско­чил с кро­вати и на­чал ме­рить ша­гами свою ком­на­ту. Он ду­мал над тем, как бы раз­ру­шить при­выч­ный ук­лад жиз­ни чу­дач­ки, как бы зас­та­вить её стра­дать от то­го, что она нес­час­тна. О­увен мог лег­ко убить дев­чонку и её род­ных, мог лег­ко заб­рать все средс­тва к су­щес­тво­ванию, вы­селить из собс­твен­но­го до­ма… но это бы­ло все пос­редс­твен­но и скуч­но для жи­вого во­об­ра­жения прин­ца. Ему хо­телось ис­портить жизнь чу­дач­ки ори­гиналь­но, что­бы это не бы­ло ни на что не по­хоже, что­бы это жес­то­ко и хлес­тко уда­рило по ее ду­ше. В дверь пос­ту­чали. О­увен мол­чал. Это приш­ла слу­жан­ка, что­бы дос­та­вить кос­тюм прин­ца к при­ёму и со­об­щить о том, что гос­ти уже при­были и ждут ко­ролев­скую семью в боль­шом за­ле, где и бу­дет про­ходить тор­жес­тво. Сту­ка боль­ше не пов­то­рилось, так как слу­жан­ка не ре­шилась пос­ту­чать ещё раз. О­увен ре­шил, что нес­коль­ко ми­нут он все же вы­иг­рал, но от­крыв­ша­яся нах­ра­пом дверь до­каза­ла об­ратное. На по­роге ком­на­ты сто­яла фи­гура мис­сис Грит. — Жи­во на­девай пид­жак, брю­ки и марш к от­цу! — мис­сис Грит ре­шитель­но всту­пила в ком­на­ту. — Ес­ли ты сей­час же это­го не сде­ла­ешь, я по­зову его сю­да! Это бы­ла ещё од­на чу­дес­ная жен­щи­на в жиз­ни О­уве­на. Она бы­ла вос­пи­тате­лем для прин­ца. С са­мого детс­тва об О­уве­не за­боти­лась мис­сис Грит. Она бы­ла стро­гой и тре­бова­тель­ной жен­щи­ной, но и она не смог­ла сов­ла­дать с ним. О­увен ред­ко слу­шал­ся её, но ува­жал мис­сис Грит за стой­кость ду­ха к его вы­ход­ка­ми. Она — это был единс­твен­ный че­ловек в зам­ке, ко­торый не бо­ял­ся гне­ва мо­лодо­го хо­зя­ина и кто мог нак­ри­чать на не­го, не бо­ясь быть унич­то­жен­ной вли­ятель­ной ру­кой ко­роля. — Мис­сис Грит, не кри­чите, я всё по­нял. Ско­ро бу­ду в за­ле. — О­увен ле­ниво зев­нул. — И что­бы всег­да дверь от­кры­вал, ког­да к те­бе сту­чать­ся, по­нял? Всех слуг за­пугал, а мне бе­гай к те­бе! Че­го рас­селся? Ну-ка, оде­вай­ся! И по­живее! Вре­мя по­дош­ло к де­вяти ве­чера. Ко­роль и принц в ти­шине шли к боль­шо­му за­лу, где прой­дёт тор­жес­тво, ус­тро­ен­ное в честь то­го, что О­увен ско­ро вы­берет се­бе не­вес­ту. Це­ремо­ний­мей­стер гром­ко, так, что­бы ус­лы­шал весь зал, объ­явил ко­роля Вин­сента и прин­ца О­уве­на. Оба при­вет­ли­во улы­бались тол­пе.Отец О­уве­на спус­тился в зал к ком­па­нии зна­комых ему гер­цо­гов, ко­торые лес­тно при­ветс­тво­вали его. О­уве­ном же ов­ла­дела тол­па мо­лодых ба­рышень и юно­шей. Он был вы­нуж­ден ка­зать­ся дру­желюб­ным и доб­ро­жела­тель­ным, вес­ти с эти­ми глу­пыми людь­ми, имев­ши­ми в ро­ду знат­ных гер­цо­гинь и гер­цо­гов, кня­зей и кня­гинь, свет­скую бе­седу. Все они бы­ли та­кими же как О­увен — из­ба­лован­ны­ми, с чувс­твом пре­вос­ходс­тва над дру­гими, но от О­уве­на их от­ли­чало то, что они стре­мились стать бо­гаче, бо­лее знат­ны­ми. Пус­кай це­ли у них бы­ли не са­мыми бла­город­ны­ми, но они к че­му-то стре­мились. О­уве­на спра­шива­ли о том, кто ста­нет его из­бран­ни­цей. Он ста­рал­ся как мож­но бо­лее ту­ман­но от­ве­чать на этот воп­рос, ведь у не­го не бы­ло в пла­нах же­нит­ся — это бы­ла при­хоть ко­роля. Вско­ре О­уве­ну по­ряд­ком на­до­ело раз­го­вари­вать со сво­ими «друзь­ями», и по­это­му он пред­при­нял по­пыт­ку выр­вать­ся из об­сту­пив­шей тол­пы. — Гос­по­да, да­мы, мне нуж­но от­лу­чит­ся, про­шу, не за­гора­живай­те до­рогу. — у О­уве­на уже прос­ле­живал­ся хо­лод­ный пот на лбу от то­го, ка­кие уси­лия он при­лагал для то­го, что­бы не сор­вать­ся и не наг­ру­бить. — Принц О­увен, вы не мо­жете по­кинуть нас сей­час. Ско­ро ко­роль от­кро­ет бал, и вы по­ведё­те пер­вый та­нец. Ко все­му про­чему вам нуж­но выб­рать пар­тнер­шу. — де­вуш­ка же­ман­но от­ки­нула свет­лые ло­коны за пле­чи. — По­лагаю, вы луч­ше ме­ня зна­ете, что мне сле­ду­ет де­лать, а что нет? — де­вуш­ка на­чала икать от то­го, как злоб­но пос­мотрел на неё О­увен. — Я хо­чу вый­ти из это­го душ­но­го за­ла, про­шу, не зат­рудняй­те мне путь. Тол­па рас­сту­пилась, и ник­то боль­ше не ре­шил­ся ска­зать ни сло­ва. О­увен не со­дер­жался и всё-та­ки наг­ру­бил, пус­кай и в лёг­кой фор­ме. Он тер­петь не мог, ког­да ему дик­то­вали пра­вила. Па­рень по­дошёл к од­но­му из офи­ци­ан­тов и взял хрус­таль­ный бо­кал с крас­ным ви­ном. Скрыв­шись в те­ни ко­лон­ны, он за­дум­чи­во гля­дел на все это тор­жес­тво. Ког­да он хо­тел сде­лать пер­вый гло­ток, ре­шив, что се­год­ня хо­рошень­ко напь­ет­ся, но его ру­ку мяг­ко пе­рех­ва­тили и отоб­ра­ли бо­кал с ви­ном. О­увен су­рово взгля­нул на че­лове­ка, сде­лав­ше­го это. Од­на­ко, уви­дев кто пе­ред ним сто­ит, хму­рые склад­ки, про­лег­шие меж­ду бро­вями, раз­гла­дились, и О­увен еле сдер­жал улыб­ку. — Кто те­бе раз­ре­шал упо­доб­лять­ся всей этой шу­шере? — воз­му­щен­но спро­сила Лу­иза. Она вы­тяну­та ру­ку с бо­калом в сто­рону и раз­жа­ла паль­цы. Бо­кал уда­рил­ся о пар­кет и рас­сы­пал­ся на мел­кие ку­соч­ки, а ви­но, слов­но кровь, раз­ли­лось лу­жицей по по­лу. — Это бы­ло луч­шее ви­но в на­шем пог­ре­бе, — О­увен на­иг­ранно-расс­тро­ен­но про­из­нёс это. — Отец ку­пил его у луч­ше­го ви­ноде­ла в го­роде, в *** го­ду. Имей со­весть, не раз­ли­вай день­ги мо­его от­ца столь жес­то­ким спо­собом. — К тво­ему све­дению, это на­логи, взи­ма­емые с на­рода, а не «день­ги тво­его от­ца», — Лу­иза де­монс­тра­тив­но от­верну­лась. — За­будем этот ин­ци­дент. — О­увен не сдер­жал улыб­ку. — Зна­чит, ты вер­ну­лась из пу­тешес­твия в Лит­форд? И как те­бе за­мор­ская стра­на? — О, это бы­ло прос­то чу­дес­но!.. — и Лу­иза опус­ти­лась в рас­сказ. Де­вуш­ка на­чала с то­го, как ее по­рази­ло мо­ре: сво­им прос­торном, сво­ей, ка­залось бы, бес­ко­неч­ной не­объ­ят­ностью, свер­ка­ющей си­невой волн… Лу­иза бы­ла ис­крен­не вос­хи­щена тем, что ок­ру­жало её на ко­раб­ле. Ей ка­залось, что он был ещё од­ним ор­га­низ­мом «боль­шой во­ды». От вос­хи­щений мо­рем Лу­иза по­вела рас­сказ к то­му, как ко­рабль при­чалил в порт. «Бе­лые чай­ки стай­ка­ми ок­ру­жили над ним и, ког­да он бро­сил якорь, рас­се­лись куч­ка­ми на мач­тах», — на од­ном ды­хании го­вори­ла она. За­тем с ко­раб­ля бро­сили трап, и Лу­иза вмес­те с от­цом вы­сади­лась на зем­ле Лит­форда… Де­вуш­ка, про­дол­жая ув­ле­чен­но ще­бетать о пу­тешес­твии, рас­ска­зывая все в крас­ках и мель­чай­ших де­талях, тан­це­вала вмес­те с О­уве­ном пер­вый та­нец. Па­рень улав­ли­вал её рас­сказ лишь в об­щих чер­тах, де­тали для се­бя он ре­шил опус­тить. К пер­вой па­ре тан­цу­ющих при­со­еди­нились мно­жес­тво дру­гих и вско­ре по за­лу сла­жен­но ок­ру­жили вальс ка­вале­ры и их да­мы. Рас­сказ Лу­изы по­дошёл к кон­цу на шес­том тан­це. И О­увен уве­рен­но мог ска­зать, что смер­тель­но ус­тал. Те­ло ло­мило от то­го, что он бо­лее двух ча­сов про­вёл в тан­це, дер­жа спи­ну ров­но и на ве­су дер­жа ру­ку пар­тнер­ши. Ему очень хо­телось спать, гла­за сли­пались, и принц ре­шил не­замет­но по­кинуть ве­чер. — Что ж я ос­тавлю те­бя на этой ми­нуте. Я ужас­но ус­тал, по­это­му ве­селись, от­ды­хай, зав­тра всё об­су­дим. — Зав­тра у нас мно­го дел. Так что раз­бу­жу те­бя по ут­ру. Они поп­ро­щались, и О­увен под­нялся к се­бе в по­кои и, упав на кро­вать, зас­нул.

[kushiscorpio]

Фанфик: “По стопам идущего”

Гар­ретт Мил­лер — вче­раш­ний бун­тарь-под­росток с ры­жими не-тро­гай-обож­жешь­ся во­лоса­ми, на­поле­онов­ски­ми ам­би­ци­ями и неп­ростой судь­бой. Он лю­бит иг­рать в бас­кетбол, не тер­пит флег­ма­тич­ных за­нуд (вро­де пар­ней с серь­гой в ухе) и прос­то ду­ши не ча­ет в шо­колад­ных ба­тон­чи­ках.     

Гар­ретт Мил­лер — ти­пич­ный ве­сель­чак, ге­рой сво­его вре­мени, обо­жа­ющий сме­лые при­колы и сов­ре­мен­ную му­зыку. Плыть ти­хо по те­чению и не соз­да­вать неп­ри­ят­ности дру­гим — не его спе­цифи­ка. В этом нет нас­то­ящей жиз­ни, в ста­тике зак­лю­чено лишь заб­ве­ние и мед­ленный пе­реход в веч­ность, где толь­ко прод­лится су­щес­тво­вание ово­ща. «Гром­че, храб­рее, яр­че!» — его де­виз, а борь­ба с эк­топлаз­менной прес­тупностью — осоз­нанно выб­ранная судь­ба.      

Гар­ретт Мил­лер всег­да, поч­ти всег­да счи­тал се­бя кру­тым пар­нем, у ко­торо­го прос­то что-то не срос­лось в судь­бе. Или в поз­во­ноч­ни­ке. От это­го ми­зер­но­го фак­та не сто­ило ша­рахать­ся, слов­но от про­тив­ных монс­тров, от ко­торых, к сло­ву, он и так ни­ког­да не ша­рахал­ся. Гар­ретт во­об­ще не тру­сит пос­ле то­го слу­чая с приз­ра­ком, ору­ду­ющим за­коре­нелы­ми стра­хами, буд­то че­репашь­ими нун­ча­ками. Этот па­рень при­нима­ет мир и лю­дей в нем та­кими, ка­кие они и есть: без чи­ли-со­уса и виш­не­вого дже­ма на де­серт.      

Гар­ретт Мил­лер — в кон­це кон­цов — экс­тре­маль­ный охот­ник за при­виде­ни­ями, приз­ванный ло­мать убо­гую за­коре­нелую сис­те­му. Он мно­го бол­та­ет, час­то спо­рит и ни­кого-ни­кого не слу­ша­ет, кро­ме, быть мо­жет, ти­хого заг­робно­го го­лоса не­ожи­дан­ной под­дер­жки в ли­це де­вуш­ки Кай­ли. К чес­ти ска­зать, единс­твен­ной, не под­да­ющей­ся флир­ту тех са­мых вы­ше­упо­мяну­тых флег­ма­тиков, и ста­вящей ак­цент на собс­твен­ном мне­нии, а не на на­вязан­ном об­щес­твен­ном.      

Гар­ретт Мил­лер до неп­ри­личия упо­рен, за­час­тую азар­тен и без­рассу­ден — этим-то и при­тяги­ва­ет го­лод­ные неп­ри­ят­ности да за­ин­те­ресо­ван­ный, чуть бес­по­ко­ящий­ся взгляд из-под тя­желых гус­то нак­ра­шен­ных рес­ниц. Гар­ретт прос­то соз­дан для ис­пы­таний, а те всег­да… Всег­да на­ходят его.      

Од­нажды пос­ле оче­ред­но­го по чь­ей-то ви­не прак­ти­чес­ки про­вален­но­го за­дания ко­лясоч­ни­ка вса­сыва­ет вмес­те с приз­ра­ком в кон­тей­нер для ло­вушек. И ни спра­вед­ли­вый Ро­ланд, ни зас­тывший от шо­ка Эду­ар­до, ни да­же по­чита­емый ею звез­да ми­ра па­рап­си­холо­гии, нес­равнен­ный Игон Спен­глер — не на­ходят дру­гого вы­хода, кро­ме как за­переть пар­ня по его собс­твен­ной прось­бе в этой зло­вон­ной тюрь­ме с сот­ня­ми, а мо­жет, и ты­сяча­ми оз­лоблен­ных приз­ра­ков! Каж­до­му из них неп­росто, но иног­да от­ча­ян­ные вре­мена тре­бу­ют от­ча­ян­ных мер — так обыч­но лю­бят от­кре­щивать­ся лю­ди. Го­ворить ведь нам­но­го про­ще.      

Ник­то не хо­чет по­нимать, а Эд, буд­то по­забыл, как сам од­нажды на­рушил од­но из фун­да­мен­таль­ных пра­вил их не­пос­редс­твен­но­го на­чаль­ни­ка и от­пра­вил­ся выз­во­лять раз­давлен­но­го оби­дой Ли­зуна.      

«Ни­кому нет де­ла, — так в по­рыве злос­ти рас­сужда­ет Гриф­фин, — про­ще зак­рыть гла­за и за­быть о на­пар­ни­ке, что сто­ял с то­бой пле­чом к пле­чу!» Быть мо­жет, все они пра­вы, в их сло­вах есть ра­ци­ональ­ное зер­но. Кон­тей­нер дав­но дер­жится на чес­тном сло­ве, нуж­да­ет­ся в ско­ром ре­мон­те и пос­ле пре­дыду­щего по­сеще­ния вто­рой раз мо­жет не вы­дер­жать. Пусть так. Они тол­ка­ют чер­тов­ски «бе­зуко­риз­ненные» до­воды, их ума­ми ру­ково­дят не­мило­сер­дные ци­таты из сво­да за­конов охот­ни­ков, а не из ко­дек­са чес­ти. Толь­ко она на по­доб­ное не го­това ни при ка­ких об­сто­ятель­ствах, да­же ес­ли на­пере­кор ло­гике. Из обес­по­ко­ен­но­го серь­ез­но­го то­на пе­рехо­дит на кри­ки, моль­бы, а за­тем и сле­зы; пы­та­ет­ся прор­вать­ся к лю­ку, в ко­тором его ре­шитель­но улы­ба­юще­еся ли­цо про­сит ее не бес­по­ко­ить­ся. В его гла­зах дур­ма­нящая уп­ря­мая ре­шимость, в ее — прос­той, нес­вой­ствен­ный для та­кой «пра­виль­ной» Кай­ли Гриф­фин, жи­вот­ный страх. Она от­талки­ва­ет от се­бя нас­той­чи­вые ру­ки Иго­на, Жа­нин, ко­го-то из пар­ней и бук­валь­но вре­за­ет­ся в тол­стен­ное пу­ленеп­ро­бива­емое стек­ло. Всмат­ри­ва­ет­ся с жад­ностью и болью в свет­ло-го­лубые гла­за нап­ро­тив, он то­же не от­ры­ва­ет­ся: не мор­га­ет, шеп­чет что-то ед­ва дро­жащи­ми гу­бами.      

И ры­чаг опус­ка­ет­ся.      

Крик зас­тре­ва­ет где-то в гор­ле.      

В сос­то­янии аф­фекта она еще па­ру ми­нут пы­та­ет­ся, к чер­то­вой ма­тери, вы­коло­тить стек­ло, над го­ловой, что есть сил, про­тяж­но ре­вет Ли­зун, а па­ра креп­ких рук не­навяз­чи­во пы­та­ет­ся от­та­щить де­вуш­ку.      

Они да­же не раз­ре­шили ей поп­ро­щать­ся, не пред­при­няли ров­ным сче­том ни­чего, что по­мог­ло бы раз­ре­шить си­ту­ацию, прос­то хлад­нокров­но на­жали. Од­но дви­жение — и жизнь че­лове­ка, их слав­но­го то­вари­ща Гар­ретта Мил­ле­ра, ре­шена. Они не спра­шива­ли. И Кай­ли то­же боль­ше спра­шивать не бу­дет.      

Она бе­рет в ру­ку вер­ный про­тон­ный блас­тер, вто­рой сжи­мая но­вый не­ис­пы­тан­ный ра­нее об­ра­зец дат­чи­ка, в те­ории слу­жащий для оп­ре­деле­ния ти­па при­виде­ний. Вряд ли это за­мет­но по­может в ми­ре, где каж­дая сущ­ность — ору­дие ада; и ка­кая раз­ни­ца, ка­ким спо­собом она по­пыта­ет­ся те­бя при­кон­чить. Но Кай­ли Гриф­фин зна­ет, что без не­го, ста­рого доб­ро­го Гар­ретта, об­ратно точ­но не вер­нется.      

Ко­ман­да с ужа­сом и не­пони­мани­ем смот­рит на это, на­пере­бой пы­та­ясь от­го­ворить. Гриф­фин не ви­нит их, но и не по­нима­ет, в этот раз она со­вер­шит ве­личай­шую глу­пость, спо­соб­ную по­губить весь мир, рис­кнет, сде­ла­ет то, что сде­лал бы Гар­ретт ра­ди спа­сения од­но­го хо­роше­го че­лове­ка. 

 — Ты лю­бишь его.! — как-то по­ражен­но и с тем об­легчен­но вы­дыха­ет Ри­вера, зас­тавляя при­сутс­тву­ющих в не­мом шо­ке пе­рево­дить взгля­ды с од­но­го на дру­гую. Кай­ли Гриф­фин не­чего ска­зать. Она не сог­ла­ша­ет­ся, но и не мо­жет оп­ро­тес­то­вать — вед�� са­ма еще тол­ком не зна­ет.      

Кай­ли прос­то мол­чит, как учи­ла лю­бимая ба­буш­ка в та­ких си­ту­аци­ях. Да и ка­кая раз­ни­ца? Раз­ве важ­но, лю­бит или нет, ког­да друг жер­тву­ет со­бой ра­ди ми­ра, а то­му пле­вать — он и не уз­на­ет ни­ког­да. Все по­хоро­нит­ся здесь, в сте­нах ста­рой по­жар­ной час­ти. 

 — Ну ко­неч­но! — хва­та­ет­ся он за во­лосы. — Я за­метил это еще с тех ис­то­рий со стра­хами, кло­уна­ми и сна­ми… Ты всег­да под­держи­вала его нес­мотря на пол­ное от­сутс­твие до­водов и ма­ло-маль­ских до­каза­тель­ств, ко­торых тре­бова­ла от всех ос­таль­ных, по­така­ла его глу­пым при­хотям. Я спи­сывал все на обыч­ную за­боту, но по­том по­нял, он для те­бя стал осо­бен­ным за та­кое ко­рот­кое вре­мя.      

Кай­ли ощу­ща­ет на се­бе взгля­ды, они кля­нут и щип­лят луч­ше лю­бых хлес­тких слов. Но ру­ка ее и впредь ос­та­ет­ся твер­да. 

 — Тем не ме­нее, — гор­ло пе­ресы­ха­ет, — тем не ме­нее… Все ска­зан­ное то­бой не от­ме­ня­ет то­го фак­та, что Гар­ретт сей­час в ло­вуш­ке вмес­те с ку­чей кро­вожад­ных приз­ра­ков, то­чащих зуб на каж­до­го, учас­тво­вав­ше­го в по­им­ке.       

Эду­ар­до опус­ка­ет взгляд и рас­се­ян­но трет за­тылок: 

 — Прос­ти, ведь­моч­ка, я там был? Боль­ше не мо­гу. 

 — Не мо­жешь или не хо­чешь? — хо­лод­но ле­тит ему в ли­цо. Гру­бо. Ри­вера не­осоз­нанно съ­ежи­ва­ет­ся, окон­ча­тель­но по­туп­ляя взгляд, и охот­ни­ца, смяг­чившись, поп­равля­ет­ся. — Эд, я знаю те­бя. Да­же будь все это прав­дой, все рав­но бы его не бро­сил. Он же то­же твой друг и то­варищ, ка­кие бы ссо­ры меж­ду ва­ми не вспы­хива­ли. 

 — Ты пра­ва, но я… 

 — Не нуж­но, — нес­клад­но улы­ба­ет­ся де­вуш­ка, — я возь­му все на се­бя.    

На­пос­ле­док, на­ходясь в про­межу­точ­ной зо­не, она кля­нет­ся, что от­кро­ет за­щит­ный ска­фандр, ес­ли ее вновь по­пыта­ют­ся ос­та­новить, а за­тем втор­га­ет­ся в пу­чину бедс­твий и стра­ха божь­его.

Продолжение следует...

https://ficbook.net/readfic/9076234

[loverdancer-blog]

В каких произведениях русских поэтов звучит тема любви и в чём эти произведения можно сопоставить со стихотворением А. А. Ахматовой?

Се­год­ня мне пись­ма не при­нес­ли: Забыл он на­пи­сать или уехал; Весна, как трель се­реб­ря­но­го смеха, Ка­ча­ют­ся в за­ли­ве ко­раб­ли. Се­год­ня мне пись­ма не при­нес­ли...   Он был со мной ещё со­всем не­дав­но, Такой влюб­лен­ный, лас­ко­вый и мой, Но это было белою зимой, Те­перь весна, и грусть весны отрав­на, Он был со мной ещё со­всем не­дав­но...   Я слышу: лёгкий тре­пет­ный смы­чок, Как от пред­смерт­ной боли, бьётся, бьётся И страш­но мне, что серд­це разо­рвётся, Не до­пи­шу я этих неж­ных строк...

Тема любви – вечна, поэтому она присутствует в творчестве абсолютно всех поэтов. Без исключений. Однако переживание любви, её понимание – у каждого своё.

Стихотворения Анны Ахматовой о любви – это всегда печаль покинутой женщины. У поэтессы любовь – несчастливая, невзаимная, а лирическая героиня брошена.

Мотив «брошенности» и грустный тон связывают ахматовские строчки и стихотворение Веры Павловой «Зачинали на рояле». «Зачинали на рояле,/На рояле пеленали./ Развелись – забрал рояль./Жаль». Образ «не случившейся» любви и тема ностальгических грустных воспоминаний – вот что объединяет стихотворения.

Ещё большей горечью наполнено стихотворение Марины Цветаевой «Вчера ещё в глаза глядел». Здесь тема брошенности – тоже общая. Однако, лирическая героиня этого стихотворения М.Цветаевой не только печалится и страдает о «несбывшемся», но и обвиняет. В стихотворении виден пафос обвинения «разлюбленной» женщины. Обвинения в «нелюбви».

[nysmef]

Суббота

Прос­нулся Ди­его ни свет ни за­ря. И не­муд­ре­но. Се­год­ня для не­го важ­ный день. Имен­но се­год­ня у не­го за­кан­чи­ва­ет­ся ис­пы­татель­ный срок, и ему вы­несут окон­ча­тель­ный вер­дикт нас­чет то­го, ос­та­нет­ся ли он в ре­дак­ции или по­кинет ее нав­сегда. Нав­сегда, по­тому что пос­ле та­кого гран­ди­оз­но­го про­вала он бы ни за что не вер­нулся ту­да вновь. Он ждал это­го дня це­лый ме­сяц, со стра­хом и сод­ро­гани­ем ду­мал, как в наз­на­чен­ное вре­мя бу­дет сто­ять пе­ред на­чаль­ством, смот­реть пе­ред со­бой мер­твым взгля­дом и ждать ре­шения сво­ей судь­бы. И это ощу­щение да­мок­ло­вым ме­чом ви­село над ним все вре­мя, и иног­да ему ка­залось, что еще чуть-чуть и он прос­то сор­вется, но, уди­витель­но, сей­час, ког­да день икс нас­ту­пил, ему на­обо­рот бы­ло спо­кой­но и лег­ко. Тя­желый ка­мень сом­не­ний впер­вые за дол­гое вре­мя спал с ду­ши, и на ли­це пар­ня си­яла улыб­ка. Все же Пор­тсайд – сов­сем не то же са­мое, что Нью-Й­орк. И де­ло тут не толь­ко в раз­ме­рах го­рода, нет. Ту��, в Пор­тсай­де, ему бы­ло нам­но­го лег­че ды­шать. При­чем во всех смыс­лах сра­зу: от све­жего оке­ан­ско­го бри­за до от­сутс­твия жес­ткой кон­ку­рен­ции где бы то ни бы­ло. Ди­его обо­жал на­ходить­ся на тер­ра­се сво­его до­ма. Здесь он мог спол­на нас­ла­дить­ся все­ми кра­сота­ми за­лива, рас­сти­ла­ющи­мися пе­ред ним, спо­кой­стви­ем и уми­рот­во­рени­ем, ко­торых иног­да так ему не хва­тало, и тем са­мым воз­ду­хом. Он всег­да от­рез­влял его луч­ше, чем что-ли­бо дру­гое; толь­ко вый­дя на тер­ра­су и под­ста­вив го­лову под бриз, он мог очис­тить ее от лиш­них мыс­лей и вся­кого ин­форма­ци­он­но­го му­сора, най­ти внут­реннее рав­но­весие и слить­ся со сти­хи­ей в еди­ном по­рыве. Иног­да он нас­толь­ко ув­ле­кал­ся, что ему на­чина­ло ка­зать­ся, что он слы­шит го­лоса вет­ров. Ему ка­залось, что они сво­ими тон­ки­ми, ед­ва слы­шимы­ми го­лос­ка­ми го­ворят о чем-то важ­ном, муд­ром и веч­ном, о чем-то, что обыч­ный че­ловек по­нять и ус­лы­шать не в сос­то­янии. И он сно­ва и сно­ва оку­нал­ся в их раз­го­воры, на­де­ясь уз­нать все от­ве­ты на свои воп­ро­сы или прос­то хо­рошо про­вес­ти вре­мя. Так и сей­час вет­ры на­шеп­та­ли ему уда­чу, а по­тому у не­го прос­то не ос­та­валось сом­не­ний в том, что так все и бу­дет. Ос­тавшись удов­летво­рен­ным от та­кого пред­ска­зания, Ди­его ти­хо, од­ним ше­потом поб­ла­года­рил ве­ликие вет­ра и вер­нулся в дом. За­дер­жи­вать­ся доль­ше бы­ло нель­зя, в кон­це кон­цов от ра­боты, ко­торая у не­го по­ка еще есть, его ник­то не отс­тра­нял. Умыв­шись, он взгля­нул сам на се­бя в зер­ка­ло и не­воль­но улыб­нулся. Ему вспом­ни­лась его пер­вая под­го­тов­ка к со­бесе­дова­нию, и, на­до ска­зать, тог­да он выг­ля­дел нам­но­го блед­нее, страш­нее и за­мучен­нее, но, тем не ме­нее, тог­да его взя­ли, а зна­чит, в нем смог­ли раз­гля­деть что-то боль­шее, чем прос­то смаз­ли­вую внеш­ность и ста­тус­ный вид. При­няв душ, он вы­лез из ван­ной ком­на­ты, одел­ся и, быс­тро пе­реку­сив тос­та­ми, вы­шел на ули­цу. По­года бы­ла сов­сем не но­ябрь­ской: пос­ле то­го, как не­делю на­зад в го­род приш­ли мо­розы, все до­роги пок­ры­лись ль­дом, а по­каза­тели на тер­мо­мет­рах опус­ти­лись чуть ли не до зим­не­го уров­ня, но сей­час вновь све­тило сол­нышко и на ми­ли впе­ред прос­ти­ралось чис­тое го­лубое не­бо без еди­ного об­лачка. Так что те­перь лед, стре­митель­но прев­ра­ща­ющий­ся в во­ду, на­поми­нал об от­те­пели и вес­не, от­че­го скла­дыва­лось впе­чат­ле­ние, буд­то при­рода за ре­кор­дный срок прош­ла поч­ти весь се­зон­ный цикл. Ре­дак­ция встре­тила его как дав­не­го дру­га: при­вет­ли­во и с рас­пахну­тыми дверь­ми. Да и еще бы, ведь пос­ле не­дав­не­го фо­рума к не­му рез­ко из­ме­нилось от­но­шение боль­шинс­тва его кол­лег. В по­ложи­тель­ную сто­рону, ко­неч­но, что не мог­ло его не ра­довать. И ес­ли рань­ше пос­ле ис­то­рии со Сми­том еще ос­та­вались лю­ди, ко­торые от­но­сились к не­му нед­ру­желюб­но и с по­доз­ре­ни­ем, то сей­час их прак­ти­чес­ки не ос­та­лось. Не на­до быть ге­ни­ем, что­бы по­нимать, что всю су­дей­скую кол­ле­гию фо­рума он под­ку­пить не мог. Да и во­об­ще, в ито­ге он так и не за­нял ни од­но из при­зовых мест, так что го­воры о «лю­бим­чи­ке на­чаль­ства Ди­его» плав­но сош­ли на нет. За­то слов под­дер­жки и раз­личных бла­годар­ностей со дня при­ез­да до­мой он выс­лу­шал дос­та­точ­но. Все это все­ляло в не­го до­пол­ни­тель­ную уве­рен­ность в собс­твен­ном ус­пе­хе и по­ложи­тель­ном ис­хо­де его ис­пы­татель­но­го сро­ка. Все же он хо­рошо по­рабо­тал и сде­лал все, что мог, и да­же сверх то­го. И от осоз­на­ния это­го на­чинать но­вый ра­бочий день ему ста­нови­лось нам­но­го про­ще и ве­селее. Ди­его, как рань­ше, про­ходил сквозь прос­торный холл, здо­ровал­ся со все­ми, кто по­падал­ся ему на пу­ти, предъ­яв­лял свой про­пуск Джор­джу, ког­да ему нуж­но бы­ло прой­ти в ар­хи­вы, да­же нес­мотря на то, что они друг дру­га и так хо­рошо зна­ли, обе­дал с Ос­ка­ром, Джи-Дже­ем и Лей­лой в ка­фете­рии в пе­реры­вах, а так­же слу­шал сар­касти­чес­кие под­ко­лы Беттс в их с Ос­ка­ром ад­рес и сме­ял­ся над ее шут­ка­ми, по­ка мисс У­олетт не про­гоня­ла их вза­шей и не кри­чала, что­бы они не­мед­ленно бра­лись за ра­боту. Но не­из­менно, обо­рачи­ва­ясь, он ви­дел на ее ли­це тень тща­тель­но скры­той улыб­ки. Так и се­год­ня, при всей ее на­пус­кной серь­ез­ности, нас­тро­ение у мисс У­олетт бы­ло яв­но хо­рошим. В оче­ред­ной раз соб­рав всех в о­упен­спей­се, она, улы­ба­ясь, поз­до­рова­лась с кол­ле­гами и ог­ла­сила: – Как вы зна­ете, не­делю на­зад я со­бира­ла всех вас здесь, что­бы со­об­щить две но­вос­ти, по тра­диции пло­хую и хо­рошую. Пло­хая зак­лю­чалась в том, что Джо­зеф Тер­нер, к со­жале­нию, был гос­пи­тали­зиро­ван и не смог бы учас­тво­вать в гря­дущем жур­на­лист­ском фо­руме, хо­рошая же – что нам тре­бовал­ся кто-то, кто дол­жен был его за­менить. И тог­да, как вы пом­ни­те, доб­ро­воль­цем выз­вался Ди­его Кар­лос. Ди­его, вый­ди, по­жалуй­ста. Она толь­ко ска­зала это, как все вок­руг ра­зом обер­ну­лись на не­го. Он, ед­ва за­мет­но крас­нея, улыб­нулся и мед­ленно по­дошел к ней. Взо­ры всех и каж­до­го те­перь бы­ли при­кова­ны к ним. Он по­думал, что в от­ли­чие от не­го мисс У­олетт очень храб­рая и соб­ранная жен­щи­на, раз ей хва­та­ет си­лы во­ли и уве­рен­ности для то­го, что­бы каж­дый раз вот так выс­ту­пать пе­ред всем офи­сом, а пе­ри­оди­чес­ки да­же и ко­го-ли­бо от­чи­тывать. – Ди­его сог­ла­сил­ся выс­ту­пить на еже­год­ном кон­курсе про­ек­тов, по­учас­тво­вать в кон­фе­рен­ци­ях и се­мина­рах от ли­ца на­шей ре­дак­ции, и, хо­тя не смог вой­ти в трой­ку по­беди­телей, впе­чат­лил жю­ри, и те­перь бла­года­ря ему о «Пор­тсай­дском вес­тни­ке» уз­на­ло боль­ше лю­дей. По тол­пе про­шел ше­пот, но быс­тро за­тих. – Да­же бо­лее то­го, – про­дол­жа­ла мисс У­олетт, не об­ра­щая вни­мания на вол­не­ния сре­ди пуб­ли­ки, – вче­ра ве­чером мне приш­ло пись­мо от Нью-й­орк­ско­го об­щес­тва жур­на­лис­тов и из­да­телей с пред­ло­жени­ем сот­рудни­чес­тва, и для нас это боль­шая честь и ог­ромные воз­можнос­ти в бу­дущем. Так что се­год­ня день, в ка­ком-то смыс­ле, праз­днич­ный, и по это­му по­воду се­год­няшний ра­бочий день я объ­яв­ляю сок­ра­щен­ным на пол­ча­са. И вот те­перь тол­па за­гуде­ла, а кто-то и вов­се прис­вис­тнул. По­жалуй, су­дя по ли­цу мисс У­олетт, она да­же и не ожи­дала та­кой бур­ной ре­ак­ции. – И еще кое-что: по слу­чаю вы­пис­ки Тер­не­ра и его воз­вра­щения на ра­бочее мес­то, а так­же на­шего ус­пе­ха на фо­руме, пос­ле ра­боче­го дня мы ре­шили ус­тро­ить ча­епи­тие! И на этом, под улю­люканье ос­час­тлив­ленных ра­бот­ни­ков, ее речь за­вер­ши­лась. – Чу­вак, я люб­лю те­бя! – уже ве­чером вов­сю выс­лу­шивал их вос­торжен­ные ре­чи Ди­его. – Нет, серь­ез­но, ты прос­то та­щишь всю эту кон­то­ру на се­бе и сво­им не­посиль­ным тру­дом за­раба­тыва­ешь всем нам сок­ра­щен­ки. Мое те­бе ува­жение и глу­бокое поч­те­ние! Пос­ле та­ких ти­рад его обыч­но пох­ло­пыва­ли по пле­чу, по­жима­ли ру­ку, а то и вов­се зак­лю­чали в объ­ятия. – Спа­сибо, спа­сибо, спа­сибо! – чуть не за­души­ла пар­ня в од­ном из та­ких объ­ятий его бли­жай­шая кол­ле­га, с ко­торой он час­то пе­ресе­кал­ся изо дня в день, и ко­торую в офи­се проз­ва­ли «Гар­ри Пот­тер» за фор­му ее оч­ков. – Сна­чала пе­ченья раз­да­ешь, по­том из-за те­бя с ра­боты от­пуска­ют. Ну во­об­ще! И где те­бя рань­ше-то но­сило? – В кол­ледже, – сме­ясь, от­ве­чал он. – Да и во­об­ще, что вы ме­ня-то бла­года­рите, как буд­то это я ре­шаю, ког­да за­кан­чи­ва­ет­ся ра­бочий день? – Кос­венно ре­ша­ешь, – про­басил ему в от­вет Барт Мак­ко­нахи. – Ведь сог­ла­сись, без всей этой ка­ните­ли с фо­румом ни­чего это­го не слу­чилось бы. – Ну, толь­ко ес­ли кос­венно, – кив­нул Ди­его. – Вот и я о том же го­ворю, – ска­зал тот и под­мигнул. – Знаю, что у те­бя се­год­ня за­кан­чи­ва­ет­ся ис­пы­татель­ный срок. Уда­чи те­бе, па­рень. Бу­ду дер­жать за те­бя ку­лаки. Хо­телось бы ви­деть те­бя в на­ших ря­дах и даль­ше. – С-спа­сибо! – за­ика­ясь, про­из­нес па­рень. – А от­ку­да зна­ешь? Ос­кар про­гово­рил­ся? Барт рас­сме­ял­ся. – Уга­дал, – он при­ложил ру­ки ко рту и нак­ло­нил­ся к уху Ди­его, что­бы ник­то кро­ме не­го не смог его ус­лы­шать. – Чес­тно го­воря, этот хрен во­об­ще вряд ли мо­жет язык за зу­бами дер­жать. Так что ты смот­ри, ни­чего сверх ме­ры ему не рас­ска­зывай, осо­бен­но по сек­ре­ту, а то есть ве­ро­ят­ность, что на­ут­ро об этом бу­дет знать вся ре­дак­ция. – Лич­ный опыт, да? – не удер­жался от воп­ро­са он и сар­кастич­но под­нял бровь, за что по­лучил уко­ря­ющий взгляд. – Лад­но, в лю­бом слу­чае спа­сибо за со­вет. На этом они с Бар­том рас­ста­лись, и па­рень со всех ног ки­нул­ся ис­кать Ос­ка­ра. Кон­крет­но сей­час ему нуж­на бы­ла его под­дер­жка и еще один, очень важ­ный со­вет. На­шел он его, как и пред­по­лагал, в ка­бине­те. Ос­кар, раз­ва­лив­шись в крес­ле, си­дел за сто­лом и смот­рел пря­мо пе­ред со­бой, буд­то бы уси­лен­но ду­мал о чем-то. За­метив, как дверь от­кры­лась, и внутрь во­шел Ди­его, он не ше­лох­нулся и лишь слег­ка ух­мыль­нул­ся. – Ну, как те­бе, быть в цен­тре вни­мания ре­дак­ции? Клас­сно, прав­да? – вмес­то при­ветс­твия он встре­тил его имен­но эти­ми сло­вами. – И вот со мной так каж­дый про­ис­хо­дит, каж­дый бо­жий день. – Не­веро­ят­но, – с иро­ни­ей отоз­вался па­рень и то­же улыб­нулся. – Осо­бен­но не­веро­ят­на та часть, где про ме­ня за спи­ной го­ворят вся­кие не­лес­тные га­дос­ти. По­тому что боль­шая часть тво­ей скан­даль­ной по­пуляр­ности – это имен­но те­невые слу­хи. – За­то иног­да столь­ко но­вого о се­бе уз­на­ешь. Вот прав­да, иног­да так пос­лу­ша­ешь, что о те­бе го­ворят, и ах­нешь – ка­кой же я на са­мом де­ле ин­те­рес­ный че­ловек с на­сыщен­ной лич­ной жизнью, а не прос­той семь­янин с дву­мя деть­ми, лю­бящий в сво­бод­ное от ра­боты вре­мя пос­мотреть с ни­ми муль­ти­ки. Они оба рас­сме­ялись. – Впро­чем, я ведь по дру­гому по­воду при­шел, – на­чал Ди­его, са­дясь пе­ред Ос­ка­ром. – Мне нуж­но твое мне­ние. И же­латель­но без шу­ток и по де­лу. – Я весь во вни­мании, – про­тара­торил Ален­дер, сев ров­но и смеш­но на­супив­шись. Без шу­ток он прос­то не мог. – В об­щем, – па­рень, за­думав­шись, при­кусил гу­бу, – как ду­ма­ешь, я дей­стви­тель­но все­го это­го дос­то­ин? В смыс­ле, ког­да У­олетт приг­ла­сила ме­ня вый­ти к ней, я от­кро­вен­но рас­те­рял­ся. Да и ког­да все вок­руг на­чали ме­ня нах­ва­ливать… я прос­то не знал, что ска­зать. И до сих пор не знаю. Прос­то я не ве­рю, что ес­ли бы на фо­рум по­ехал Тер­нер, его бы так же нах­ва­лива­ли. И от это­го мне очень не­удоб­но. У ме­ня та­кое ощу­щение, что я отоб­рал у не­го что-то важ­ное, и все счи­та­ют, что так и дол­жно быть. Не­уже­ли я сде­лал боль­ше, чем сде­лал бы он? Я ведь да­же не вы­иг­рал! За­чем мне тог­да все эти ис­кусс­твен­ные лав­ры и не­нуж­ное вни­мание? Ос­кар все то вре­мя, по­ка он го­ворил, смот­рел на не­го с од­ной сто­роны с ува­жени­ем, а с дру­гой – с то­таль­ным не­пони­мани­ем. – Мда, дру­жище, не ду­мал, что все нас­толь­ко пло­хо. Но ни­чего, бу­дем это ис­прав­лять. – По­чему пло­хо? Что ис­прав­лять? – взвол­но­вано за­лепе­тал Ди­его, но тут же был прер­ван сво­им нас­тавни­ком. – Са­мо­оцен­ку твою, вот что! – вы­дал Ален­дер и хи­хик­нул. – Ни­же нее ни­чего в жиз­ни не ви­дел. – В ка­ком… – на­чал бы­ло па­рень, но сно­ва не ус­пел за­кон­чить воп­рос. – А в та­ком! – от­ре­зал Ос­кар. – Ди­его, ты сей­час прос­то не осоз­на­ешь, что сде­лал. Не осоз­на­ешь, как это важ­но для мисс У­олетт, ре­дак­ции и всех тех, ко­го она ка­са­ет­ся. То есть и те­бя во­об­ще-то. Ко­неч­но, ес­ли бы Тер­нер по­ехал на фо­рум, и про­из­вел там та­кой же фу­рор, то его бы то­же поз­драв­ля­ли, чес­тво­вали, лю­били и обо­жали. И так же с лю­бым дру­гим сот­рудни­ком ре­дак­ции. Ну, по­жалуй, ок­ро­мя ме­ня и Блэ­ка, нас во­об­ще ма­ло кто тер­пит, не то, что лю­бит. Он ко­выр­нул ног­тем по­вер­хность сто­ла и вздох­нул. – Ви­дишь ли, те­бя все бла­года­рят за то, что ты при­нес нам мно­го раз­но­об­разной вы­годы. Как пря­мой, так и кос­венной. – Кос­венной… – пов­то­рил за­чем-то Ди­его и тут же из­ви­нил­ся за то, что пе­ребил. – Да, я имен­но так и ска­зал, ка­жет­ся, – отоз­вался Ос­кар и при­нял из­ви­нения, ска­зав при этом, что из­ви­нять­ся-то ему и не за что тол­ком. – А лю­ди лю­бят вы­году, в ка­ком бы ви­де она ни бы­ла. И всег­да ищут ее сно­ва и сно­ва, и обыч­но они ищут ее там, где им уже один раз пе­репа­ло. Так что жди те­перь вся­чес­ких сю­сюка­ний и приг­ла­шений схо­дить вы­пить пив­ка ве­чер­ком. Сей­час глав­ное бу­дет от­де­лить зер­на от пле­вел и не дать ок­ру­жа­ющим до­ить те­бя и во­дить за нос. Но и тут есть под­водные кам­ни. – Нап­ри­мер? – Чем боль­ше ста­ра­ешь­ся дать по­нять, что ты не друг-жи­лет­ка, тем мень­ше лю­дей вок­руг те­бя. Им боль­ше не­чего от те­бя ло­вить, вот они и са­мо­ан­ни­гили­ру­ют­ся со вре­менем. Ина­че бы вок­руг ме­ня так и ви­лись бы вся­кие. По­нима­ешь, о чем я? Ди­его кив­нул. – Ну вот и за­меча­тель­но, – Ос­кар встал с мес­та и нап­ра­вил­ся к од­но­му из стел­ла­жей. – А для зак­репле­ния ма­тери­ала да­вай-ка с то­бой выпь­ем. – Ален­дер, ты что, спо­ить ме­ня соб­рался? – удив­ленно пе­рес­про­сил па­рень. – Не пе­режи­вай, сов­сем нем­ножко налью, так ска­зать, для храб­рости, – лу­чезар­но улыб­нулся тот, дос­та­вая бу­тыл­ку ви­на и плас­ти­ковые ста­кан­чи­ки. – Да и во­об­ще, ко­нец ра­боче­го дня! Пят­ни­ца! Ди­его по­жал пле­чами, слов­но бы сом­не­ва­ясь в пра­виль­нос­ти то­го, что они де­ла­ют, но все рав­но дал Ос­ка­ру се­бе на­лить. – Да­вай, без тос­та и зал­пом, слов­но бы ни­чего и не бы­ло, – ска­зал тот, при­под­ни­мая ста­кан и оп­ро­киды­вая его со­дер­жи­мое в гор­ло. – Пох­ме­лим­ся, и мож­но бу­дет вер­нуть­ся на ча­епи­тие. – Ча­епи­тие, ага, как же, – ос­ка­лил­ся па­рень и точь-в-точь пов­то­рил свои дви­жения за Ос­ка­ром. Ког­да же ста­кан­чи­ки бы­ли выб­ро­шены, бу­тыл­ка за­купо­рена и уб­ра­на об­ратно в шкаф, а мят­ная жвач­ка ус­пешно по­жева­на, да­бы не спа­лить­ся пе­ред на­чаль­ством, они нап­ра­вились об­ратно в о­упен­спейс, что­бы при­со­еди­нить­ся к об­ще­му тор­жес­тву. Да и во­об­ще, Ди­его, как час­тично­му ви­нов­ни­ку се­го им­про­визи­рован­но­го ве­чера, не прис­та­ло тор­чать где-то в дру­гом мес­те. Ког­да же они доб­ра­лись, их взо­ру пред­ста­ла весь­ма скром­ная кар­ти­на. Боль­шинс­тво от­пу­щен­ных по­рань­ше сот­рудни­ков ус­пешно сли­няло по до­мам, че­го, впро­чем, и сле­дова­ло ожи­дать, а по­тому сей­час в офи­се на­ходи­лось все­го око­ло двад­ца­ти че­ловек. Но Ди­его это бы­ло толь­ко на ру­ку; вот че­го-че­го, а шу­ма и тол­кучки ему сей­час сов­сем не хо­телось. – Мисс У­олетт, – поз­вал он свою на­чаль­ни­цу, ког­да она по­пала в его по­ле зре­ния. – Мисс У­олетт, прос­ти­те… – Ди­его? – от­клик­ну­лась она, обер­нувшись. – Вы что-то хо­тели? – Имен­но, – под­твер­дил па­рень. – Я хо­тел… Он сглот­нул и на се­кун­ду по­вер­нулся к Ос­ка­ру. Тот хит­ро улы­бал­ся и явс­твен­но от­то­пырил па­лец вверх. – Я хо­тел бы спро­сить у вас, что там с мо­им ис­пы­татель­ным сро­ком. В смыс­ле, се­год­ня пос­ледний день, а по­тому я хо­тел бы знать… Он зап­нулся, так и не до­ведя пред­ло­жение до кон­ца. Но мисс У­олетт и так все по­няла. – Не­уже­ли то, что я се­год­ня го­вори­ла на соб­ра­нии, прош­ло ми­мо ва­ших ушей? – угол­ки ее губ слег­ка при­под­ня­лись. – Ина­че вы бы не за­дава­ли по­доб­ных воп­ро­сов. Сер­дце пар­ня про­пус­ти­ло такт. – Так… это зна­чит. – Ко­неч­но, – спо­кой­но про­из­несла она. – Вы при­няты. Ус­лы­шав за­вет­ные сло­ва, Ди­его рас­плыл­ся в от­ветной улыб­ке. – Спа­сибо вам боль­шое. – Это вам спа­сибо, – воз­ра­зила мисс У­олетт, про­тяги­вая ру­ку. – Вы хо­рошо по­рабо­тали, и, на­де­юсь, и даль­ше бу­дете ра­довать нас вы­соки­ми ре­зуль­та­тами. – Я вас не под­ве­ду, мэм, – вы­дал единс­твен­ное, на что он сей­час был спо­собен, Ди­его и за­вер­шил ру­копо­жатие. Ког­да он вер­нулся к Ос­ка­ру, пер­вым же де­лом тот спро­сил его: – Ну как? – Еще спра­шива­ешь! – ра­дос­тно про­из­нес па­рень, хло­пая ку­рато­ра по пле­чу. – Все прош­ло иде­аль­но. – В та­ком слу­чае, доб­ро по­жало­вать в ре­дак­цию! Сно­ва и те­перь уже на пос­то­ян­ной ос­но­ве! Пред­ла­гаю отыс­кать Джи-Джея и по­делить­ся с ним сей доб­рой вестью. И они вдво­ем уже со­бира­лись уй­ти, как Ди­его тут же ок­рикну­ли. – Кар­лос, стой, по­дож­ди! – кри­чал ему нек­то, а по­том па­рень уви­дел приб­ли­жа­ющу­юся к не­му фи­гуру и зна­комые чер­ты ли­ца. Это был Джо Тер­нер собс­твен­ной пер­со­ной. – Ух, как я рад те­бя ви­деть. По­рав­нявшись с па­роч­кой дру­зей, он при­об­нял Ди­его, пос­ле че­го ши­роко улыб­нулся, сло­жив ла­дони вмес­те. – Я так бла­года­рен те­бе за все, что ты сде­лал! Вы­ручил ме­ня, ког­да я не вов­ре­мя за­немог. – Да лад­но те­бе, пол­ней­шая ерун­да! – зас­му­щал­ся тот и опус­тил взгляд к по­лу. – Лю­бой бы сде­лал то же, да и я прос­то хо­тел по­мочь. – И по­мог ведь! – за­кивал Тер­нер. – Я те­перь у те­бя в дол­гу. Па­рень в от­вет на это лишь глу­боко вздох­нул. – Хо­чешь от­ра­ботать пря­мо сей­час? – Джо Тер­нер сно­ва за­кивал. – Тог­да, по­жалуй­ста, за­будь о нем раз и нав­сегда. Хо­рошо? – Но… – хо­тел бы­ло воз­ра­зить он, но Ди­его не дал ему до­гово­рить. – Прос­то за­будь. И не на­до пред­став­лять это так, слов­но я от­крыл ле­карс­тво от ра­ка. Прос­то дру­жес­кая по­мощь, окей? И ни­чего мне вза­мен от те­бя не на­до. – Да, окей, я по­нял, – ми­ролю­биво сог­ла­сил­ся с ус­ло­ви­ем Тер­нер и за­вел ру­ки за спи­ну. – Ну, в та­ком слу­чае, мы кви­ты, и я, по­жалуй, не бу­ду боль­ше ме­шать. И еще раз спа­сибо те­бе. – По­жалуй­ста! – на про­щание ска­зал ему па­рень и при­со­еди­нил­ся к Ос­ка­ру, с ко­торым они про­дол­жи­ли по­ис­ки Джи-Джея. Дру­гое де­ло, что най­ти его ока­залось не та­кой слож­ной за­дачей. Джи-Джей в оди­ночес­тве рас­по­ложил­ся на од­ном из ди­ванов в ко­ридо­ре, по­даль­ше от всей шу­михи, и смот­рел в эк­ран сво­его ай­фо­на. Од­на­ко сто­ило ему под­нять го­лову и за­видеть приб­ли­жа­ющих­ся Ос­ка­ра и Ди­его, он тут же от­ло­жил его в сто­рону и по­махал им ру­кой. – При­вет, ре­бята, – поп­ри­ветс­тво­вал он их. – Хо­роший се­год­ня де­нек, не так ли? – А то! – под­твер­дил Ален­дер, уса­жива­ясь ря­дыш­ком. – Пря­мо мож­но ска­зать ис­то­ричес­кий, та­кая ко­медия на гла­зах раз­во­рачи­ва­ет­ся. Эда­кая пь­еса в се­ми ак­тах. – А раз так, то пред­ла­гаю нам его уве­кове­чить, – с го­тов­ностью ска­зал Ди­его, вы­тас­ки­вая из кар­ма­на те­лефон. – Что­бы на­вер­ня­ка за­пом­ни­лось! – Хо­рошее пред­ло­жение. По­лагаю, при­нято еди­ног­ласно? – вто­рил ему Ос­кар, об­хва­тывая Джи-Джея за шею. – Да­вай, Й­охан­ссон, улыб­нись нор­маль­но, а то скла­дыва­ет­ся ощу­щение, буд­то мы те­бя тут му­ча­ем. – И ты хо­чешь ска­зать, что это не так? – с нот­кой дра­матиз­ма в го­лосе спро­сил Джи-Джей, но, ког­да Ди­его на­вел на них ка­меру, все же сде­лал так, как ска­зал Ос­кар, и ког­да па­рень сфо­тог­ра­фиро­вал их, об­ра­тил­ся к не­му: – Дай хоть пос­мотреть, что по­лучи­лось. Од­на­ко, по­лучив те­лефон, он еще дол­го не мог пе­рес­тать сме­ять­ся. – Да, Ди­его, ты хо­роший жур­на­лист, но очень пло­хой фо­тог­раф, – вкли­нил­ся в раз­го­вор Ос­кар, то­же ус­певший рас­смот­реть фо­тог­ра­фию. – Хо­рошо хоть го­ризонт не за­валил. – Я не по­нимаю, как ты во­об­ще умуд­рился здесь го­ризонт рас­смот­реть, все же сма­зано, – сме­ясь, ска­зал Джи-Джей, и па­рень вых­ва­тил те­лефон у не­го из рук. – К счастью, Кар­ло­су не осо­бен­но и нуж­но уметь ров­но сни­мать, – ехид­но за­метил Ален­дер, от­ки­дыва­ясь на спин­ку ди­вана. – Его де­вуш­ка смо­жет об этом по­забо­тить­ся. И по­ка Ди­его за­каш­лялся, он, пох­ло­пывая его по спи­не, про­дол­жил: – Ты бы ви­дел, сколь­ко тво­их фо­ток у нее на фо­то­ап­па­рате. Ей-бо­гу, сре­ди фо­ток с фо­рума те­бя яв­но боль­ше, чем че­го-ли­бо еще. Стран­но, что ты не за­метил веч­но нап­равлен­ный на те­бя объ­ек­тив. – Вот в том-то и проб­ле­ма, что я не ви­дел ни­како­го нап­равлен­но­го на ме­ня объ­ек­ти­ва, – весь пун­цо­вый, как ва­реный рак, про­бур­чал па­рень. – Да и во­об­ще, от­ку­да ты зна­ешь? – Я же ска­зал, я не рас­кры­ваю свои ка­налы ин­форма­ции, но в дан­ном слу­чае ска­жу. Это Беттс мне по­веда­ла. – А она тог­да от­ку­да зна­ет, не­уже­ли она ры­лась в чу­жих ве­щах? – Воз­можно. Это ж Беттс, – за­гого­тал Ос­кар. – Я же го­ворю, что она та еще на­хал­ка, а она все от­не­кива­ет­ся. Го­ворит, я слиш­ком за­ин­те­ресо­ван­ная сто­рона, что­бы рас­суждать объ­ек­тивно. Он хмык­нул, слов­но пе­режи­вал тот раз­го­вор вновь, а по­том вне­зап­но раз­вернул­ся к Джи-Джею. – Вот кста­ти о де­вуш­ках. С Кар­ло­сом все по­нят­но, а у те­бя-то что? Ко­лись, Й­охан­ссон, я хо­чу знать прав­ду. Джи-Джей же лишь за­гадоч­но, по-свой­ски, улыб­нулся и по­вел пле­чами. – Все так же, как и рань­ше. Встре­ча­ем­ся, рас­ста­вать­ся не пла­ниру­ем. Пос­ле­зав­тра, вот, по­еду к ней, хо­чу под­держать ее пе­ред опе­раци­ей. – Опе­раци­ей? А что с ней слу­чилось? – учас­тли­во по­ин­те­ресо­вал­ся Ди­его, от­че­го Ге­орг как-то по­тупил­ся. – Лад­но, ре­бят, ка­жет­ся, по­ра рас­ска­зать вам ис­то­рию пол­ностью, – по­луше­потом про­из­нес он, под­пи­рая ли­цо ла­донью. – Моя де­вуш­ка – тран­сген­дер. Уже дол­гое вре­мя она со­вер­ша­ет пе­реход и на днях как раз го­товит­ся на­конец-то за­вер­шить его. Сей­час ей как ни­ког­да нуж­на по­мощь, и я ведь не мо­гу ее бро­сить в та­кой тя­желой си­ту­ации, вер­но? До это­го дня го­ворить об этом Джи-Джей ��т­кро­вен­но бо­ял­ся: кто зна­ет, как при­мут та­кое за­яв­ле­ние друзья и зна­комые, но, на ра­дость, не­адек­ватной ре­ак­ции пос­ле его приз­на­ния не пос­ле­дова­ло. Ди­его смот­рел на не­го с по­нима­ни­ем и счас­тли­вой улыб­кой на гу­бах, а Ос­кар… Ос­кар, по­жалуй, был слег­ка удив­лен. – То есть, по­годи се­кун­дочку, твоя де­вуш­ка… му­жик? – вы­дал он спус­тя не­кото­рое вре­мя. – Нет, не му­жик, – всту­пил­ся за вто­рую по­ловин­ку Ге­ор­га Ди­его. – Она де­вуш­ка, хо­тя, да, ро­дилась муж­чи­ной. Но, к счастью, это поп­ра­вимо, и сей­час она на фи­наль­ном ру­беже, близ­ка к сво­ей це­ли как ни­ког­да. – Бо­же мой, бе­зумие-то ка­кое, – ска­зал тог­да Ален­дер, но без­злоб­но, ско­рее с не­кото­рым сар­казмом. – Впро­чем, каж­до­му свое, глав­ное, что­бы вас обо­их все ус­тра­ива­ло. – Спа­сибо, ре­бят, – все так же по­луше­потом про­из­нес Джи-Джей и бла­жен­но прик­рыл гла­за. Ди­его же в этот мо­мент спра­ва от се­бя при­метил неч­то, рез­ко прив­лекшее его вни­мание. Этим неч­то ока­зались ры­жие куд­ри Лей­лы. Де­вуш­ка лег­кой по­ход­кой прош­ла ми­мо не­го, да­же не за­метив их ма­лень­кую ком­пашку сбо­ку, и нап­ра­вилась пря­миком к вы­ходу. Ре­шив дей­ство­вать не­замед­ли­тель­но, по­ка она окон­ча­тель­но не по­кину­ла ре­дак­цию, па­рень еще раз поб­ла­года­рил ре­бят за ве­селый ве­чер и, ос­та­вив их вдво­ем, пос­пе­шил за ней. В хол­ле бы­ло ти­хо. Те нем­но­гие лю­ди, что до сих пор ос­та­вались в ре­дак­ции, на­ходи­лись за ее ши­роки­ми дверь­ми, ко­торые сей­час бы­ли зак­ры­ты, так что зву­ко­изо­ляция ра­бота­ла по пол­ной. Прав­да, лю­бое его дви­жение, и уж тем бо­лее звук, от­да­вались сла­бым эхом, и по­тому не­замет­но по­дой­ти к де­вуш­ке у не­го не выш­ло. – Стой, кто идет? – сме­ясь, за­дор­но ска­зала она, обо­рачи­ва­ясь к не­му. – Увы, су­пера­гент из те­бя по­лучил­ся бы пло­хой, слиш­ком уж силь­но ты шу­мишь. – Ка­кой су­пера­гент? – в тон от­ве­тил ей он. – Я всег­да хо­тел быть нин­дзя! Кийя! И он, ста­ра­ясь сдер­жи­вать рву­щий­ся на­ружу ис­те­ричес­кий смех, встал в по­зу, в ко­торой обыч­но на­ходят­ся ки­нош­ные нин­дзя пе­ред тем, как на­чать эпи­чес­кую бой­ню. – Мое кунг-фу кру­че тво­его кунг-фу! – по­дыг­ра­ла ему Лей­ла, по­казы­вая ру­ками что-то вро­де «иди сю­да, сей­час я на­деру те­бе зад­ни­цу». – Лад­но-лад­но, сэн­сэй, не ки­пятись, я по­нял, что до те­бя мне еще рас­ти и рас­ти! – ска­зал Ди­его и под­нял ру­ки вверх, буд­то ка­питу­лируя. – То-то же, – про­из­несла Лей­ла и сно­ва, не сдер­жавшись, рас­сме­ялась. – По­хоже, по­ра прек­ра­щать с эти­ми шут­ка­ми, а то еще нем­но­го и я прев­ра­щусь в Ос­ка­ра. И без то­го уха­хаты­ва­ющий­ся, па­рень в оче­ред­ной раз за­лил­ся сме­хом, да так, что аж до хри­па. – Гос­по­ди, нет, по­жалуй­ста! – вос­клик­нул он. – Ес­ли вас бу­дет двое, то я по­вешусь. – Да и все ос­таль­ные то­же, ибо этот мир не вы­дер­жит два Ос­ка­ра. Смах­нув сле­зы, па­рень по­дошел к боль­шо­му ок­ну и, об­ло­качи­ва­ясь на ог­ражда­ющий его по­ручень, пос­мотрел на рас­сти­ла­ющий­ся вни­зу го­род. По­думать толь­ко, а ведь еще па­ру не­дель на­зад он от­не­кивал­ся от то­го, что­бы жить здесь. Тог­да ему ка­залось, что в этом за­холустье его не ждет ни­чего, кро­ме но­вых ра­зоча­рова­ний, но кто бы мог по­думать, что все обер­нется имен­но так. Кто бы мог по­думать, что здесь он най­дет ра­боту сво­ей меч­ты? Кто бы мог по­думать, что здесь он поз­на­комит­ся с та­кими клас­сны­ми людь­ми, как Ос­кар и Джи-Джей, ко­торые впос­ледс­твии ста­нут его но­выми луч­ши­ми друзь­ями? Кто бы, в кон­це кон­цов, мог по­думать, что здесь он встре­тит Лей­лу, ко­торой его лич­ность не бу­дет ка­зать­ся стран­ной, неп­ри­ят­ной и про­тив­ной? Да ник­то! Да­же он сам не ве­рил в это тог­да. Не по­верил бы и сей­час, не до­ведись ему пе­режить все это на собс­твен­ной шку­ре. Все это сма­хива­ло на ка­кую-то прек­расную сказ­ку со счас­тли­вым кон­цом, ес­ли бы не од­но но, он вновь весь вспо­тел от нап­ря­жения и ру­ки от­че­го-то тряс­лись, и это не­совер­шенс­тво вновь воз­вра­щало его в ре­аль­ность, к по­нима­нию то­го, что, нет, это не сказ­ка, где все слу­ча­ет­ся по ма­нове­нию вол­шебной па­лоч­ки. Это ре­аль­ность, где ты в лю­бой мо­мент мо­жешь на­кося­чить и все ис­портить, и ни­какая крес­тная фея те­бя не спа­сет. Лох­мотья так и ос­та­нут­ся лох­моть­ями, а тык­ва не ста­нет ка­ретой, по­ка ты сам не ре­шишь сде­лать ее та­ковой. И на са­мом де­ле не го­род, лю­ди и слу­чай де­ла­ют жизнь иде­аль­ной, а ты сам. Толь­ко ты и твои дей­ствия мо­гут ре­шить ее ис­ход, а имен­но бу­дешь ли ты си­деть сло­жа ру­ки на гряз­ном чер­да­ке, или пи­ровать на ба­лу, на ко­торый ты при­едешь в собс­твен­ной ка­рете. – Уже до­воль­но тем­но, – ска­зал Ди­его, пре­рывая ти­шину. – Ты не бу­дешь про­тив, ес­ли я про­вожу те­бя до до­ма? – Ко­неч­но, – про­из­несла Лей­ла, и па­рень взял ее за ру­ку. Уже под­хо­дя к лиф­там, он вдруг вспом­нил сло­ва то­го муж­чи­ны, у ко­торо­го они с ма­терью по­купа­ли дом. «Доб­ро по­жало­вать в Пор­тсайд», – го­ворил тог­да он. – «Вам тут пон­ра­вит­ся!» Улыб­ка оза­рила ли­цо Ди­его. Муж­чи­на не ошиб­ся.

[last-cosmopolitan-blog]

Что я делаю с любовью?

Нер­вные паль­цы, уда­ря­ющие по стру­нам, асин­хро­низи­рован­ные с рас­се­ка­ющи­ми воз­дух пря­дями во­лос, ста­нут для ме­ня веч­ной лю­бовью. Ка­рие гла­за, со­чета­ющи­еся с плать­ем во­сем­надца­того ве­ка, на­шеп­ты­ва­ющие в мои ар­те­рии сти­хи Ах­ма­товой, ста­нут для ме­ня веч­ной лю­бовью. Оч­ки в тон­кой оп­ра­ве, объ­яв­ля­ющие веч­ный бой­кот иде­алам, фик­си­ру­ющие пей­за­жи, пор­тре­ты и на­тюр­морты, ста­нут для ме­ня веч­ной лю­бовью. Мяг­кий го­лос, оп­ле­та­ющий арит­мичное сер­дце, сколь­зя­щий по ве­нам и вос­пе­ва­ющий тор­жес­тво жиз­ни, ста­нет для ме­ня веч­ной лю­бовью. Пос­ле­дова­тель­ность ак­кордов, вы­битых в тка­ни вре­мени, ре­жущих слух до нас­то­ящих чувств, ста­нет для ме­ня веч­ной лю­бовью. Жи­вот­ные, сбе­жав­шие из зо­опар­ка, ищу­щие но­вой жиз­ни, из­брав­шие пре­зиден­та-тех­нокра­та, ста­нут для ме­ня веч­ной лю­бовью. Ры­жие во­лосы, об­рамля­ющие ос­трей­шие ску­лы, во­лосы, сре­ди ко­торых зац­ве­та­ют в ян­ва­ре под­солну­хи, ста­нут для ме­ня веч­ной лю­бовью. Чер­ная тос­ка, тле­ющая на гу­бах, ука­лыва­ющая мои гу­бы в по­лум­ра­ке тес­ной при­хожей - ста­нет для ме­ня веч­ной лю­бовью. Звез­дный свет, за­дева­ющий даль­ностью и сво­им хо­лодом - ста­нет для ме­ня веч­ной лю­бовью. А зна­чит, то­же бу­дет по­терян мною. Бу­дет сло­ман и выб­ро­шен ка­кой-то трех­летней частью мо­его моз­га. Это то, что я де­лаю с мо­ей веч­ной лю­бовью.

[nikakikhinterviu]

От Маска до Брэнсона: Чему великие люди научились у своих матерей

Че­ты­ре ис­то­рии о жен­щи­нах, ко­то­рые вы­рас­ти­ли главу Tesla, вла­дель­ца им­пе­рии Virgin Group, ос­но­ва­те­ля Facebook и со­зда­те­ля Microsoft? Кто они? Чем за­ни­ма­лись? И чему на­учи­ли своих сы­но­вей? 

[[more]]

Од­на­ж­ды Ав­ра­ам Лин­кольн ска­зал: «Всем, чего я до­стиг в жизни, я обя­зан своей ма­те­ри».

И хотя да­ле­ко не все го­то­вы про­из­не­сти такие же кра­си­вые слова, мно­гие из во­ро­тил фи­нан­со­во­го мира долж­ны быть бла­го­дар­ны своим ма­те­рям за все, что они для них сде­ла­ли. Ма­те­ри дали им пра­виль­ное вос­пи­та­ние, раз­ви­ва­ли их спо­соб­но­сти и по­мо­га­ли осу­ще­ствить мечты: имен­но они по­мог­ли ве­ли­ким мира сего стать теми, кем они яв­ля­ют­ся се­год­ня. Пред­ла­га­ем вам по­зна­ко­мить­ся с че­тырь­мя ис­то­ри­я­ми ма­те­рей круп­ней­ших ми­ро­вых пред­при­ни­ма­те­лей.

1. Мэй Маск: Не просто симпатичная мама

Ка­жет­ся, что если вы­са­дить мать Илона Маска на Марс, 68-лет­няя мо­дель и ди­е­то­лог до­бьет­ся успе­ха и там. Ка­рье­ра мо­де­ли Мэй Маск длит­ся уже свыше по­лу­ве­ка. Впер­вые она вышла на по­ди­ум в 15 лет в ад­ми­ни­стра­тив­ной сто­ли­це ЮАР Пре­то­рии, в 20 с неболь­шим она по­бе­ди­ла на на­ци­о­наль­ном кон­кур­се кра­со­ты, а в 2013, когда ей было уже 63, сня­лась об­на­жен­ной в скан­даль­ной фо­то­сес­сии для об­лож­ки жур­на­ла New York.

Маск также при­ни­ма­ла уча­стие в ре­клам­ных кам­па­ни­ях Revlon, Clinique and Virgin Airlines. Ей неод­но­крат­но при­хо­ди­лось на­чи­нать все за­но­во: после раз­во­да с мужем и несколь­ких боль­ших пе­ре­ез­дов, кроме того, она два­жды ме­ня­ла стра­ну жи­тель­ства. Выйдя замуж в 22 года, Мэй Маск стала успеш­ным вра­чом-ди­е­то­ло­гом и од­но­вре­мен­но с прак­ти­кой за­ня­лась вос­пи­та­ни­ем троих детей: Тоски, Илона и Ким­ба­ла.

Од­на­ко после раз­во­да она оста­лась един­ствен­ным кор­миль­цем, что было со­всем непро­сто. В ин­тер­вью Huffington Post Мэй ска­за­ла, что при­знать себя неудач­ни­цей ей не поз­во­ли­ла гор­дость. «Когда вы бедны, вам при­хо­дит­ся ста­рать­ся изо всех сил. Я сов­ме­ща­ла свою част­ную ди­е­то­ло­ги­че­скую прак­ти­ку, кон­суль­та­ции по ва­лео­ло­гии, ра­бо­ту мо­де­ли и при этом вос­пи­ты­ва­ла детей. Кру­ти­лась как белка в ко­ле­се», — го­во­ри­ла она.

Од­на­ко ее упор­ство ока­за­лось очень кста­ти, когда ее сын Илон в 17 лет пе­ре­ехал в Ка­на­ду. Вско­ре Мэй по­сле­до­ва­ла за ним, сняла квар­ти­ру с низ­кой аренд­ной пла­той и устро­и­лась на несколь­ко работ — одна из них была в То­ронт­ском уни­вер­си­те­те, так что ее дети смог­ли по­лу­чить бес­плат­ное об­ра­зо­ва­ние. Когда Илон и Ким­бал пе­ре­еха­ли в Крем­ни­е­вую до­ли­ну и ос­но­ва­ли ком­па­нию Zip2, ко­то­рая спе­ци­а­ли­зи­ро­ва­лась на про­грамм­ном обес­пе­че­нии для но­вост­ных ком­па­ний, их мама от­да­ла им все день­ги, что у нее были.

И даже те­перь, пе­ре­ехав из Нью-Йор­ка в Лос-Ан­дже­лес, чтобы быть ближе к своим детям, она не со­би­ра­ет­ся сбав­лять обо­ро­ты. «Я про­во­жу много вре­ме­ни со сво­и­ми тремя детьми и де­ся­тью вну­ка­ми. Также я даю уроки по здо­ро­во­му об­ра­зу жизни и пра­виль­но­му пи­та­нию в част­ной школе, ру­ко­вод­ство ко­то­рой дает мне воз­мож­ность кор­рек­ти­ро­вать свой гра­фик и сов­ме­щать пре­по­да­ва­ние с ра­бо­той мо­де­лью», — ска­за­ла Маск в ин­тер­вью Huffington Post в 2015 году. Те­перь вы по­ни­ма­е­те, от­ку­да взя­лись те напор и энер­гия, ко­то­ры­ми об­ла­да­ют Илон, его брат и сест­ра?

2. Еве Брэнсон: Леди без страха и упрека

Ричард Бр­эн­сон зна­ме­нит не толь­ко из-за пред­при­ни­ма­тель­ской де­я­тель­но­сти, но и бла­го­да­ря своим ши­ро­ко осве­ща­е­мым в прес­се по­пыт­кам по­бить ми­ро­вые ре­кор­ды в мо­ре­пла­ва­нии и по­ле­тах на воз­душ­ных шарах. Так что нет ни­че­го уди­ви­тель­но­го в том, что его мать также ис­пы­ты­ва­ет тягу к при­клю­че­ни­ям.

Еве Бр­эн­сон ро­ди­лась в Мидл­сек­се, Ан­глия, в 1924 году в семье во­ен­но­го и, со­глас­но ее ав­то­био­гра­фии, вы­да­ва­ла себя за юношу, чтобы вы­учить­ся на пи­ло­та пла­не­ра. Во время Вто­рой ми­ро­вой она доб­ро­воль­но всту­пи­ла в Жен­скую вспо­мо­га­тель­ную служ­бу ВМС. После войны, как ука­за­но на сайте ее бла­го­тво­ри­тель­ной ор­га­ни­за­ции Eve Branson Foundation, ра­бо­та­ла тан­цов­щи­цей и ак­три­сой и участ­во­ва­ла в ярких вест-энд­ских по­ста­нов­ках. После недол­гой ка­рье­ры ак­три­сы Еве стала стю­ар­дес­сой British South American Airways, а затем оста­ви­ла ра­бо­ту, выйдя замуж за май­о­ра-ка­ва­ле­ри­ста. У них ро­ди­лись трое детей (муж Еве скон­чал­ся в 2011 году).

За­му­же­ство и ма­те­рин­ство не уме­ри­ли ее прыть. Когда ее су­пруг про­ва­лил эк­за­мен на право за­ни­мать­ся ад­во­кат­ской прак­ти­кой, Еве стала за­ра­ба­ты­вать день­ги. В ста­тье, опуб­ли­ко­ван­ной в Daily Mail, го­во­рит­ся, что она «за­ня­лась ку­стар­ным про­из­вод­ством в са­до­вом сарае, из­го­тав­ли­вая по­душ­ки и де­ре­вян­ные сал­фет­ни­цы, ко­то­рые про­да­ва­ла в уни­вер­ма­ге Harrods».

Кроме того, она ра­бо­та­ла в во­ен­ной по­ли­ции, была ин­спек­то­ром по над­зо­ру за услов­но осуж­ден­ны­ми и ру­ко­во­ди­ла агент­ством недви­жи­мо­сти. Сей­час Еве 91 год, и вме­сте со своим сыном она участ­ву­ет в де­я­тель­но­сти Меж­ду­на­род­но­го цен­тра по­ис­ка про­пав­ших и экс­плу­а­ти­ру­е­мых детей (Еве со­сто­ит в прав­ле­нии, а Ричард ока­зы­ва­ет фи­нан­со­вую под­держ­ку).

Они также вме­сте ос­но­ва­ли бла­го­тво­ри­тель­ную ор­га­ни­за­цию в Ма­рок­ко, ко­то­рая по­мо­га­ет мест­ным жи­те­лям с обу­че­ни­ем и тру­до­устрой­ством. От­ве­чая на во­прос жур­на­ли­ста Daily Mail, как ей уда­ет­ся со­хра­нять юно­ше­ский задор, мать троих детей и ба­буш­ка 11 вну­ков ска­за­ла: «кок­тей­ли и мо­ло­дые муж­чи­ны». Как можно не лю­бить ее?

3. Карен Кемпнер: Скромный врач

О Карен Кемп­нер, ма­те­ри, по­жа­луй, са­мо­го из­вест­но­го и вли­я­тель­но­го пред­при­ни­ма­те­ля в об­ла­сти ин­тер­нет-тех­но­ло­гий — главы ком­па­нии Facebook Марка Цу­кер­бер­га — из­вест­но не так много. Ви­ди­мо, она не хочет при­вле­кать к себе вни­ма­ние.

В жур­на­ле New York на­пи­са­но, что Кемп­нер, строй­ная сту­дент­ка Бруклин­ско­го кол­ле­джа, ак­цент ко­то­рой сразу вы­да­вал в ней уро­жен­ку Квин­са, по­зна­ко­ми­лась со своим бу­ду­щим мужем Эд­вар­дом Цу­кер­бер­гом, изу­чав­шим сто­ма­то­ло­гию в Нью-Йорк­ском уни­вер­си­те­те, на сви­да­нии всле­пую.

В 1979 году они с Эд­вар­дом по­же­ни­лись и пе­ре­еха­ли в Уайт-Плейнс, штат Нью-Йорк, по­бли­же к кол­ле­джу, где Карен изу­ча­ла пси­хи­ат­рию. У них с мужем чет­ве­ро детей. После по­лу­че­ния ди­пло­ма Карен не так долго ра­бо­та­ла пси­хи­ат­ром. Она ре­ши­ла стать ад­ми­ни­стра­то­ром сто­ма­то­ло­ги­че­ско­го ка­би­не­та сво­е­го мужа, ко­то­рый на­хо­дил­ся в их доме в го­род­ке Доббс-Фер­ри. Несмот­ря на со­сто­я­ние в 60 млн дол­ла­ров в ак­ци­ях Facebook, су­пру­ги по-преж­не­му живут на ста­ром месте.

Когда Эд­вард од­на­ж­ды давал ин­тер­вью на радио, до­зво­нив­ший­ся в сту­дию слу­ша­тель спро­сил его, ра­бо­та­ла ли Карен, когда их дети были ма­лень­ки­ми. Эд­вард от­ве­тил: «Моя жена была су­пер­жен­щи­ной. Ей уда­ва­лось ра­бо­тать и оста­вать­ся дома».

Нет со­мне­ний, что глава Facebook при­дер­жи­ва­ет­ся та­ко­го же вы­со­ко­го мне­ния о Карен, что и его отец. Во время встре­чи с пре­мьер-ми­ни­стром Индии один из во­про­сов, за­дан­ных Мар­ком Цу­кер­бер­гом На­рендре Моди, ка­сал­ся его ма­те­ри.

Да и выбор су­пру­ги са­мо­го Цу­кер­бер­га также весь­ма по­ка­за­те­лен. Прис­цил­ла Чан, на ко­то­рой глава Facebook же­нил­ся в 2012 году, как и Карен, яв­ля­ет­ся скром­ным вра­чом и из­бе­га­ет об­ще­ния с жур­на­ли­ста­ми.

4. Мэри Максвелл Гейтс: Успешная бизнес-леди и филантроп

Го­во­ря о своей ма­те­ри, ос­но­ва­тель Microsoft Билл Гейтс, самый бо­га­тый че­ло­век в мире с со­сто­я­ни­ем в 76,7 млрд дол­ла­ров, часто вспо­ми­на­ет пись­мо, ко­то­рое она на­пи­са­ла его тогда еще неве­сте Ме­лин­де на­ка­нуне их сва­дьбы.

Там было на­пи­са­но: «Кому мно­гое дано, с того много и спро­сит­ся».

Мэри Макс­велл Гейтс, ко­то­рая много лет за­ни­ма­лась бла­го­тво­ри­тель­но­стью, скон­ча­лась 6 ме­ся­цев спу­стя в воз­расте 64 лет от рака груди. Гейтс со­хра­нил ее пись­мо и вско­ре сов­мест­но с отцом Бил­лом Гейт­сом-стар­шим ос­но­вал бла­го­тво­ри­тель­ный фонд Bill & Melinda Gates Foundation. Это было ис­пол­не­ние воли его ма­те­ри, ко­то­рая, как и ее сын, об­ла­да­ла ост­рым умом и спо­соб­но­стя­ми к пред­при­ни­ма­тель­ству.

Мэри была луч­шей уче­ни­цей в школе и кол­ле­дже, где она по­зна­ко­ми­лась со своим му­жем-ад­во­ка­том. У них ро­ди­лись трое детей. Она за­ня­лась бла­го­тво­ри­тель­ной де­я­тель­но­стью и со­сто­я­ла в прав­ле­ни­ях несколь­ких круп­ных ор­га­ни­за­ций, в том числе United Way, где сна­ча­ла была пред­се­да­те­лем прав­ле­ния в окру­ге Кинг, а затем стала пер­вой жен­щи­ной, воз­гла­вив­шей ис­пол­ни­тель­ный ко­ми­тет этой круп­ней­шей ор­га­ни­за­ции.

Мэри убе­ди­ла сво­е­го сына, быв­ше­го на тот мо­мент гла­вой Microsoft, за­пу­стить про­грам­му Employees Giving Campaign, в рам­ках ко­то­рой со­труд­ни­ки ком­па­нии за­ни­ма­ют­ся сбо­ром средств для United Way и дру­гих бла­го­тво­ри­тель­ных ор­га­ни­за­ций. Затем и сам Гейтс вошел в со­став прав­ле­ния этой ор­га­ни­за­ции. 

Мэри Гейтс была чле­ном мно­гих круп­ных ор­га­ни­за­ций, а став одним из по­пе­чи­те­лей Ва­шинг­тон­ско­го уни­вер­си­те­та в 1975 году, она ини­ци­и­ро­ва­ла пре­кра­ще­ние ин­ве­сти­ций в ЮАР, где про­во­ди­лась по­ли­ти­ка апар­те­ида.

По сло­вам ее до­че­ри Либби Ар­мин­тра­ут, она была очень тре­бо­ва­тель­ной ма­те­рью и много вни­ма­ния уде­ля­ла своим детям. «Ее за­бо­ти­ли не толь­ко наши оцен­ки и дру­гие ме­ло­чи, но и то, как мы вели себя на людях, как скла­ды­ва­лись наши от­но­ше­ния с дру­ги­ми лю­дь­ми», — го­во­рит Ар­мин­тра­ут.

[kymanweek]

Day 5 #kymanweek

https://ficbook.net/readfic/7073537

Кай­лу снит­ся шо­колад­ная ре­ка. Ши­рокая, вы­ходя­щая из бе­регов. По ре­ке плы­вут не­боль­шие круг­лые ло­доч­ки, ко­торые ока­зыва­ет­ся пон­чи­ками при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии. Кайл и сам си­дит на од­ном из них, по­лощет ступ­ни в ко­рич­не­вой аро­мат­ной во­де и об­ма­хива­ет се­бя по­лотен­цем, по­тому что сол­нце па­лит не­щад­но.  Обыч­но Кай­лу снят­ся со­вер­шенно иные ве­щи, ли­шён­ные зап­ре­дель­ной аб­сур­днос­ти, но ему впол­не ком­фор­тно, и он да­же ма­ка­ет па­лец в шо­колад, что­бы об­лизнуть его.  Бу­дят его ос­то­рож­но, пот­ря­хивая за пле­чи и пог­ла­живая по го­лове. Броф­лов­ски да­же за­думы­ва­ет­ся в по­лус­не, что слу­чилось с его ма­мой, что она вдруг так лас­ко­ва с ним. Толь­ко это вов­се не ма­ма. Кайл от­кры­ва­ет гла­за и удив­лённо наб­лю­да­ет са­мого се­бя, на­вис­ше­го свер­ху. Ка­жет­ся, сон про­дол­жа­ет­ся, при­няв иную фор­му, зе­ва­ет Кайл, всмат­ри­ва­ясь в своё ху­дое нап­ря­жён­ное ли­цо, и при­нима­ет ре­шение без­мя­теж­но спать даль­ше. Кайл из сна ока­зыва­ет­ся жут­ко не­удов­летво­рён этим, по­тому что сно­ва на­чина­ет тряс­ти са­мого се­бя, по­ка Кайл ре­шитель­но не от­кры­ва­ет гла­за и не про­сыпа­ет­ся окон­ча­тель­но. — Доб­рое ут­ро, Ка­ел, — го­ворит раз­бу­див­ший его собс­твен­ным го­лосом, об­ра­ща­ясь к не­му, и у Кай­ла тя­желе­ют но­ги от сте­пени не­ре­аль­нос­ти про­ис­хо­дяще­го. Ес­ли до­пус­тить, что это не сон, то что это? — Эм… Доб­рое… — Кайл по­тяги­ва­ет­ся и зе­ва­ет, по­дав­ляя за­рож­да­ющу­юся па­нику, по­тому что вмес­те с ос­татка­ми сна дол­жен ис­чезнуть и его дуб­ли­кат, но это­го все ещё не про­изош­ло. Стоп. Се­кун­дочку. — Доб­рое… Доб­рое… Кайл пов­то­ря­ет сло­во дваж­ды, по­ка не осоз­на­ёт, что го­ворит не сво­им го­лосом. Да­же боль­ше, что го­ворит го­лосом Эри­ка Кар­тма­на. Страх про­тыка­ет его груд­ную клет­ку усер­дно и нес­коль­ко раз под­ряд, а по­том за­лива­ет ту­да вяз­кий тлен­ный субс­трат, и Кайл орёт. Ди­ко, пу­га­юще, за­жимая уши, что­бы не слы­шать чу­жой го­лос из сво­его рта. Ды­шать ста­новит­ся труд­ней, и он за­мира­ет, су­дорож­но ища воз­дух ртом. Сво­им ли ртом?.. — Что про­ис­хо­дит… — на­конец вы­дав­ли­ва­ет он и каш­ля­ет, тро­га­ет ру­ками своё гор­ло, не на­щупы­вая паль­ца­ми да­же ка­дыка. Гос­по­ди И­ису­се, — что, мать ва­шу, про­ис­хо­дит?.. — Так, ус­по­кой­ся, Ка­ел. Ти­хо, не на­до так па­нико­вать, ты пов­ре­дишь моё хруп­кое те­ло, — из­да­тель­ски спо­кой­но про­из­но­сит то-что-выг­ля­дит-как-Кайл и са­дит­ся на край кро­вати. Кайл за се­кун­ду вспо­мина­ет прош­лый ве­чер. Ле­пес­тки роз в ван­не. Крас­ное ви­но в бо­калах. Креп­кие мяг­кие ру­ки сна­чала на его та­лии, за­тем на по­яс­ни­це. Круп­ные уве­рен­ные паль­цы, что ка­са­ют­ся, ка­жет­ся, аб­со­лют­но вез­де. Тя­жёлое ды­хание на его шее и по­целуи — бес­ко­неч­ные, то неж­ные, то страс­тные, об­жи­га­ющие ко­жу. «Как же я люб­лю те­бя, ско­тина пар­ха­тая», «Я бы всё от­дал за те­бя, Ка­ел, слы­шишь?», «Ты прек­ра­сен. Ты со­вер­шенс­тво. Я бы хо­тел хо­тя бы день по­быть та­ким же как ты»… Кай­лу хва­та­ет ещё од­ной се­кун­ды, что­бы вско­чить и под­бе­жать к зер­ка­лу на двер­це шка­фа. Ну да, так и есть. На не­го взи­ра­ет са­мый что ни на есть гад­кий Эрик Те­одор Кар­тман. Кар­тман. И он в его те­ле. И вов­се не как вче­ра ве­чером, ког­да в его те­ле бы­ло прос­то пот­ря­са­юще теп­ло и тес­но, нет.  Кайл обо­рачи­ва­ет­ся и не­веря­ще смот­рит на са­мого се­бя в этой не­лепой си­ней пи­жаме. Это на­зыва­ет­ся «пос­мотреть на се­бя со сто­роны» или «по­чувс­тво­вать се­бя в чу­жой шку­ре», толь­ко не фи­гураль­но, а фак­ти­чес­ки. Кар­тман, ве­ро­ят­но, чувс­тву­ет се­бя впол­не ком­фор­тно, ски­нув, на­конец, свой лиш­ний вес, по­тому что он смир­но си­дит на кро­вати, по­ложив ру­ки на ко­лени, и смот­рит, как Кайл раз­гля­дыва­ет свои склад­ки на жи­воте, как за­дира­ет фут­болку и тро­га­ет об­висшие гру­ди, как вер­тится и щу­па­ет свою не­объ­ят­ную зад­ни­цу и пе­ри­оди­чес­ки жму­рит­ся и щи­пет се­бя, всё ещё же­лая прос­нуть­ся. Хо­тя бы он боль­ше не ве­рещит и не выг­ля­дит как че­ловек, го­товый от от­ча­яния вый­ти в ок­но, нет. Кайл прос­то изу­ча­ет своё туч­ное груз­ное те­ло и тя­жело взды­ха­ет, не при­вык­ший к та­кому ве­су.  — М-м-м, Ка­ел… Всё в по­ряд­ке? — Кар­тман за­да­ёт, по­жалуй, са­мый иди­от­ский воп­рос в дан­ной си­ту­ации. Ко­неч­но, де­сять раз всё в по­ряд­ке, ага. — Ка­кого хре­на, Кар­тман… Ка­кого, блин, хре­на, а… — Кайл ус­та­ёт дви­гать­ся на враз отек­ших но­гах и вя­ло плю­ха­ет­ся ря­дом. Кро­вать жа­лоб­но хрус­тит и  про­гиба­ет­ся. Кайл зак­ры­ва­ет ши­рокое ли­цо ла­доня­ми. Паль­цы от­че­го-то бо­лят, как и по­яс­ни­ца. — Кайл, слу­шай… Я по­нимаю, что ты в шо­ке, но… Да­вай не бу­дем де­лать глу­пос­тей, а? — Глу­пос­тей?! — Кайл взры­ва­ет­ся и рез­ко обо­рачи­ва­ет­ся к сво­ему со­бесе­нику. Кри­чать на са­мого се­бя ока­зыва­ет­ся до­воль­но слож­но. Не то что­бы Кайл не де­лал это­го рань­ше, но тог­да на не­го не смот­ри его боль­шие зе­лёные ��ла­за так в упор, так жа­лоб­но. — То есть… Кар­тман, ты по­нима­ешь, что слу­чилось? Ты в мо­ём те­ле, а я в тво­ём, мать твою! — М-м-м, эта по­за, вро­де, 69, да? — Кар­тма­ну за­бав­но. Он щу­рит свои ев­рей­ские гла­зён­ки и ши­роко улы­ба­ет­ся, де­монс­три­руя ров­ные бе­лые зу­бы. Кай­лу так не­удер­жи­мо хо­чет­ся ему вре­зать, что он да­же за­махи­ва­ет­ся, но Кар­тман про­вор­но от­ска­кива­ет к две­ри и выс­тавля­ет ру­ки. — Броф­лов­ски, уй­мись. Или ты се­бя по­кале­чить хо­чешь? Я по­нимаю, ты по­терян, но… — По­терян?! Да нет! Нет, Кар­тман! Я най­ден! В тво­ём жир­ном мер­зком те­ле! Вот где я! А зна­ешь, что са­мое смеш­ное?! Мне ско­ро ид­ти до­мой, уб­лю­док! Иди­от! Мне быть спо­кой­ным?! Я ве­шу, дол­жно быть, тон­ну!!! — Зна­ешь, Ка­ел, я с рож­де­ния в этом те­ле и по­ка что не от­ки­нул­ся! Будь добр и ты сле­дить за эти­ми прек­расны­ми фор­ма­ми, раз уж ты счас­тли­вый их об­ла­датель. По ка­кой-то при­чине, — Эрик че­шет шею сво­ими тон­ки­ми кра­сивы­ми паль­ца­ми и, не удер­жавшись, це­лу­ет се­бя в за­пястье, вды­ха­ет неж­ный за­пах ла­ван­до­вого ге­ля для ду­ша, что поль­зу­ет­ся Кайл. Его Кайл.  Кайл, бе­шено скри­пит зу­бами и сжи­ма­ет ку­лаки. С тру­дом, на­до ска­зать, пре­воз­мо­гая дис­комфорт на гра­ни бо­ли. Кар­тман что, в са­мом де­ле всег­да чувс­тву­ет се­бя та­ким тол­стым?.. Ужас­но. Кайл ело­зит на кро­вати, вы­тяги­вая но­ги, что­бы об­легчить дис­комфорт в ко­ленях, но они по-преж­не­му тем­нее чем ос­таль­ное те­ло и опух­шие. Ес­ли мать уз­на­ет… Бо­же. Кайл не мо­жет се­бе во­об­ра­зить, что про­изой­дёт, ес­ли её не хва­тит удар в пер­вую се­кун­ду. А он хва­тит, это как пить дать, от та­кого-то зре­лища. Со­вер­шенно оче­вид­но, что рас­ска­зывать ко­му-ни­будь, да­же грё­бано­му Стэ­ну, ка­тего­ричес­ки зап­ре­щено.  — Кар­тман, — Кайл под­ни­ма­ет го­лову и уби­то взды­ха­ет, — что мы бу­дем де­лать?.. Кар­тман лег­ко под­хо­дит и са­дит­ся ря­дом, об­ни­ма­ет сво­ими ру­чон­ка­ми и опус­ка­ет го­лову на ши­рокое пле­чо. Те­перь они ви­дят се­бя в зер­ка­ло, и этр выг­ля­дит впол­не ес­тес­твен­но со сто­роны, но из­нутри — это жут­кий, не­объ­яс­ни­мый сюр, и с этим нуж­но что-то де­лать. — Не знаю, Ка­ел… Ду­маю, нуж­но поп­ро­бовать по­жить так, на вся­кий слу­чай. Вдруг мы не най­дём сра­зу таб­летку или что-то ти­па то­го для об­ратно­го об­ме­на тел. — По­жить… так?.. Таб­летка?.. — Кайл шлё­па­ет пух­лы­ми гу­бами и от­ки­дыва­ет чёл­ку на­зад. Чёл­ку? Ка­кой кош­мар. Его куд­ри те­перь при­над­ле­жат Эри­ку Кар­тма­ну. Он и сам при­над­ле­жит Эри­ку Те­одо­ру Кар­тма­ну. Боль­ше чем всег­да. — А что, Кайл? Да­вай-ка пос­лу­ша­ем твой ва­ри­ант. Бу­дем ме­тать­ся по ком­на­те, ре­зать се­бя и орать ма­том? Это по­может, по-тво­ему, жи­дяра? — Те­перь ты жи­дяра, ха! По­нял?! — Кайл зло­рад­но сме­ёт­ся чу­жим сме­хом и чувс­тву­ет се­бя так, как, ве­ро­ят­но, Кар­тман чувс­тву­ет се­бя каж­дый день. — М-да, точ­но, — Кар­тман пе­чаль­но мор­щит нос и за­пус­ка­ет пя­тер­ню в свои ры­жие куд­ри, — да, я ев­рей, твою-то мать… — Эй! В этом нет ни­чего та­кого! Что это, ес­ли не шанс по­нять ка­ково, ког­да те­бя каж­дый день по­лива­ют дерь­мом! — Ник­то те­бя не по­лива­ет, кро­ме ме­ня, — Кар­тман до­воль­но ска­лит­ся и тя­нет­ся за по­целу­ем, но в пос­леднюю се­кун­ду отс­тра­ня­ет­ся и хму­рит­ся. — Чёрт, это от­стой прос­то. Это мне что, се­бя це­ловать, что ли… — За­будь о по­целу­ях, Кар­тман, — Кайл гнев­но сдви­га­ет бро­ви, — «всё бу­дет хо­рошо», «это прос­то секс, Кайл», «па­роч­ки де­ла­ют это, Кайл»… Па­роч­ки, Кар­тман! Обыч­ные па­роч­ки! А не мы, у нас ж всё по-дру­гому… Кайл ка­ча­ет го­ловой и трёт гла­за паль­ца­ми. Ве­ки бо­лят, гла­за хо­чет­ся зак­рыть нав­сегда и не от­кры­вать. Кар­тман ль­нёт сбо­ку, трёт­ся ще­кой о пле­чо и, ви­димо, чувс­тву­ет се­бя ви­нова­тым. Собс­твен­но, так и есть, уве­рен Кайл. Кто, ес­ли не Кар­тман? Во­об­ще-то ему по­лез­но по­ходить в те­ле ев­рея. Кайл хму­рит­ся ещё с пол­ми­нуты, а по­том на­чина­ет оде­вать­ся. С тру­дом и удив­ле­ни­ем на­тяги­ва­ет на се­бя шта­ны Кар­тма­на, что ед­ва зас­тё­гива­ют­ся. За­тем на­тяги­ва­ет фут­болку и тщет­но про­бу­ет втя­нуть жи­вот. Он ед­ва мо­жет ви­деть свои но­ги, и это так стран­но. — Как ты… хо­дишь, Кар­тман?.. — Кайл про­водит ру­ками по ши­роким бо­кам, что так при­ят­но бы­ло об­ни­мать и сжи­мать. Кар­тман, буб­ня се­бе под нос что-то про нес­час­тную судь­бу ре­бён­ка, что рос без от­ца и в не­люб­ви, лег­ко скло­ня­ет­ся до по­ла, под­ни­мая рас­чёску, и вос­торжен­но про­из­но­сит «Вау». — Что вау? — Кайл обо­рачи­ва­ет­ся на не­го, не­доволь­но сжи­мая гу­бы. Этот кре­тин что, взду­мал нас­лаждать­ся жизнью? Ну уж нет.  — Ты та­кой лёг­кий, Кайл, та­кой гиб­кий, бож ты мой… Крас­не­ют оба, вспо­миная вче­раш­ний ве­чер и то, ка­кой же гиб­кий Кайл, да-а… — А ты… жир­ная ту­ша, Кар­тман. Я го­ворил? — Го­ворил, жид, мил­ли­оны раз.  *** Это ока­зыва­ет­ся слож­нее чем ка­залось. Прой­ти по ули­це в но­вых те­лах, не прив­ле­кая вни­мания, ког­да тол­стый па­рень всё вре­мя щу­па­ет се­бя за зад, а то­щий — под­пры­гива­ет как под ЛСД.  — Кар­тман, уй­мись, на нас лю­ди смот­рят. — Кто бы го­ворил, хо­рош се­бя тро­гать. То есть ме­ня.  — Я не тро­гаю, мне ид­ти тя­жело! Я сей­час сдох­ну! — Да­вай по­об­зы­ва­ем­ся, Ка-а-а­ел? Как те­бе «жир­ная жо­па»? А «жир­трест»? Нра­вит­ся, да? — Кар­тман скре­щива­ет ру­ки на гру­ди. — Зат­кнись, жид… О, по­луча­ет­ся, — Кайл до­воль­но ска­лит­ся и под­ми­гива­ет сво­ему те­лу. — Ве­ди се­бя мной, по­жалуй­ста, ког­да при­дём ко мне, хо­рошо?.. — А ты мной, жир­трест, — Кар­тман поп­равля­ет шап­ку и ус­ко­ря­ет­ся, с нас­лажде­ни­ем слу­шая заг­нанное тя­жёлое ды­хание за сво­ей спи­ной. *** — Ну, что, маль­чи­ки, как про­вели вре­мя ве­чером? — Шей­ла сни­ма­ет с Кар­тма­на зе­лёную шап­ку и це­лу­ет в ма­куш­ку. Кайл по­дав­ля­ет при­лив рев­ности и по­казы­ва­ет ук­радкой язык, втис­ки­вая свою ту­шу на стул, ко­торый ока­зыва­ет­ся та­ким ма­лень­ким. Не­уже­ли Кар­тма­ну так не­удоб­но си­деть?.. — Смот­ре­ли «Тер­ми­нато­ра» и ужи­нали, мя-ям, — ух­мы­ля­ясь, тя­нет Кар­тман го­лос­ком Кай­ла, и тот чувс­тву­ет приб­ли­жение пол­но­го про­вала. Он нас­ту­па­ет но­жищей на собс­твен­ную но­гу под сто­лом и зло щу­рит­ся, — а по­том у ме­ня на­чалась ди­арея, и я про­сидел в ту­але­те два ча­са. Шей­ла оха­ет и нак­ла­дыва­ет на та­рел­ки го­рячие блин­чи­ки с крас­ной ик­рой, жа­лос­тли­во взды­ха­ет: — Бу­боч­ка, от­че­го-та­ки ди­арея? Кайл крас­не­ет и пы­жит­ся, но до­тянуть­ся до но­ги под сто­лом боль­ше не мо­жет, так как Кар­тман уби­ра­ет их даль­ше и не­воз­му­тимо при­супо­нива­ет­ся к блин­чи­кам. — Да прос­то я на­шёл прос­ро­чен­ный сок и на­лил Кай­лу. Я не по­думал. Я та­кой ту­пой иног­да, мис­сис Броф­лов­ски, — ши­пит Кайл. — Да, а я го­ворил: «Что? Все­го на не­делю прос­ро­чен­ный? Та­ки в са­мый раз! И но­вый не по­купать!», так что, мям, ви­новат всё же я, что си­дел на тол­чке три ча­са, — Кар­тман не­вин­но хло­па­ет длин­ны­ми рес­ни­цами. Он на­мерен сло­пать по при­выч­ке все бли­ны, но боль­ше двух по­чему-то не ле­зет: по­яв­ля­ет­ся неп­ри­ят­ная тя­жесть и дис­комфорт. — Да я то­же хо­рош, мис­сис Броф­лов­ски, я ж на­лил ему этот сок, что­бы на­солить, а не сэ­коно­мить, — Кайл про­жига­ет Кар­тма­на взгля­дом, с удо­воль­стви­ем жуя чет­вёртый блин по счё­ту. Он ни­ког­да не поз­во­лил бы се­бе по­доб­но­го, ес­ли бы не счас­тли­вый слу­чай. — А я об­зы­вал его жир­трес­том и жир­ной зад­ни­цей, вот он и ра­зоз­лился, — Кар­тман ос­матри­ва­ет стол в по­ис­ках че­го-то вкус­но­го, но пе­ред ним толь­ко овощ­ной са­лат и зе­лёный чай. Ещё ка­кие-то ле­пёш­ки, край­не не­ап­пе­тит­ные на вид. Бед­ный Кайл, не­уже­ли его ра­ци­он всег­да так ску­ден? — Так-так, маль­чи­ки! Что я та­ки слы­шу? Вы оба ве­ли се­бя прос­то от­вра­титель­но! — Шей­ла от­ве­шива­ет Кай­лу лёг­кий под­за­тыль­ник и удос­та­ива­ет Кар­тма­на то­го же. — Ес­ли хо­тите и даль­ше хо­дить друг к дру­гу в гос­ти, вам при­дёт­ся пе­рес­мотреть своё по­веде­ние. Я от те­бя не ожи­дала, Кайл… Те­бе че­тыр­надцать лет, а пос­тупки, ей-бо­гу, на во­семь! Кар­тман за­мира­ет, ког­да мать Кай­ла смот­рит на не­го с нес­кры­ва­емым раз­дра­жени­ем и сму­щени­ем. Ка­жет­ся, ей не­лов­ко пе­ред гос­тем, что её сын всё ещё спо­собен об­зы­вать­ся. Кар­тма­ну на се­кун­ду да­же ста­новит­ся страш­но, за­то он по­нима­ет, в ко­го у Кай­ла бы­ва­ет та­кой прон­зи­тель­ный глу­бокий взгляд, ког­да он слов­но бы рёб­ра вы­ламы­ва­ет. — Кхм! Мис­сис Броф­лов­ски, а рас­ска­жите про Ха­нуку! А то я хо­чу поз­дра­вить Кай­ла в этом го­ду и не знаю как, — Кайл ку­са­ет гу­бы, чувс­твуя жа­лость к то­му, кто за­перт в его собс­твен­ном те­ле. И к са­мому се­бе. Мать в са­мом де­ле бы­ва­ет че­рес­чур влас­тной, на гра­ни с жес­то­костью. И Кар­тма­ну нуж­на по­мощь. К счастью, Шей­ла лег­ко пе­рек­лю­ча­ет­ся и на­чина­ет рас­ска­зывать ис­то­рию праз­дни­ка, ак­тивно жес­ти­кули­руя и прип­равляя всё это де­ло не­ведо­мыми Кар­тма­ну сло­веч­ка­ми. Кайл смот­рит на Кар­тма­на и не чувс­тву­ет раз­дра­жения. Да, они пос­то­ян­но ссо­рят­ся и пос­то­ян­но го­товы пор­вать друг дру­га. Да, им при­ходит­ся скры­вать то, что они вмес­те, от все­го ми­ра, по­тому что Кайл не го­тов рас­ска­зать. И Кар­тман ведь ус­ту­па­ет. Уп­ря­мый, гор­дый Кар­тман ус­ту­па­ет в этом воп­ро­се, как и всег­да, ког­да Кайл это­го хо­чет. Впер­вые с ут­ра Кайл ис­крен­не улы­ба­ет­ся че­рез стол и по­луча­ет улыб­ку, ко­торую рань­ше ви­дел в зер­ка­ле.  — …по­это­му Ха­нука так и на­зыва­ет­ся, Эрик! Я на­де­юсь, ты не сме­ёшь­ся боль­ше над Кай­лом из-за его ве­ры?.. «Да! Кар­тман, бо­же!.. Глуб­же… Ещё… О мой бог… О бо­же! Да! Бо­же, Кар­тман!» — Нет, мис­сис Броф­лов­ски, — Кайл ши­роко улы­ба­ет­ся, вспо­миная вче­раш­ний ве­чер, — не сме­юсь. Кар­тман выг­ля­дит рас­те­рян­ным — от­то­го, что боль­ше трёх бли­нов и чаш­ки чая в его же­лудок, оче­вид­но, боль­ше ни­чего не вле­зет, и ни­како­го удов­летво­рения от пи­щи он не по­лучил аб­со­лют­но, и от­то­го, что Кайл выг­ля­дит ка­ким-то край­не счас­тли­вым, хо­тя они всё ещё не зна­ют как вер­нуть се­бе свои те­ла. Воз­можно, Кайл не ду­ма­ет о том, что он в чу­жом те­ле? Воз­можно, Кайл улы­ба­ет­ся, по­тому что ду­ма­ет о чём-то по-нас­то­яще­му важ­ном? Важ­нее внеш­ности, ве­са и го­лоса. Воз­можно, Кайл ду­ма­ет о са­мом важ­ном, что слу­чилось в его жиз­ни. О том, что ку­да бо­лее стран­но, чем грё­баный об­мен те­лами. Кайл ду­ма­ет о том, что лю­бит Эри­ка Кар­тма­на, лю­бит с са­мого детс­тва, ког­да ещё да­же и по­думать не мог об этом. Кайл ду­ма­ет, что лиш­ний вес и эти склад­ки на са­мом де­ле при­чиня­ют ку­да боль­ший дис­комфорт чем ка­залось со сто­роны. Кайл ду­ма­ет, что одыш­ка — не по­вод для нас­ме­шек, хо­тя, ко­неч­но, ед­ва ли пе­рес­та­нет сме­ять­ся над не­пово­рот­ли­востью Кар­тма­на, но толь­ко по­тому, что Кар­тман ему поз­во­ля­ет. Ещё Кайл ду­ма­ет, что се­год­ня он мно­гое по­нял. И Кар­тман, пе­чаль­но хрус­тя­щий сель­де­ре­ем, ка­жет­ся, то­же.  Да, оп­ре­делён­но, Кайл улы­ба­ет­ся имен­но по этой при­чине.

[laskatvoritchudesa]

Побеждает наименее толерантный: Как работает диктатура меньшинства

Си­ту­а­ция, ко­то­рую я со­би­ра­юсь опи­сать — луч­ший из­вест­ный мне при­мер, да­ю­щий пол­ное пред­став­ле­ние о том, как функ­ци­о­ни­ру­ют слож­ные си­сте­мы.

[[more]]

Когда чис­лен­ность бес­ком­про­мисс­но на­стро­ен­но­го мень­шин­ства опре­де­лен­но­го типа до­сти­га­ет ка­ко­го-то по­ро­го­во­го уров­ня — ка­за­лось бы, незна­чи­тель­но­го, ска­жем, в три или че­ты­ре про­цен­та от общей чис­лен­но­сти на­се­ле­ния, — осталь­ной по­пу­ля­ции при­хо­дит­ся под­чи­нить­ся их пред­по­чте­ни­ям. Кроме того, вме­сте с до­ми­ни­ро­ва­ни­ем мень­шинств воз­ни­ка­ет за­нят­ная оп­ти­че­ская ил­лю­зия: на­ив­но­му на­блю­да­те­лю будет ка­зать­ся, что в об­ще­стве гос­под­ству­ет выбор и пред­по­чте­ния боль­шин­ства.

Воз­мож­но, это ка­жет­ся вам аб­сурд­ным, но при­чи­на этого в том, что наши ин­ту­и­тив­ные суж­де­ния плохо ра­бо­та­ют в по­доб­ных си­ту­а­ци­ях (на­столь­ко, что лучше во­об­ще за­быть обо всем, что ка­жет­ся нам оче­вид­ным с на­уч­ной или ака­де­ми­че­ской точки зре­ния — такие оза­ре­ния непри­ме­ни­мы к слож­ным си­сте­мам, хотя с успе­хом за­ме­ня­ют жи­тей­скую муд­рость).

Ос­нов­ная идея тео­рии слож­ных си­стем за­клю­ча­ет­ся в том, что по­ве­де­ние це­ло­го нель­зя пред­ска­зать по свой­ствам его ча­стей. Вза­и­мо­дей­ствие зна­чит го­раз­до боль­ше, чем устрой­ство эле­мен­тар­ных еди­ниц.

Изу­че­ние от­дель­ных му­ра­вьев ни­ко­гда (ред­кий слу­чай, когда можно с уве­рен­но­стью упо­треб­лять слово «ни­ко­гда»), ни­ко­гда не даст нам пред­став­ле­ния о том, как устро­ен му­ра­вей­ник. Для этого нам при­дет­ся рас­смат­ри­вать му­ра­вей­ник как целое, а не как боль­шую кучу му­ра­вьев — ни боль­ше, ни мень­ше.

Это свой­ство си­стем на­зы­ва­ет­ся «эмер­джент­ность»: целое от­ли­ча­ет­ся от суммы со­став­ля­ю­щих его ча­стей, по­то­му что глав­ное — это то, как про­те­ка­ет вза­и­мо­дей­ствие между ча­стя­ми. При­том эти вза­и­мо­дей­ствия могут под­чи­нять­ся очень про­стым пра­ви­лам, и сей­час мы об­су­дим как раз одно из таких пра­вил — пра­ви­ло мень­шинств.

Пра­ви­ло мень­шинств по­ка­зы­ва­ет: чтобы со­об­ще­ство функ­ци­о­ни­ро­ва­ло долж­ным об­ра­зом, нужно толь­ко одно — неболь­шое ко­ли­че­ство нето­ле­рант­ных, доб­ро­де­тель­ных людей, ко­то­рые лично за­ин­те­ре­со­ва­ны в ис­хо­де игры. По иро­нии судь­бы, эта сцена, как нель­зя лучше ил­лю­стри­ру­ю­щая по­ве­де­ние слож­ных си­стем, про­изо­шла на пик­ни­ке, устро­ен­ном Ин­сти­ту­том слож­ных си­стем Новой Ан­глии.

Пока ор­га­ни­за­то­ры уста­нав­ли­ва­ли столы и рас­став­ля­ли на­пит­ки, ко мне по­до­шел при­я­тель — ор­то­док­саль­ный иудей, упо­треб­ля­ю­щий толь­ко ко­шер­ную пищу. Зная, что он весь­ма на­блю­да­те­лен, я пред­ло­жил ему ста­кан этой жел­той под­сла­щен­ной воды с ли­мон­ной кис­ло­той, ко­то­рую люди по­че­му-то ино­гда на­зы­ва­ют ли­мо­на­дом, — почти в пол­ной уве­рен­но­сти, что он от­ка­жет­ся из-за своих ди­е­ти­че­ских огра­ни­че­ний. Од­на­ко он пре­спо­кой­но при­нял на­пи­ток (на­зо­вем это ли­мо­на­дом).

Еще один гость, также со­блю­да­ю­щий каш­рут, за­ме­тил: «Тут все на­пит­ки ко­шер­ные». Мне ука­за­ли на кар­тон­ную ко­роб­ку: на ней был на­пе­ча­тан кро­шеч­ный сим­вол, буква U в круге — от­мет­ка о ко­шер­но­сти.

Этот сим­вол сразу видят те, кто знают о нем и спе­ци­аль­но ищут. Осталь­ные же, как и я сам — «я и не по­до­зре­вал, что вот уже более со­ро­ка лет го­во­рю про­зой!» — пьют ко­шер­ные на­пит­ки, и не по­до­зре­вая, что они ко­шер­ны.

Преступники с аллергией на арахис

И тут я осо­знал стран­ный факт. Каш­рут со­блю­да­ют менее 0,3% жи­те­лей Со­еди­нен­ных Шта­тов. Тем не менее почти все на­пит­ки ко­шер­ны. По­че­му? Да по­то­му что с пол­но­стью ко­шер­ны­ми на­пит­ка­ми про­из­во­ди­те­лю, ба­ка­лей­щи­ку или ре­сто­ра­то­ру проще жи­вет­ся — не при­хо­дит­ся за­бо­тить­ся о спе­ци­аль­ной мар­ки­ров­ке, от­дель­ных при­лав­ках и хра­ни­ли­щах, раз­дель­ной ин­вен­та­ри­за­ции. 

Про­стое пра­ви­ло, ко­то­рое ме­ня­ет всю си­сте­му, зву­чит так: Че­ло­век, со­блю­да­ю­щий каш­рут (или ха­ляль), ни­ко­гда не ста­нет есть треф­ную (или ха­рам­ную) пищу, но че­ло­ве­ку, не со­блю­да­ю­ще­му каш­рут, ничто не за­пре­ща­ет упо­треб­лять ко­шер­ное. То же пра­ви­ло можно пе­ре­фра­зи­ро­вать для дру­гой сферы: Ин­ва­лид не может поль­зо­вать­ся обыч­ным туа­ле­том, но че­ло­век без ин­ва­лид­но­сти вполне спо­со­бен вос­поль­зо­вать­ся убор­ной для ин­ва­ли­дов.

Ко­неч­но, ино­гда на прак­ти­ке мы не ре­ша­ем­ся вос­поль­зо­вать­ся туа­ле­том для ин­ва­ли­дов, но при­чи­на этого в том, что мы оши­боч­но рас­про­стра­ня­ем на убор­ные пра­ви­ло, ка­са­ю­ще­е­ся пар­ко­воч­ных мест, и ду­ма­ем, что поль­зо­вать­ся ими впра­ве толь­ко ин­ва­ли­ды. Че­ло­век, стра­да­ю­щий от ал­лер­гии на ара­хис, не может есть про­дук­ты, со­дер­жа­щие его хотя бы в сле­до­вых ко­ли­че­ствах, но те, кто от ал­лер­гии не стра­да­ет, вполне может есть пищу без ара­хи­са.

Имен­но по­это­му так труд­но найти ара­хис в са­мо­лет­ных меню, а в школь­ном пи­та­нии его и вовсе не сы­щешь (и тем самым мы спо­соб­ству­ем уве­ли­че­нию ко­ли­че­ства людей с ал­лер­ги­ей на ара­хис: одной из при­чин воз­ник­но­ве­ния та­ко­го рода ал­лер­гий яв­ля­ет­ся сни­же­ние ча­сто­ты воз­дей­ствия того или иного раз­дра­жи­те­ля).

Да­вай­те по­про­бу­ем для раз­вле­че­ния при­ме­нить это пра­ви­ло к раз­лич­ным об­ла­стям: Чест­ный че­ло­век ни­ко­гда не ста­нет со­вер­шать пре­ступ­ле­ния, но пре­ступ­ник за­про­сто может за­ни­мать­ся за­кон­ны­ми де­ла­ми. На­зо­вем такое мень­шин­ство «бес­ком­про­мисс­ной» груп­пой, а боль­шин­ство — «гиб­кой».

Пра­ви­ло при­во­дит к воз­ник­но­ве­нию асим­мет­рии при вы­бо­ре. Од­на­ж­ды я разыг­рал при­я­те­ля. Много лет назад, когда круп­ным та­бач­ным кам­па­ни­ям еще уда­ва­лось скры­вать па­губ­ность пас­сив­но­го ку­ре­ния, в ре­сто­ра­нах Нью-Йор­ка были залы для ку­ря­щих и неку­ря­щих (зву­чит уди­ви­тель­но, но «ку­ря­щие» места были даже в са­мо­ле­тах).

Мы с при­я­те­лем, при­ле­тев­шим из Ев­ро­пы, от­пра­ви­лись по­обе­дать, и сво­бод­ные сто­ли­ки ока­за­лись толь­ко в зале для ку­ря­щих. Я убе­дил сво­е­го друга, что нам нужно ку­пить си­га­ре­ты, по­то­му что в зале для ку­ря­щих при­хо­дит­ся ку­рить. Он под­чи­нил­ся.

И еще две вещи.

Во-первых, значение имеет география, то есть пространственная структура местности; очень важно, изолирована ли «бескомпромиссная» группа в собственном районе или распределена среди большинства населения. Если люди, следующие правилу меньшинств, живут в гетто, где поддерживается отдельная микроэкономика, правило меньшинств окажется неприменимо к большинству. Но когда меньшинство распределено в пространстве равномерно, — то есть доля представителей меньшинства в районе та же, что и в городе, их доля в городе та же, что и в графстве, доля в графстве — та же, что и в штате, а в штате — та же, что и по всей стране, «гибкое» большинство начнет подчиняться правилам меньшинств.

Во-вторых, огромное значение имеет структура затрат. Вспомним наш первый пример: чтобы сделать лимонад кошерным, не приходится менять его цену — во всяком случае не настолько, чтобы оправдать раздельный учет. Но если бы изготовление кошерного лимонада стоило существенно больше, правило действовало бы слабее — в некоторой нелинейной зависимости от разницы в затратах. Если производство кошерной пищи обходится в 10 раз дороже, правило меньшинств окажется неприменимо — разве что в некоторых, самых богатых районах.

У му­суль­ман есть по­хо­жие на каш­рут прин­ци­пы, од­на­ко они менее все­о­хва­ты­ва­ю­щие и при­ме­ня­ют­ся толь­ко к мясу. Пра­ви­ла забоя скота для му­суль­ман и ев­ре­ев почти иден­тич­ны (все ко­шер­ные про­дук­ты ха­ляль­ны для боль­шин­ства му­суль­ман-сун­ни­тов, или были ха­ляль­ны в про­шлом, но не на­о­бо­рот).

Об­ра­ти­те вни­ма­ние, что эти пра­ви­ла забоя уна­сле­до­ва­ны у древ­не­го Во­сточ­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья: на­се­ляв­шие его гре­че­ские и се­мит­ские пле­ме­на об­ра­ща­лись к богам толь­ко по самым важ­ным, глу­бо­ко лич­ным делам, при­чем богам жерт­во­ва­лось мясо, а ве­ру­ю­щие по­еда­ли то, что оста­лось. Боги не любят, когда с ними ме­ло­чат­ся.

Те­перь рас­смот­рим еще одно про­яв­ле­ние дик­та­ту­ры мень­шин­ства. В Ве­ли­ко­бри­та­нии, где доля прак­ти­ку­ю­щих му­суль­ман в на­се­ле­нии со­став­ля­ет всего 3?4%, неожи­дан­но боль­шое ко­ли­че­ство мяса ока­зы­ва­ет­ся ха­ляль­ным. Почти 70% ба­ра­ни­ны, им­пор­ти­ру­е­мой из Новой Зе­лан­дии, — ха­ляль. Почти 10% за­ве­де­ний Subway — ха­ляль­ные (то есть из их меню пол­но­стью ис­клю­че­на сви­ни­на), несмот­ря на вы­со­кие из­держ­ки, свя­зан­ные с от­ка­зом от части ин­гре­ди­ен­тов. 

То же самое и в Южной Аф­ри­ке, где при тех же про­пор­ци­ях му­суль­ман­ско­го на­се­ле­ния непро­пор­ци­о­наль­но боль­шое ко­ли­че­ство ку­ри­цы сер­ти­фи­ци­ро­ва­но как ха­ляль. Но в Ве­ли­ко­бри­та­нии и дру­гих хри­сти­ан­ских стра­нах от­но­ше­ние к куль­ту­ре, сто­я­щей за ха­ляль­ны­ми про­дук­та­ми, не на­столь­ко ней­траль­но, чтобы они рас­про­стра­ни­лись по-на­сто­я­ще­му ши­ро­ко, — ведь люди могут со­зна­тель­но от­вер­гать чужие ре­ли­ги­оз­ные нормы.

Так, в VII веке араб­ский хри­сти­ан­ский поэт аль-Ах­таль с гор­до­стью от­ка­зы­вал­ся есть ха­ляль­ное мясо и вос­пел свою непо­кор­ность и хри­сти­ан­скую мо­раль в зна­ме­ни­том сти­хо­тво­ре­нии «Я не ем жерт­вен­ную плоть».

Можно ожи­дать, что такое же от­вер­же­ние му­суль­ман­ских ре­ли­ги­оз­ных норм будет на­блю­дать­ся и на За­па­де по мере роста му­суль­ман­ско­го н��­се­ле­ния Ев­ро­пы.

Таким об­ра­зом, пра­ви­ло мень­шинств может при­ве­сти к по­яв­ле­нию в ма­га­зи­нах боль­ше­го числа ха­ляль­ных про­дук­тов, чем это оправ­да­но с точки зре­ния доли по­ку­па­те­лей, со­блю­да­ю­щих ха­ляль, — прав­да, тут есть и сдер­жи­ва­ю­щий фак­тор: для ко­го-то му­суль­ман­ская пища может стать табу. Но если пра­ви­ло не от­но­сит­ся к ре­ли­ги­оз­ной сфере, можно ожи­дать, что оно рас­про­стра­нит­ся на 100% по­пу­ля­ции (или, по край­ней мере, на ка­кую-то зна­чи­тель­ную ее долю).

В США и Ев­ро­пе про­да­жи про­из­во­ди­те­лей «ор­га­ни­че­ских» про­дук­тов по­сто­ян­но рас­тут имен­но из-за пра­ви­ла мень­шинств, а также по­то­му, что обыч­ная, непо­ме­чен­ная пища якобы может со­дер­жать пе­сти­ци­ды, гер­би­ци­ды и ге­не­ти­че­ски мо­ди­фи­ци­ро­ван­ные ор­га­низ­мы (ГМО), ко­то­рые, по за­яв­ле­ни­ям про­из­во­ди­те­лей «ор­га­ни­че­ских» про­дук­тов, вле­кут за собой неиз­вест­ные риски.

Для ко­го-то мо­ти­вы могут быть и эк­зи­стен­ци­аль­ны­ми — осто­рож­ность или кон­сер­ва­тизм в стиле Эд­мун­да Бёрка, неже­ла­ние слиш­ком да­ле­ко и слиш­ком быст­ро от­хо­дить от того, что ели их ба­буш­ки и де­душ­ки. На­кле­ив на что-то эти­кет­ку с над­пи­сью «ор­га­ни­че­ский», мы даем по­нять, что про­дукт не со­дер­жит ГМО.

Круп­ные сель­ско­хо­зяй­ствен­ные ком­па­нии про­дви­га­ют ге­не­ти­че­ски мо­ди­фи­ци­ро­ван­ные про­дук­ты пи­та­ния через лобби, под­куп кон­гресс­ме­нов и от­кро­вен­ную про­па­ган­ду в на­уч­ных ста­тьях (а за­од­но и кле­вет­ни­че­ские ста­тьи про­тив таких, как ваш по­кор­ный слуга), и при этом все­рьез по­ла­га­ют, что все, что им нужно, — пе­ре­ма­нить на свою сто­ро­ну боль­шин­ство.

Да нет же, вы, иди­о­ты. Как я уже и го­во­рил, ваш «на­уч­ный» под­ход слиш­ком наи­вен. Учти­те сле­ду­ю­щее: все, кто едят ГМО, будут есть и не-ГМО, но ни в коем слу­чае не на­о­бо­рот. По­это­му до­ста­точ­но, чтобы ка­кие-то 5% от рав­но­мер­но рас­пре­де­лен­но­го в про­стран­стве на­се­ле­ния не ели ГМО, чтобы все осталь­ное на­се­ле­ние тоже было вы­нуж­де­но есть не-ГМО.

Как это работает?

Ска­жем, вы устра­и­ва­е­те кор­по­ра­тив, а может сва­дьбу, а может пыш­ную ве­че­рин­ку в честь па­де­ния ре­жи­ма в Са­у­дов­ской Ара­вии, или в честь банк­рот­ства вы­мо­га­тель­ско­го и взя­точ­ни­че­ско­го ин­ве­сти­ци­он­но­го банка Goldman Sachs, или в честь пуб­лич­но­го по­ри­ца­ния Рэя Ко­че­ра, пред­се­да­те­ля Ketchum — PR-агент­ства, ко­то­рое от имени круп­ных кор­по­ра­ций по­ро­чит чест­ных уче­ных и бор­цов за прав­ду в на­уч­ном мире.

Бу­де­те ли вы рас­сы­лать всем при­гла­шен­ным опрос­ник, в ко­то­ром они долж­ны ука­зать, едят ли они ГМО или нет, и надо ли им за­ка­зать от­дель­ное меню? Нет, ко­неч­но. Вы про­сто за­ка­же­те все без ГМО, при усло­вии, что раз­ни­ца в цене не будет столь су­ще­ствен­на. И раз­ни­ца в цене будет дей­стви­тель­но неве­ли­ка, по­то­му что рас­хо­ды на (ско­ро­пор­тя­щи­е­ся) про­дук­ты пи­та­ния в Аме­ри­ке на 80?90% за­ви­сят от сто­и­мо­сти до­став­ки и хра­не­ния, а не от сто­и­мо­сти на сель­ско­хо­зяй­ствен­ном уровне.

А по­сколь­ку спрос на ор­га­ни­че­ские про­дук­ты пи­та­ния (и такие яр­лы­ки, как «био» и «на­ту­раль­ное») до­воль­но высок, то, по пра­ви­лу мень­шин­ства, сто­и­мость до­став­ки умень­ша­ет­ся, а эф­фект пра­ви­ла мень­шин­ства толь­ко рас­тет.

Круп­ные сель­ско­хо­зяй­ствен­ные пред­при­я­тия не по­ни­ма­ют, что вхо­дить в игру надо имен­но так: необ­хо­ди­мо не толь­ко на­брать боль­ше очков, чем у про­тив­ни­ка, но, для боль­шей уве­рен­но­сти, вы­иг­рать 97% от общей суммы бал­лов. И, опять же, еще более стран­но то, что круп­ные СХ тра­тят сотни мил­ли­о­нов дол­ла­ров на ис­сле­до­ва­ния вкупе с кле­вет­ни­че­ски­ми ста­тья­ми и по­ку­па­ют де­сят­ки этих уче­ных, счи­та­ю­щих себя умнее всех, но при этом упус­ка­ют из виду эле­мен­тар­ное пра­ви­ло асим­мет­рич­но­го вы­бо­ра.

Дру­гой при­мер: не думаю, что рост по­пу­ляр­но­сти ав­то­мо­би­лей с ав­то­ма­ти­че­ской ко­роб­кой пе­ре­дач свя­зан в первую оче­редь с тем, что боль­шин­ство во­ди­те­лей пред­по­чи­та­ют «ав­то­мат»; при­чи­ной этому может слу­жить про­сто тот факт, что те, кто может управ­лять руч­ной ко­роб­кой пе­ре­дач, спо­кой­но могут пе­ре­сесть и на «ав­то­мат», но не на­о­бо­рот.

При­ме­нен­ный в дан­ном слу­чае метод ана­ли­за на­зы­ва­ет­ся «ре­нор­ма­ли­за­ци­он­ная груп­па» — это мощ­ный ап­па­рат ма­те­ма­ти­че­ской фи­зи­ки, поз­во­ля­ю­щий от­ме­тить уве­ли­че­ние или умень­ше­ние опре­де­лен­ной тен­ден­ции. При­ве­ду еще пару при­ме­ров (не ма­те­ма­ти­че­ских).

Ренормгруппа

Ри­су­нок 2 де­мон­стри­ру­ет нам то, что на­зы­ва­ет­ся «фрак­таль­ным са­мо­по­до­би­ем». В каж­дом из боль­ших че­ты­рех квад­ра­тов на­хо­дит­ся по че­ты­ре ма­лень­ких квад­ра­та, и до ка­ко­го-то пре­де­ла этот прин­цип по­вто­ря­ет­ся и боль­шую, и в мень­шую сто­ро­ну. Также есть два цвета: синий — выбор боль­шин­ства и оран­же­вый — выбор мень­шин­ства.

Пред­по­ло­жим, что квад­рат по­мень­ше со­сто­ит из семьи из че­ты­рех че­ло­век. Один из чле­нов семьи на­хо­дит­ся в край­ней оп­по­зи­ции и пи­та­ет­ся толь­ко не-ГМО (что вклю­ча­ет в себя ор­га­ни­че­скую пищу). Один квад­ра­тик у нас оран­же­во­го цвета, а три осталь­ных — си­не­го. А те­перь «ре­нор­ма­ли­зи­ру­ем» эту семью на один по­ря­док: упор­ной до­че­ри уда­лось на­вя­зать свою по­зи­цию осталь­ным чле­нам семьи, и те­перь все квад­ра­ти­ки по­оран­же­ве­ли, а зна­чит, те­перь все едят не-ГМО.

Даль­ше: наша семья от­прав­ля­ет­ся на бар­бекю-ве­че­рин­ку с дру­ги­ми се­мья­ми. По­сколь­ку она, как из­вест­но, ест толь­ко не-ГМО, то и все осталь­ные будут го­то­вить толь­ко ор­га­ни­че­скую пищу. Затем вла­де­лец мест­но­го ма­га­зи­на, видя, что в рай­оне по­ку­па­ют толь­ко не-ГМО, пе­ре­клю­чит­ся на про­да­жу толь­ко ор­га­ни­че­ской про­дук­ции — так проще. А потом и мест­ный опто­вик пе­ре­клю­чит­ся на не-ГМО, а ис­то­рия будет раз­ви­вать­ся и «ре­нор­ма­ли­зи­ро­вать­ся».

За день до бар­бекю в Бо­стоне я про­гу­ли­вал­ся по Нью-Йор­ку и зашел в офис к другу — я хотел по­ме­шать ему ра­бо­тать даль­ше. Я счи­таю, что ра­бо­та — это такая де­я­тель­ность, зло­упо­треб­ляя ко­то­рой можно не толь­ко утра­тить яс­ность мыш­ле­ния, но и на­жить ско­ли­оз и ка­кую-то раз­мы­тость в чер­тах лица.

По сте­че­нию об­сто­я­тельств фран­цуз­ский физик Серж Галам тоже за­ско­чил в офис моего друга, чтобы убить время. Галам пер­вым при­ме­нил метод ре­нор­ма­ли­за­ции в со­цио­ло­гии и по­ли­то­ло­гии; я знал его, так как он на­пи­сал на эту тему ос­но­ва­тель­ный труд, и его книга уже несколь­ко ме­ся­цев ва­ля­лась в нерас­па­ко­ван­ной ко­роб­ке Amazon в моем под­ва­ле.

Он озна­ко­мил меня со сво­и­ми ис­сле­до­ва­ни­я­ми и по­ка­зал ком­пью­тер­ную мо­дель вы­бо­ров, со­глас­но ко­то­рой было до­ста­точ­но, чтобы неко­то­рое мень­шин­ство пре­вы­си­ло опре­де­лен­ный уро­вень, и тогда оно может на­вя­зы­вать свой выбор боль­шин­ству. Та же ил­лю­зия су­ще­ству­ет и в дис­кус­си­ях на по­ли­ти­че­скую те­ма­ти­ку, ко­то­рые про­во­дят «уче­ные-по­ли­то­ло­ги»: вы ду­ма­е­те, что если край­нее пра­вое или левое крыло пар­тии за­ру­чит­ся под­держ­кой 10% на­се­ле­ния, то их кан­ди­дат по­лу­чит 10% го­ло­сов. Нет: такие ба­зо­вые из­би­ра­те­ли клас­си­фи­ци­ру­ют­ся как «негиб­кие», так как они все­гда будут го­ло­со­вать за эту фрак­цию.

А вот неко­то­рые из «гиб­ких» из­би­ра­те­лей тоже могут про­го­ло­со­вать за экс­тре­ми­стов — точно как неко­шер­ные могут есть ко­шер­ное. За этими лю­дь­ми и надо сле­дить, по­то­му что они спо­соб­ны раз­дуть базу под­держ­ки экс­тре­мист­ской пар­тии.

Мо­де­ли Га­ла­ма по­ро­ди­ли ряд па­ра­док­саль­ных эф­фек­тов в по­ли­то­ло­гии — и его пред­ска­за­ния ока­за­лись куда ближе к ре­аль­ным ре­зуль­та­там, чем на­ив­ные тео­рии уче­но­го боль­шин­ства.

Вето

Опыт изу­че­ния групп ре­нор­ма­ли­за­ции го­во­рит нам о том, что вето, на­ло­жен­ное одним из участ­ни­ков груп­пы, может по­вли­ять на ре­ше­ния всей груп­пы. Рори Са­зер­ленд пред­по­ло­жил, что это объ­яс­ня­ет про­цве­та­ние неко­то­рых сетей быст­ро­го пи­та­ния, на­при­мер, Мак­до­нал­дса: дело не в том, что они пред­ла­га­ют вы­со­ко­ка­че­ствен­ную про­дук­цию, а в том, что на них не на­ло­же­но вето опре­де­лен­ной со­ци­аль­но-эко­но­ми­че­ской груп­пой — и очень неболь­шим про­цен­том ее участ­ни­ков. Ис­поль­зуя на­уч­ные тер­ми­ны, можно ска­зать, что это луч­ший из худ­ших сце­на­ри­ев от­кло­не­ния от ожи­да­ний: с более низ­ки­ми дис­пер­си­ей и средним значением.

При на­ли­чии неболь­шо­го числа опций Мак­до­нал­дс вы­гля­дит без­опас­ным вы­бо­ром. Также он яв­ля­ет­ся без­опас­ным вы­бо­ром в по­до­зри­тель­ных ме­стах, где мало по­сто­ян­ных по­се­ти­те­лей, и где от­кло­не­ние ка­че­ства про­дук­ции от ожи­да­е­мо­го может иметь по­след­ствия — я пишу эти стро­ки на вок­за­ле в Ми­лане, и как бы ни оскор­би­тель­но это могло по­ка­зать­ся при­быв­ше­му из­да­ле­ка ту­ри­сту, Мак­до­нал­дс — одно из немно­гих име­ю­щих­ся тут за­ве­де­ний. Уди­ви­тель­но, но внут­ри можно за­ме­тить не же­ла­ю­щих рис­ко­вать ита­льян­цев.

То же самое от­но­сит­ся и к пицце: это блюдо счи­та­ет­ся при­ем­ле­мым в самых ши­ро­ких кру­гах, и если речь идет не о рос­кош­ном зва­ном ве­че­ре, кто угод­но может за­ка­зать пиццу, не опа­са­ясь осуж­де­ния.

Рори на­пи­сал мне об асим­мет­рии вы­бо­ра между вином и пивом в ка­че­стве на­пит­ков для ве­че­рин­ки: «Как толь­ко число при­сут­ству­ю­щих жен­щин ста­но­вит­ся рав­ным 10% или боль­ше, нель­зя по­да­вать толь­ко пиво. Но боль­шин­ство муж­чин со­глас­ны пить вино. По­это­му, по­да­вая толь­ко вино, можно обой­тись одним ком­плек­том ста­ка­нов — вино, если го­во­рить на языке групп крови, яв­ля­ет­ся уни­вер­саль­ным до­но­ром».

Лингва франка

Если встре­ча про­хо­дит в Гер­ма­нии, в ти­пич­ном тев­тон­ском кон­фе­ренц-за­ле кор­по­ра­ции, ко­то­рая в до­ста­точ­ной мере яв­ля­ет­ся меж­ду­на­род­ной или ев­ро­пей­ской, и один из при­сут­ству­ю­щих не го­во­рит по-немец­ки, вся встре­ча будет про­хо­дить на… ан­глий­ском, на том не слиш­ком изящ­ном ан­глий­ском, ко­то­рый ис­поль­зу­ют кор­по­ра­ции по всему миру.

Так можно од­но­вре­мен­но и в рав­ной сте­пе­ни над­ру­гать­ся и над своим тев­тон­ским на­сле­ди­ем, и над ан­глий­ским язы­ком. Все это на­ча­лось с пра­ви­ла асим­мет­рич­но­го вы­бо­ра, гла­ся­ще­го, что но­си­те­ли дру­гих язы­ков вла­де­ют хотя бы пло­хим ан­глий­ским, тогда как об­рат­ное (зна­ние ино­стран­но­го языка но­си­те­лем ан­глий­ско­го) менее ве­ро­ят­но.

Ко­гда-то язы­ком ди­пло­ма­тии счи­тал­ся фран­цуз­ский, ко­то­рый ис­поль­зо­ва­ли про­ис­хо­дя­щие из ари­сто­кра­ти­че­ских семей го­су­дар­ствен­ные слу­жа­щие, в то время как их со­оте­че­ствен­ни­ки более низ­ко­го про­ис­хож­де­ния, за­ня­тые в ком­мер­че­ской сфере, ис­поль­зо­ва­ли ан­глий­ский.

В со­пер­ни­че­стве двух язы­ков по­бе­дил ан­глий­ский, так как в со­вре­мен­ном мире стала до­ми­ни­ро­вать тор­гов­ля; эта по­бе­да не имеет ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к пре­сти­жу Фран­ции или по­пыт­кам чи­нов­ни­ков про­дви­нуть свой более или менее кра­си­вый ла­ти­ни­зи­ро­ван­ный язык, про­ти­во­по­ста­вив его ло­гич­ные пра­ви­ла чте­ния за­пу­тан­ной ор­фо­гра­фии языка лю­би­те­лей мяс­ных пи­ро­гов, жи­ву­щих по ту сто­ро­ну Ла-Ман­ша.

Так мы можем со­ста­вить неко­то­рое пред­став­ле­ние о том, как пе­ре­ход язы­ков в ранг меж­ду­на­род­ных может про­ис­хо­дить со­глас­но пра­ви­лу мень­шинств — пер­спек­ти­ва, не оче­вид­ная для линг­ви­стов. Ара­мей­ский язык — это по­хо­жий на араб­ский се­мит­ский язык, ко­то­рый при­шел на смену фи­ни­кий­ско­му (ха­на­ан­ско­му) в Ле­ван­те.

На этом языке го­во­рил Иисус Хри­стос. При­чи­на, по ко­то­рой ара­мей­ский стал до­ми­ни­ро­вать на Ле­ван­те и в Егип­те, за­клю­ча­ет­ся не в осо­бой вла­сти се­ми­тов и не в ин­те­рес­ной форме их носов. Ара­мей­ский, язык Ас­си­рии, Сирии и Ва­ви­ло­на, рас­про­стра­ни­ли персы, ко­то­рые сами го­во­ри­ли на ин­до­ев­ро­пей­ском языке.

Персы на­учи­ли егип­тян языку, ко­то­рый даже не был их соб­ствен­ным. Все про­сто: за­во­е­вав Ва­ви­лон, персы быст­ро об­на­ру­жи­ли, что писцы в мест­ной ад­ми­ни­стра­ции вла­де­ют толь­ко ара­мей­ским и не знают пер­сид­ско­го, по­это­му го­су­дар­ствен­ным язы­ком стал ара­мей­ский. Если ваш сек­ре­тарь умеет пи­сать толь­ко по-ара­мей­ски, вам при­дет­ся ис­поль­зо­вать имен­но этот язык.

Это при­ве­ло к уди­ви­тель­ным по­след­стви­ям — так, ара­мей­ский ис­поль­зо­вал­ся в Мон­го­лии, где об­на­ру­же­ны за­пи­си си­рий­ским ал­фа­ви­том (си­рий­ский язык яв­ля­ет­ся во­сточ­ным диа­лек­том ара­мей­ско­го). Сто­ле­ти­я­ми позже ис­то­рия по­вто­ри­лась в об­рат­ном по­ряд­ке, когда арабы в на­ча­ле ста­нов­ле­ния сво­е­го го­су­дар­ства в VII и VIII веках стали ис­поль­зо­вать в де­ло­про­из­вод­стве гре­че­ский.

В те­че­ние эл­ли­ни­сти­че­ской эпохи гре­че­ский стал язы­ком меж­ду­на­род­но­го об­ще­ния в Ле­ван­те, за­ме­нив в этой роли ара­мей­ский, и чи­нов­ни­ки Да­мас­ка вели за­пи­си на гре­че­ском. Но по Сре­ди­зем­но­мо­рью гре­че­ский язык рас­про­стра­ни­ли не греки: не Алек­сандр (ко­то­рый сам был не гре­ком, а ма­ке­дон­цем, и гре­че­ский был для него вто­рым язы­ком — толь­ко не пы­тай­тесь об­суж­дать это с гре­ка­ми, для них это боль­ная тема) про­вел мо­мен­таль­ную и глу­бо­кую эл­ли­ни­за­цию куль­ту­ры.

Рас­про­стра­не­нию гре­че­ско­го языка спо­соб­ство­ва­ли рим­ляне, ис­поль­зо­вав­шие его в ка­че­стве языка управ­ле­ния на во­сто­ке им­пе­рии. Мой фран­ко­языч­ный друг из Ка­на­ды Жан-Луи Рео со­кру­ша­ет­ся о том, что за пре­де­ла­ми неболь­ших тер­ри­то­рий фран­цуз­ские ка­над­цы утра­чи­ва­ют свой язык. Он го­во­рит: «В Ка­на­де би­линг­ва­ми на­зы­ва­ют тех, кто го­во­рит по-ан­глий­ски, а когда мы го­во­рим „фран­ко­го­во­ря­щий“, это слово обо­зна­ча­ет би­лингв».

Религия — территория одностороннего движения

Esam Omran Al-Fetori/Reuters

Таким же об­ра­зом, рас­про­стра­не­ние ис­ла­ма на Ближ­нем Во­сто­ке, где хри­сти­ан­ство имело глу­бо­кие корни (оно там и ро­ди­лось), может объ­яс­нять­ся двумя про­сты­ми асим­мет­ри­я­ми. Из­на­чаль­но ис­лам­ское пра­ви­тель­ство не было за­ин­те­ре­со­ва­но в об­ра­ще­нии хри­сти­ан, так как те пла­ти­ли им налог — ис­лам­ский про­зе­ли­тизм не за­тра­ги­вал так на­зы­ва­е­мых «людей пи­са­ния», то есть пред­ста­ви­те­лей ав­ра­ами­че­ских ре­ли­гий.

На самом деле, мои пред­ки, пе­ре­жив­шие три­на­дцать веков прав­ле­ния му­суль­ман, даже на­хо­ди­ли пре­иму­ще­ства в своем нему­суль­ман­ском ве­ро­ис­по­ве­да­нии — в первую оче­редь, в от­сут­ствии при­зы­ва в армию. Вот что это за пра­ви­ла асим­мет­рич­но­го вы­бо­ра.

Во-первых, по закону ислама, если немусульманин хочет жениться на мусульманке, он должен обратиться в ислам, и если один из родителей ребенка является мусульманином, ребенок также является мусульманином.

Во-вторых, переход в ислам является необратимым, так как, согласно религиозному закону, отступничество является самым тяжким преступлением, и наказанием за него служит смертная казнь. Знаменитый египетский актер Омар Шариф, при рождении названный Мишель Демитри Шальхуб, происходит из ливанских христиан. Он обратился в ислам, чтобы жениться на знаменитой египетской актрисе, и был вынужден изменить имя на арабское. Позже он развелся, но к вере своих предков так и не вернулся.

Легко по­стро­ить си­му­ля­тор дей­ствия этих асим­мет­рич­ных пра­вил и рас­счи­тать, как неболь­шая груп­па при­вер­жен­цев ис­ла­ма, заняв хри­сти­ан­ский (копт­ский) Еги­пет, может со вре­ме­нем обер­нуть си­ту­а­цию таким об­ра­зом, что копты ста­нут кро­хот­ным мень­шин­ством.

Все, что для этого нужно, — неболь­шой про­цент меж­ре­ли­ги­оз­ных бра­ков. По­доб­ным же об­ра­зом можно на­блю­дать, что иуда­изм, как пра­ви­ло, не рас­про­стра­ня­ет­ся, а оста­ет­ся ре­ли­ги­ей мень­шин­ства, по­сколь­ку в нем при­ня­ты про­ти­во­по­лож­ные пра­ви­ла: мать долж­на быть иудей­кой, по­это­му те, кто всту­па­ет в брак с пред­ста­ви­те­ля­ми дру­гих ре­ли­гий, по­ки­да­ют со­об­ще­ство.

Еще более силь­ная асим­мет­рия, чем в слу­чае с иуда­из­мом, объ­яс­ня­ет упа­док на Ближ­нем Во­сто­ке трех гно­сти­че­ских ре­ли­гий: дру­зов, ези­дов и ман­де­и­стов (в гно­сти­че­ских ре­ли­ги­ях тай­ные зна­ния и ми­сте­рии до­ступ­ны лишь неболь­шо­му числу ста­рей­шин, в то время как осталь­ная часть со­об­ще­ства оста­ет­ся в неве­де­нии от­но­си­тель­но по­дроб­но­стей веры). В от­ли­чие от ис­ла­ма, со­глас­но ко­то­ро­му му­суль­ма­ни­ном может быть любой из ро­ди­те­лей, или иуда­из­ма, тре­бу­ю­ще­го, чтобы иудей­кой была хотя бы мать, эти три ре­ли­гии тре­бу­ют при­над­леж­но­сти к вере обоих ро­ди­те­лей, и че­ло­век иного про­ис­хож­де­ния не может быть при­нят со­об­ще­ством.

В Егип­те плос­кий ланд­шафт. Рас­пре­де­ле­ние по­пу­ля­ции пред­став­ля­ет собой го­мо­ген­ные сме­ше­ния, что поз­во­ля­ет про­ис­хо­дить нор­ма­ли­за­ции (т. е. дает воз­мож­ность дей­ство­вать пра­ви­лам асим­мет­рич­но­го вы­бо­ра) — ранее в этой главе мы уви­де­ли, что для рас­про­стра­не­ния каш­ру­та необ­хо­ди­мо неко­то­рое рас­пре­де­ле­ние иуде­ев по всей стране. Но в таких ме­стах, как Ливан, Га­ли­лея и север Сирии, где мест­ность го­ри­стая, хри­сти­ане и пред­ста­ви­те­ли не-сун­нит­ских те­че­ний ис­ла­ма по-преж­не­му про­жи­ва­ют ком­пакт­но. Хри­сти­ане, не имев­шие кон­так­тов с му­суль­ма­на­ми, не всту­па­ли в меж­ре­ли­ги­оз­ные браки.

Еги­пет­ские копты столк­ну­лись с дру­гой про­бле­мой: необ­ра­ти­мо­стью пе­ре­хо­да в ислам. Мно­гие копты во время ис­лам­ско­го прав­ле­ния при­ни­ма­ли ислам, и это была ско­рее фор­маль­ность — так было проще найти ра­бо­ту или ре­шить спор в со­от­вет­ствии с ис­лам­ским пра­вом.

Че­ло­ве­ку было не обя­за­тель­но ис­кренне ве­рить, осо­бен­но учи­ты­вая, что у ислам не кон­флик­ту­ет с пра­во­сла­ви­ем, к ко­то­ро­му ис­то­ри­че­ски при­над­ле­жит копт­ская об­щи­на. Ма­ло-по­ма­лу хри­сти­ан­ская или ев­рей­ская семья, по­шед­шая на фор­маль­ное об­ра­ще­ние в ислам в стиле мар­ра­нов, на­чи­на­ет все­рьез со­блю­дать об­ря­ды, а через несколь­ко по­ко­ле­ний дети уже не пом­нят обы­ча­ев своих пред­ков.

Так что ислам по­беж­дал за счет неуклон­но­го дав­ле­ния — как и само хри­сти­ан­ство при дру­гих об­сто­я­тель­ствах. В самом деле, в Риме, еще до воз­ник­но­ве­ния ис­ла­ма, хри­сти­ан­ство по­бе­ди­ло бла­го­да­ря ре­ли­ги­оз­ной нетер­пи­мо­сти своих сто­рон­ни­ков, их агрес­сив­но­го же­ла­ния про­по­ве­до­вать и рас­про­стра­нять свою веру. Рим­ские языч­ни­ки из­на­чаль­но были тер­пи­мы к хри­сти­а­нам, по­сколь­ку рим­ская тра­ди­ция пред­по­ла­га­ла вклю­че­ние богов по­ко­рен­ных про­вин­ций в общий пан­те­он. Но им было непо­нят­но, по­че­му эти на­за­ряне не хотят сле­до­вать об­ще­му по­ряд­ку и на­ста­и­ва­ют на ис­клю­чи­тель­но­сти сво­е­го бога. Вы­хо­дит, наши боги им не го­дят­ся?

Од­на­ко хри­сти­ане были нетер­пи­мы к рим­ско­му язы­че­ству. «Го­не­ния» на хри­сти­ан были в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни спро­во­ци­ро­ва­ны нетер­пи­мо­стью самих хри­сти­ан к рим­ским богам, а ис­то­рия, ко­то­рой нас учат, на­пи­са­на по­бе­див­шей сто­ро­ной, то есть не гре­ко-рим­ской, а хри­сти­ан­ской ци­ви­ли­за­ци­ей. Нам очень мало из­вест­но о рим­ском взгля­де на эту про­бле­му, по­сколь­ку весь дис­курс за­хва­чен Жи­ти­я­ми свя­тых.

У нас есть, на­при­мер, рас­сказ Свя­той ве­ли­ко­му­че­ни­цы Ека­те­ри­ны, ко­то­рая уже в за­клю­че­нии про­дол­жа­ла об­ра­щать в хри­сти­ан­ство своих тю­рем­щи­ков, пока не была обез­глав­ле­на. Прав­да, воз­мож­но, она ни­ко­гда не су­ще­ство­ва­ла. Мы знаем ве­ли­кое мно­же­ство ис­то­рий хри­сти­ан­ских свя­тых и му­че­ни­ков, и очень мало — о язы­че­ских пер­со­на­жах. То немно­гое, что нам из­вест­но, ка­са­ет­ся прав­ле­ния Юли­а­на От­ступ­ни­ка — есть опи­са­ния этих вре­мен, сде­лан­ные гре­ко-си­рий­ски­ми языч­ни­ка­ми, в том числе Ли­ба­ни­ем Ан­тио­хий­ским. Юлиан по­пы­тал­ся вер­нуть­ся к древ­не­му язы­че­ству, но на­прас­но — хри­сти­ан­ство было уже не сдер­жать.

Боль­шая часть на­се­ле­ния была язы­че­ским, но это ока­за­лось неваж­но, по­то­му что хри­сти­ане были го­раз­до менее тер­пи­мы. Это было время ве­ли­ких хри­сти­ан­ских муд­ре­цов — можно упо­мя­нуть Гри­го­рия Бо­го­сло­ва и Ва­си­лия Ке­са­рий­ско­го или Ве­ли­ко­го, но никто из них не мог срав­нить­ся с ве­ли­ким ора­то­ром Ли­ба­ни­ем. Я по­до­зре­ваю, что язы­че­ство спо­соб­ству­ет гиб­ко­сти ума, по­сколь­ку под­ра­зу­ме­ва­ет боль­шую неод­но­знач­ность и остав­ля­ет ши­ро­кое про­стран­ство для тол­ко­ва­ний.

Чисто мо­но­те­и­сти­че­ские ре­ли­гии, на­при­мер про­те­стан­тизм, са­ла­фит­ский ислам или фун­да­мен­та­лист­ский ате­изм по­рож­да­ют по­сред­ствен­ность и бук­ва­лизм. Огля­нув­шись на ис­то­рию Сре­ди­зем­но­мо­рья, мы об­на­ру­жим много ри­ту­аль­ных и по­ве­ден­че­ских си­стем, близ­ких к тому, что мы могли бы на­звать ре­ли­ги­ей. Иуда­изм почти исчез из-за изо­ля­ции и на­сле­до­ва­ния по жен­ской линии, но хри­сти­ан­ство, а позд­нее и ислам, успеш­но рас­про­стра­ни­лись.

Кста­ти, об ис­ла­ме. Их ведь было много, и окон­ча­тель­ная вер­сия до­воль­но силь­но от­ли­ча­ет­ся от преды­ду­щих. Внут­ри ис­ла­ма по­вто­ри­лась все та же ис­то­рия — его за­хва­ти­ли пу­ри­сты (сун­нит­ская ветвь) про­сто по­то­му, что они были нетер­пи­мее дру­гих: вах­ха­би­ты, ос­но­вав­шие Са­у­дов­скую Ара­вию, раз­ру­ша­ли неугод­ные свя­ты­ни и на­саж­да­ли мак­си­маль­но стро­гие пра­ви­ла — позже их путь по­вто­ри­ло ИГИЛ. И каж­дое по­ко­ле­ние сун­ни­тов, ка­за­лось, вы­би­ра­ло из всех ва­ри­ан­тов тра­ди­ции наи­бо­лее стро­гие.

Навязать другим нравственное поведение

Эта идея од­но­сто­рон­ней нетер­пи­мо­сти может по­мочь разо­брать­ся с неко­то­ры­ми за­блуж­де­ни­я­ми. Как за­пре­ща­ют книги? Дело, ко­неч­но, не в том, что они оскорб­ля­ют сред­не­го че­ло­ве­ка — боль­шин­ство пас­сив­но и не очень ин­те­ре­су­ет­ся от­вле­чен­ны­ми ве­ща­ми. Глядя на за­пре­ты про­шло­го, можно сде­лать вывод, что для этого до­ста­точ­но несколь­ких мо­ти­ви­ро­ван­ных ак­ти­ви­стов.

Ска­жем, ве­ли­кий фи­ло­соф и логик Бер­тран Рас­сел по­те­рял ра­бо­ту в Го­род­ском уни­вер­си­те­те Нью-Йор­ка из-за писем одной разъ­ярен­ной (и очень упор­ной) ма­те­ри, ко­то­рая не могла до­пу­стить, что ее дочь будет на­хо­дить­ся в одном по­ме­ще­нии с этим рас­пут­ни­ком и воль­но­дум­цем. Судя по всему, по­хо­жим об­ра­зом была устро­е­на ис­то­рия Су­хо­го за­ко­на, вве­де­ние ко­то­ро­го по­ро­ди­ло в США мафию.

Все это поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что эво­лю­ция нрав­ствен­ных цен­но­стей в об­ще­стве опре­де­ля­ет­ся не из­ме­не­ни­ем кон­сен­су­са. Нет, дви­га­те­лем из­ме­не­ний вы­сту­па­ет кон­крет­ное лицо, ко­то­рое в силу своей нетер­пи­мо­сти на­чи­на­ет тре­бо­вать от окру­жа­ю­щих осо­бен­но доб­ро­де­тель­но­го по­ве­де­ния. То же самое можно при­ме­нить к граж­дан­ским пра­вам.

Дело в том, что ме­ха­низ­мы раз­ви­тия ре­ли­гии и пе­ре­да­чи мо­ра­ли по­хо­жи на та­ко­вые у пи­ще­вых огра­ни­че­ний, и мо­раль на­вя­зы­ва­ет­ся боль­шин­ству мень­шин­ством. Ранее мы убе­ди­лись, что между со­блю­де­ни­ем и на­ру­ше­ни­ем пра­вил су­ще­ству­ет асим­мет­рия — за­ко­но­по­слуш­ный (или под­чи­ня­ю­щий­ся пра­ви­лам) че­ло­век все­гда сле­ду­ет пра­ви­лам; при этом пре­ступ­ник или че­ло­век без твер­дых прин­ци­пов вовсе не все­гда их на­ру­ша­ет.

Также мы об­су­ди­ли силь­ную асим­мет­рию пи­ще­вых за­пре­тов на при­ме­ре ха­ля­ля.

Да­вай­те объ­еди­ним эти со­об­ра­же­ния. Ока­зы­ва­ет­ся, в клас­си­че­ском араб­ском языке у тер­ми­на «ха­ляль» есть ан­то­ним: «харам».

Так на­зы­ва­ет­ся на­ру­ше­ние любых пра­во­вых и мо­раль­ных норм. Ха­ра­мом может быть по­треб­ле­ние за­пре­щен­ной пищи и любая дру­гая форма недо­стой­но­го по­ве­де­ния: пре­лю­бо­де­я­ние с женой со­се­да, кре­ди­то­��а­ние под про­цен­ты (когда кре­ди­тор не при­ни­ма­ет на себя риски за­ем­щи­ка) или убий­ство до­мо­вла­дель­ца для соб­ствен­но­го удо­воль­ствия. Харам — это харам, и он асим­мет­ри­чен.

Итак, мы видим, что, когда ка­кое-то нрав­ствен­ное пра­ви­ло сфор­ми­ро­ва­лось, до­ста­точ­но от­но­си­тель­но неболь­шо­го числа непри­ми­ри­мых сто­рон­ни­ков, рас­пре­де­лен­ных гео­гра­фи­че­ски, чтобы дик­то­вать об­ще­ству новую норму. Как мы уви­дим в сле­ду­ю­щей главе, было бы за­блуж­де­ни­ем счи­тать, что че­ло­ве­че­ство спон­тан­но ста­но­вит­ся все гу­ман­нее и лучше — на самом деле это ка­са­ет­ся лишь неболь­шой горст­ки людей.

Парадокс Поппера

Се­год­ня, когда я пишу эти стро­ки, люди спо­рят, не огра­ни­чат ли сво­бо­ду про­све­щен­но­го За­па­да те самые по­ли­ти­ки, ко­то­рых сей­час при­во­дит к вла­сти необ­хо­ди­мость бо­роть­ся с са­ла­фит­ски­ми фун­да­мен­та­ли­ста­ми.

По­нят­но, что де­мо­кра­тия, ис­хо­дя из ее опре­де­ле­ния, может тер­петь на­ли­чие вра­гов. Во­прос в сле­ду­ю­щем: со­глас­ны ли вы ли­шить права на сво­бо­ду слова любую пар­тию, в про­грам­ме ко­то­рой про­пи­са­но огра­ни­че­ние сво­бо­ды слова?

А те­перь сде­ла­ем еще один шаг впе­ред: может ли об­ще­ство, ко­то­рое ре­ши­ло быть тер­пи­мым, быть нетер­пи­мым к нетер­пи­мо­сти? Есть ле­ген­да, что ав­стрий­ский логик и ма­те­ма­тик Курт Гё­дель, го­то­вясь к эк­за­ме­ну по на­ту­ра­ли­за­ции в США, об­на­ру­жил эту ло­ги­че­скую про­бле­му в аме­ри­кан­ской кон­сти­ту­ции, и за­спо­рил с су­дьей во время эк­за­ме­на — спас его толь­ко при­��ут­ство­вав­ший при этом Эйн­штейн.

Я уже писал о людях, ко­то­рые, на­хо­дясь не в ладах с ло­ги­кой, спра­ши­ва­ли меня, «нужно ли скеп­ти­че­ски от­но­сить­ся к скеп­ти­циз­му». Я от­ве­чал так же, как в свое время По­ппер, когда его спра­ши­ва­ли, можно ли фаль­си­фи­ци­ро­вать фаль­си­фи­ка­цию. Мы можем от­ве­тить на эти во­про­сы, ис­поль­зуя пра­ви­ло мень­шин­ства. Да, нетер­пи­мое мень­шин­ство может взять под кон­троль и уни­что­жить де­мо­кра­тию. Как мы по­ка­за­ли, ко­гда-ни­будь наш мир от этого по­гиб­нет.

Таким об­ра­зом, мы долж­ны быть более нетер­пи­мы с неко­то­ры­ми осо­бен­но нетер­пи­мы­ми мень­шин­ства­ми. Невоз­мож­но под­хо­дить к са­ла­физ­му, от­ри­ца­ю­ще­му права дру­гих на­ро­дов на соб­ствен­ную ре­ли­гию, с аме­ри­кан­ски­ми цен­но­стя­ми и за­пад­ны­ми прин­ци­па­ми. Так что сей­час Запад со­вер­ша­ет са­мо­убий­ство.

Рынки и наука не управляются большинством

Да­вай­те те­перь по­го­во­рим о рын­ках. Ры­ноч­ная си­ту­а­ция — это не сумма мне­ний участ­ни­ков; из­ме­не­ние цены яв­ля­ет­ся от­ра­же­ни­ем дей­ствий наи­бо­лее мо­ти­ви­ро­ван­ных по­ку­па­те­ля и про­дав­ца. Да, пра­ви­ла опять уста­нав­ли­ва­ют самые мо­ти­ви­ро­ван­ные. Это до­воль­но кон­трин­ту­и­тив­но и по­нят­но толь­ко трей­де­рам — что из-за од­но­го про­дав­ца цена может из­ме­нить­ся на 10%. Про­сто про­да­вец нужен упор­ный.

По­лу­ча­ет­ся, что ре­ак­ция рынка несо­раз­мер­на ис­ход­но­му им­пуль­су. Се­год­ня фон­до­вый рынок имеет объем более 30 трлн дол­ла­ров, но всего один ордер на сумму в 50 млрд, сде­лан­ный в 2008 году, за­ста­вил рынок упасть на 10% — по­те­ри со­ста­ви­ли около 3 трлн дол­ла­ров. А ведь раз­мер ор­де­ра со­став­лял мень­ше 0,2% от об­ще­го объ­е­ма рынка. Этот ордер вы­ста­вил па­риж­ский банк Societe Generale, об­на­ру­жив­ший дей­ствия недоб­ро­со­вест­но­го трей­де­ра и пы­тав­ший­ся ис­пра­вить по­след­ствия.

По­че­му рынок ре­а­ги­ру­ет так непро­пор­ци­о­наль­но? Так как ордер был од­но­сто­рон­ним — упрям­ство, — же­ла­ю­щие про­дать были, а же­ла­ю­щих ку­пить не было.

Я фор­му­ли­рую это так: Рынок — это огром­ный ки­но­те­атр с ма­лень­кой две­рью.

сли об этом пом­нить, легко от­ли­чить че­ло­ве­ка, ко­то­рый ни­че­го не по­ни­ма­ет в том, о чем го­во­рит, на­при­мер, сред­не­го фи­нан­со­во­го жур­на­ли­ста — такой обя­за­тель­но будет смот­реть на что-то одно, либо на раз­мер двери, либо на раз­мер те­ат­ра. В ки­но­те­ат­ре за­про­сто может слу­чить­ся давка — для этого ко­му-то до­ста­точ­но крик­нуть: «Пожар!». Здесь мы видим ту же без­услов­ность, о ко­то­рой мы го­во­ри­ли, об­суж­дая каш­рут.

Наука ра­бо­та­ет ана­ло­гич­но. Позже мы об­су­дим, по­че­му за по­ппе­ров­ским под­хо­дом к науке стоит пра­ви­ло мень­шин­ства, а пока по­го­во­рим о более по­пу­ляр­ном Фей­н­мане. Он был одним из самых ори­ги­наль­ных умов сво­е­го вре­ме­ни и на­пи­сал книж­ку «Какое тебе дело до того, что ду­ма­ют дру­гие?».

Это сбор­ник ис­то­рий из его жизни. В ней Фей­н­ман про­во­дит идею «непо­чти­тель­но­сти» науки, опи­сы­вая ана­ло­гич­ный асим­мет­рии каш­ру­та ме­ха­низм. В чем ана­ло­гия? В науке, как и в слу­чае с рын­ком, про­цесс при­ня­тия ре­ше­ний не сво­дит­ся к кон­сен­су­су, он очень асим­мет­ри­чен. Если вы опро­верг­ли ка­кую-то тео­рию, то она те­перь невер­на (я го­во­рю о науке, так что да­вай­те оста­вим в сто­роне дис­ци­пли­ны вроде эко­но­ми­ки и по­ли­то­ло­гии — они от­но­сят­ся ско­рее к ин­ду­стрии раз­вле­че­ний).

Если бы наука управ­ля­лась кон­сен­су­сом боль­шин­ства, мы до сих пор жили бы в Сред­не­ве­ко­вье, а Эйн­штейн так и остал­ся бы па­тент­ным клер­ком с бес­смыс­лен­ным и бес­плод­ным хобби.

Алек­сандр Ма­ке­дон­ский якобы ска­зал, что «лучше иметь армию овец во главе со львом, чем армию львов, воз­глав­ля­е­мую овцой». Алек­сандр (или ре­аль­ный автор этого из­ре­че­ния) хо­ро­шо по­ни­мал роль ак­тив­но­го, нетер­пи­мо­го и му­же­ствен­но­го мень­шин­ства.