ridens-mortem

[ridens-mortem]

Противоположность истины — тоже истина.

Герман Гессе

[ridens-mortem]

Слова не идут во благо тайному смыслу. Произнесённое вслух всё тотчас же неизменно становится чуточку иным, чуточку поддельным, чуточку глупым. То, что для одного человека есть богатство и мудрость, для другого звучит нелепостью.

Герман Гессе

[ridens-mortem]

Страта ўсялякай надзеі — вось што такое свабода.

Чак Паланюк

[ridens-mortem]

Истинное призвание каждого состоит только в одном — прийти к самому себе. Кем бы он под конец ни стал, поэтом, безумцем или пророком, — это не его дело и в конечном счёте не важно. Его дело — найти собственную, а не любую судьбу и отдаться ей внутренне, безраздельно и непоколебимо. Всё прочее — это половинчатость, это попытка улизнуть, это уход назад, в идеалы толпы, это приспособленчество и страх перед собственной сутью. Во всей своей ужасности и священности вставала передо мной эта новая картина, о которой я не раз догадывался, которую, может быть, часто уже облекал в слова, но которую действительно увидел только теперь. Я — это бросок природы, бросок в неизвестность, может быть в новое, может быть, в никуда, и сделать этот бросок из бездны действенным, почувствовать в себе его волю и полностью притворить её в собственную — только в этом моё призвание. Только в этом!

Герман Гессе

[ridens-mortem]

Дальше я не слушаю — они меня раздражают. Они будут спать вместе. Они это знают. Каждый из них знает, что другой это знает. Но поскольку они молоды, целомудренны и благопристойны, поскольку каждый из них хочет сохранить самоуважение и уважение партнёра, поскольку любовь — это нечто великое и поэтическое и её нельзя спугнуть, они несколько раз в неделю ходят на танцы и в рестораны выделывать на глазах у публики свои маленькие ритуальные, механические па… К тому же надо как-то убивать время. Они молоды, хорошо сложены, им ещё лет на тридцать этого хватит. Вот они и не торопятся события, они оттягивают их, и они правы. После того как они переспят друг с другом, им придётся найти что-нибудь другое, чтобы замаскировать чудовищную бессмыслицу своего существования. И однако… так ли уж необходимо себя морочить?

Жан Поль Сартр

[ridens-mortem]

Мысли — вот от чего особенно муторно… Они еще хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус. А внутри мыслей — слова, оборванные слова, наметки фраз, которые возвращаются снова и снова: “Надо прекра… я суще… Смерть… Маркиз де Роль умер… Я не… Я суще…” Крутятся, крутятся, и конца им нет. Это хуже всего — потому что тут я виновник и соучастник. К примеру, эта мучительная жвачка-мысль: “Я СУЩЕСТВУЮ”, ведь переживаю её я. Я сам. Тело, однажды начав жить, живёт само по себе. Но мысль — нет; это я продолжаю, развиваю её. Я существую. Я мыслю о том, что я существую! О-о, этот длинный серпантин, ощущени�� того, что я существую, — это я сам потихоньку его раскручиваю… Если бы я мог перестать мыслить! Я пытаюсь, что-то выходит — вроде бы голова наполнилась туманом… и вот опять всё начинается сызнова: “Туман… Только не мыслить… Не хочу мыслить… Я мыслю о том, что не хочу мыслить. Потому что это тоже мысль”. Неужто этому никогда не будет конца? Моя мысль — это я: вот почему я не могу перестать мыслить. Я существую, потому что мыслю, и я не могу помешать себе мыслить. Вот даже в эту минуту — это чудовищно — я существую ПОТОМУ, что меня приводит в ужас, что я существую. Это я, Я САМ извлекаю себя из небытия, к которому стремлюсь: моя ненависть, моё отвращение к существованию — это всё разные способы ПРИНУДИТЬ МЕНЯ существовать, свергнуть меня в существование. Мысли, словно головокруженье, рождаются где-то позади, я чувствую, как они рождаются где-то за моим затылком… стоит мне сдаться, они окажутся прямо передо мной, у меня между глаз, и я всегда сдаюсь, и мысль набухает, набухает и становится огромной, и, заполнив меня до краев, возобновляет моё существование.

Жан Поль Сартр

[ridens-mortem]

Никогда я еще не испытывал с такой силой, как сегодня, ощущения, что я лишен потайных глубин, ограничен пределами моего тела, легковесными мыслями, которые пузырьками поднимаются с его поверхности. Я леплю воспоминания из своего настоящего. Я отброшен в настоящее, покинут в нем. Тщетно я пытаюсь угнаться за своим прошлым, мне не вырваться из самого себя.

Жан Поль Сартр

[ridens-mortem]

Вот оно, время,в его наготе, оно осуществляется медленно, его приходится ждать, а когда оно наступает, становится тошно, потому что замечаешь, что оно давно уже здесь.

Жан Поль Сартр

[ridens-mortem]

Чувство приключения, безусловно, не зависит от событий — доказательство налицо. Это скорее способ, каким нанизываются мгновения. Происходит, по-моему, вот что: ты вдруг начинаешь чувствовать, что время течёт, что одно мгновение влечёт за собой другое, а это другое — третье и так далее; что каждое мгновение исчезает, что бесполезно пытаться его удержать и т.п. И тогда это свойство мгновений ты переносишь на то, что происходит внутри этих мгновений; то, что принадлежит форме, переносишь на содержание. Вообще о пресловутом течении времени говорят много, но его не видят. Ты видишь, например, женщину, понимаешь, что она постареет, однако ты не ВИДИШЬ, как она стареет. Но иногда тебе кажется, что ты ВИДИШЬ, как она становится старой, и чувствуешь, как сам стареешь вместе с ней, — это и есть чувство приключения. Если память мне не изменяет, это зовется необратимостью времени. Чувство приключения — это, пожалуй, попросту и есть чувство необратимости времени. Только почему оно присуще нам не всегда? Может, время не всегда необратимо? Бывают минуты, когда кажется, что ты можешь делать что хочешь: забежать вперёд, возвратиться вспять — значения не имеет, а в другие минуты петли стягиваются, и вот эти минуты упускать нельзя, потому что начать сначала невозможно.

Жан Поль Сартр

[ridens-mortem]

Сестре Шуре

В этом мире я только прохожий, Ты махни мне весёлой рукой. У осеннего месяца тоже Свет ласкающий, тихий такой.

В первый раз я от месяца греюсь, В первый раз от прохлады согрет, И опять и живу и надеюсь На любовь, которой уж нет.

Это сделала наша равнинность, Посоленная белью песка, И измятая чья-то невинность, И кому-то родная тоска.

Потому и навеки не скрою, Что любить не отдельно, не врозь - Нам одною любовью с тобою Эту родину привелось.

Сергей Есенин

[ridens-mortem]

Никогда я ещё не испытывал с такой силой, как сегодня, ощущения, что я лишён потайных глубин, ограничен пределами моего тела, легковесными мыслями, которые пузырьками поднимаются с его поверхности Я леплю воспоминания из своего настоящего. Я отброшен в настоящее, покинут в нём. Тщетно я пытаюсь угнаться за своим прошлым, мне не вырваться из самого себя.

Жан Поль Сартр

[ridens-mortem]

Мои воспоминания — словно золотые в кошельке, подаренные дьяволом: откроешь его, а там сухие листья.

Жан Поль Сартр

[ridens-mortem]

Вот этого как раз и надо остерегаться — изображать странным то, в чем странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты всё время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду.

Жан Поль Сартр

[ridens-mortem]

Учитель

Памяти Иннокентия Анненского

А тот, кого учителем считаю, Как тень прошел и тени не оставил, Весь яд впитал, всю эту одурь выпил, И славы ждал, и славы не дождался, Кто был предвестьем,                                 предзнаменованьем, Всех пожалел, во всех вдохнул                                               томленье - И задохнулся…

Анна Ахматова

[ridens-mortem]

Памяти М. А. Булгакова

Вот это я тебе, в��амен могильных роз, Взамен кадильного куренья; Ты так сурово жил и до конца донес Великолепное презренье. Ты пил вино - ты как никто шутил И в душных стенах задыхался, И гостью страшную ты сам к себе впустил И с ней наедине остался. И нет тебя, и все вокруг молчит О скорбной и высокой жизни, Лишь голос мой, как флейта, прозвучит И на твоей безмолвной тризне. И кто подумать смел, что полоумной мне, Мне, плакальщице дней погибших, Мне, тлеющей на медленном огне, Вcex потерявшей, все забывшей, Придется вспоминать того, кто, полный сил, И светлых замыслов, и воли, Все кажется, вчера со мною говорил, Скрывая дрожь предсмертной боли. Анна Ахматова

[ridens-mortem]

* * *

Кого когда-то называли люди Цаpём в насмешку, Богом — в самом деле, Кто был убит — и Чьё орудье пытки Согрето теплотой моей груди…

Вкусили смерть свидетели Христовы, И сплетницы-старухи, и солдаты, И прокуратор Рима — все́ прошли. Там, где когда-то возвышалась арка, Где море билось, где чернел утёс, — Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой И с запахом бессмертных роз.

Ржавеет золото и истлевает сталь, Кроши́тся мрамор — к смерти всё готово. Всего прочнее на земле печаль И долговечней — царственное слово.

Анна Ахматова

[ridens-mortem]

* * *

Не повторяй — душа твоя богата — Того, что было сказано когда-то, Но, может быть, поэзия сама — Одна великолепная цитата. Анна Ахматова