когда-нибудь я перестану писать. впрочем, все ведь умирают.
Don't wanna be here? Send us removal request.
Text
Мы с тобой, наверно, взрослеем,- Больше молчим, пьем чай вместо виски, Меньше хватаем чужих за руки, Меняем простыни по четвергам, Все легче привыкаем к годичной разлуке,
Не переходим дорогу на красный, Не стекаем по стенам чужих домов в немом отчаянии, Все чаще используем отчества И меньше целуемся на прощание,
Читаем меньше книг с грустным концом, Чаще делаем серьезные лица, Ведь мы дети в телах взрослых людей, Им нельзя просто так реветь и резвиться.
Мы с тобой, наверно, взрослеем,- Больше не улыбаемся незнакомцам, Не ходим в кино по средам в четыре, Все чаще носим идеально выглаженные рубашки, Ведь за ними не видно, как с тобой мы остыли.
Все меньше разговоров в 3 ночи, Сутки летят как птицы на юг, Весна будто уже на три месяца короче, Мотив будней становится каким-то зябким и дотошным, Будто оглянись лишь на мгновение назад, И все лучшее уже давно в прошлом.
2 notes
·
View notes
Text
“Свободными кораблями”
Когда город растворяется во тьме, Захлебываясь собственным морозом И броскими неоновыми вывесками, Я сажусь писать о тебе, Памятью вожу слова по холсту, Будто заканчивающимися тюбиками красок.
Рисуя картину чувств и невольного расстояния, Ловлю себя на нечеткости линий; Забавно ведь,- мы хотели винить города, Пока сами друг о друге давно позабыли.
Размытыми, фальшивыми цветами Я пытаюсь написать, кем мы были Оттенками темно-синей грусти; Будто каждый раз воскрешая нас Своими не прочитанными стихами, Тешась остатками своей корысти.
Когда гаснет последний свет в окнах,- Лишь я и ночь в-одиночку, Я рисую наш очередной портрет, к слову, последней,- Лишь почтить черты людей, которые уже давно не с нами, На этом нерешительном мазке я ставлю точку, Отправляя наше прошлое в путь тонущими кораблями.
1 note
·
View note
Text
“Пока не стану слишком взрослой”
Ты лишь посмотри на эти огни, Ночной город помнит все наши признания; Увидев тебя в толпе из чужих лиц, Я улыбнусь, пусть даже и с двулетним опозданием
Ведь говорят лучше поздно, Лучше поздно, Чем когда мы станем слишком взрослыми.
Посмотри же на этот город, Он усеян нашими отпечатками; Мы знали, что историю нужно писать, Хоть она и будет сплошь покрыта опечатками
И в ней мы будем вечно молодыми, Касаясь жизни чужих небрежно, Будто перчатками: Любя беспредельно сильно и громко, Наливая через край, Раскидывая вещи и сердца, Вращая круги безвозвратного дыма, Возводя из прошлого бессмертный алтарь, Бросая слова опрометчиво, Мы с легкость могли прослыть проклятыми
Кажется, мы должны были жить вечно, Хороня души чрезмерно (не)заменимых, Что нас так часто забывали любить; И если бы нас с тобою все же не было, То кому-то бы пришлось нас выдумать.
0 notes
Text
Среди руин падшей свободы, Меж домами, в которых разбилась Пара кружек и больше десятка сердец Кружится память в одиночном хороводе, И даже яркое солнце предвещает конец,
Передавая привет угасающей эпохе, Но ведь и в этой я всего лишь проходимец
Стоя лицом к печали и тоске, Я как книга, забытая кем-то в осеннем парке: Под резкими порывами ветра, Что исполняет свой прощальный танец, Моя жизнь неумело шуршит страницами, Путаясь между пожелтевшими главами, �� застревая на одной и той же строке.
0 notes
Text
Розы
Стоя в полночь на опустевшем мосту, Прошу, не роняй свои слезы, Ведь рядом нет того, Кто гладил бы тебя по щекам, И из соленой воды делал розы.
Ах, дорогая, и три мимозы за завтраком Не подарят иллюзию счастья, Все, кто нужен, уже заняты по вечерам, И никто не будет целовать твои запястья.
Идя по шумным улицам центра, Между гулом, вспышками камер, грохотом аккомпанемента, Где кто-то целуется у некрашеного парапета, Лишь помни о том, что кто-то бы любил тебя, Любил беззаветно, Безрассветно, несомненно, бесконкуретно, Нелепо и беспробудно, Ведь, скажи мне, к чему любить кого-то, Если без неё может наступить новое утро?
Стоя в полночь на опустевшем мосту, Прошу, не роняй свои слезы, Ведь меня рядом нет, И в моем сердце стальная заноза, Ведь я не могу превратить твою печаль в розы.
1 note
·
View note
Text
Тебя на десерт
Смотря в твои глаза В сумраке задымленных сумерок, Я вновь начинаю верить в мечту, От которой меня давно кто-то другой уберег.
В запотевшем ландшафте уставшего города Я вижу лишь твою походку, По изгибам его дорог прошлась не одна сотня подошв, Но и твоя душа ведь все же не из робких.
Помню как сейчас: кто-то другой держал меня за руку И обещал отвезти в Нюрнберг
Помню, как моя жизнь была скользка и зябка Как утренний опустевший берег.
Смотря в твои глаза Под звуки задыхающейся гитары, Я невольно отвожу свой взгляд От боязни чрезмерной наготы.
Сквозь окна уютной кофейни На главной площади, на переломе очередных лет, Я целую наши с тобой, лишь наши, воспоминания, Заказывая твой любимый десерт.
0 notes
Text
Прощаться осенью
Ноябрь разливается холодным дождем, Его слезы на запотевшие стекла пролиты. Город борется с наступающим холодом, Но лишь ты мое поле битвы.
Натяни шапку потужи, За таких, как мы, уже давно не читают молитвы.
Осколки солнца отражаются в твоих зеленых глазах; Как мы с тобою всё же непохожи: Ведь ты рисуешь шрамами стихи, А я их сохраняю на коже.
Нам надо бы встретиться позже; Где-то, где ветра обнимают неумело рощу, Где я охрипло кричу: Верни мне мои 18, И я тебе все прощу.
Нам надо бы встретиться где-то, Где память еще не запятнана ложью; Осень нелепо обнимает город, Глядя на нас повисшими фонарями тревожно.
Натяни шапку потуже; Отпустить мою руку второй раз уже не будет сложно.
0 notes
Text
по-зимнему раздетые
Не гневайся на холод и опоздавшие трамваи, Посмотри, как на небе сегодня ясно, В городе стало даже как-то уютнее, И что, что от ветра наворачиваются слезы- Это у нас с ним обоюдное.
И что, что свитер больше не спасает, Секрет в том, что нужна качественная шерсть, А не дешевая сиюминутная вискоза; Внутри, знаешь ли, такая глубокая дыра, Что ее не залатаешь вышитыми розами.
0 notes
Text
Поэты
Под шум твоих каблуков, Что звонко раздается на соседнем бульваре, Как по некой негласной команде, Поэты бы повыскакивали из своих кабаков, Ловя твою тень в оживленном столичном параде.
Хвастаясь за изящество линий, Что растворяются в пустоте сумерок, Они бы сложили сотни куплетов, Горячо разбрасываясь рифмами И отмахиваясь от всех возможных запретов; Ах, кто бы их уберег,- Всех этих пропащих поэтов.
Ведь им немного надо: Лишь момент, мгновение, неловкое движение плеча, И вот им уже хочется навсегда раствориться В объятиях своего милого палача.
Ах, кто бы их уберег,- Всех этих пропащих поэтов, Что влюбляются и боготворят до изнеможения Творение своих же полуночных стихов.
0 notes
Text
Пусто в комнате, Что покоится где-то на дне Забытого города, на узкой мощеной улице; Там висят картины на чисто выбеленной стене, Уютно съежившись в широких старых рамах, На них, может быть, улыбка на родном лице, А, может, лишь гримаса старых шрамов; Свет пробивается робко, Застряв на полпути в запотевшем стекле, В него порой кто-то да заглянет неловко, Стоя на припорошенном снегом крыльце;
В пустой комнате мы с ней снова на равных, Молчим неловко, растворяя чувства в темноте, Глядя как небо под покровом ночи хмурится, Поглощая наши тени в их неискренней наготе.
1 note
·
View note
Text
Осенние блики
Твои алые губы и глаза, Что отражают несмелыми бликами Отголоски догорающего октября, Однажды, наверно, меня всё же погубят
Целясь строго и точно в сердце, Держа нелепо за руку и небрежно любя.
Твой силуэт заточит меня в бездну, Где мысли по ночам режут чувства Как злословящики-мясники
Ведь я бы не сдалась без боя, Хоть ты и держишь меня, как заложника, На метр от вытянутой бледной руки,
Глупо надо мною, может, смеясь, Но
Пурпурными мыслями вознося нас туда, Где прошлое обретает нас и форму, Туда, где наши дороги еще куда-то ведут, Скрываясь втихомолку по ночным углам
Ведь нас вряди ли когда-то так же пол��бят, Не рубя нашу душу напополам.
0 notes
Text
Французские Этюды
Спотыкаясь о каменную брусчатку слегка стоптанными лакированными ботинками, Элизабет бежит по Рю дэ Риволи не оглядываясь. Не снижая темпа, она осматривается по сторонам, пытаясь отыскать спасение в окружении прохожих, туристов и местных, но их лица прочно увязли в картах и ярких дисплеях. Боясь оглянуться, Элизабет жадно глотает влажный сентябрьский воздух в обожженные легкие и сворачивает на Рю дэ Лобау. Чуть не сбив на повороте пожилого мужчину в шерстяном свитере, держащего белоснежного лабрадора на коротком поводке, она чувствует, как легкий ветер осуждения бьет ей в спину и разбивается на осколки недовольства и немых нравоучений. При любых других обстоятельствах Элизабет бы непременно остановилась и начала извиняться на ломаном французском. Возможно, она бы даже заполучила благорасположение старика, и он бы позвал ее на воскресный кофе с зефиром. При любых других обстоятельствах. Оставляя за собой многолюдную автобусную остановку и жадно оглядываясь по сторонам, Элизабет замечает неприглядную вывеску, на которой мелкими синими буквами выведено "Mon Beignet". На мгновение страх отступает, оставляя её одну в окружении приближающейся ночи и красных сигналов светофора на перекрестке; одну, опустошенную, с растрепанными волосами и коленями, дрожащими под подолом длинной шифоновой юбки.
Mon Beignet оказывается просторнее, чем кажется снаружи: массивный бар будто разделяет заведение на две части, обе кажутся Элизабет абсолютно идентичными до тех пор, пока она не замечает микрофон, скромно томящийся в углу узкого подиума неподалеку от уборной. Стоя в тени, подиум кажется ей немного заброшенными, будто владельцы специально определили его в угол, где он почти неприметен и не отвлекает внимание от бара, над которым висят три большие лампы, озаряющие его почти болезненным для глаз белым светом энергосберегающих ламп. Разделение на две части в Mon Beignet не более, чем условно: обе части обставлены белыми дешевыми столами от массового производителя, дополненные весьма занимательными черно-белыми фотографиями, увешанными сплошь по всем стенам кафе. Бросая небрежный взгляд, Элизабет примечает одну из фотографий. На ней изображен улыбающийся молодой человек в солдатской форме, будто застывший в эйфории радостного ожидания. Он простирает руки перед собой, будто кто-то кидает ему навстречу ключи в светлое будущее. Прочитав под фотографией напечатанную жирным шрифтом надпись "С фронта", Элизабет неловко корчится при осознании собственной малодушности: может, это нам кажется, что светлое будущее это что-то из рода универсальных желаний, может, кому-то было достаточно знать, что хотя бы еще один день мир не сойдет со своей орбиты, обещая, да что уж там, хотя бы не отрицая благополучное наступление желанного "завтра". Стряхнув с плечей меланхолию непрожитых трагедий и робко поблагодарив про себя кого-то за чистое небо над головой, Элизабет пытается внушить себе, что не стоит думать о худшем. Повторяя про себя как мантру "всё будет хорошо", она наконец-то ловит дыхание. Она усаживается поудобнее, и пульс перестает бить барабанную дробь в висках. Она исправляет себя, тихо бормоча под нос:"все будет по-другому". Ненавязчивые джазовые мелодии плавно заполняют заведение, пропитывая его атмосферой давно минувших лет. Элизабет становится грустно при мысли, что люди, когда-то танцевавшие под эти мотивы, уже стали частью истории. Частью чей-то нерассказанной истории.
Элизабет заказывает бокал красного сухого вина. На вопрос официанта, желает ли она что-нибудь к ужину, Элизабет на мгновение замолкает, пытаясь вспомнить, ела ли она сегодня хоть что-нибудь, но, вовремя отмечая в уме, что она не знает цены сего заведения, дает категорически отрицательный ответ. Хоть ей и удалось найти недорогую квартиру на пару месяцев, неизвестно, как дела пойдут дальше; она еще не так хорошо знает город, она еще не даже не начала заниматься поиском работы, да и кто возьмет иностранку, едва владеющую языком, на хорошую должность. В голове Элизабет проскакивает идея, что, может, Mon Beignet требуются официантки, но она тут же одергивает себя: еще есть время, есть и другие возможности, в конце концов все всегда складывается каким-то образом. Меланхолично поглаживая края слегка пожелтевшего стола, Элизабет вспоминает, что через полгода она будет праздновать свой 25-ый день рождения. Когда наступает момент, когда слишком поздно начинать всё сначала? Официант приносит бокал и, галантно разместив правую руку за спиной, наполняет его местным Мерло прошлогоднего сбора. Элизабет благодарит его, уличая саму себя на нелепой грамматической ошибке и чувствует себя одновременно потерянной в этом большом незнакомом городе и им же спасенной.
Публика заведения похожа на лоскутный ковер: под тщательно отштукатуренным потолком собрались люди всех возможных мастей и пород. В углу у широкого окна, обрамленного массивной деревянной рамой, сидит молодой человек в слегка помятой белой рубашке и с недельной щитиной, его пальцы нервно стучат по клавишам расположенного перед ним ноутбука. По правой стороне, на уровне локтя, телефон яростно светится и нервно вибрирует с интервалом в пару секунд, кружка с наверняка остывшим кофе робко ютится в противоположном углу стола. На ушах большие наушники от модного бренда. Его взгляд сосредоточен на мониторе, лицо лишено эмоций за исключением коротких моментов, когда он отводит голову в сторону с выражением, будто решает в уме сложные математические уравнения. За соседним от него столом, будто в другом, параллельном мире, молодая белокурая девушка бойко наматывает на палец волнистые пряди, из-под лобья глядя на своего кавалера, шерокоплечего мужчину лет 35. У стола стоит бутылка с вином, которое отнюдь не выглядит дешево, её длинные ногти звонко постукивают о бокал и она расплывается в белоснежной улыбке, будто услышала очередной комплимент или остроумную шутку. Мужчина держится уверенно, лишь изредка поглядывая на циферблат слегка поношенного ролекса; активно жестикулируя, он удерживает внимание красавицы, которая смотрит на него глазами, полными надежд и ожиданий, будто перебирая в уме возможные имена для их второго ребенка. Напротив них сидит компания из четырех людей, девушки с зелеными и голубыми прядями волос, парни в дырявых майк��х с названием неизвестной марки, скромно вышитой над нагрудным карманом, и татуировками, устремляющимися к самым концам их тонких жилистых рук. Из их разговоров Элизабет удается разобрать лишь то, что они говорят о фотографии. Молодой человек с неестественно черными волосами, держащих в руке полупустой бокал с пивом, говорит больше и громче остальных. Делая ударение на определенных словах, он кажется почти разъяренным, но, в отличие от манеры речи, его глаза мягки и лучезарны, будто за ними прячется маленький обиженный ребенок, которому так и не купили обещанный велосипед. Девушка напротив него подпирает щеку рукой, изредка покусывая облезший черный лак. Ее глаза сосредоточены на говорящем, со спинки стула свисает массивная сумка для камеры, в переполненной пепельнице робко догорает забытая сигарета. Элизабет переводит свой взгляд на другою сторону бара, отделенную подиумом, и замечает, что там занят всего один столик. Две женщины сорока с чем-то лет жадно пьют шампанское из тонких бокалов. Одна из них, с карэ и в коричневом кашемировом кардигане, периодически поглядывает на молчащий телефон, лежащий у самого края стола, будто ожидая важного звонка. Вторая дама, видимо, рассказывает какую-то увлекательную историю, мелодично выписывая в воздухе круги загорелыми руками. На ней платье кораллового цвета, которое лишилась бы надеть не каждая молодая девушка; тонкий золотистый ремешок уместно подчеркивает изгибы её изящной талии. Ее смех звонко раздается по целом заведении, но ее в ее глазах не видно и тени веселья. Приветливый, но холодный, ее взгляд зафиксирован на собеседнице, которая, видимо, так и не поняла сути только что услышанной шутки.
Элизабет пытается представить, какова жизнь этих случайных незнакомцев. Она придумывает различные сюжеты их жизней, будто пишет роли для актеров; чем они занимаются? Где выросли? С какими мыслями засыпают по ночам? Ей кажется, что было бы неплохо примерить на себя жизнь другого человека. Каково это перестать быть собой хотя на один день? Элизабет ловит себя на мысли, что чужое всегда кажется более привлекательным, будто жизни случайных обитателей Mon Beignet по определению непременно лучше её собственной. Делая небольшой глоток вина, она слегка морщится от терпкости напитка и собственной неизбежности: то, что от себя не убежишь-избитое клишэ, которое не определяет и половины проблемы. Дело не в том, что ты хочешь просто сбежать от своих проблем и мыслей, ведь даже говоря и веря в это, люди на самом деле не хотят избавиться от своей сути как таковой; убежать от себя невозможно хотя бы потому, что...
- Надеюсь Вы не возражаете, если я к Вам присоединюсь, в этом городе невыносимо трудно найти свободный столик в кафе, особенно в пятничный вечер, да и при такой замечательной погоде. Вы видели эти звезды? Не каждую ночь доведется увидеть такое чистое небо, - выдает незнакомец на одном дыхании, фамильярно усаживаясь напротив Элизабет.
- Извините, здесь полно свободных мест, и...и я Вас вовсе не знаю,- робко проговаривает ошеломленная Элизабет странным для себя, почти ребяческим голосом.
- А я не знаю Вас, а значит мы с Вами на равных,- незнакомец расплывается в улыбке, выкладывая из кармана на стол портмоне и пачку дешевых сигарет. Он лучезарно смотрит на Элизабет взглядом, полным ожидания, будто он ждал этой встречи долгое время. Элизабет делает большой глоток и допивает бокал, слегка подергивающийся в её дрожащих руках. Между смешанными чувствами раздраженного удивления, инстинкта самосохранения и необъяснимой лихорадочной эйфорией, любопытство берет верх. Перед ней сидит абсолютно незнакомый человек, и шансы того, что он может оказаться умалишенным или жуликом весьма велики. Благие намерения в нашей эпохе встречаются не так часто, но, за долю секунды отрицая всё, чему её учили с самого детства, Элизабет протягивает незнакомцу все еще немного дрожащую руку:
- Меня зовут Элизабет, и можно на "ты". - Очень приятно, Элизабет. У тебя очень красивое имя, и по этому поводу позволь мне заказать тебе еще один бокал вина,- игриво улыбаясь, незнакомец подзывает проходящего мимо официанта и заказывает два бокала красного сухого вина. Элизабет охватывает чувство недоверия: она ждала прихода официанта более пяти минут, а тут какому-то странному мужчине удается сделать заказ в течение минуты. Повторяя про себя, что ей надо быть смелее, она позволяет раствориться недоверию в моменте. Неуклюже поправляя складки на юбке, она переводит взгляд на незнакомца, пристальное выражение ее лица с оттенком опасной авантюры сменяется на приветливое ожидание: она не знает ничего о человеке, сидящим напротив нее, но при осознании этого факта ей становится по-странному уютно. Благодаря официанта, аккуратно располагающего два полных бокала посередине стола, она откидывается на спинке неудобного ��тула и решает плыть по течению.
- Возможно, Эл, у тебя возникнет вопрос,-продолжает незнакомец после минутной паузы,-с чего это незнакомый человек так нахально подсаживается к тебе в кафе. Признаться честно, у меня нет точного ответа. Как я уже говорил, сегодня такой удивительный вечер, такой удивительный...что хочется подсаживаться к незнакомкам. И ты ни подумай, я без каких-либо намерений, просто жажда компании, а ты выглядишь как достойный собеседник,- незнакомец делает большой глоток и закуривает сигарету.
- И о чем же мы будем разговаривать?- спрашивает Элизабет, кокетливо заправляя за ухо выбившуюся прядь волос.
- О том, о чем нам будет хотеться.
- Например?
- Например...хм, например, мы начнем с непринудительного знакомства и опишем себя любыми тремя фактами. С именами ведь всё не так интересно и, порой, даже чересчур сложно, ведь ты не выбираешь имя, которым тебя называют целую жизнь, но, - говорит незнакомец и жадно цепляется в сигарету губами, - ты всё же можешь решить, что считаешь важным в жизни - потушив недокуренную сигарету, он смотрит Элизабет прямо в глаза, подпирая подбородок обеими руками,- Я начну, чтобы было честно. Я родился в маленьком провинциальном городке за сотню километров отсюда, не люблю кошек и никогда не ложусь спать раньше двух часов ночи. Твоя очередь.
- Довольно сомнительный способ знакомства, но все же: я не люблю черный цвет, иногда играю на гитаре и хочу начать все сначала,- на мгновение Элизабет думает, что она делится слишком личными вещами с человеком, о котором не знает ровным счетом ничего. К чему она сказала, что хочет начать все сначала? Это звучит как призыв на помощь или как устарелые подростковые амбиции. Кому вообще интересно высушивать личные драмы чужого человека, когда даже самые близкие порой воспринимают подобное как ребяческие капризы?
За последних пару минут в заведении значительно уменьшилось количество пустующих столиков. Вечер пятницы набирает обороты, и отовсюду доносятся просьбы о шампанском и двойном виски безо льда. Mon beignet пробуждается ото сна, и музыка в колонках начинает играть немного громче, сменяя мелодичный джаз на ненавязчивые аккорды альтернативной музыки. Если бы кто-то захотел придумать новую религию, то ей бы с легкостью мог стать Вечер Пятницы.
Делая очередной глоток, Элизабет чувствует, как начинает увязать в мягких сетях забродившего виногра��а. Мысли, тяготившие ее последних пару дней или может даже последних пару лет, отступают, и она представляет себя героиней фильма: молодой, привлекательной и свободной. Той, которая не боится показаться нелепой или глупой, ведь она знает свои возможности. Той которая носит красивые туфли на каблуке и никогда не платит за выпитые коктейли. Той, что по-настоящему проживает свою жизнь. Ей больше не надо быть собой, сегодня, именно сегодня и непременно в этот момент, она может быть кем угодно и, может, она сможет быть даже той, кем ей всегда хотелось стать. Уповаясь грацией и эфимерностью своего нового образа, Элизабет почти забывает о присутствии незнакомца.
- Что ж, Эл, в таком случае я поднимаю этот бокал за новое начало,- слегка прищуривая правый глаз, незнакомец символично чокается с Элизабет и, все еще держа бокал в руке, оглядывается в сторону бара,- Как ты думаешь, тот парень за баром тоже бы хотел начать все сначала?
- Бармен? Ты знаешь его?
- Нет, сегодня я здесь впервые и никогда не встречал этого человека в своей жизни,- улыбаясь, незнакомец отвечает голосом человека, дающего показания, - Никогда даже не проходил близко этого кафе...как оно называется...Mon Beignet, кажется. Странное название, никогда здесь не бывал.
- Какое забавное совпадение, я здесь тоже впервые,- кокетливо произносит Элизабет тоном, присущим её новому образу; её голос кажется ей далеким и чужим, но ей нравится это новое чувство, растворяющее её в вязком забытие и отчуждении.
- Это да,- протягивает незнакомец, складывая руки за голову,- в жизни столько забавных совпадений, что один раз я чуть не поверил в судьбу. Конечно, у судьбы было имя, и, кажется, тогда мне было просто легче верить в то, что всё должно, просто обязанно, сложиться определенным образом,- на мгновение незнакомец закрыл глаза и сделал глубокий вдох,- но, как оказалось, это не всегда играет нам на руку; начинаешь верить во что-то, и оно рассыпается перед твоими глазами, какая уж тут судьба, если что-то и есть, то это что-то несет с собой нескончаемое наказание,- грустная улыбка мелькнула на его лице.
Элизабет не проникается грустными словами незнакомца. Сегодня ей не хочется думать о трагедиях, возможно, о странностях и нелепых казусах, но только не о трагедиях. Сегодня она, или пусть даже и малая часть нее, пробудившаяся от продолжительного сна, хочет праздника; праздника, который не заканчивается из-за глупой фразы или недоразумения; ей хочется настоящего праздника, который захлестывает с головой и напоминает о том, что жизнь на этой земле имеет хоть толику смысла.
- Так что насчет бармена?- без��аботно спрашивает Элизабет,- ты хотел узнать, если я думаю, что он тоже хочет нового начала.
- Прости, Эл, я отклонился от темы,- бубнит незнакомец, вцепившись зубами в фильтр почти дотлевшей сигареты,- да, бармен...хм, давай подумаем: на вид ему от 25 до 29 лет, возможно, он, так же, как и я, родом из провинциального городка и приехал сюда попытать свои возможности. Судя по кольцу на левой руке, он женат, думаю, у него есть как минимум один ребенок...сын, с которым он смотрит футбол по воскресным вечерам, пока его жена делает им сэндвичи с ветчиной. Работа здесь, конечно, не приносит желаемого дохода, но, вместе с женой, работающей на полставки, они способны свести концы с концами, живя небольшой квартире, что находится в двадцати минутах езды от столицы. Думаю, он бы не хотел начать все сначала,- незнакомец делает акцент на последние слова, триумфально размазживая остатки сигареты о прозрачное стеклянное дно пепельницы, будто своим вердиктом он присудил бармену билет в счастливую жизнь.
- Симпатичный сценарий,- говорит Элизабет, и слегка наклоняется в сторону незнакомца,- Но идиллия одного человека может быть адом для другого,- слегка улыбаясь от осознания циничности и язливого остроумия собственных слов, которые она наверняка где-то вычитала, она продолжает, - А что, если он никогда не планировал так рано становиться отцом? Может, он хотел стать фотографом или...да хоть самым лучшим барменом в мире. Но тут в один день его девушка, с которой он, может, и не планировал провести остаток своих дней, заявляет, что она беременна,- Элизабет умолкает на мгновение, наблюдая, как незнакомец закуривает очередную сигарету,- ему приходится найти стабильную работу и думать о будущем, которого он себе не желал. Как тебе такой расклад?
- У тебя интересный ход мыслей, Эл...интересный и немного пугающий. Что ж, и такое возможно. Но давай будем все-таки надеется, что я ближе к истине? Уж как-то слишком жесток твой вариант развития событий,- миролюбиво улыбаясь, незнакомец протягивает ладонь в сторону Элизабет.
Сквозь пару ороговевших мозолей виднеется бледная кожа и длинные тонкие пальцы. Элизабет мешкается, но решает не расценивать это как приглашение взять его за руку. Это было бы слишком тривиально взять его за руку в момент, когда они говорят о новых начинаниях. Это было бы как в плохом, дешевом кино. Она не хочет, она не может позволить себе поддаваться клише. Звонким эхом в ее голове проносится мысль о том, как это по-детски, сокрушаться под чарами подобного нелепого случая: ��зять его за руку означало бы сдаться, уверить его в собственной правоте, подтвердить его уверенность в перенятом её образе, полным недоговорок и загадочности, напускной загадочности. В её голове остро колют мысли: встреть я его на улице, я, может, бы даже не признала факта его существования. Собственно, вполне возможно, он бы чувствовал то же самое. Никакой судьбы, никакой предопределенности...то, кому мы протягиваем руки это не более, чем обстоятельство случая. Рука незнакомца плавно сползает со стола, неловкость миновала, но, кажется, не осталась незамеченной.
- Давай лучше поговорим о чем-нибудь хорошем. В эту ночь...в такую ночь надо проводиться время с удовольствием, и уж тем более не думать о всех возможных разбитых судьбах. Такой воздух, эта осенняя свежесть не сравнится ни с чем, ты согласна, Эл? Давай все же о хорошем?- подмигивая говорит незнакомец, будто растворяя в своих словах не свершавшееся событие полуминутной давности.
- Ты сам начал задавать вопросы и сам решил говорить о новых начинаниях,- в голосе Элизабет слышится нотка раздражения, - Но, если хочешь о хорошем, то давай о хорошем, - ей необходим еще один бокал вина. Пусть это будет перебор, пусть это будет слишком...кому какое дело? Убеждая себя в том, что многие великие истории начинаются нелепо, Элизабет молчаливо указывает на пустой бокал проходящему мимо официанту.
- Правильно, еще вина!- торжественно провозглашает незнакомец, - Еще вина и давай поговорим, хм, о чем же мы можем поговорить?- приглаживая правой рукой слегка взъерошенные волосы, он почти выкрикивает: Точно, давай погорим о любимых книгах.
Несколько людей оборачивается в их сторону. Элизабет неловко отводит глаза в сторону. Не пора ли ей уходить? Как понять, что это вечер еще не достиг своей кульминации? И плохо ли то, что во всей этой нелепой и несуразной обстановке она чувствует себя спокойнее, чем за последних пару месяцев? Странный инфантильный мужчина, сидящий перед ней и восхваляющий очередной осенний вечер становится главным героем ее вечера. Второго вечера ее новой жизни. Поправляя наклонившуюся брошку в виде стрекозы на немного растянутом кашемировом свитере, Элизабет дает себе обещание всецело отдаться течению своей новой судьбы:
- Моя любимая книга "Над пропастью во ржи".
- Название кажется знакомым, но я ее точно не читал, -задумчиво произносит незнакомец,- О чем же она?
- Она о многих вещах, - на секунду Элизабет путается в собственных мыслях, будто она не способна выделить главную мысль, - В ней описывается жизнь глазами подростка, который понимает не��ного больше, чем нужно для счастья.
- Звучит интересно, но как-то снова трагично, - по лицу незнакомца проскакивает грустная гримаса, озираясь по сторонам, он тихо, почти шепотом, спрашивает Элизабет, - И что же такое он понял?
- Он понял, что все фальшиво; он понял, в окружающем мире намного меньше смысла, чем кажется, -отрывисто произносит Элизабет, -Эта книга не трагична, она лишь до неприязни правдива,-добавляет она, делая большой глоток из охлажденного бокала,- Он не хочет взрослеть, потому что видит невежество и несправедливость мира взрослых,- говорит она немного откашлявшись,- он понимает, что лучше бы некоторые вещи не менялись.
- То есть он, этот герой, думает, что лучше навсегда остаться ребенком?- произносит незнакомец, и в его голосе слышится легкое недоумение и даже раздражение.
- Дело не вы этом, -ну вот, ей снова приходится защищать свои мысли и вкусы, думает Элизабет, смотря незнакомцу прямо в глаза; почему-то она всегда смотрит людям в глаза в момент негодования, будто пытаясь их обезуоружить,- Дело в том, что он не хочет стать таким, как все, и всеми силами цепляется за невинность и чистоту, ускользающую с годами.
- Но ведь ему необязательно становиться таким как все, он может оставаться собой,- отрывисто говорит незнакомец, но уже через мгновение расплывается в широкой улыбке, - Эл, я уверен, что в этой истории много правды...хм...даже с точки зрения реальной жизни, но, как ни крути, мы все взрослеем, и никуда от этого не убежать. Более того, -продолжает он и закуривает последнюю оставшуюся сигарету,- Я думаю, что роль взросления преувеличена.
Элизабет с любопытством разглядывает женщин, которых она заметила еще до появления незнакомца. Они выглядят как старые подруги, но между ними, будто густым туманом, висит тень отчуждения и недопонимания. Элизабет пытается представить, с кем из своих подруг она могла бы сидеть вот так лет через 15 и в кафе за бутылкой вина обсуждать актуальные события их жизней. Сможет ли она вообще вспомнить имена своих подруг через столь долгий срок? И, главное, будут ли они помнить её? Под обрывистые, но бойкие ритмы заполняющих заведение мотивов ей хочется верить, что вместо тени отчуждения между ними повисло лишь тяжелое облако сигаретного дыма. Из колонок небрежно, с надрывистой хрипотцой, раздается "let me be yours, even though you won't be mine".
- Я имею в виду, -продолжает незнакомец, - Жизнь лишь идет своим ходом, и взросление не происходит в какие-то определенные моменты, оно приходит постепенно. Все как в старом французском фильме: большую часть времени ничего не происходит, порой случаются относительно важные события и запоминающиеся слова, в остальном, - он делает медленный глоток, неспеша смакуя содержимое бокала, тон его голоса размерен и сдержан, - жизнь не меняется так, как в книгах, ничто не случается лишь по щелчку пальцев и не стоит искать каких-то магических судьбоносных знаков.
Кажется, в Mon Beignet приглушили свет, и лицо незнакомца растворятся в глазах Элизабет в хаотичном потоке теней. Его мысли будто начинают приобретать форму в окружающим их пространстве: есть ли смысл в его словах? Если да, то это, наверно, печально...Неужели вся жизнь это лишь немая сцена с ограниченным количеством актов...и как человек может спокойно спать ночами, зная, что его путь это лишь очередная массовка, лишенная важных событий? Разве не из-за этого ей надо было уехать, разве не от этого она бежала всю свою жизнь: от этой глухой монотонности, пробивающей до костей своей незначительностью и назойливо зудящей внутренним голосом, которой нагло твердит, что жизнь это лишь то, что надо прожить. Элизабет резко опускает бокал, его звон раздается немым эхо. Ей хочется, чтобы её жизнь была достойна истории, пусть не самой связной и выдающейся, но истории. В очередной раз разглаживая складки своей шифоновой юбки, она теряет свою роль: она не героиня своих новых начал, она остается на месте, пока карусель ее мыслей, надежд и страхов делает очередной оборот вокруг старой доброй оси ее существа. Будто она уехала зря, будто она напрасно пыталась убежать от себя.
- Все в порядке?- спрашивает незнакомец, смотря на Элизабет, а глазах которой блещут вырывающиюся слезы.
- Да, все хорошо, - переводя дыхание говорит Элизабет, - просто все это немного грустно. Грустно, что мы здесь и сейчас, грустно от того, что жизнь может так и не начаться, но непременно должна закончиться, - Элизабет делает глубокий вдох и смотрит на незнакомца, пытаясь найти понимание в чужих чертах, - Вот видишь, что столица делает с людьми. Я здесь совсем недавно, но уже впадаю в тоску. Но все это неважно, ведь я все же верю, что жизнь... ...незнакомец резко встает с места, не позволяя Элизабет закончить ее монолог. Он подсаживается к ней на деревянную скамью и, обвивая рукой её хрупкие плечи, нежно, но резко целует ее в обветренные губы. Музыка становится ритмичнее. Компания за соседним столиком просит счет. Бармен с загадочной судьбой наливает виски с колой, подмигивая белокурой девушке, расположившейся за барочной стойкой. Ледяные руки Элизабет обивают шею незнакомца. Возможно, он прав, и жизнь состоит лишь из таких событий. На долю секунды ей кажется...нет, она уверена, она точно уверена, что способна убежать от того, что держало ее долгие годы. Целуя губы незнакомого мужчины в незнакомом городе она, хоть и на мгновение, но способна убежать от себя. Она сможет убежать от себя, если сможет бежать еще быстрее.
Бармен принимает последние заказы. Они вежливо отколяняют предложение, держась за руки. С лица Элизабет исчезают следы ее напускнового кокетства вместе с остатками губной помады. Незнакомец не отпускает ее руки, что-то шепча ей на французском. Mon Beignet пустеет, растворяя мимолетные моменты, оставшиеся от его посетителей. Через пару часов кто-то затянет свои галстуки потуже и будет надеется на сносный рабочий день и хорошую погоду. Кто-то разбудит своих детей, нежным поцелуем в лоб. Кто-то лишь растворится в туманном утре, растворяясь тенью на пустой набережной. Ступая по шуршащей листве они договариваются, что встретятся здесь же, завтра, в 8 вечера. Элизабет пожимает руку незнакомца и говорит, что было бы неплохо встретиться за тем же самым столиком, за которым они провели этот вечер. Поцелуй на прощание будоражит в ней новое, давно забытое чувство, будто она снова неловкий подросток, спешащий домой после насыщенной ночи. Обвивая ее за талию он говорит, что с нетерпением ждет завтрашнего вечера и, медленно отпуская ее руки, растворяется в забвении спящего города: вальяжная походка, пачка Мальборо в кармане и слегка разъерошенные волосы. Северо-западный ветер легко, но настойчиво развивает шар Элизабет, медленно исчезающей в темноте жилых кварталов, обременяя ее обветренные губы очередной неловкой улыбкой.
В 8 вечера следующего дня Mon Beignet вновь кишит людьми всех возможных мастей и пород. От больших компаний до одиночек, заведение заполнено незнакомцами, жаждущими провести хороший вечер. Бармен не успевает наливать напитки. Из колонок струятся знакомые джазовые мелодии. Столик напротив бара занят молодой парой, держащийся за руки и восторженно обсуждающий предстоящую свадьбу. Клубы дыма нервозно верится под потолком, вальсируя в ритме наступления новой недели. Желтые листья мирно кружатся в осеннем вальсе у подножия Mon Beignet. Густые облака сулят ночными грозами и порывистым ветром, может, даже первыми вьюгами, что предвещают приход зимы. Столица медленно просыпалась от сна выходных дней, будто стряхивая с себя толстый слой пыли. Жизнь продолжала идти своим чередом, слегка морщась под холодными каплями сентябрьского дождя.
0 notes
Text
Здравствуйте, я гражданин вселенной, У меня нет ни паспорта, ни вшивых бумажек, Моя ошибка лишь в том, что я ступал на множество земель, Но вашей лишь одной обескуражен.
Не нужно мне ваших печатей, штампов и разрешений; Хочу лишь вдыхать пыльный воздух вашего вечного города, Что освободил меня от душевных лишений.
К чему мне ваше одобрение в виде гражданства? Я патриот чужой страны, приспешник чуждых нравов, Я заложник страны несбыточных надежд, С ее восхитительным и пагубным карнавалом
Необузданной, но так желанной красоты; Отметки ее посетителей стираются в документах, Но навсегда остаются внутри.
0 notes
Text
Зимние сны
Трамваи гудят проводами Под натиском серебряной стужи, Пока город неспеша укрывается мглой, Люди на остановках неуклюже топчатся, В толстых шарфах, немного простужены
Их сердца припорошены инеем, Холодом уже много лет как контужены На перекрестках и автобусных остановках.
Их сердца для зим не суждены, Морозы лишь лелеют их дрожащие души В немых отговороках И в воспоминаниях о лете
Пока город тешится в вальсе прерывистых вьюг, Растворяя их жизни в пируэте, Что заметает снегом их образ В холодных и забывчивых веках.
0 notes
Text
Жизнь на одного
Отголоски нами не прожитых жизней Плясали в немом неоновом эхо, Мы, может, были бы счастливы, Если бы жизнь не была так коротка
Если бы она не была так тесной,- Лишь на одного человека
Если бы она была мелодичной и безбрежной,- Как ночная городская река.
В гуле шума или на тихой набережной, Мы бы смогли взяться за руки, Но мгновение тускнеет движением века, Видимо, жизнь нам не дана, Чтоб любить искренне больше, Чем одного человека.
0 notes
Text
Букет из васильков
Отпуская твою руку, Я упаду, Растворюсь в васильковых одеялах лета
Падая, про себя пару раз повторю Слова, что не заслужили б и единого куплета. Слова, что не сложить в строки, Будто они на ином наречии
Растворяясь, я и их повторю, Про себя безголоса крича, Пока их кто-то другой тихо шепчет, Распуская белокурые кудри В милиметрах от твоего плеча.
Отпуская твою руку, Я выживу, Беспечно шагну в васильковое лето, Про себя в последний раз повторю, Слова, что остались для нас без ответа.
1 note
·
View note
Text
Мне бы хотелось надеть темно-синие бархатные перчатки, Открыть Ваше письмо, Стуча стертой подошвой по сырой брусчатке, Направляясь на набережную, Остановиться на секунду и ухмыльнуться, Уличив Вас в опечатке
Мне бы хотелось на серой бумаге Отыскать Ваши неосторожные отпечатки, Пока мы с Вами по разным сторонам мира, Играем в любовь на разных площадках.
И держа письмо в пару строк При свете тусклых фонарей вечного города, Я бы ни на долю мгновения не пожалела, Что была с Вами слишком горда
Пока трамваи бы шумно направлялись в депо, Целуя на ночь изношенные электрические провода
Мне бы хотелось небрежно улыбнуться При мысли, что у наших жизней сложилась так непохожая судьба, Но хотя бы на двух континентах, в городах нашей славы, В сердцах по-прежнему холодно, и не проходит зима.
1 note
·
View note