#кочки

[vestaignis]

Болотная сова (Asio flammeus) – среднего размера сова: длина ее тела колеблется от 34 до 42 см, вес самцов - 0,23-0,39 кг, самок - 0,24-0,43 кг. Крылья у нее длинные, ноги украшены пучками из перьев, на голове расположены маленькие вертикально стоящие "ушки" из перьев.

Болотная сова распространена очень широко, она обитает на всех континентах, кроме Австралии и Антарктики и населяет соленоводные болота, прибрежные равнины, хвойные леса, тундру, трясины, поля, прерии, высокотравные степи (часто с солончаками), луга (в поймах рек и озер), гористые местности и субальпийские луга, сельскохозяйственные угодья и парковые насаждения. Во всех местах обитания болотная сова придерживается открытых пространств.

Большую часть рациона этой птицы составляют мелкие грызуны (мыши, полёвки, лемминги, крысы, хомяки и ондатры), кролики, землеройки, летучие мыши, птицы (кулики, крачки, мелкие чайки, жаворонки и дрозды), насекомые (кузнечики, жуки, гусеницы) и иногда рыба.

Охотится болотная сова в любое время суток, низко паря над открытым пространством. На добычу она обычно нападает с полета или из засады и несёт ее в когтях. Болотные совы – моногамы и образуют постоянные пары. Самец привлекает самку на свой участок красивыми пируэтами в воздухе. Иногда в брачных полетах участвуют обе птицы: они гоняются друг за другом, сцепляются когтями или в шутку борются. Гнездом обычно служит расчищенная самкой ямка диаметром до 40 см на вершине плоской кочки среди густой травы или тростника. В кладке 4–7 яиц, которые насиживает самка.

Swamp Owl (Asio flammeus) – medium-sized owl: its body length ranges from 34 to 42 cm, the weight of males is 0.23-0.39 kg, females - 0.24-0.43 kg. Her wings are long, her legs are decorated with tufts of feathers, and small vertically standing "ears" of feathers are located on her head.

The is very widespread, it lives on all continents except Australia and Antarctica and inhabits saltwater swamps, coastal plains, coniferous forests, tundra, bogs, fields, prairies, tall grass steppes (often with salt marshes), meadows (in floodplains of rivers and lakes), mountainous areas and subalpine meadows, agricultural lands and parkland. In all habitats, the swamp owl adheres to open spaces.

Most of the diet of this bird consists of small rodents (mice, voles, lemmings, rats, hamsters and muskrats), rabbits, shrews, bats, birds (sandpipers, terns, small gulls, larks and thrushes), insects (grasshoppers, beetles, caterpillars) and sometimes fish.

The swamp owl hunts at any time of the day, hovering low over an open space. It usually attacks prey from flight or from ambush and carries it in its claws. Swamp owls are monogamous and form permanent pairs. The male attracts the female to his site with beautiful pirouettes in the air. Sometimes both birds participate in mating flights: they chase each other, lock claws or jokingly fight. The nest is usually a hole cleared by a female with a diameter of up to 40 cm on top of a flat hummock among dense grass or reeds. There are 4-7 eggs in the clutch, which are incubated by the female.

Источник://www.ebirds.ru/vid/225.htm,/bigenc.ru/c/bolotnaia-sova-bb9577,/zoogalaktika.ru/photos/aves/strigiformes/asio-flammeus, //www.mos.ru/news/item/86280073/,://ecology.polotsk.museum.by/node/42982,/russia.birding.day/v2taxon.php?s=423&l=ru.

[headache-medicine]

Где-то в болотистых землях аккуратно переступает через кочки странное существо. Его конечности однотонны и холодны, а тело ведет за собой туман, в котором теряются невысокие деревья, кустарники и налитые водой ямы. Потеря видимости - не лучшая компания при пересечении болота, поэтому забредшие в него путники избегают тумана и, сами того не ведая, избегают встречи с хранителем этой местности. Если же сесть на возвышении в глубине болот, отринуть страх и дать туману поглотить все зримое, если подождать, вырезая из палочки фигурку для подношения, можно ощутить холодное дуновение и приближение не то голоса, не то свиста, какой случается слышать во время вьюги. Незаметно среди мутных вод, затопленных растений и влажной почвы расцветет диалог, и будет казаться, что в едва различимом абрисе хранителя в витиеватых потоках тумана ты видишь свое отражение. Под вечер обнаружишь себя на окраине топи, где есть тропа, что ведет через лес к поселениям. И можно только догадываться: это дух вывел тебя в благодарность за разговор, или ты сам пересек знакомые трясины? Но еще не раз потом будет сказано, что что-то мутное есть в твоем взгляде, словно из глаз твоих смотрит само болото. ◈ https://t.me/Morova_poGreshnost

[sadist1224]

Скайрим АУ.

Описание: После битвы с драконом на болотах, вы отдыхаете в одном из своих убежищ вместе с Газом и Призраком. Тебе приходится немного поухаживать за парнями.

Кол-во слов: да хер знает, но читается где-то за 6-8 минут.

Вам не обязательно понимать устройство лора Скайрима, чтобы прочитать это.

На самом деле вы только-только вернулись в Мирвотч. Призрак, измученный и уставший скидывает с себя броню как только ступает на территорию башни. Кайл ворчит где-то позади тебя о манерах, но ты, если честно, сейчас на стороне Саймона. Убить дракона - всегда не просто. И ещё хуже, если стычка происходит на болоте. Чертов Морфал. Ты ненавидишь болота. И Призрак тоже ненавидит.

Но, к сожалению, поглощение души дракона стоит выше вашего комфорта.

В выигрыше, кажется, остался только Кайл. Конечно, магу не нужно прыгать с кочки на кочку, чтобы догнать чертову летающую рептилию и кольнуть её мечом. К твоему счастью, Призрак взял основной удар на себя, поэтому в основном ты пользовалась только луком. Главное, что дело сделано.

Мирвотч был уютным. В какой-то момент Кайл настоял на том, что вашей команде нужна база в районе Морфала, и хотя Прайс был недоволен затратами, с предложением мага он согласился. Башню Кайл нашел сам, как он признался, случайно. Расходы пошли на её благоустройство, и конечный результат был выше всяких похвал. Два этажа: первый - бытовой, второй - лаборатория. И как бы ты не любила Озерное поместье в Фолкрите, стоило признаться хотя бы самой себе, что Кайл проделал хорошую работу.

В мир тебя вернуло грубое ворчание со стороны спальной зоны, где Призрак скидывал с себя грязные доспехи.

"Я помогу ему." - ты киваешь в сторону ворчащего мужчины и Кайл кивает тебе в ответ.

"Ага, я буду наверху".

Синхронно с удаляющимися шагами Газа, ты приближаешься к кровати Саймона.

"Проблемы?" - ближайшая стена служит тебе опорой, пока твой взгляд скользит по знакомым шрамам на спине мужчины. Он в поту, под плечом расцветает фиолетовое пятно синяка от удара дракона, и Призрак шипит, снимая с себя рубашку.

"Мне нужно в баню." - мужчина скользит взглядом из-за плеча, не поворачиваясь полностью. Его даэдрический шлем покоился на прикроватной тумбе, пока его нос и рот прикрывал черный платок от бандитской маски.

"Ага. Я наберу. - ты взмахиваешь рукой, направляясь к спуску в подвал. - Приходи, как будешь готов."

Мужчина не заставляет себя ждать. На самом деле он появляется почти через минуту, но тебе хватает времени быстро подогреть воду заклинанием пламени.

К тому времени, как ты скинешь свои легкие доспехи и закатаешь рукава, Саймон уже будет сидеть по грудь в ��оде, широко расставив ноги.

Тебе не впервой видеть его обнаженным, но от чего-то каждый раз по спине прокатывается табун мурашек. Это приятно. Прикасаться к нему, проводить пальцами по шрамам, зарываться в его светлые локоны. Но ничего не вызывает в тебе удовольствие так, как невидимое чувство доверия с его стороны.

"Ты вроде хотела помочь." - его усмешка добрая и дразнящая. Кажется, ты через чур долго им любуешься.

"Не нарывайся" - улыбаешься ты, хватая чистое маленькое полотенце с полки и садишься на край ванны, сбоку от него.

На столике около тебя несколько подписанных склянок с мылом и порошками. Еще одно достоинство алхимии Кайла. Сама ты в ней мало разбираешься, но Газ в этом ремесле плавает как рыба, поэтому о средствах гигиены вашей команде беспокоиться не приходится.

"Только не лаванда."

"Тогда горноцвет?"

Легким движением ты проводишь тряпкой по его руке, поднимаясь вверх к плечу, слегка массируя напряженные мышцы, а затем плавно переходишь к его груди и прессу, получая в награду едва слышный расслабленный стон.

"Что, приятно?" - ты не можешь сдержать довольной улыбки, пока Призрак меняет позу.

"Аккуратнее. Я могу привыкнуть".

"Ну, тогда тебе придет бороться с Соупом. - ты проводишь тряпкой вдоль его позвоночника, нежно огибая раненное место. - Я не буду мыть вас двоих одновременно."

Призрак забавно крякает в ответ, расслабляя плечи и погружаясь в воду еще немного.

"Помочь с волосами? - закончив с его спиной, ты откладываешь тряпку в сторону и другой рукой тянешься к ближайшему флакону с жидким мылом.

В ответ, мужчина лишь опускает к тебе голову, чтобы было удобнее. Его волосы потемнели от воды и пены, пока ты мягкими движениями массируешь затылок и слегка тянешь его за пряди, добиваясь ещё одного более глубокого стона.

"Не дразни меня." - предупреждающе ворчит он, но в его тоне нет ни капли агрессии. Ты тихонько посмеиваешься.

"Ты слишком устал, Призрак." - легкость твоего тона заставляет его повернуться и вызывающе взглянуть тебе в лицо. Ты бы с радостью повоевала с ним ещё немного, но ты тоже устала за сегодняшний день, и у тебя было ещё несколько дел перед сном.

"Пойду, уберу твои доспехи. - ты встаешь с края ванны, потягивая спину и разминая ноги. - Дальше сам."

"Не утруждайся. Ты не обязана."

Но ты лишь улыбаешься ему, снова махая рукой, пока идешь к лестнице. По крайней мере, нужно собрать разбросанный части и отнести их к его кровати.

Уже наверху, ты подбираешь его сапоги с пола и кидаешь жалобный взгляд на эбонитовую броню. Глубокий черный цвет металла был заляпал грязью, травой и кровью. Нужно почистить это, пока не засохло. В конце концов, можешь же ты поухаживать за своим героем, да?

Чтоб не терять времени, ты подхватываешь доспехи и снова идешь к лестнице, только уже на второй этаж, к Кайлу, находя мага за алхимической стойкой.

"А ты сможешь создать такую жидкость, которая махом очищает металл, м?" - ты подмигиваешь парню, привлекая его внимание, и складываешь доспехи на скамью.

"Извини, еще не дошел до такого уровня мастерства." - усмехаясь отвечает он, кивая в сторону ведра с водой.

Сам он уже переоделся в более повседневную одежду, а его мантия чистая и свежая после очищающей магии весела на одном из манекенов.

Вы перекидываетесь еще парой слов, а затем сосредотачиваетесь на своих делах. Ты на чистке доспехов, Кайл на экспериментах с корнем нирна. Ты заканчиваешь раньше него, отставляя ведро и щетку в сторону. Твоя усталость уже дает о себе знать: глаза неприятно покалывает, а ноги потихоньку становятся ватными.

Ты подходишь к Газу со спины, легко обнимая его за талию и прижимаясь к его спине.

"Сегодня ночью будет холодно. - тихо говорит он, поглаживая твою руку. - Можешь лечь со мной если хочешь."

Ты тихо угукаешь, оставляя невесомый поцелуй на его щеке, и отходишь, забирая доспехи с собой.

Призрак уже спит. Его кровать находится совсем рядом с кроватью Кайла, поэтому ты аккуратно кладешь броню к ближайшему манекену, целуешь Призрака в лоб и сама ложишься спать.

Завтра вам идти до Солитьюда пешком.

[capricho42]

С определённой кочки зрения

[alis928374837364]

от автора: просто крик души уже, ненавижу выгорать😭😭😭

опять стихи?

и что ж, опять стихи?

наивная, думает ими искупит все свои грехи

творческое общество вокруг все неустанно творит

а наша героиня словно в небе белом парит

не напишет она в таком состоянии ни строчки

а спустятся на з��млю нельзя, там же одни кочки

не хочет девочка писать про розовые цветочки

только ставит свои бесконечные запятые и точки

хоть и жизнь идёт и дела бегут

а желанная мысль все не прет и не прет

чтож, стремление конечно это классное

но выгорание штука очень опасная(

[eterra]

Инопланетные комарики бегут по миру врозь,

Кочки все пересчитают, через океаны и моря шагают,

Летают по полям, рассматривают шерсть

котов дворовых, серых,

и все жужжат, хотят разгадать их маленький секрет.

Инопланетные комарики бегут по миру врозь,

Прислушиваясь к меду песен, стекающему с людских губ всерьёз,

Видят как заботливо удобряют те поля,

как плачут, кричат,

убегают

и шьют целые полотна из добра.

Инопланетные комарики снуют по миру врозь,

Ища ответы на один томительный вопрос…

секрет тех девочек, которых со двора загнали люди быстренько домой,

секрет хитросплетения стихов,

секрет цветов на клумбах,

секрет завязанных узлом шнурков,

секрет всех серых толстых дворовых котов.

— Наверное все дело, — говорит один комар,

— в их крохотных сердцах,

Наполненные медом, шерстью и добром насквозь,

Они бегут по миру, стараясь никогда не врозь.

[lexie-squirrel]

Собака Баскервилей - 2 серия (1981)

Во второй части "Собаки Баскервилей" больше не было такой дикой отсебятины, как пьяные Ватсон с сэром Генри... правда, сэр Генри периодически все-таки надирался - из-за неудач на любовном фронте с Бэрил Степлтон. Но продолжилась вторая часть все-таки с напуганных Ватсона и сэра Генри на болотах, а потом явление Холмса народу - то есть темная фигура человека на фоне луны. Обычно эту сцену в других экранизациях проваливают, но здесь получилось очень атмосферно и таинственно. Кроме того факта, что в книге имелся в виду тор, массивное награмождение камней, на которые легко вскарабкаться, но в переводе это всегда был "гранитный столб", поэтому Холмс стоит на верхушке высокого столба... Видимо, он забирался туда, как Мулан на столб в одноименном мультике.

Во время завтрака, во время которого и Ватсон, и сэр Генри страдали от похмелья, пришла миссис Бэрримор, чтобы драматично со��бщить о сгоревшем письме и подписи "Л.Л." Через Мортимера и Фрэнкленда Ватсон выяснил о Лоре Лайонс и что "в Кумб-Тресси она живет, в Кумб-Тресси!" Советская Лора Лайонс, как по мне, гораздо старше и опытнее книжной миссис Лайонс, которая, к тому же, отличалась красотой (впрочем, для Уотсона, похоже, все женщины писаные красавицы). После возвращения от миссис Лайонс Ватсон узнал, что сэр Генри ушел гулять по болотам и бросился его караулить, чтобы стать свидетелем его ухаживаний за Бэрил и стычки со Степлтоном. При этом сэр Генри приехал на лошади и в штанах для верховой езды. А потом он в расстроенных чувствах мчался на этой самой лошади мимо болот, разряжая в воздух пистолет. Ни т��го, ни другого в книге, естественно, не было... Опять пытаются "улучшать" канон.

Ватсон же повторно навестил Фрэнкленда, который рассказал ему про мальчишку, который носит еду каторжнику на болота, но им, естественно, оказался Картрайт, а "каторжником" - Холмс. Меня несколько потряс тот факт, что Холмс и Ватсон при встрече крепко обнялись - сомневаюсь, что книжный Холмс хоть кому-нибудь позволил бы себя обнять, даже Уотсону. Не потому, что он весь из себя такой английский джентльмен, а потому, что он Холмс. Если в книжке Холмс питался консервами (персиками!), то здесь, рассказывая про кусок хлеба и чистый воротничок, он впивался зубами в куриную ножку. Сцену с гибелью каторжника не то, чтобы слили - но слишком рано ввели прибежавшего Степлтона, и ни Холмс, ни Ватсон толком не успели оплакать "баронета". И, разумеется, никакой истерической реакции со стороны Холмса. Он у Ливанова вообще стоик.

Затем они заявились в Баскервиль-Холл к снова пьяному сэру Генри (но который хоть перестал пускать мужскую слезу по Бэрил), где Холмса не стали угощать ужином, но зато дали ему бокал и возможность порассматривать картины. На следующее утро Холмс уже был одет более достойно, сменив свой свитер на рубашку с галстуком, и, отдав распоряжения офигевшему и переигрывающему сэру Генри, отправился к миссис Лайонс... но почему-то один, без Ватсона. Видимо, тот остался ждать его в коляске, как верный пес. Потом к ним присоединился Лестрейд и они стали ждать, когда ничего не подозревающий сэр Генри будет возвращаться пешком через болота посреди ночи. Собака в советской версии удалась на славу, ее крайне редко показывают светящейся и дают ей больше пары секунд экранного времени. Единственное, с чем переборщили, так это с размером - она чуть ли не больше сэра Генри. Она ведь крупная, но все-таки обыкновенная, не мифическая собака. Но отчаянного бега Холмса и его стрельбы не было - тут собаку пристрелил Лестрейд, и мне это не нравится. После спасения примотанной Бэрил троица отправилась на болота, если не посреди ночи, то хотя бы очень ранным утром, где нашли убежище собаки, баночку с фосфором, остатки бедняги Снупи и ношеный ботинок сэра Генри. А потом Степлтон неожиданно устроил в них пальбу из-за кочки, а те принялись отстреливаться. Я погляжу, очень мног��м авторам адаптаций не нравится, что у Степлтона не было достойного финала, поэтому они предпочитают показывать его бесславную кончину - или хотя бы пущенные им пузыри воздуха.

Потом, напоследок, авторы опять устроили балаган с сэром Генри, Мортимером и четой Бэрриморов, в котором из-за взрослого баронета делали дите малое, с которым обращаются сооветствующе, рассказывают успокаивающим голосом чуть ли не сказки, кормят с ложечки ненавистной, а теперь любимой овсянкой и гладят по головке. Какого фига?.. Но закончилось все, как водится, на Бейкер-стрит, у камина, где Холмс и Ватсон обсуждали недостающие детали дела. Надо сказать, что в первоначальном сценарии пытались добавить мистику про леди, бродящую на болотах, и мистическую связь между Лорой Лайонс и девушкой, которую пленил сэр Хьюго. И "уши" этого первоначального сценария торчат, как в самой концовке, так и в одной из сцен, где Ватсон, будучи у Степлтонов, смотрит в окно и видит прогуливающуюся там Бэрил (хотя Бэрил дома). Я всегда воспринимал это, как ляп монтажа, а вот поди ж ты.

Как я уже говорил вполне достойная экранизация "Собаки Баскервилей", где сохранили весь подробный сюжет книги, подобрали неплохой каст, но напрочь убили всю готическую атмосферу и добавили излишний балаган с сэром Генри. Да и сам Холмс Ливанова не то, чтобы может здесь порадовать. Слишком он корчит из себя типичного хладнокровного англичанина, который чинно ест овсянку. Но на фоне других экранизаций, которым не дает покоя канон и нужно все переделать и извратить, наша советская "Собака" прям шедевр. Но лучшей я все еще считаю версию с Кушингом 1968 года.

[casualbos-bir]

Что такое счастье?

Что же такое счастье? Одни говорят: — Это страсти: Карты, вино, увлеченья — Все острые ощущенья.

Другие верят, что счастье — В окладе большом и власти, В глазах секретарш плененных И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье — Это большое участие: Забота, тепло, внимание И общность переживания.

По мненью четвертых, это С милой сидеть до рассвета, Однажды в любви признаться И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение, Что счастье — это горение: Поиск, мечта, работа И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто Бывает разного роста: От кочки и до Казбека, В зависимости от человека!

Асадов

[drpn]

[часть 19.5]

Они спускаются к воде, перелезши через ограждение — идея Кёнсу, конечно: плюнуть на поиск ступеней, которые, может, вообще в противоположной стороне остались, и прямо так — подтянувшись на руках, перемахнуть через забор, чтобы затем сбежать вниз по вполне ухоженному склону. Они от центра-то ушли не так далеко — все здесь цивильненько, ну кроме, конечно, доктора исторических наук в дорогущем кост��ме, перелезающего через грязное ограждение, как подросток какой-то.

Но Чанёлю все нравится. Кёнсу идёт впереди, подбирая какие-то мелкие камни и бросая их в воду без крутого взмаха рукой — с лёгкой подачи те оказываются в воздухе, чтобы с еле слышным бульком пропасть, коснувшись водной глади — на ней пунктирной линией разноцветных огней нарисован ночной город, неспокойный, живой, но такой далёкий сейчас, и даже протянутый через реку автомобильный мост не врывается обилием звуков в висок, отвлекая. Чанёль слышит, как под обувью Кёнсу скрипит мелкий мусор, а затем видит его лицо — тот разворачивается вдруг и, продолжая идти задом, спрашивает:

— У Вас же, по идее, отпуск должен быть скоро?

Выбоины, кочки он тоже подошвой собирает, спотыкаясь, и Чанёлю приходится догнать его в два широких шага, чтобы, подойдя ближе, придержать рукой за локоть, заставляя остановиться.

— Свалишься же, иди нормально, — цокает языком, головой мотнув, и на заданный вопрос отвечает, почти наяву представляя чужую реакцию, что последует после сказанных слов:

— У меня отпуск с завтрашнего дня.

Теперь они идут рядом — Чанёль отстаёт лишь на полшага, потому что бетонный выступ оказывается слишком узким, чтобы двигаться вместе, плечом к плечу. Кёнсу даже не думает, где и когда закончится их путь — он бы, конечно, и всю ночь бродил возле этой реки, прячась от лишних взглядов вместе с Паком за склоном с порослью высокой травы, в тени, кусающей хвосты долетающего изредка света от далеких фонарных столбов.

— И что собираетесь делать? — спрашивает после паузы, какими-то хитрющими намёками стреляя, и Чанёлю приходится сразу его осадить — кто ж знал, что сегодня все так обернётся.

— Ну вообще, — говорит, — у меня завтра самолёт, райский остров и белоснежный песочек с прозрачной водичкой.

Билеты он, и правда, уже давно купил — да что там говорить, учитывая последние тревожные недели, даже не беря в расчёт и без того неспокойный семестр, Чанёль не может отрицать — он спал и видел, как на десять дней вырвется из привычного хаоса, чтобы ��одклеить все разворошенное, подсобрать раскиданное и перепутанное, наслаждаясь прекрасными закатами и безлимитным алкоголем на берегу пустого пляжа. Все это звучит заманчиво даже сейчас, пусть Кёнсу и смотрит исподлобья долго, недоверчиво, а потом и вовсе меняется в лице, вселенского разочарования гримасу строя: "вот это Вы обломщик, профессор Пак".

Усмешку приходится сдержать из солидарности: в принципе, Чанёль был бы и не против встретить пару рассветов, сидя на деревянной террасе вместе с Кёнсу, позабыть о всходящем из-за горизонта солнце, ловя отражение его несмелых лучей на чужой загорелой коже. Легко оказывается представить и мелкие скрипучие песчинки под пальцами, коснувшимися горячей щеки, и теплую ладонь, оказавшуюся в собственной, чтобы ненавязчиво вынудить встать и, развернувшись спиной к разгоревшемуся солнцу, оказаться под крышей, напрасно пытаясь доспать часы прошедшей ночи.

Становится даже жаль, что этот приунывший Кёнсу не на морском побережье под лучами солнца греется, а посреди шумного города темень ночную кожей впитывает, запах речной.

— До конца каникул наказан? — спрашивает Чанёль, помня о недавнем скандале и крупной ссоре с родителями; Кёнсу только кивает, выдирая из куста какую-то длиннющую хворостину, идёт и машет ею, говоря:

— Ну, будет время трефлип потренить. После того раза в парке возможности особо и не было.

Тон его голоса не из радостных, конечно; хоть и недовольство свое видом особо не показывает, его все равно можно понять — пока все друзья разъехались по заграницам, дачам, Кёнсу вынужден сидеть один в переполненной столице, жарясь под августовским солнцем, плавящим асфальт.

Чанёль обгоняет его, делая широкий шаг, и, развернувшись, задом идёт, как только недавно шёл сам Кёнсу; он говорит, улыбаясь:

— Получится, скинь видео, — и хворостину забирает из рук, потянув на себя.

Теперь Кёнсу его догоняет, хватая за запястье, и, повторяя интонации точь-в-точь, бросает, для убедительности копируя и мимику лица:

— Свалитесь же, идите нормально.

Собственноручно вырванную хворостину он, конечно, забирает обратно, нефиг тут свои загребущие ручонки распускать. Так-то.

Но пройти вперёд Чанёль ему не даёт, перегородив собой дорогу, и, тронув за плечо, заставляет посмотреть в глаза, задрав подбородок:

— Я серьёзно. Пиши мне, понял?

Сократившаяся дистанция и прямой долгий взгляд, требовательный, заставляют угукнуть только, прервав зрительный контакт поворотом головы в сторону. Непонятная неловкость тащит странное волнение, которого, казалось, удалось избежать, когда после вполне однозначного разговора получилось спокойно и смотреть, и болтать, и вот касаться даже — а все равно что-то расчесывает будто меж рёбер, и приходится сделать шаг в сторону, чтобы, обогнув Пака, двинуться дальше. А Чанёль не настаивает, глянув мельком на другой берег реки, будто там ему мог кто подсказать, куда вдруг делась чужая смелость.

С хворостиной этой несчастной, отнятой раз и второй, забранной тут же обратно, затевается бой, конечно; и если Чанёлю хлестко прилетает по ноге скорее случайно, то Кёнсу не оказывается под водой лишь только потому, что все-таки жалко топить такую красоту, пусть и дурную, буйную. Хохот разлетается, должно быть, километра на три, а Кёнсу неугомонного, точно с шилом в заднице, приходится ловить, прижимая к себе, будто так и надо догонять кого-то: хватать и в себя вжимать, случайно проезжаясь носом по открывшемуся из-за наклона головы затылку.

Соперник из Кёнсу, конечно, тот ещё — сдаваться он не собирается, но Чанёль и сам забывается, угорая над тем, как же все тупо, но так, блин, легко, хорошо, что тоже в голос смеяться хочется — ну, он и смеётся, естественно, чуть ли не громче самого Кёнсу.

Успокаиваться обоим приходится практически с хрипом, с вытянутыми вперёд руками и предупреждающими взглядами под остаточный смех. Чанёль смотрит на Кёнсу — тот, немного запыхавшись, продолжает улыбаться чему-то, неуклюже поправляя волосы, будто им ещё можно помочь, и при этом совершенно не обращая внимания на перекошенный пиджак, который его, видимо, совсем не заботит; Чанёль смотрит, прилипает снова ко всем этим нюансам, всем глупостям, огрехам, из которых Кёнсу, сложился, блин, однажды, чтобы теперь вот так — в самое сердце ворваться без спроса, без возможности хоть как-то сдержать нахлынувшие чувства. И в ответ летит взгляд искрящийся, открытый, все ещё не сбитый напрасными, глупыми мыслями, а те и не собираются больше тревожить, наконец отступая. Это вызывает улыбку — обоюдную, когда все становится слишком просто, слишком ясно.

Щеки Кёнсу горят под пальцами — Чанёль касается его лица, сократив дистанцию до общего выдоха, до последнего брошенного взгляда из-под ресниц, до прикосновения поцелуем к губам, спинке носа, векам закрытым, дрогнувшим. Секунды растягиваются; замедляются движения — Кёнсу касается чужого бока под пиджаком, обжигая ладонь о кожу сквозь тонкую ткань рубашки, а второй рукой — за шею, ниже, чтобы короткий поцелуй в губы поймать и продлить на мгновение дольше, чтобы самому целовать. Чанёль — не тот, что в клубе, он не торопится, не захватывает инициативу так, что колени пробивает дрожью, но Кёнсу все равно за него хватается, тянет на себя, вынуждая зарыться пальцами в отросшие на затылке волосы и целовать долго, касаясь языком приятно-тревожно. Запах чужой кожи липнет к губам, вплетается в память вместе с улыбкой, сцелованной бегло от уголка до уголка, до какого-то спазма, тронувшего горло, заставляя улыбнуться в ответ, оторвавшись. Кёнсу тянется выше, толкнувшись своим лбом в чужой, отнимая руку от бока, чтобы, проведя ладонью по щеке, пальцами зацепиться под ухом. Долгожданные объятия, крепкие, топят несдержанные улыбки, широкие, в вороте пиджака, в сгибе шеи, в волосах, сладко пахнущих, путаных; сердце от сердца удается отклеить, ладони — оторвать от лопаток, только чтобы пальцами снова провести линию от виска до подбородка, чтобы, губ коснувшись, снова — целовать.

[klosya-s-little-laboratory]

болото

Словно тебя затягивает всё глубже и глубже в это болото. Снова.

Ты медленно погружаешься в темноту, сантиметр за сантиметром, и холодная вода один за другим гасит все огонёчки, что ещё горят внутри тебя. Хотя кажется, что в этот раз погас последний, и болото сомкнуло над твоей головой свои тяжелые воды. Кислород больше не поступает в твои лёгкие, вместо него – вонючая болотная вода. Ты вдыхаешь эту грязь, и она наполняет тебя.

И у тебя нет больше сил сражаться, цепляться за что-то в тщетных попытках выбраться, ведь каждый раз ты снова, и снова, и снова оказываешься здесь. Веры в то, что можно спастись, почти не осталось.

Иной раз ты нащупываешь какую-то кочку, и тебе даже удаётся взобраться на неё, очистить лёгкие от застоявшейся воды, вдохнуть густой отравленный воздух, пахнущий гнилью и сыростью , поймать на себе редкий солнечный луч, пробившийся сквозь плотную пелену тумана… И неуверенно перепрыгнуть с одной кочки на другую. Почва под ногами неустойчива и зыбка, она колеблется, пружинит, дрожит, издаёт жуткие хлюпающие и чавкающие звуки, словно болото готовится снова сомкнуть над тобой свою хищную пасть. Но ты делаешь ещё шаг. И ещё. И с каждым следующим всё больше веришь в то, что можно отсюда выбраться, можно найти путь из этой трясины. И чем крепче твоя уверенность в спасении – тем мучительнее снова оказаться в воде, чем дольше ты прыгал от кочки к кочке – тем глубже погружаешься после. Так происходит каждый раз. И с каждым разом твоё слепое барахтанье сопровождают всё более и более мрачные мысли, а минуты «спасения» становятся всё более редкими.

И никто не в силах тебе помочь.

Они протягивают тебе руки, но твои влажные пальцы лишь скользят по всем этим «ты справишься», «ты сильная», «ты должна бороться и не опускать руки». Их вера в тебя лишь связывает руки и ноги страхом всех подвести, не оправдать надежд…

Они кидают тебе верёвку «Сдавайся, у тебя ничего не выйдет», «Ты ведь прав, ты никчёмный», надеясь зацепить тебя ей и вынудить выбраться на сушу самостоятельно. Но веревка лишь затягивается на твоей шее и камнем тянет всё дальше вниз.

Единственный, кто мог бы тебя вытащить отсюда – ты сам. Но ты не можешь даже пошевелиться. Не осталось ничего, что заставляло тебя двигаться раньше. Ничто не вызывает в тебе восторга и интереса, не осталось ни желаний, ни эмоций, ни чувств. Ты словно оболочка – пустая и бездушная, плывущая по течению, и единственная твоя мысль сейчас – быстрее бы заснуть. Ты отчаялся, и чувствуешь, что никогда не сможешь уверенно стоять на твердой почве. Не покидает чувство, что это твоё последнее погружение….

Но маленькая надежда всё ещё теплится в тебе, там, куда не могут проникнуть тёмные воды, и она будет гореть там слабеньким огоньком, пока остаются люди, которые ждут тебя на краю этого бесконечного болота. Где-то там, далеко, куда ты всё ещё надеешься однажды попасть.

[varvarakalinina]

ушла в магазин

Я бы тебе сказала, что не знаю, как оно будет у нас. Наверное будут и тяжёлые времена, и обиды, и горести всякие. Ещё я бы тебе сказала, что мне думается, будто мы с тобой наелись говна столовыми ложками уже, поэтому теперь все будет хорошо. Но если где-то впереди будут кочки и ямы, то я там вместе с тобой.

Вот, что я бы тебе сказала. Но я ушла за читосами, поэтому они все скажут за меня. 

[asbestgid]

Охота на манок

В прежние времена в любом конце леса были покосы, а между ними в проезжем состоянии живописные лесные дорожки. Кроме этого, между отдельными участками протоптаны узенькие тропки. Они соединяли соседние покосы или шли кромкам болот, а кое-где и через болото брошенным на кочки жердям. Осенью, идя на охоту, по чернотропу, зная эту пешеходно-дорожную систему, можно спокойно, двигаясь с ружьем в руках, за день пройти очень много. Мало того, можно добыть охотничий трофей или, как минимум, увидеть чт... Читать дальше »

[novateru]

Общество: Васюганские болота: какие секреты скрывает огромная древняя топь на севере России

Болото - не самое романтическое место. Едва ли кто-то решит потратить свой отпуск, чтобы посетить какую-нибудь топь. Смотреть здесь обычно не на что: кочки да мох, редкие кустарники и поваленные деревья. Но это только на первый взгляд. Ведь в действительности многие болота хранят в себе уйму секретов. Особенно, если это болото имеет площадь, сопоставимую с размером некоторых европейских стран. Одним из таких «хранителей секретов» были и остаются Васюганские болота в Западной Сибири между Иртышем и Обью. Подробнее.. https://novate.ru/blogs/170624/69984/?utm_source=dlvr.it&utm_medium=tumblr

[goshminherz]

Что же такое счастье?

Одни говорят: — Это страсти:

Карты, вино, увлеченья —

Все острые ощущенья.

Другие верят, что счастье —

В окладе большом и власти,

В глазах секретарш плененных

И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье —

Это большое участие:

Забота, тепло, внимание

И общность переживания.

По мненью четвертых, это

С милой сидеть до рассвета,

Однажды в любви признаться

И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,

Что счастье — это горение:

Поиск, мечта, работа

И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто

Бывает разного роста:

От кочки и до Казбека,

В зависимости от человека!

ЭДУАРД АСАДОВ

[pereverni-blog]

Дырявая мочка,

Кровавая строчка.

Холодная печка

Чёрная гречка.

Мы все тут косые,

Почти что немые,

Любимые кочки.

Грязные взбучки.