#Изысканность

[magazinodegdy]

Это платье отличается роскошным дизайном и изысканным стилем. Оно подчеркнет вашу женственность и изысканность в любой ситуации. Идеальный выбор для особых моментов и вечерних выходов. Это платье - настоящая находка для любительниц элегантности и стиля. Источник: https://t.me/MagazinOdezhdy/85525 ✅ Новинки: t.me/s/rasprodagi_com & linktr.ee/rabota

[evgenylochman]

Тема 5, лекция 17, 9 дом в Весах

[lisystrata]

Abramov's booklet on Conrad Veidt

I have already done this material in the Veidt Facebook community, and I will probably do the same here. This is a small russian-language booklet from a hundred years ago, dedicated to Conrad. Spreading the screenshots, I will supply each of them with a translation into english. I hope this is at least clear. You can notice a very funny imprint of the Soviet era in this text. The author of this critical review, as they say, praised the Conrad so that it looks like a curse.

Из всех фигур немецкого экрана — одна особенно резко возникает перед глазами. Из всех явлений актерской талантливости она требует особенно тщательного диагноза.

Конрад Фейдт.

Тонкая и высокая фигура. Величаво-спокойная изысканность позы. Подчеркнуто-музыкальная гибкость движений. Пластичность со всеми оттенками замаскированного кокетства. Мягкая, но хищная, почти кошачья грация. В этой фигуре больше всего поражают лицо и руки. Огромный, высокий лоб мудреца страдальчески сжимается впалыми висками мученика. Виски набухают темными венами. И вы неуловимо ощущаете, как тяжело и страшно работает вспыхивающая в холодных, безжалостных глазах такая же, не знающая жалости, мысль.

------------------

Of all the figures on the German screen, one appears most sharply before one's eyes. Of all the manifestations of acting talent, it requires a particularly careful diagnosis.

Conrad Veidt.

Slim and tall figure. Majestically calm sophistication of the pose. Emphasized musical flexibility of movements. Plasticity with all shades of disguised coquetry. Soft, but predatory, almost feline grace.

In this figure, the face and hands are most striking. The huge, high forehead of the sage is painfully compressed by the sunken temples of the martyr. Whiskey swells with dark veins. And you imperceptibly feel how hard and terribly the same thought flashing in cold, ruthless eyes, which does not know pity, works.

Эти глаза как будто бы всё видели и всё узнали. В них нет ни радости, ни смелости, ни дерзаний. Они холодны и мертвы. Так смотрели, вероятно, глаза вымирающих цивилизаций. Так смотрят и осколки современного человечества, не верящие ни в прошлое, ни в будущее и ничего не знающие, кроме пресыщения.

У Конрада Фейдта играют больше всего губы. Эти губы работают с тончайшим техническим мастерством. Они дают все переливы настроения, все оттенки страдания и жестокости. Кривая, тонкая, почти змеиная улыбка Фейдта живет на этом лице своей самостоятельной жизнью, создавая порой почти незабываемую трагическую маску. И эта улыбка дает тон, резкий, чеканный тон всему лицу. Она оживляет рисунок, кладет отпечаток на все образы Фейдта. Она окрашивает все контуры его ролей.

Улыбка и руки. В этом — весь облик Фейдта. Руки, запоминающиеся больше всего, больше сюжета, больше названия картины. Тонкие, изящные, почти изысканные руки пианиста. В этих руках какой-то неуловимый излом хищности, жестокости, злорадства. Породистые руки аристократа могут внезапно стать руками душителя. В них тоже своя своеобразная и самостоятельная жизнь. И эти руки дают порой такие тончайшие оттенки переживаний, что всё остальное кажется лишней и ненужной деталью.

Кто же не знает этой фигуры? Кому не знакомо имя, популярность которого блестяще конкурирует с плеядой имен от Фербенкса до Валентино? Кому неизвестен образ раджи Эшнапура, мистически-жуткий абрис Сомнамбулы или болезненно-хищная, жестокая маска Борджиа?

От блестящих экранов на Фридрихштрассе до убогих полотнищ чухломских «иллюзионов» так часто возникало лицо, в котором, казалось, застыли все черты декаданса, в котором скрестились все пути человеческой дегенерации.

Фейдт пришел в кино из театра. Он из той плеяды театральных актеров, которые почувс��вовали кино не параллельной, а основной стихией. Театр стал параллелью.

Судя по отзывам немецкой прессы, Фейдт в кино во много раз сильнее, ярче, убедительнее Фейдта в театре.

Но и в театре Фейдт оказался в рядах пожинателей успеха и славы. Он еще у Рейнгарта был сразу замечен, когда выступал на вторых, почти случайных, эпизодических ролях. О нем часто говорили больше, чем о первых актерах.

Но Фейдт в театре — это только дополнение к Фейдту в кино. В кино он вырастает в проблему. В проблему искусства декаданса, искусства умирающей цивилизации. Он — самое острое ее проявление. Ее наиболее могучая и яркая манифестация.

Мы знаем Фейдта довольно хорошо. Мы просмотрели уже значительное количество его картин. Среди них много сравнительно слабых, но ряд и поистине блестящих, чеканно и талантливо сделанных ролей. Таковы: Сомнамбула («Кабинет доктора Калигари»), раджа Эшнапура («Индийская гробница»), Лорд Нельсон («Леди Гамильтон»), Чезаре Борджиа («Лукреция Борджиа»), О’Коннор («Ужас»), и более слабые, менее удачные роли: Христиан фон Шафф («Жемчуг, кровь и слезы»), Паганини, в картине под тем же названием, Арпадо Чарлзло («Любовь художника»), поэт («Ню»). Из других его картин довольно популярны на Западе «Граф Калиостро», «Елизавета и Дон Карлос», «Руки Орлака» и «Кабинет восковых фигур».

--------------------

Those eyes seemed to see everything and know everything. They have no joy, no courage, no daring. They are cold and dead. So looked, probably, the eyes of dying civilizations. This is how the fragments of modern humanity look, who do not believe in either the past or the future and know nothing but surfeit.

Conrad Veidt's lips play the most. These lips work with the finest technical skill. They give all modulations of mood, all shades of suffering and cruelty. Veidt's wry, thin, almost serpentine smile lives its own independent life on this face, sometimes creating an almost unforgettable tragic mask. And this smile gives a tone, a sharp, chased tone to the whole face. She revives the drawing, leaves an imprint on all the images of Veidt. She paints all the contours of his roles.

Smile and hands. This is the whole existence of Veidt. Hands that are remembered the most, more than the plot, more than the title of the picture. Thin, graceful, almost refined pianist's hands. In these hands there is some elusive kink of rapacity, cruelty, gloating. The thoroughbred hands of an aristocrat can suddenly become the hands of a strangler. They also have their own unique and independent life. And these hands sometimes give such subtle shades of experience that everything else seems like an unnecessary and excess detail.

Who doesn't know this shape? Who doesn't know a name whose popularity rivals a plethora of names from Fairbanks to Valentino? Who does not know the image of the Raja of Eshnapur, the mystical and terrible outline of Somnambula, or the painfully predatory, cruel mask of Borgia?

From the brilliant screens on Friedrichstrasse to the wretched panels of Chukhloma "illusions", so often a face appeared in which, it seemed, all the features of decadence were frozen, in which all the paths of human degeneration crossed.

Veidt came to cinema from the theatre. He is from that galaxy of theatrical actors who felt the cinema not as a parallel, but as the main element. The theater has become a parallel.

Judging by the reviews of the German press, Veidt in the cinema is many times stronger, brighter, more convincing than Veidt in the theater.

But even in the theater, Veidt found himself among the reapers of success and fame. He was immediately noticed by Reingart when he acted in second, almost random, episodic roles. He was often talked about more than the first actors.

But Veidt in the theater is only a supplement to Veidt in the cinema. In the movies, he grows into a problem. Into the problem of the art of decadence, the art of a dying civilization. It is its most acute manifestation. Its most powerful and brightest manifestation.

We know Veidt quite well. We have already seen a significant number of his paintings. Among them are many relatively weak, but a number of truly brilliant, minted and talented roles. These are: Somnambula ("The Cabinet of Dr. Caligari"), the Raja of Eshnapur ("The Indian Tomb"), Lord Nelson ("Lady Hamilton"), Cesare Borgia ("Lucretia Borgia"), O'Connor ("Horror"), and weaker, less successful roles: Christian von Schaff ("Pearls, Blood and Tears"), Paganini, in the film of the same name, Arpado Charleslo ("The Artist's Love"), poet ("Nu"). Of his other paintings, “Count Cagliostro”, “Elizabeth and Don Carlos”, “Hands of Orlak” and “Cabinet of Wax Figures” are quite popular in the West.

Лучшие роли Фейдта — это образы, навеянные мистицизмом, болезненными кулонами воображения, сексуальными изломами психики. Таковы роли Сомнамбулы из «Кабинета доктора Калигари» и О’Коннора из «Ужаса» по роману Стивенсона «Тайна доктора Джекилла и мистера Хайда». Фейдт охотно черпает свои образы и в мрачных эпохах Средневековья. Таков его Чезаре Борджиа, весь в тонах кватроченто. Таков и Иван Грозный в «Кабинете восковых фигур» — образ, в котором до болезненности заострена мрачная жестокость эпохи.

Привлекает Фейдта и экзотика. Но экзотика с явным болезненным упадочным уклоном.

Индия колонизаторов и рабов, Индия, задушенная петлей поработителей, Индия Тагора и Махатмы Ганди для него не существует. Она заслоняется мистической фантастикой факиризма и болезненной силой страстей в экзотической оправе.

Экзотика исторических эпох, экзотика «великих побед» и завоеваний приводит его к «Леди Гамильтон». Но историческая окраска событий и здесь растворяется в неврастенической страсти однорукого Нельсона, для которого Фейдт находит все краски «великой любви» и «великих страданий».

Таков отчасти и Христиан фон Шафф, сын миллиардера, владелец несметных богатств, влекущий за собой страшную цепь: «Жемчуг, кровь и слезы». Неврастенические уклоны психики приводят Фейдта здесь к какому-то подобию непротивленчества, толстовства. Но и тут в его палитре оказывается еще достаточно красок.

Отсюда естественный скачок к натурализму. И Фейдт приходит к образам богемного художника Арпадо Чарлзло и салонного поэта из «Ню».

Но и художник, и поэт отдают шаблоном и фальшью. Они слишком приторны. При всей рафинированной техничности Фейдта, при его изощреннейшей цивилизованности, при всем блеске его тончайшего артистизма, у него нет средств для передачи самых простейших оттенков самого элементарного натурализма.

От романтической жути кровавых эпох до фантомистики почти мейрингского толка Фейдт самое совершенное воплощение этой линии развития. Самая изысканная ее арабеска.

Но герой-любовник современных салонов — эта законченная демонстрация духовного убожества, этот апофеоз лакированной пошлости — не в артистических средствах Фейдта.

Его графика сексуальна, но не скабрезна.

Его рисунок уродлив, но не прозаичен.

В нем упадочность, но не пошлость.

Каждый актер лепит свой кусок жизни на экране так, как он ее видит и воспринимает. У Янингса она дышит почти первозданной силой и плотоядностью. Реалистичность Вернера Краусса окрашивается гротеском и гиперболичностью. Фербенкс наполняет жизнь динамикой и движением. Москвин ищет ее в переплетении смешного с трагическим.

Конрад Фейдт дает сексуальный рисунок, дает причудливую графику вырождения. Его типы — это разнообразнейшие симптомы дегенерации. Его образы — лишь различные эффекты упадочности.

Фейдт — питомец определенной социальной среды. Эта среда породила в литературе патологию и мистицизм, а в жизни — гомосексуалистов и «пресыщенных». Именно эта среда выдвинула мысль о «закате Европы». И это в ее тайниках родилась философия Шпенглера.

Конрад Фейдт — плоть от плоти ее. Он одно из самых ярких ее проявлений. Его творчество — это логическое завершение той линии развития, которая привела буржуазную цивилизацию на грань вырождения. Это наиболее яркий штрих культурной дегенерации, сделавшей искусство лишь удобрением для европейского капитала.

Каждая роль Фейдта — это осколок определенного миросозерцания. Так мыслит и чувствует человек, у которого уже нет ничего за душой.

Каждый облик Фейдта — это заботливое культивирование симптомов упадочности. Сознательный и убежденный гимн человеческой дегенерации. Образы «великих любовников», линии «великих страстей», в которых звучат все оттенки — от престиссимо до фуриозо — в сущности последний взмет культурного декаданса.

Бессильный крик человека, у которого уже нет никаких путей.

Игра Фейдта спокойна, подчеркнуто спокойна. Движения экономны, медлительны. Он играет линиями своей тонкой фигуры. Играет поворотами, замедленными сгибами конечностей. Его сцены сознательно удлиняются.

В «Индийской гробнице» и «Лукреции Борджиа» есть моменты, когда он из глубины экрана медленно движется на первый план. Кажется, нет конца этому движению. И это сознательно рассчитано, продумано. Образ, двигающийся на зрителя с какой-то медлительной величавостью, внедряется в сознание, застывает, не забывается.

Фейдт живописен. Он любит сочетания черного с белым. Он играет этими сочетаниями как ни один актер в мире. Его фигура во фраке и белой чалме в «Индийской гробнице» исключительна по композиции. Сомнамбулу в черном трико с бледно-белым лицом-маской мы тоже никогда не забудем.

А складки черного камзола Чезаре Борджиа? Фейдт комбинирует эти складки, растворяется в них, «одухотворяет» ими каждый изгиб, каждый поворот корпуса. Фейдт почти всегда играет крупным планом. Он заполняет всё пространство экрана часто только одними руками. Эти руки дают куда большие переливы настроений, чем плачущее лицо Мери Пикфорд. Руки Чезаре Борджиа — это симфония, это целая поэма страдания, страсти, переданной только одними кистями тонких болезненных рук.

-------------------------

Veidt's best roles are images inspired by mysticism, painful pendants of the imagination, sexual fractures of the psyche. Such are the roles of Sleepwalker from The Cabinet of Dr. Caligari and O'Connor from Horror, based on Stevenson's novel The Secret of Dr. Jekyll and Mr. Hyde. Veidt willingly draws his images from the dark epochs of the Middle Ages. Such is his Cesare Borgia, all in the tones of the Quattrocento. Such is Ivan the Terrible in The Cabinet of Wax Figures, an image in which the gloomy cruelty of the era is painfully pointed.

Veidt is also attracted by the exotic. But exotic with a clear morbid decadent bias.

The India of colonizers and slaves, India strangled by the noose of enslavers, the India of Tagore and Mahatma Gandhi does not exist for him. It is obscured by the mystical fantasy of fakirism and the painful power of passions in an exotic setting.

The exoticism of historical epochs, the exoticism of "great victories" and conquests leads him to "Lady Hamilton". But the historical coloring of events here, too, dissolves into the neurasthenic passion of the one-armed Nelson, for whom Veidt finds all the colors of "great love" and "great suffering."

This is partly Christian von Schaff, the son of a billionaire, the owner of untold wealth, entailing a terrible chain: "Pearls, blood and tears." Neurasthenic inclinations of the psyche lead Veidt here to some semblance of non-resistance, Tolstoyism. But even here there are still enough colors in his palette.

Hence the natural leap towards naturalism. And Veidt comes to the images of the bohemian artist Arpado Charleslo and the salon poet from "Nu".

But both the artist and the poet give off a template and falseness. They are too cloying. With all the refined technicality of Veidt, with all his most sophisticated civility, with all the brilliance of his most subtle artistry, he does not have the means to convey the simplest shades of the most elementary naturalism.

From the romantic horror of the bloody eras to the almost Meiringian phantomism, Veidt is the most perfect embodiment of this line of development. Her most exquisite arabesque.

But the hero-lover of modern salons — this complete demonstration of spiritual squalor, this apotheosis of lacquered vulgarity — is not in Veidt's artistic means.

Its graphics are sexy but not smutty.

His drawing is ugly, but not prosaic.

It is decadent, but not vulgar.

Each actor sculpts his piece of life on the screen the way he sees and perceives it. In Janings (Emil Jannings), she breathes an almost primordial strength and carnivorousness. The realism of Werner Krauss is colored with grotesque and hyperbolicity. Fairbanks fills life with dynamics and movement. Moskvin is looking for it in the interweaving of the funny with the tragic.

Conrad Veidt gives a sexy drawing, gives a bizarre degeneration graphics. Its types are the most diverse symptoms of degeneration. His images are only various effects of decadence.

Veidt is a pet of a certain social environment. This milieu gave rise to pathology and mysticism in literature, and in life to homosexuals and the “blasé”. It was this environment that put forward the idea of the “decline of Europe”. And it was in her recesses that Spengler's philosophy was born.

Conrad Veidt is flesh of her flesh. He is one of the brightest manifestations of it. His work is the logical conclusion of the line of development that brought bourgeois civilization to the brink of degeneration. This is the most striking stroke of the cultural degeneration that has made art a mere fertilizer for European capital.

Each role of Veidt is a fragment of a certain worldview. This is how a person thinks and feels, who no longer has anything in his soul.

Each character of Veidt is a careful cultivation of the symptoms of decadence. A conscious and convinced hymn to human degeneration. Images of "great lovers", lines of "great passions", in which all shades sound - from prestisimo to furioso - in essence, the last wave of cultural decadence.

The powerless cry of a man who no longer has any way.

Veidt's acting is calm, emphatically calm. Movements are economical, slow. He plays with the lines of his thin figure. Plays with turns, slow bends of the limbs. His scenes are deliberately lengthened.

There are moments in The Indian Tomb and Lucrezia Borgia when he slowly moves from the depths of the screen to the fore. There seems to be no end to this movement. And this is deliberately calculated, thought out. The image, moving towards the viewer with some kind of slow majesty, takes root in the consciousness, freezes, is not forgotten.

Veidt is picturesque. He loves black and white combinations. He plays these combinations like no other actor in the world. His figure in a tailcoat and white turban in the "Indian Tomb" is exceptional in composition. A somnambulist in a black tights with a pale white face-mask, we will never forget either.

And the folds of Cesare Borgia's black camisole? Veidt combines these folds, dissolves in them, “spiritualizes” with them every bend, every turn of the body. Veidt almost always plays in close-up. He fills the entire screen space often with only one hand. These hands give much more play of mood than the weeping face of Mary Pickford. The hands of Cesare Borgia are a symphony, a whole poem of suffering, passion, conveyed only by thin, painful hands.

В фильме «Руки Орлака» он передает тончайшие оттенки душевных переживаний только скрюченными пальцами или пассивно опущенной кистью руки.

У него играет даже ладонь, даже локти, даже предплечья. В «Леди Гамильтон» он играет Нельсона даже отсутствием руки. Целой серией тончайших приемов он подчеркивает это отсутствие, заостряет его, растворяет весь образ именно в этой однорукости.

Его средства воздействия на зрителя необычайно просты, но в то же время тонки. И именно этой простотой и тонкостью ему удается добиваться порой колоссальных эффектов. Он умеет передать всю силу страсти только одной страдальчески поникшей фигурой. Кто не помнит этой фигуры, бессильно распростершейся на ступеньках мавзолея в «Индийской гробнице»?

Несомненно, Фейдт талантлив, исключительно талантлив. Но эта талантливость еще более заостряет проблему его творчества. Даже манера игры его, даже самый стиль его артистических созданий носит характер всё той же упадочности.

Он сексуален. И эта сексуальность органически в его манере. Она сквозит в каждом жесте Чезаре Борджиа, в каждой улыбке раджи Эшнапура, в каждом движении О’Коннора. И разве не чувствуется она даже в одном только сгибе наклоненной (над постелью девушки) фигуры Сомнамбулы?

Фейдт — крупный, исключительно крупный, исключительно талантливый актер. Но этот талант не дар, а проклятие. Это ярчайшая символика распада буржуазной культуры. ��Закат Европы». Талант, который мчит вперед лишь сила инерции. И мчит по путям, которые уже никуда не ведут.

--------------------------

In the film "Hands of Orlak" he conveys the subtlest shades of emotional experiences only with twisted fingers or a passively lowered hand.

He plays even the palm, even the elbows, even the forearms. In "Lady Hamilton" he plays Nelson even without his arm. With a whole series of the most subtle techniques, he emphasizes this absence, sharpens it, dissolves the whole image precisely in this one-handedness.

His means of influencing the viewer are unusually simple, but at the same time subtle. And it is precisely this simplicity and subtlety that he manages to sometimes achieve colossal effects. He knows how to convey the full power of passion with only one sufferingly drooping figure. Who does not remember this figure, prostrated helplessly on the steps of the mausoleum in the "Indian Tomb"?

Undoubtedly, Veidt is talented, exceptionally talented. But this talent sharpens the problem of his creativity even more. Even his manner of playing, even the very style of his artistic creations, bears the character of the same decadence.

He is sexy. And this sexuality is organic in his manner. It shines through in every gesture of Cesare Borgia, in every smile of the Raja of Eshnapur, in every movement of O'Connor. And isn’t it felt even in the curve of the figure of the Somnambula tilted (above the girl’s bed)?

Veidt is a large, exceptionally large, exceptionally talented actor. But this talent is not a gift, but a curse. This is the brightest symbolism of the collapse of bourgeois culture. "The Decline of Europe". Talent that rushes forward only the force of inertia. And rushes along paths that no longer lead anywhere.

[look-sharp-notes]

«Создавая коллекцию, я придумываю историю. Историю женщины или мужчины, историю перевоплощения. Во время работы над весенней коллекцией мною владел неукротимый дух приключений. Моей героиней стала независимая женщина, чья красота неподвластна времени. Образ мужчины не менее элегантный и стильный. Оба они принадлежат миру, который я люблю и обрести который становится все сложнее. Этот мир существует вне национальных границ, в нем по-прежнему имеет значение изысканность и ценится художественное мастерство. Здесь я создал мир, в который, надеюсь, вам захочется возвращаться снова и снова. В этом весеннем сезоне предлагаю вам мой взгляд на роскошь и приключения.»

Ralph Lauren.

“When creating a collection, I come up with a story. The story of a woman or a man, the story of reincarnation. While working on the spring collection, I was possessed by an indomitable spirit of adventure. My heroine was an independent woman whose beauty is timeless. The man's image is no less elegant and stylish. They both belong to a world that I love and that is becoming increasingly difficult to find. This world exists beyond national boundaries, where sophistication still matters and artistic excellence is valued. Here I have created a world that I hope you will want to return to again and again. This spring season, I bring you my take on luxury and adventure."

Ralph Lauren.

[edyavtostopom]

Что могло пойти так.

Натоптал винишко, можно и попробовать, позавтракужинать, пока дети спят.

Сама изысканность и утонченность XDDDD хомяки

Правильно, нет времени что то там вилкой ковырять, потому что прямо вот в этот момент кто-то из детей проснулся)))

[gazifikaciya]

Мойки и раковины из керамогранита для кухни

Преимущества каменной раковины из керамогранита для кухни

Мойки из керамогранита - элегантный и долговечный вариант для любого кухонного пространства. Изготовленные в московской компании «Бьютифул Стоун», такие мойки https://beautiful-stone.ru/stoleshnitsa-iz-keramogranita-kamnya/ известны своей устойчивостью к нагреву, царапинам и пятнам, что делает их практичным вариантом для кухонь, где много людей. Гладкая поверхн��сть придаст изысканности интерьеру вашей кухни, при этом их легко чистить и за ними легко ухаживать.

Когда дело доходит до выбора каменной мойки для вашей кухни, вы не ошибетесь, учитывая ее неподвластную времени красоту и долговечность. Они не только визуально привлекательны, но и очень функциональны, обеспечивая надежную и долговечную службу. Независимо от того, предпочитаете ли вы деревенский, современный или традиционный вид, каменная раковина может легко дополнить различные стили кухни.

Причины популярности

Керамические раковины являются еще одним популярным выбором для кухонных помещений благодаря своей универсальности и эстетической привлекательности. Они доступны в широком ассортименте цветов, форм и размеров, что позволяет легко подобрать идеальный вариант для оформления вашей кухни. Керамические раковины также устойчивы к царапинам и пятнам, что гарантирует их сохранность в первозданном виде на долгие годы.

Выбирая мойку из керамогранита для своей кухни, вы делаете разумные инвестиции как в стиль, так и в функциональность. Они изготавливаются с точностью и вниманием к деталям, в результате чего получается изделие высокого качества, которое излучает элегантность и изысканность. Независимо от того, хотите ли вы купить или заказать раковину из керамогранита, вы можете быть уверены, что привнесете нотку роскоши в свое кухонное пространство.

Покупайте у изготовителя

Производство раковин из керамогранита включает в себя тщательный процесс, который гарантирует, что каждая раковина соответствует самым высоким стандартам качества и долговечности. От выбора лучших материалов до применения передовых технологий в производстве, производители уделяют большое внимание созданию не только красивых, но и долговечных моек. Выбирая ее для своей кухни, вы можете быть уверены, что приобретаете изделие, в котором гармонично сочетаются стиль, функциональность и долговечность.

Связавшись с фирмой в Москве перед покупкой, Вы получите бесплатную консультацию и рекомендации у специалистов «Бьютифул Стоун»: Телефон: +7 985 883-20-06, WhatsApp: +7 964 765-13-51

[shajibmondol]

Хрусталь давно стал символом роскоши и утончённого вкуса. Освещение в доме играет важную роль, и хрустальные изделия от завода Гусь-Хрустальный способны подчеркнуть стиль и индивидуальность вашего интерьера. На официальном сайте "Салон Хрусталь" представлен огромный ассортимент высококачественной продукции, выполненной с заботой о каждой детали. Большие люстры подойдут для просторных помещений: гостиной, зала или большого холла. Они не только освещают пространство, но и становятся центральным акцентом дизайна. Отличный выбор для локального освещения — стильные бра или утончённые настольные лампы, которые обеспечивают мягкий свет и уют. Торшеры из хрусталя добавят вашему интерьеру больше элегантности, сочетая эстетику и практичность. Особого внимания заслуживают бронзовые люстры. Эти изделия отличаются классическим стилем, который подчеркивает их изысканность и долговечность. Все светильники завода Гусь-Хрустальный — это уникальное сочетание традиций производства, качественных материалов и современного дизайна. Узнайте, как заказать подходящий светильник, на официальном сайте: #Торшеры https://salon-krystal.ru/torshery

[ert54gerytr]

Хрусталь давно стал символом роскоши и утончённого вкуса. Освещение в доме играет важную роль, и хрустальные изделия от завода Гусь-Хрустальный способны подчеркнуть стиль и индивидуальность вашего интерьера. На официальном сайте "Салон Хрусталь" представлен огромный ассортимент высококачественной продукции, выполненной с заботой о каждой детали. Большие люстры подойдут для просторных помещений: гостиной, зала или большого холла. Они не только освещают пространство, но и становятся центральным акцентом дизайна. Отличный выбор для локального освещения — стильные бра или утончённые настольные лампы, которые обеспечивают мягкий свет и уют. Торшеры из хрусталя добавят вашему интерьеру больше элегантности, сочетая эстетику и практичность. Особого внимания заслуживают бронзовые люстры. Эти изделия отличаются классическим стилем, который подчеркивает их изысканность и долговечность. Все светильники завода Гусь-Хрустальный — это уникальное сочетание традиций производства, качественных материалов и современного дизайна. Узнайте, как заказать подходящий светильник, на официальном сайте: #Торшеры https://salon-krystal.ru/torshery

[dsgrhgfhdfg]

Хрусталь давно стал символом роскоши и утончённого вкуса. Освещение в доме играет важную роль, и хрустальные изделия от завода Гусь-Хрустальный способны подчеркнуть стиль и индивидуальность вашего интерьера. На официальном сайте "Салон Хрусталь" представлен огромный ассортимент высококачественной продукции, выполненной с заботой о каждой детали. Большие люстры подойдут для просторных помещений: гостиной, зала или большого холла. Они не только освещают пространство, но и становятся центральным акцентом дизайна. Отличный выбор для локального освещения — стильные бра или утончённые настольные лампы, которые обеспечивают мягкий свет и уют. Торшеры из хрусталя добавят вашему интерьеру больше элегантности, сочетая эстетику и практичность. Особого внимания заслуживают бронзовые люстры. Эти изделия отличаются классическим стилем, который подчеркивает их изысканность и долговечность. Все светильники завода Гусь-Хрустальный — это уникальное сочетание традиций производства, качественных материалов и современного дизайна. Узнайте, как заказать подходящий светильник, на официальном сайте: #Торшеры https://salon-krystal.ru/torshery

[wt54ytrjd]

Хрусталь давно стал символом роскоши и утончённого вкуса. Освещение в доме играет важную роль, и хрустальные изделия от завода Гусь-Хрустальный способны подчеркнуть стиль и индивидуальность вашего интерьера. На официальном сайте "Салон Хрусталь" представлен огромный ассортимент высококачественной продукции, выполненной с заботой о каждой детали. Большие люстры подойдут для просторных помещений: гостиной, зала или большого холла. Они не только освещают пространство, но и становятся центральным акцентом дизайна. Отличный выбор для локального освещения — стильные бра или утончённые настольные лампы, которые обеспечивают мягкий свет и уют. Торшеры из хрусталя добавят вашему интерьеру больше элегантности, сочетая эстетику и практичность. Особого внимания заслуживают бронзовые люстры. Эти изделия отличаются классическим стилем, который подчеркивает их изысканность и долговечность. Все светильники завода Гусь-Хрустальный — это уникальное сочетание традиций производства, качественных материалов и современного дизайна. Узнайте, как заказать подходящий светильник, на официальном сайте: #Торшеры https://salon-krystal.ru/torshery

[wqerwet]

Хрусталь давно стал символом роскоши и утончённого вкуса. Освещение в доме играет важную роль, и хрустальные изделия от завода Гусь-Хрустальный способны подчеркнуть стиль и индивидуальность вашего интерьера. На официальном сайте "Салон Хрусталь" представлен огромный ассортимент высококачественной продукции, выполненной с заботой о каждой детали. Большие люстры подойдут для просторных помещений: гостиной, зала или большого холла. Они не только освещают пространство, но и становятся центральным акцентом дизайна. Отличный выбор для локального освещения — стильные бра или утончённые настольные лампы, которые обеспечивают мягкий свет и уют. Торшеры из хрусталя добавят вашему интерьеру больше элегантности, сочетая эстетику и практичность. Особого внимания заслуживают бронзовые люстры. Эти изделия отличаются классическим стилем, который подчеркивает их изысканность и долговечность. Все светильники завода Гусь-Хрустальный — это уникальное сочетание традиций производства, качественных материалов и современного дизайна. Узнайте, как заказать подходящий светильник, на официальном сайте: #Торшеры https://salon-krystal.ru/torshery

[dsfwfertd]

Хрусталь давно стал символом роскоши и утончённого вкуса. Освещение в доме играет важную роль, и хрустальные изделия от завода Гусь-Хрустальный способны подчеркнуть стиль и индивидуальность вашего интерьера. На официальном сайте "Салон Хрусталь" представлен огромный ассортимент высококачественной продукции, выполненной с заботой о каждой детали. Большие люстры подойдут для просторных помещений: гостиной, зала или большого холла. Они не только освещают пространство, но и становятся центральным акцентом дизайна. Отличный выбор для локального освещения — стильные бра или утончённые настольные лампы, которые обеспечивают мягкий свет и уют. Торшеры из хрусталя добавят вашему интерьеру больше элегантности, сочетая эстетику и практичность. Особого внимания заслуживают бронзовые люстры. Эти изделия отличаются классическим стилем, который подчеркивает их изысканность и долговечность. Все светильники завода Гусь-Хрустальный — это уникальное сочетание традиций производства, качественных материалов и современного дизайна. Узнайте, как заказать подходящий светильник, на официальном сайте: #Торшеры https://salon-krystal.ru/torshery